Чем более странным нам кажется сон, тем более глубокий смысл он несет. Зигмунд Фрейд
Огонь факелов бросал тени на стены, играл бликами на коже, одежде. Трудно дышать. Воздух тяжелый, мускусный. Вокруг голые стены из сплошного неотесанного камня. Передо мной на коленях стоит совершенно незнакомый мне человек. Плеч касаются чужие руки. Прикосновение ненавязчивое, оно должно быть поддерживающим жестом, однако руки на плечах ощущаются чугунными кандалами. — Убей, — шепчет неизвестный за моей спиной, чьи руки сейчас сжимают мои плечи. Человек. Кем бы ни был мужчина передо мной, он в первую очередь человек. Такой же, как я. Холод металла опаляет ладонь. Он особенно дико ощущается на фоне чужой теплой ладони, что вкладывает кинжал мне в руку, переплетая наши пальцы. Острое лезвие ранит нежную кожу, смешивая кровь из порезов. Мою и его. Острие кинжала указывает на мужчину перед нами. Тот поднимается, наши глаза на одном уровне. Резкий выпад, и кинжал по рукоять уходит в плоть мужчины. Из его рта к подбородку скатывается ручеёк крови, взгляд стекленеет, через мгновение мертвое тело падает к моим ногам. — Мы с тобой одной крови, ты такая же, как и я, — он подносит наши ладони, держащие кинжал меж переплетенных пальцев, на уровень глаз. А по нашим ладоням тонкими ручейками бежит кровь. Наша и чужая. Пробуждение неожиданное. Касаюсь мокрых щёк, с удивлением глядя на собственные слёзы. Еще некоторое время смотрю на свои дрожащие ладони, выискивая пятна крови и, естественно, не нахожу. В горле ком, в душе опустошённость и дрожь по всему телу. Уснуть ещё раз не получилось, потому остаток ночи я провела в раздумьях у костра. Мне всегда снились реалистичные сны. От особенно шокирующих я могла отходить часами. Так же и этот сон не скоро сотрётся из моей памяти. Возможно, я бы забыла о сне куда раньше, если бы не вспомнила ещё о пяти подобных, приснившихся мне, когда я ещё была в родном мире. Убийство всегда оставляет отпечаток. Даже если это убийство во сне. От воспоминаний внутренности затопило холодом, и я сильнее закуталась в плащ. Началось всё теплым апрельским утром. Учебный год почти кончился, и я предвкушала хорошее времяпрепровождение с подругой, которая на днях должна была как обычно приехать в Москву. Но вот раздался звонок… и дрожащим голосом подруга сообщила, что её сестра в больнице. После потянулись долгие две недели, которые мы вмести провели как на иголках. А в начале мая её сестра скончалась, так и не придя в сознание. Тогда я впервые узнала, что такое потерять родного человека, к счастью, не на себе. Глаза подруги, так же как и её родителей, которых мне приходилась иногда видеть, почти всегда были красными от слёз. Мы сутками пропадали на улице, только бы не возвращаться домой, где всё напоминало о погибшей девушке. В июне меня отправили в лагерь. Это было то что нужно. Я словно очутилась в другом мире. Мире, где никто не умирает и все всегда счастливы. Но только на первый взгляд. Именно там я впервые узнала, что такое сигареты, алкоголь и прочие радости сердца, так близкие некоторым подросткам. С такими подростками я и познакомилась. Был среди них один парень, его звали Макс. Ему было шестнадцать, он слушал рок, носил всё черное, у него была проколотая нижняя губа и озорные глаза-хамелеоны, которые меняли цвет от тёмно-карего до золотистого в зависимости от его настроения и сегодняшней погоды. Я сдружилась с ним и его компанией. Он стал моей первой любовью. Но когда я приехала домой, мне стало не до любви. В начале июля умерла моя бабушка. Самый близкий мне человек, она была ближе матери, именно в её доме и с ней прошло всё мое детство, до семи лет я называла её мамой, потому как родной матери почти не видела. Похоронили сразу же. Все были такими сдержанными, бегали, переживали, что не успеют похоронить в течение недели. Я помню, как истерила на всю улицу. Вопрошала, почему они так спокойны, почему не плачут, ведь она… умерла. Самый родной мне человек умер, а на их лицах я видела лишь озабоченность тем, что гроб заказать не успеют. На похоронах я впервые увидела, как тётя плачет. Всегда веселая и жизнерадостная, она не могла сдержать слёз. Так же как и я. Два дня