До луны и обратно

      Ночной город заставляет сердце стучать в набат, а переполненные людьми улицы вызывают щемящее чувство тоски на душе. Как же долго он не выходил на охоту. Бесконечное улочки, яркие вывески и неутихающий гул машин вызывают восторженный писк и желание поскорее сорваться и надышаться всей этой свободой. Савада хочет поглотить её полностью, не боясь подавиться или отравиться. Уличная жизнь для него так же нормальна, как и убийства для его сегодняшних нянек. Выйдя из машины без гроша, уже спустя полчаса он пересчитывал свой заработок, ехидно сверкая глазами в сторону охреневшего от такого поворота Хаято. У Тсуны ловкие пальцы не только из-за постоянных репетиций, но и частых краж. Талант карманника молодой человек открыл в себе ещё в Японии, а усовершенствовал его уже в Англии. Вечные подработки и место бюджетника никак не спасали от голода и хотелок, да и дурь стоила прилично. Кредит Савада брать отказывался, а просить помощи отца было просто непозволительно.       — Эй, красавчик, не хочешь развлечься? — местные бабочки летят на него, словно на огонь. Это привычно и совершенно нормально, лишь не для Хранителей, что сейчас с таким удивлением смотрят на девушку.       — Прости крошка, я по другой части, — Савада приветлив и дружелюбен, прекрасно понимая, что Италия — это не Англия, и здесь у него связей нет, — но можешь подсказать, где обитают местные красавчики.       — Ты по зайчикам или медведям? — тут же интересуется мадам, ничуть не обидевшись.       — Да плевать, три месяца голодаю.       На подобное заявление красотка лишь сочувственно приобнимает, а потом указывает на более-менее приличный клуб, где есть всё, включая единорогов и двухголовых змеев. Дав пару советов и указаний, милашка исчезает из поля зрения, а Савада послушно идет в указанную сторону. На входе в клуб Тсуна профессионально игнорирует очередь и идет сразу к охраннику. Сверкнув плотоядным взглядом, пошлой улыбкой и купюрами, под крики недовольных, спокойно заходит вовнутрь, не забывая прихватить с собой нянек.       — Развлекайтесь, — сунув в руку Кеи все свои деньги, Тсуна удаляется.       Стоит спуститься на танцпол, он тут же окружен предложениями всего рода, от которых отказываться и не собирается. Тсунаеши любил свою моногамную и монотонную жизнь с Брайтом, но ничто так не заставляло сердце стучать, как возможность перетрахать здесь всех. Кровь шумит в ушах, глаза заслоняет похоть и он отдается своим желаниям полностью, спустя столько лет впервые отпуская свою силу.       — Мне кажется, или мы вообще его никогда не знали? — интересуется Гокудера, попивая безалкогольный коктейль.       Джудайме исчезал и появлялся в его поле зрения с периодичностью в десять-пятнадцать минут и каждый раз с новым напитком в руке и новым парнем. Подобная легкомысленность заставляет переживать до коликов в животе. Неужели тот не понимает, что ему могут что-то подлить или подсунуть?       — Ку-фу-фу, — Мукуро не слушает напарника, продолжая поедать свое бывшее Небо глазами.       Тсунаёши был прекрасен. Гибкий, стройный, развратный и чертовски завораживающий. Рокудо уверен, что никогда больше не увидит ничего более пошлого, чем Тсуна, прикусывающий губу. А то, с какой легкостью он вертит своими поклонниками, заставляя их чуть ли не на коленях умолять прикоснуться к себе, вызывает трепет. Черт побери, это намного интереснее, чем вечно шуганный нескладный подросток.       — Чертов зверек, — Хибари расслаблен, хотя вида не подает. После того концерта в нём будто что-то изменилось. Безумие немного утихло, позволяя смотреть на мир более трезвым взглядом.       