Жажда любви

            Сидел он настолько съежившись, что ни за что на свете не дашь ему его два кровные метра. Да что там, даже сантиметра лишнего не подаришь. И хоть выглядел он как глубоко отчаявшийся человек, на деле в нем надежды было куда больше, чем в каждом из нас. Вот только изъела, выжгла она его изнутри. Двадцать лет — немалый срок. А если провести его в одном лишь ожидании чуда, то можно и не заметить, как останется от тебя только хрупкая оболочка да капелька сознания. Почти вся его жизнь превратилась для него в предвкушении того момента, когда проснется она. Но годы чередой сменяли друг друга, а ничего не менялось. Жизнь не превратилась разом в сказку, мечты не сбылись. Осталось лишь горькое разочарование и уверенное: «Она проснется». Но его высохшие глаза все также измученно глядели на ангельское личико, все также нетронутое когтями времени. Сколько ей лет было, когда она в последний раз открыла глаза? Он помнил точно. Четырнадцать. Девять месяцев, двенадцать дней, два часа и пятнадцать минут. Все точно высчитал и вспоминал раз за разом, словно мантру читал. Не она должна лежать здесь, не она. При воспоминании о том ужасном дне руки невольно сжимались в кулаки. Все произошло за несколько секунд. Она поскользнулась и скатилась прямо на дорогу, под колеса машины… И до сих пор Бан не знал, каким чудом успел прыгнуть следом за ней и закрыть своим телом. Зато многочисленные переломы и операции запомнились ему на всю жизнь. Но вот он, жив и здоров, только немного хромает. А она, не получившая ни единой травмы, никак не пробудится из комы. Так почему она, почему? Это он, он должен лежать без сознания. Она не заслужила этого. Она должна жить и радоваться жизни, а не висеть на тоненькой ниточке между жизнью и смертью.             — Элейн… — прошептал мужчина, ища и не находя нужных слов. Ему так хотелось говорить с ней, болтать без остановки. Чтобы она слушала его и только его, и никого больше. Не давать никому и слова вставить в свое бесконечное повествование. Но рассказывать было нечего. Изнуренное сознание не подавало ни одной идеи для разговора, пусть и самой дохленькой, никому неинтересной. Казалось, что с каждым днем жизнь постепенно уходила от него, даруя взамен пустое, никчемное существование. И если раньше каждое маленькое, ежедневное происшествие превращалось для него в событие, которое в ярчайших красках надо передать возлюбленной, примешав капельку вымысла, то теперь… Пустота. Он не помнил ничего. Что делал сегодня весь день? Что успело произойти? Он не знал. Ничто не трогало его, не оставляло следа в памяти, сливаясь с остальными воспоминаниями настолько, что не отличишь одно от другого. И он не в силах был порвать этот магический круг, узником которого неожиданно оказался. Дом-работа-больница. Ничего лишнего. Ничто не нарушает идеального минимализма бренной жизни. Иногда так и хотелось рвануть отсюда куда подальше. Бросить все, кинувшись на поиски счастья. Но его личное солнце приковано к постели, блуждая по закоулкам своего сознания. И пока оно не очнется, никуда он не денется. Не рискнет даже квартиру сменить. Работу. Ведь даже несколько часов без нее превращаются в сущий ад. Вдруг она очнется, а его рядом не будет? Вдруг что случится, и без него отключат аппарат? Вот придет она в сознание, тогда и уйдут. В ту же секунду. Только он и она. Из города, из страны. Повидают столько новых мест, что никакой памяти на них не хватит. Испытают столько новых ощущений. А пока… пока он ждет. И будет ждать сколько угодно. Хоть всю свою жизнь. Он готов на все, лишь бы она очнулась. Истратиться весь до последней нитки, лишиться остатков здоровья, да хоть самой жизни. Однажды он уже отпустил ее, недоглядел за ней. Больше он этого не допустит. Не даст ей и шагу ступить без него, всегда будет рядом, всегда защитит. Его сокровище больше никогда не пострадает.             