я просто сидела на кровати и ревела не переставая. После позвонил Макс. Он сразу понял, что со мной что-то не так. Вытащил погулять, и весь день мы шатались по городу, а ближе к вечеру пришли к его друзьям, у которых была вечеринка. Это был первый в моей жизни раз, когда я напилась. На вечеринке я познакомилась с Оксаной, сестрой Макса, она была младше него на два года и старше меня меня на несколько дней. Оксана стала моей подругой, постепенно ей удалось вытащить меня из депрессии. А после начались эти сны. Сначала мне приснилось, как Макса сбила машина, после этого сна меня трясло несколько дней. На тот момент мы плохо общались с Оксаниным братом, и потому он ничего не знал; потом мне дважды снилось, как я убиваю людей из самозащиты, а после и просто так. Меня мучила совесть, несмотря на то, что я понимала, что это сон, и этих людей я никогда в жизни не увижу, не то что убью. Я плохо спала, боясь, что опять начнутся такие пугающие меня сны, плохо ела. Темные круги под глазами и бледность стали моими постоянными спутниками. Я стала ближе общаться с Оксаной, Максом и его компанией. Мы часто тусили вместе, они устраивали вечеринки, мы напивались, я стала меньше бывать дома. Так прошли три года и пришла пора сдавать выпускные экзамены. Перед экзаменами я плотно засела дома, почти никуда не выходя. Как раз по окончанию экзаменов Оксане исполнилось восемнадцать, и наконец я оказалась здесь. На рассвете я затушила костер и продолжила свой путь до Браймонта.***
Через три дня я добралась до следующего города. Это был совсем небольшой городок Риквулд, с узкими улочками, множеством перекрёстков и лишь одной большой, но на диво шумной центральной площадью. Улицы здесь были грязнее, чем в Вестерне, а люди беднее, но здесь было куда уютнее. Как только я прошла через главную арку, на меня обрушилось множество звуков: люди разговаривали — кто-то громче, кто-то тише, что-то звонче, кто-то басом, где-то играли на скрипке, чуть дальше со всех сторон слышались зазывания торговцем, стучали по мощённой улочке копыта лошадей. В первые мгновения я стояла будто обухом по голове ударенная — после тишины леса было непривычно очутиться в пространстве, где всё гудит, кричит и буквально дышит жизнью у тебя над ухом. Сначала даже показалось, будто я вернулась в свой родной мир, в свою Москву с ее вечным шумом и гудящими машинами, но после это ощущение пропало. Город поражал своей живостью и миниатюрностью, я прошла его от начала до конца примерно за час (и, подразумеваю, сделала бы это быстрее, не запутайся я в хитросплетениях улиц), он и правда напоминал чем-то мой родной город, но в тоже время существенно от него отличался. Риквулд был уютным во всех отношениях, в то время как Москва порой казалась мне чужой и холодной, несмотря на то, что там я прожила всю свою сознательную жизнь, а здесь провела от силы пару часов. Возможно, если бы я всё-таки осталась в этом мире, я предпочла бы остаться именно в Риквулде. После осмотра города я решила пойти в таверну — посидеть, перекусить и послушать, о чём люди говорят. Мой выбор пал на столик в углу зала. Я сделала заказ и принялась бдить. На первый взгляд таверна показалась мне ничем не примечательной забегаловкой где-нибудь в пригороде российской глубинки, с одним лишь отличием. Вкусно пахло чем-то мясным. В воздухе витал аромат алкоголя, так свойственный подобным заведениям. Между столиками сновали сноровистые подавальщицы. Что-то заводное играли музыканты. За окном смеркалось, всё больше и больше стягивалось народу, ближе к вечеру в таких местах всегда становится многолюдно. Потолки довольно низкие, но сам зал просторный, хотя сразу и не скажешь — очень тесно друг к другу стоят добротные дубовые столы, явно пережившие не одну драку и не одного буйного посетителя. На стенах горят просмоленные факелы, с помощью специальных креплений прикрученные к стенам. Хохочут женщины, и разносится звучный бас мужчин. Настроившись, я услышала разговор компании из трех мужчин за соседним столиком: — Слыхали, говорят, д’харианцы в городе? — Да об этом все Срединные земли судачат, говорят, девку какую-то Рал ищет. — Жалко девчонку, погубит её этот деспот, как есть