Все трое сейчас находятся в ВИП зоне, где музыка не так бьёт по перепонкам и можно спокойно общаться, наслаждаясь концертом в исполнении Савады. Может стоит попросить его станцевать им всем стриптиз? Судя по чужой пластике и грации, опыт такой уже имелся. Кто бы мог подумать, что такой скромный и тихий паренек мог так сексуально танцевать на барной стойке. И ведь никто его не пытается стащить. Охрана и работники делают морду кирпичом и не пытаются угомонить молодого мужчину, который явно нарушает законы их клуба.       Спустя час прибывая в этом гадюшнике, как выразился Облако, Хранители как-то незаметно даже для самих себя начали разговор ниочем, хотя раньше такой херней не страдали и особого дружелюбия друг другу не проявляли. Хотя все же, по их негласному мнению, во всем был виноват Савада — слишком уж развратно танцует. И вместо того, чтобы бороться с смущением и очевидным возбуждением, парни выбрали наименьшее из двух зол — друг друга.       — А кто такие единороги? — все же интересуется Хаято. Гей-термины как-то никогда его раньше не интересовали, а вот теперь, кажется, придется себя подковывать в ныне неизвестной науке.       — Мифические животные, — любезно отвечает Кея и тут же напрягается, стоит двери их комнаты открыться с резким треском.       — Развлекаетесь? — зрачки Савады расширены до невозможности, и Хаято начинает корить себя, за то, что все же не уследил за Джудайме.       — Обдолбался? — Хибари кривит лицо в отвращении, но ничего не предпринимает, когда тот плюхается рядом с ним.       — Обдолбался, — ничуть не стесняясь, отвечает молодой человек и начинает жевать сухарики, что так любезно были принесены официанткой,— только отцу не говорите, а то снова начнет свои лекции о вреде дури. Да и немного принял, так что по возвращению в поместье все пройдет.       — А без этого никак? — интересуется Рокудо. Идея откачивать бывшее Небо из его угара как-то не особо прельщает.       — Никак, — согласно кивает Тсуна, заливая в себя чужой коктейль. — Безалкогольный, серьезно? Может еще и целибат практикуете?       — Оя-оя, не все такие отвязные, как ты. Лучше скажи, нагулялся?       — Еще даже не начинал, — удивленные лица Хранителей вызывают лишь приступ смеха со стороны Савады,— вам отец отчеты обо мне разве не показывал? Я года два в клубах жил. Протрезвел только ближе к третьему курсу университета. А потом бросил всё и зажил монотонной жизнью. Так что считайте, что отмечаю свободу духа и тела.       Гокудера как-то неуверенно мнется, но все же осмеливается задать ранее озвученный вопрос об единорогах, двухголовых змеях и других зверях. Савада с пару секунд смотрит на того, а потом заливается в таком приступе, что Хибари ненароком чуть свой напиток не уронил.       — Точно уверен, что хочешь знать? — Ураган как-то прилежно кивает головой, профессионально игнорируя чертиков, что сейчас танцуют хороводы в глазах Джудайме, — ну ладно. Мальчики-зайчики — это пассивчики, обожающие, когда их затрахивают до потери сознания. Медведи как раз таким обычно и занимаются. Единороги — извращенцы, обожающие трахаться под наркотой. А двухголовые змеи — это вид людей такой. Они любят, когда их имеют сразу несколько партнеров.       — Ку-фу-фу, и к какому же типу принадлежит наше милое Небо? — Рокудо обескуражен такой откровенностью и беззастенчивостью. А еще совсем немного заворожен.       — Кто знает? — Савада подмигивает, а после исчезает, возвращаясь на танцпол, где толпа уже ликует и снова затаскивает на барную стойку.       В час ночи Савада заваливается в ВИП комнату снова, на этот раз с объявлением об их скорейшем отъезде. Причину столь быстрого ухода молодой человек объяснять не хотел, но по пути к машине раздраженно избил парочку местных гопников, посмеявшись отпустить в адрес Неба не особо лестные комментарии насчет его внешнего вида и компаньонов. По пути в поместье Вонголы Хаято залечивал разбитые костяшки Тсуны, который относился ко всему как-то откровенно наплевательски и отстраненно. Хранители вопросов не задавали, решив, что тот просто словил плохой приход и сейчас отходит.       — Останови машину, — просит Тсуна, когда они выехали на пустынную дорогу.       Кея послушно тормозит, а потом делает независимый вид, впрочем, как и Рокудо, стараясь не особо вслушиваться в блюющие звуки своего несостоявшегося босса. Хибари злорадно думает, что зверек получил по заслугам, нехрен обдалбываться и бухать, как конь. На второй минуте чужого мучения Хаято не выдерживает и все же решается помочь Тсуне.       — Чертов зависимый, — о том, что Ураган был до сих пор помешан на Саваде, знали исключительно Десятое Поколение Хранителей. Фотографии и видеозаписи, неизвестно каким путем добытые, располагались на переносном жестком диске, который тот запирал в сейф. А подаренные когда-то Тсунаеши подарки, Хаято разложил ровно по линеечке на комоде своей комнаты и ежедневно чуть ли не молился на них.       — Джудайме! — голос Урагана полон первобытного ужаса, поэтому Кея с Рокудо тут же вылетают из машины, только чтобы увидеть нихрена-таки необычное зрелище блюющего кровью Савады.       — Нормально, — мычит тот и заходится в душераздирающем кашле, выплевывая такое количество крови, что неизвестно ещё, как находится в сознании.       — Больница. Срочно, — приказ Урагана звучит грозно, и напарники согласно кивают. Видимо, кто-то все же умудрился отравить Тсуна на танцполе.       — Нет, — рычит Савада, — не первый раз. Пройдет.       Тсунаеши болен? Иррациональная мысли, что все это — лишь иллюзия, входит в голову Рокудо подобно копью. Если это не первый и не второй раз, значит Небо знает о своей болезни. И если относиться к ней настолько наплевательски, означает ли это, что прогнозы неутешительные, а Небо просто прекратило бороться?       — Извините, но придется задержаться. Не хочу салон машины портить.       Хранители отрешенно кивают, наблюдая за очередным приступом.       — Джудайме, вас трясет.       — Холодно, — фыркает тот, отплевывая очередной сгусток крови, — нормально, пройдет скоро.       Остекленеший взгляд, раскрасневшееся лицо и испарина — явный признак температуры. Добавляем ко всему этому тряску и тошноту с кровью и получаем туберкулез? Рак? Другие заболевания отчего-то не лезут в голову, и Ураган корит себя за все грехи мирозданья, что не настоял на медицинском осмотре по прибытии Джудайме в поместье. Да и идиоты, что разрешили ему вообще по городу шляться в рванных джинсах и одной футболке.       — Подайте воды, пожалуйста, — кашель более - менее успокоился, осталось лишь сердцу прекратить пытаться выбить грудную клетку, а глазам слезиться. Тсунаеши жадно глотает прохладную воду, а потом облокачивается на дорожный знак. Ох, как же он надеялся, что этого не случится при них. Чувствовал же, что стоило раньше свалить, но желание поиграть с людьми затуманило весь рассудок. Идиот одним словом.       — Чем вы болеете? — голос Гокудеры полон холода и решимости. Савада подозревает, что даже будь у него действительно какая-то неизлечимая инфекция, то Ураган обязательно найдет лекарство в кратчайшие сроки.       — Ничем, — клянется Тсуна, но Хаято не отступает, — нет, правда. Это не болезнь, а обыкновенное последствие одиночества.       — Не верю! — Гокудера чуть ли не плачет, поэтому Савада сдается.       — Я не болен и не умираю, просто наказан за непослушание. Я иду против собственного Пламени, отказываясь быть с Семьей. Алкоголь, дурь, музыка, секс — это мой способ избавляться от, назовем это переизбыточной силой. Одноразовые партнеры не особо помогают, поэтому лучше заводить моногамные отношения. Желательно, конечно, быть с кем-то, у кого есть Пламя, но и обычные люди тоже помогают.       — Зачем вы так себя мучаете тогда?! Не проще ли…       — Нет, — рычит Савада, а потом заходится в очередном кашле, — не проще, Гокудера-кун. Да и после устроенного вам концерта и сегодняшней дури, мне намного легче. Так что скоро пройдет, не переживай так.       — А вот и буду! — Хаято понимает, что ведет себя, словно дитя малое, чуть ли ногами тут не топает, но поделать ничего с собой просто не может, — я буду переживать, потому что это моя работа. Если вам так плохо, то почему никому не сказали? И я отказываюсь принимать все происходящее как данность. Это неправильно! Вы должны заботиться о себе и своем здоровье. И если вам, действительно, легче от игры на скрипке, то тогда продолжайте играть всем нам, только, пожалуйста, прекратите вести такой разгульный образ жизни. Это ненормально и опасно!       Тсунаеши удивленно смотрит на мини-истерику в исполнении Урагана, а потом улыбается тому так нежно, что в груди все начинает щемить и скрести, а на глаза наворачиваться слезы.       — Моя безопасность — не твоя работа, Гокудера-кун. Я не твое Небо.       — Отчего нет? — настолько банально-очевидный вопрос выбиваит Кею и Мукуро. А ведь, действительно, почему нет?       — Потому что я не выбирал тебя.       — Так выберите, — Хаято встает на колени перед Небом, берет того за руки и смотрит так преданно, что Савада как-то даже забывает, что повсюду его кровь, которая теперь пачкает дорогие брюки, — выберите меня своим Хранителем. Позвольте быть рядом с вами и защищать вас до последнего вздоха. Я не буду мешать вам, честное слово. Если прикажете — покину мафию и навсегда останусь с вами. Мне наплевать на все, кроме вас и вашей безопасности. Я более десяти лет сходил с ума, без возможности видеть вас ежедневно. Я не принимаю нынешнего Десятого и ненавижу его, потому что он — не вы. Пожалуйста, я хочу быть только с вами.       Столь яркое выражение чувств смущает Тсунаеши. Ему и раньше клялись в вечной преданности, Брайт тому самое недавнее подтверждение, но Хаято завораживал. Своим преданным взглядом, сбитым дыханием, неуклюжей попыткой скрыть вспотевшие от переживания ладони. Молодой мужчина смотрел Небу прямо в глаза, наплевав на всю абсурдность происходящего и зрителей в первом ряду. Хаято был настолько искренен, что Тсунаеши было очень сильно неуютно сейчас. Он хотел сказать, что все это — глупость, и чтобы Ураган не забивал себе голову ерундой, а потом махнуть рукой на все рукой, вернуться в заточение и делать вид, будто бы ничего не случилось. Хотел, но не мог. Не мог рассмеяться в лицо человеку, который открыл перед ним свою душу. Не мог разрушить чужое помешательство, что так льстило и подкупало настолько, что он переплетает их пальцы сильнее, даже не пытаясь скрыть собственного смущения. Сэм всегда клялся, что любит его до луны и обратно, только вот теперь Тсуна уверен, что Ураган чувствует эмоции посильнее.       — Прошу вас, примите решение. Ради вас я готов на что угодно, — Рокудо забавляет вся эта ситуация в целом. Ураган чуть ли не в любви тут признается, а Тсунаеши краснеет так, будто бы не он с час назад танцевал на барной стойке.       — Даже на секс втроем? — решил отшутиться Савада, но видя кивающего Хранителя, все же решил, что шутка дерьмовая.       Затянувшуюся паузу разрушает очередной приступ кашля, которому сначала молодой мужчина рад, а потом понимает всю глупость ситуации. Ураган хочет быть с Небом, изъявив полное желание подчиняться любому капризу и поклялся в верности, наплевав на Вонголу. А он практически согласился, заставляя внутреннюю силу тянуться к такому податливому Урагану, чтобы заклеймить, приручить и скрыть от всего мира. Он задыхается из-за избытка кислорода, а тело трясет с такой силой, что, кажется, будто его засунули в блендер. Пламени откровенно насрать на пожелания собственно хозяина. Ему нужна стабилизация. Ему нужен Хранитель. И если ради этого придется замучить своего носителя до полусмерти, то так тому и быть.       — Забери свои слова обратно, — кряхтит Тсуна, срываясь на крик из-за очередного ужасающе сильного спазма. Его одежда благополучно испорчена в крови и земле, а колени саднят из-за постоянного трения о шершавую поверхность.       — Нет, — Хаято упрямый мазохист, чье сердце сейчас обливается кровью из-за ужасающего зрелища, но продолжает гнуть свою палку, прекрасно понимая, что больше возможности заполучить себе хозяина тот просто может не заиметь.       Людям с пламенем Неба физически нужны Хранители, чтобы стабилизировать собственную мощь. Пламя делится на шесть равных частей, подпитывая тех, тем самым ослабляя себя, хоть и не сильно, но достаточно ощутимо. Столь радикальной мере есть две причины: защитить носителя от перегрева, позволяя сконцентрироваться на благополучии Семьи; во время опасности все силы могут быть сконцентрированы на Небе, чтобы лучше защитить того, и дать возможность уничтожить врага одним единственным ударом. Достаточно хорошо продуманная система, которая совершенно не берет в расчет желаний носителей. Савада знает это, потому что гений, наебывающий мафию с малолетства. А еще он — вор, мошенник и карманник, всегда имеющий отходные пути.       Резкий рывок, и вот он уже так близко, что может почувствовать запах, практически выветрившегося одеколона и сигарет. Словно змея, Савада обвивает Ураган, а после целует, совершенно позабыв обо всем на свете. Тсунаеши полностью сконцентрирован на Хаято. На его удивленных глазах, дрожащих руках и нервного постанывания. Тсуна сцеловывает каждый звук, обнимает крепко и нежно. Он ощущает каждый удар чужого сердца, которое постепенно успокаивается и бьётся в ритм своего. Абсолютный унисон вызывает чувство лихорадки и бескомпромиссного счастья. Их Пламя сливается воедино, заставляя Хаято протяжно застонать в чужие губы и еще сильнее прижаться к такому заветному и горячему телу. Еще никогда в жизни Ураган не чувствовал себя настолько нужным, желанным и полезным. Если это то, как должен чувствовать себя настоящий Хранитель рядом со своим Небом, то Гокудера отчаянно не понимает, как все это время не подох из-за нехватки такого тепла. Хотелось еще и больше, чтобы это никогда не заканчивалось, но молодой мужчина не смеет просить о большем, лихорадочно понимая, что просто не переживет, если его отвергнут.       — Мой, — шепот Неба вызывает мурашки по всему телу, заставляя чуть ли не кончать от подобного вердикта. Это впервые, чтобы он был на грани лишь из-за простого поцелуя. Хотя, у Хаято просто бы язык не повернулся назвать то, что Небо сейчас делает с ним «обычным».       У Урагана потрясающе мягкие губы и нежная кожа. Подобное открытие вызывает лишь желание поглотить того всего и без остатка. Серебристые, немного запутанные, но чертовски завораживающие волосы хочется гладить бесконечно, а под рубашкой скрывается просто невероятно подтянутое и привлекательное тело. Подушечками пальцев Тсунаеши чувствует узор татуировки на спине Хранителя. Откровенное желание разорвать такую ненужную рубашку и провести языком по неизвестному эскизу, переполняет все тело. Такого нетерпения и похоти Тсунаеши не чувствовал еще никогда. Даже обдалбываясь до потери сознания, и с многочисленными партнерами он так еще никогда не заводился, как от тихого стона себе в губы. Хаято был порождением чистого секса, которое стоило бы запереть у себя в спальне и никогда не выпускать. Он любил бы его сутки напролет, заставляя кричать свое имя. Он бы показал этому подрывнику, какого это испытывать оргазм на протяжении суток, недель, месяцев. Тсунаеши с радостью бы посадил Хаято на цепь, как преданного пса, заставляя исполнять самые пошлые и развратные приказы.       — Я отымею тебя до потери сознания, — клянется Савада, — надену на тебя ошейник и привяжу к кровати.       