Но она все так же спала, не подавая признаков жизни. А Бан трепетно ждал, пристально вглядываясь в неподвижные веки, нежные изгибы губ, маленький носик с прозрачными трубками, дарующими кислород… За эти двадцать лет он запомнил ее настолько хорошо, что хоть прямо сейчас давай холст и кисть — и нарисует ее в мельчайших деталях, не упустит и капельки ее священного образа. И ведь напишет. Обязательно напишет. Вот только дождется ее пробуждения, и напишет. Она ведь обязательно проснется, в этом нет никаких сомнений. Может, не сегодня и не завтра, но обязательно придет в себя. Да, есть люди, которые и не выходят из комы, так и умирают, не приходя в сознание. Но это не ее случай, он мог чем угодно поручиться. Ведь это Элейн, маленькое чудо этого мира. Но настолько беззащитное, что он не может уйти, покинуть ее хоть на секунду. Да, защита здесь хорошая, само помещение светлое и опрятное. Вот только настолько все пропахло лекарствами, настолько в стены впитался дух болезней и смерти, что хоть сию секунду заражайся. И что подумает Элейн, когда здесь очнется? Ведь она никогда не любила лекарства, врачей, поликлиники. А тут всего с избытком хватает, на две жизни вперед. Лучше бы он ее к себе домой утащил, честное слово!             Конечно, иногда приходилось и поглядывать на часы, внутренне мечтая о том, чтобы в один прекрасный день они остановились. Замерли, заледенели, будто так и надо. И ему бы не пришлось уходить, оставлять свою возлюбленную одну в этом мрачном помещении. Да, конечно, за окном клубится темень, а здесь светло и достаточно тепло. Вот только и свет этот приглушенный, холодный, так, что аж вздрагиваешь внутренне. И от стен, мебели, всего в этом здании исходит дух болезни и смерти. Как не волноваться за Элейн, постоянно остающуюся здесь в полном одиночестве? И тишина. Мертвая, болезненная. Иногда лишь нарушаемая тихим покашливанием каблуков медсестер, да умирающим их перешептыванием. Оставалось лишь несколько минут. И никогда уже Бан не вспомнит, что же сподвигло его на этот просто безумный поступок. Да, он решился. Неловко отодвинул трубки, подающие воздух через нос прямо в легкие, нагнулся и нежно ее поцеловал. Истерзала его любовь, но даже и так, он способен был подарить ее и всего себя своей возлюбленной. И ведь казалось, лишь краткое мгновение, легкое прикосновение. А сколько эмоций, чувств пробежало по его вытянутому телу. Словно лучик света скользнул, освещая умирающее тело, даруя не только жизнь, но и что-то высшее, невидимое.             Конечно, она не шевельнулась, сколько бы Бан на нее не смотрел. Да разве и мог он на что-то надеяться? Пристальное вглядывание в любимые черты нисколько не мешало ему осознавать, что никакой он не принц, чтобы оживлять своим поцелуем спящих красавец. Хоть десять раз о землю расшибись, достигни каких угодно высот — а в душе он продолжает ощущать себя тем оборвышем, мелким воришкой, присвоившим себе гордое по тем меркам звание бандита. Но и зная это, несколько томительных минут он потратил на рассматривание ее лица. Ничего не изменилось. Не сейчас. Не сегодня.             Он уже встал. Задумчиво раскачивался на подошвах ботинок, наслаждаясь последними минутами близости с Элейн. Ему вовсе не хотелось вспоминать о том, что ждет его впереди. Ад — иначе это и не назвать. Жизнь? Что это такое? Он уже давно забыл. Помнил лишь волнение о ней. Как бы чего не случилось, пока он пытается жить. Без нее он способен только страдать, мечтая о тех сладостных минутах с ней. Кроваво блестели глаза из-под полуприкрытых глазах, ловящих отблески холодных ламп. Пора. Идти не хотелось, да и ноги двигались еле-еле. Словно в предчувствии чего-то. Уже даже и неважно было, хорошее это будет или плохое. Лишь бы… не было ничего плохого с ней. Его личной богиней. Рука коснулась холодной