погубит. — А ты как будто знаешь, за что её ищут. Она, может, убила кого, а ты её защищаешь. — Вот-вот, это скорее она нас погубит — д’харианские псы казнят всех, кто дал ей приют или хоть как-то помогал или покрывал. Мало нам было Искателя! — Так может, она это, того, с Искателем-то заодно — потому и ищут? — А мне кажется, что она наступила на хвост одному из д’харианских выблюдков, вот он и бесится. — Дурень, приказ самого Рала, а не его гончих! Говорят, даже в лицо её никто кроме Рала-то и не видел. Один из мужчин положил на стол потёртый пергамент. — А за неё неплохо дают… Ишь ты, сказано привезти живой и невредимой. А ты говоришь — убила. Где это видано, чтоб убийц невредимыми возить? Я встрепенулась и вытянула шею, стремясь рассмотреть портрет девушки на розыскном листе. Сердце пропустило удар… потому что на листе был мой портрет. Я стремительно подошла к столику мужчин и схватила лист, вглядываясь в черты лица, своего лица. «Разыскивается…», «доставить живой и невредимой…», «лорд Рал вознаградит вас…». Чёрт, не успела появиться, как меня уже ищут. Что этому Ралу надо вообще?! Стремительно развернулась и покинула таверну. Вскакивая в седло и пряча лист в сумку, думала лишь о том, как бы побыстрее смыться из этого города. Если меня ищут, города — первое, что будут прочёсывать, тем более что мое появление в Риквулде вполне закономерно. Не сомневаюсь, что д’харианцы уже побывали в Вестерне, и Мелисса всё им выдала, так что появление отряда в Риквулде — лишь вопрос времени, и чем быстрее я унесу ноги подальше в лес, тем больше у меня шансов избежать встречи с Ралом. Нет, благодарю, ваше звершество. Я пока не горю желанием встречаться с тем, кого в народе на каждом шагу зовут тираном и деспотом. Чёрт, да я вообще не хочу ни с кем встречаться, я просто хочу вернуться домой! Какого… вообще?! Но, видимо, судьба всё же решила познакомить нас пораньше, чем мне этого бы хотелось. — Д’харианцы! Я стремительно обернулась на крик и увидела их… Теперь стало понятно, почему их так боятся люди. Грузные, полностью в железе с тяжелыми, твёрдыми взглядами, пригвождающими к земле, от таких хочется бежать без оглядки. Даже не зная о них толком ничего, я могла с точностью сказать — такие убивают. Безжалостно. Без разбора. Этакие живые орудия убийств. Я натянула капюшон так, чтобы за ним нельзя было увидеть моего лица, и уже собиралась разворачивать коня, но не тут-то было: — Капитан! Капитан! — ох, чёрт, это один из тех мужчин из таверны. Кажется, это именно он предположил, что ищут меня за убийство. Командир д’харианцев остановил коня рядом с мужчиной и одарил его таким взглядом, что даже мне стало холодно и страшно. Поняв, что пешком у меня шансов больше уйти незамеченной, я максимально тихо спешилась и, прикрываясь конём, предприняла попытку скрыться за углом таверны. — Я видел девчонку, что ищет магистр Рал! — Правда? — В голоса капитана читалось презрение к говорящему и полное недоверие к его словам. Несмотря на то, что губы лорда кривились в усмешке, взгляд его глаз оставался всё таким же жестким и холодным, вызывая безотчетный страх перед этим человеком. — Где? — Она… Она только что была в таверне, сир, она забрала розыскной лист у нас с товарищами и ушла. Я уверен, она еще в городе, мой лорд. Не став дослушивать и ждать, пока д’харианские солдаты кинутся искать меня, я скрылась за углом таверны и прошмыгнула в темный переулок. Затаившись там, я услышала, как капитан звучным голосом раздает приказы солдатам, а после — как звеня латами и с противным чавкающим звукам шлепая по лужам, солдаты чётким строевым шагом расходятся в разные концы города. Времени на раздумья не было, я принялась рыться в рюкзаке и озираться в поисках чего-нибудь острого, наконец с самого дна достала маленький складной нож, каким-то чудом оказавшийся в моем рюкзаке и, вполне возможно, спасший мне жизнь. Перекинув длинную косу вперед, я спешно принялась резать собственные волосы. Глотая слезы и дрожа всем телом, я молилась лишь о том, чтобы именно сейчас д’харианцы не зашли в проулок, являвшийся моим крайне ненадежным убежищем. Нервы сдали, и я со всем усердием в последний раз резанула по волосам, случайно