Шалость планиды

«У этой девчонки с головой точно не все в порядке». Так он подумал о Сакуре, когда та начала то ли предрекать его будущее, то ли просто от скуки нести полную чушь. Может, она по дороге, ведущей к месту проведения испытания, где-то упала и не слабо приложилась головой о что-то твердое? Да еще и это глупое признание… Она была чересчур открыта с ним и говорила все, что думала. Это не вызывало ни чувства одобрения, ни уж тем более чувства уважения. Лишь какое-то едкое раздражение, будто он случайно укололся о возникший из ниоткуда ядовитый шип цветкового растения. Словно это растение виновато в том, что оно выросло тут, встав на пути Саске, а не он сам, поранившись об этот чертов шип. Именно. Сакура была похожа на цветок. Но на какой-то бледный, неказистый, некрасивый цветок, как и сама Сакура – блеклая, почти прозрачная, будто неживая для него и, тем не менее, доставляющая неудобства. Саске было не комфортно в ее обществе. Раньше, когда Сакура вместе с одноклассницами порхала вокруг него, она плотно сливалась с толпой неугомонных дурочек, которых Саске воспринимал как тиканье часов – как нечто повседневное и размеренное. Но теперь эта толпа рассеялась, но образ девочки с широким лбом остался и повис в его сознании безвольным фантомом подобно тряпичной кукле. Учихе хотелось прогнать этот образ, сорвать и отшвырнуть в сторону, избавившись от надоедливого внимания раз и навсегда, но вместо этого он терпел. Ее вежливость казалась ему притворной, и он это терпел. Ее внешность казалась ему хоть и запоминающейся, но вместе с тем какой-то приторно слащавой и фальшивой – он и это терпел. А ее открытость и вовсе бесила: человеку порой необходимо держать свои мысли и мнение при себе, иначе наживешь себе так кучу недругов и проблем. А этой розоволосой было будто до лампочки, что о ней подумают другие. Подумают о том, насколько она чудная, и те покрутят пальцем у виска. Странно это признавать, но ранее присущая Сакуре назойливость воспринималась им как нечто обыденное. Он привык к этому, и на душе царили покой и безразличие. Но в определенный момент вдруг что-то поменялось. Равнодушие исчезло, и на смену ему пришло скрежещущее чувство недовольства, подобно тому, как стальным лезвием царапают стекло. В тот вечер, когда Саске ранил ее в ногу своим сюрикеном, он запомнил взгляд ее зеленых глаз, в которых не плескался восторг вкупе с обожанием. Она стояла, обняв фонарный столб, смотрела на него, и в ее глазах сияла самая настоящая любовь. Так на него смотрели только родные. С тех пор, как он оставил ее там, у него на душе стало неспокойно. Она смотрела ему в душу. Она залезла к нему в душу. Учиха хотел забыть этот взгляд, забыть тот вечер. Потому что после этого случая пустоту в сердце начало заполнять странное и необоснованное желание потянуться навстречу к источнику света, живым огоньком искрившемуся в ее нефрите. Однако глубокой ночью, когда он пытался заснуть, разум обуздал это желание и упрек Саске в том, что он позволил этой девчонке покоробить его душевное равновесие, характеризующееся мрачным настроем на кровавое отмщение. Но теперь, будучи больше не в силах сохранять даже подобие намека на прохладную отстраненность по отношению к Сакуре, Учиха принял решение воспринимать Харуно не как серьезную угрозу, но как досадную помеху. Раздражающий фактор. И вот теперь, когда он в гневном недоумении наблюдал за поведением Сакуры, затаившись в кроне деревьев, ему хотелось прибить этот «раздражающий фактор». Какого черта она там отсиживается? Чего она ждет? Ясное дело, Учиха не был слепым и видел, что Харуно сильно ушиблась, но это – не оправдание. Она будущая куноичи, способная вытерпеть любые побои, или вечно бездействующая соплячка? Ну просто слов нет! Саске ждал до последнего, рискнув все же положиться на Харуно. Хоть она ему и не нравилась, но нельзя было списывать со счетов тот факт, что Сакура была довольно сообразительной – авось у нее созрел план, и она просто ждала подходящего момента для того, чтобы застать Какаши врасплох. Однако вскоре Учиха принял решение похоронить слово «доверие» вместе с его значением глубоко в сознании и больше никогда его оттуда не доставать. Его ожидания не оправдались, и Сакура с Какаши решили, видите ли, вдруг пофилософствовать о «природе»! «До чего же бесит…»

***

В его взгляде читалось презрение. Причем злостное такое презрение, словно он видел во мне заклятого врага. От такого взгляда на душе сделалось тревожно и обидно. – Ты вообще в своем уме? Стальной голос ощутимо резанул по ушам. Держась за ноющий тупой болью бок, я ответила ему вопросом на вопрос: – Что ты имеешь ввиду? – Ты сидела и ничего не делала. Почему? Я слегка вздрогнула и виновато отвела взгляд. – Ну… как видишь, я слегка не в форме. Я, кажется, сломала ребро и… – И что? – сказал он, вдруг сделав шаг вперед. – Этого, по-твоему, достаточно, чтобы бездействовать и ждать чуда? Еще один шаг вперед. Я почувствовала исходящую от приближающегося Учихи угрозу, скрутившуюся узлом в животе. Я позорно отступила на шаг назад. – Нет, не достаточно. Просто я… – Просто что!? – вдруг рявкнул Учиха. – Просто струсила? Или просто слабая? Может, ты просто ни на что не годное подобие куноичи, у которой вместо головы – розовое облако, наполненное мыслями о сопливой романтике? У которой нет стремления достигнуть высот в качестве ниндзя? У которой в арсенале «полезных» навыков имеется только скулеж и вера в собственное спасение? Ответь мне, черт возьми! Странно вел себя Саске-кун… Я прислонила свободную руку к груди и проглотила образовавшийся в горле ком. – Ты злишься на меня из-за колокольчиков? Я посмотрела на два металлических шарика с красными ленточками, которые были закреплены на поясе рядом стоящего Какаши-сенсея. Он молча наблюдал за нашей перепалкой, не желая вмешиваться. После моего вопроса в его единственном открытом глазу будто возник вопрос: «а из-за чего еще, по-твоему, он злится?». Это был намек на то, что мой вопрос – глупый? Да? – У тебя ни мозгов, ни гордости… да, я о колокольчиках. Из-за тебя мы проиграли. Я опустила взгляд и уставилась себе под ноги. Честно говоря, удивительно, что каждое его слово не било по мне хлыстом. Разумеется, было, обидно, но не сказать, чтоб до слез. Я же все-таки знала истину, а значит слова Саске-куна в какой-то степени были бессмысленны. Зачем было на них обижаться? Бесшумно вздохнув, я произнесла эту истину, отрицательно покачав головой: – Дело не в колокольчиках. Мы бы ни за что в жизни не смогли бы их отобрать.