ручки. Впереди лишь тьма и безлюдный коридор. Ничего нового. Именно так он думал вплоть до того момента, как не запикал противно и резко аппарат, врезаясь в его уши, словно остро наточенный нож. Несколько мгновений он не смел пошевелиться, не веря своему слуху, трепетно прислушиваясь к этому невероятно неприятному звуку. Если бы не одно, но — именно он отмеривал ее сердцебиение. Что случилось? Оно упало? Поднялось? Исчезло? Страшно и представить, что он мог на нем обнаружить. Но уж бояться должен кто угодно, а не он. И резкие шаги назад. Кривая сердцебиения рисовала четкий узор, уже переваливший за отметку в шестьдесят ударов в секунду. За то короткое время, пока он подходил к кровати, успел и вовсе подняться до нормальных восьмидесяти. Неужели ему не кажется, и это не чертова галлюцинация, вызванная его болезненным состоянием? Тепло медленно разливалась по неподвижному телу, вдыхая в него жизнь и даруя здоровую розоватость.             — Элейн? — глухо проговорил мужчина, но уже с надеждой, легко прикасаясь к ее пшеничным волосам, трепетно проводя по ним огрубевшими пальцами.             — Бан… это ты? — вяло прошептала девушка, еле ворочая языком. — Я так устало себя чувствую… словно всю ночь таскала мешки с цементом, — она еле приоткрывала глаз, уже начиная сладко позевывать в предвкушении нового дня, как всю ее сонливость как рукой сняло. Она в ужасе смотрела на мужчину, отодвигаясь от него. — К-кто ты?             — Элейн, это я, Бан. Не бойся, все… Ты просто… была в коме. Несколько лет. Многое изменилось, но не волнуйся, все… — Бан неловко глотал слова в попытке успокоить их обоих. Черт, он совсем забыл про то, что все эти двадцать лет девушки не было в этом мире, и что он успел уже не только повзрослеть, но и начать стареть. А для нее он все такой же молодой шестнадцатилетний парниша. Он в смущении отвернулся, боясь увидеть ее лицо, ее отчаяние. Это ужасно. Она только проснулась, а уже находится в шоке и ужасе. Как он мог недоглядеть за этим, не подготовиться к столь ожидаемому моменту?             — Но… как… я ведь только вчера… ты ведь защитил меня. Нет, этого просто не может быть! — изумленно шептала девушка, оглядываясь вокруг. Тусклые стены, шкафы, аппарат жизнеобеспечения. А если протянуть руки к носу, то можно наткнуться на трубки, да и капельница трубку добавляла. Брр, как она только могла влипнуть в что-то такое? И безумно хотелось вспомнить, как так получилось, что она попала под машину. За какое воспоминание не возьмись — все было хорошо, а потом бац — и машина, Бан, крики, тьма. Разглядывая лицо Бана, она невольно пыталась понять, сколько же лет ему теперь. Совсем не похож на себя. Только те же белоснежные волосы и алые глаза. А она. все та же? Нет, нет, не могла она в такое влипнуть. Вот сейчас проснется, и снова в школу, домашка еще не сделана, а через пару лет экзамены, поступление, самый расцвет жизни… а сколько лет ей сейчас? Где все ее друзья? Что она должна делать? Кто она теперь? Призрак прошлого? Напоминание тех лет? А Бан… кто он теперь? Хотелось… она неловко протянула к нему руку, дотронулась до его ладони и замерла. Что теперь? Что дальше? Несколько дней в больнице, а там? Может, Бан и снова ей поможет? Обьяснит, устроит? На вопросительный взгляд мужчины она лишь неловко улыбнулась. Совсем не чувствуя тех слез, что орошали ее лицо. Не чувствуя усталости, разом навалившейся на ослабленное тело.             — Мы справимся, — уверенно произнес мужчина, наклоняясь к ней и обнимая. Вся она пропахла медикаментами, этот ядреный запах так и бил ему в ноздри, вызывая желание смачно чихнуть. Но он лишь отмахивался от него, не до этого сейчас. Он так вырос, что теперь и ощущал ее как маленькую куколку. Девушка просто утопала в его обьятиях, не зная, куда и пристроиться. — Ты выпишешься из больницы, мы приедем ко мне, а там что-нибудь придумаем… у меня уже есть работа, а ты… Ты жива, и это главное. И больше ты не уйдешь от меня. Я не позволю тебе снова исчезнуть, — горячо шептал Бан, обсыпая ее поцелуями.             — Спасибо, Бан, — вяло произнесла девушка, цепляя отрывки воспоминаний, соединявшихся в единый пазл. Ей было страшно от одного этого, осознания того, на что она тогда решилась и из-за собственной лишь слабости. А Бан… все же, он снова рядом. и все, тогда произошедшее — самая горькая ошибка в ее жизни. — Но прошло столько времени… неужели ты до сих пор?             — Всегда.             Сцену трогательного воссоединения прервал парень, ленивой походкой вошедший в комнату. Оглядев ее и подойдя, он неторопливо произнес, едва не засыпая на ходу:             — Я обязательно сообщу о пробуждении доктору, а вам, сэр, стоит уйти, прием уже закрывается. Не беспокойтесь, завтра же мы проведем все необходимые обследования и уведомим вас.             — Она только что вышла из комы. Я не могу ее сейчас бросить, — даже не шевельнувшись, ответил Бан.             — Но сэр… — и стоило медбрату сделать пару шагов в их направлении, как мужчина встал во все свои два метра и шестнадцать сантиметров перед лицом изумленного работника.             — А теперь слушай меня внимательно. Эта девушка — сущий ангел. И я не оставлю ее одну, пока рядом есть хоть малейший намек на то, что без меня ей станет хуже. А такие, как ты… нет, даже именно ты, не имеют права не то, что подходить к ней. А дышать кислородом рядом с ней, улыбаться и говорить с ней. Лишь я имею на это право. А ты сейчас можешь свалить с глаз моих долой, пока у тебя есть эта возможность.             — К-как скажете, сэр, — едва не бегом припустил парниша, вырываясь из комнаты.             Элейн смущенно смотрела на Бана, так внезапно вышедшего из себя. Она вспомнила все. И этот яростный взгляд, и рычащий голос, и даже слова, полные ненависти. Собственник. Олицетворение жадности, что никогда не отдаст того, что считает своим. Своим сокровищем, своим солнцем, своей любовью. Нет, ее он не трогал. Ее он действительно любил и оберегал, заботился. Вот только стоило ему заметить на горизонте кого-то, кто на нее покушался, как буквально выходил из себя. Это мог быть кто угодно. Любой, кто занимает ее внимание, пытается поговорить с ней. Она стала неприкосновенной. Проклятой. Потому и бросилась тогда под машину. Но так, чтобы похоже было на несчастный случай. Откуда же она могла знать, что он бросится за ней, а сама она попадет в кому, не умрет? И вот, он снова поворачивается к ней. Умелыми движениями вытаскивает трубки, аккуратно достает шприц капельницы из ее вены, повязывая поверх первую попавшуюся под руку стерильную тряпку. Нежно вытирает слезы. И никогда он не узнает, что плачет она из-за него, из-за него тогда бросилась под автомобиль… И сейчас она понимает, что все же любит его, его характер, жуткую тягу к приключениям, искусные рассказы и ту неимоверную заботу, какую она не видела ни от кого еще.             — Чего ждать до завтра? От этой больницы одно разочарование, не правда ли? Пойдем лучше ко мне домой, тут недалеко. Там тебе будет хорошо, обещаю, — горячо шептал он, раскрывая окно. Что-то вспоминает, и вытаскивает из шкафа кислородную маску с двумя баллонами. — Если станет тяжело дышать, ты только скажи. Я быстро на тебя надену, — сказал он, впихивая все это в свою сумку.             Элейн лишь сьежилась под одеялом, чувствуя дуновения холода и неуверенность в завтрашнем дне. Она не хотела никуда идти. Из этой светлой комнаты в полную тьму. Но сожалеть было уже поздно. Жадно Бан прижимал ее к себе. Маленькую, укутанную в одеяло, жмущуюся к его горячему телу.             — Не бойся, все будет хорошо. Я донесу тебя так быстро, что ты не почувствуешь холода, — тепло пообещал Бан, прыгая в окно первого этажа.