раня пальцы. Половина косы, которой я всегда так гордилась, осталось в моих руках. Дрожащими пальцами я расплела оставшиеся волосы, не заботясь о том, что пачкаю их грязью и собственной кровью, хорошенько взлохматила их. Растёрла грязными руками лицо, плащ. Стянула с ног кеды, выдающие во мне иномирянку. Сжимая в кулаке сложенный нож, двинулась вдоль стены, постоянно озираясь. Петляя в проулках, почти добралась до выхода. Свобода так близко. Стоит лишь пересечь улицу, и я у ворот. Едва я ступила на мощёную улицу, из-за угла показался д’харианский отряд, но, оставшись незамеченной, я вновь отступила в узкий проулок, прижавшись к стене спиной в попытке слиться с ней. Отряд, состоящий из четырёх мужчин в д’харианской форме, остановился буквально в метре от меня, но, к счастью, они меня не видели. Я всё подобрала, старалась не дышать и не делать резких движений, с замиранием сердца моля всех известных богов, чтобы они ушли, не заметив меня. — И зачем магистру Ралу понадобилась эта девчонка? — Какое твое дело, нам приказано доставить её живой и невредимой, так выполняй приказ и не спрашивай. — Что, совсем невредимой? Даже развлечься нельзя будет, пока везём? Я затаила дыхание, сердце в панике забилось в груди. Ой, а можно вы меня просто оставите в покое, я спокойно доберусь до Искателя с волшебником, они отправят меня домой и разойдёмся с миром? — Хочешь, чтобы потом Рал с тобой поразвлёкся? Пошли, эта девчонка не могла уйти далеко. Только когда звуки их шагов стихли, я вновь решилась выбраться из своего укрытия. Почти бегом выбежала за ворота и, не оглядываясь, бросилась в лес. Бежала, пока не упала без сил, боясь, что д’харианцы бросятся в погоню. Но погони не было.***
Очнулась я на следующий день. Всё тело болело, будто меня вчера били, ноги были в синяках, грязь на руках, лице и одежде засохла, волосы слиплись. Слюна во рту была до противного вязкой, а в горле першило. Едва поднявшись на ноги, я побрела вперёд без всякой карты, так как она вместе с конём осталась в городе. Озеру, до которого добрела-таки примерно через полчаса, была рада, как родной матери. Скинув одежду, долго сидела в прохладной воде и пыталась смыть с себя грязь, кровь и пережитый стресс. Как оказалось, вчера я нехило порезала руку, часть кожи на ребре ладони оказалась срезана, и это причиняло ощутимый дискомфорт. Застирав одежду, оторвала полоску ткани с края плаща и, кривясь от боли, замотала ладонь. Многие полезные вещи остались в Риквулде. Так, порывшись в рюкзаке, я поняла, что карта, нож, колчан со стрелами и лук остались в городе. Собрала сухих веток, развела костёр, развесила мокрую одежду и, сидя в одном мокром нижнем белье, курила, грелась и думала о том, что буду делать дальше. Карты у меня теперь нет, и куда идти, я знаю лишь примерно. Но какой в этом толк, если у меня нет коня и доберусь до Браймонта я в лучшем случае через неделю? Нестерпимо хотелось плакать и домой. Но глаза оставались сухими, а когда я доберусь до дома, неизвестно.***
Солнечное утро. Прохладный ветер тревожит кроны деревьев. Но ни одна птица не щебечет, вокруг тишина, и это настораживает. — Я сплю? — Ричард, — стремительно поворачиваю голову, услышав женский голос, зовущий меня по имени. — Ричард, помоги мне. Передо мной, метрах в шести, стоит незнакомая девушка. Хрупкая, тонкая, как тростинка, изящная, с мягкой фигурой. Тонкие черты лица, густые, неровно обрезанные темно-каштановые, почти чёрные волосы, прямой, решительный взгляд. Она выглядит молодо, моложе Келен точно. На вид ей не дашь больше семнадцати. — Кто ты? Она не отвечает, разворачивается и скрывается за деревьями. Я бросаюсь за ней. Её силуэт служит мне ориентиром. Вскоре она выводит нас к воротам города, над которым поднимаются клубы чёрного дыма. Это горит таверна, перед которыми стоят д’харианские солдаты. — Она не могла уйти далеко. — Ричард, — Келен тормошит меня. — Ричард, вставай, нам пора идти. Сажусь и пару мгновений размышляю, стоит ли озвучивать свои мысли. — Мы идем в Риквулд. — Нет. Ричард, нам нужно найти и убить Рала, ты же знаешь, — в голосе Келен звучит непонимание и легкий укор. — Мы идем в Риквулд, этим людям нужна наша помощь.