Гокудера согласно мычит и тянется обратно к Небу. Эти губы должны быть на его теле, а не разводить монологи. Подрывнику наплевать, отдать или взять, единственное, чего он хочет, это быть единым с его хозяином. Самым нежным, самым желанным, самым развратным, самым любимым. Хаято хочет этого настолько отчаянно, что как-то подзабыл о том, что они сейчас, вообще-то, на проезжей части, а недалеко от них стоят двое и прихреневают от всего этого зрелища. То, что Савада был ходячей похотью Кея и Мукуро, уже давно поняли. Однако, и не подозревали, что Ураган может издавать такие звуки и выглядеть настолько развратно. Подобное зрелище немного смущало и заводило. Настолько, что, грешным делом, Облако и Туман были не прочь сейчас присоединиться к этой парочке.       — Джудайме, — молящий стон вызывает лишь самодовольную ухмылку. Хаято настолько близок к разрядке, что чуть не плачет, когда Небо разрывает поцелуй. Он смотрит на подрывника сверху вниз своими невозможно прекрасными глазами и облизывается настолько плотоядно, что начинает кружиться голова, а из горла вырывается крик, больше походящий на стон. Никогда еще в жизни Гокудера не кончал лишь из-за простого взгляда, и это было потрясающе. Настолько, что тело становиться в разы тяжелее, а сознание уплывает, помахав на прощание платочком.       Савада как-то непонятно фыркает, а потом поднимается с земли, даже не стараясь привести себя в порядок. Его волосы растрепаны, зрачки расширены, а грудная клетка ходит ходуном. Это впервые на его памяти, чтобы его партнер отключился из-за оргазма. Однако, судя по восприимчивости Хаято, его чувствительности и податливости, подобное будет происходить еще не раз. То, что у всего этого будет продолжение, Тсунаёши уверен на все сто. Подрывник не стал его Хранителем. Тсуна просто немного поделился своим пламенем, однако, и этого хватило, чтобы облегчить внутренний пожар. Какое же облегчение его ждет после полноценного секса, Небу неизвестно, но он старательно игнорирует эту мысль, прекрасно понимая, что сорвется и изнасилует податливое и бессознательное тело подрывника.       — Полегчало? — голос Кеи тих и слишком бесстрастен. Увиденное представление заставляет глотку пересохнуть, а похотливые мысли так и переполняют голову. Он бы с удовольствием сейчас завалил Саваду на заднее сидение и оттрахал бы так, что то с неделю ходить бы не мог. Но его сдерживает прекрасное понимание того, что чертов Туман обязательно присоединиться. Мукуро тот же извращенец, и Хибари не горит желанием делить с недругом добычу.       — Намного, — мурлычет Тсуна. Он закидывает бессознательного Урагана себе на плече, а потому аккуратно укладывает того на заднем сидении автомобиля, — можем ехать.       — Оя-оя, и это все, что тебе хочется сказать? — Мукуро недоволен настолько, что чуть ли ни ядом брызжет, — а ответственность за все это брать не собираешься?       Савада как-то запоздало понимает, что, скорее всего, Облако и Туман сейчас возбуждены не на шутку. Пламя Неба хоть и не было направленно на них, но отголосок-то их задел. Это нормально для Хранителей, желать быть подле своего Неба. И не всегда это желание выражается в платонических обнимашках. Достаточно многие Небеса разделяют кровать с другими элементами только потому, что обе стороны отчаянно в этом нуждаются. Поэтому, ничуть не смутившись, Тсуна целует сначала Мукуро, а потом и Кею, передав им совсем каплю своего Пламени. Бурной, как у подрывника, это реакции не вызывает, но парни явно не отказались бы от продолжения.       — У меня просто огромная коллекция ошейников, можете немного попозже выбрать один и носить, — Савада смеется из-за чужой растерянности, а потом устраивается поудобнее на заднем сидении, стараясь не тревожить бессознательного Хаято.