Цвет пера

Лемми сидел на кровати, прижавшись к стене, и носом уткнулся в свои согнутые колени. Он нервно теребил край пледа, в который были закутаны его ноги, потому что ему снова стало холодно. Вот только на этот раз это было не из-за простуды или переутомления. Холод забрался к нему в сердце, и омега не знал, как избавиться от него. Лемми на мгновение перевел взгляд со своих дрожащих пальцев на напряженную спину альфы. Ортис сидел на краю постели, даже не пытаясь посмотреть в сторону мальчишки. С одной стороны Лемми был рад этому, потому что вряд ли сейчас смог бы выдержать осуждающий взгляд мужчины, но в то же время от нежелания Ортиса смотреть ему в глаза, грудь сдавливало болезненными тисками. После своего короткого признания единственное, что он услышал от альфы, было лишь только одно слово: «Расскажи». Омега кивнул на эту просьбу, но пока так и не смог собраться с мыслями, не смог решить с чего же начать разговор. Лемми понимал, что должен рассказать Ортису правду о себе, должен открыть ему глаза на то, кто он на самом деле, чтобы тот перестал винить себя в случившемся. Ортис был не виноват…. Никто не виноват.… Только Лемми, только он сам… – Я всегда немного завидовал тебе, – решившись, тихо заговорил Лемми и вновь устремил взгляд на свои трясущиеся руки. – С того самого дня, как понял, что отличаюсь от других. Ортис никак не ожидал такого начала, но перебивать омегу не стал, лишь развернулся к нему вполоборота. – Знаю, это глупо звучит, но это правда. С самого твоего рождения рядом с тобой был человек, который искренне любил тебя, заботился о тебе. Дяде Лумису было все равно, какого цвета твои крылья, для него важно было лишь то, что ты его сын. Лемми еле слышно шмыгнул носом, но продолжил. – Я… мне не довелось узнать своего папу, – голос Лемми на мгновение дрогнул, – он умер во время родов… С самого своего рождения я жил в приюте, ничего не зная о том, что такое «семья». Мне всегда казалось, что я такой же, как и все те мальчишки, с которыми я рос. Ко мне не было никакого особого отношения, и я был рад этому, – омега горько усмехнулся на собственные слова. – На самом деле все воспитанники приюта в глубине души хотят чуть больше ласки и внимания, хотят быть… ну, не знаю, нужными, наверное?.. Да, нужными хоть кому-то. Вот только никто не хочет показывать этого, потому что, по правде говоря, нет ничего страшнее детской ревности и ненависти к тому, кому досталось чуть больше внимания. И я старался не выделяться, старался быть незаметным. Все так и было, пока мне не исполнилось восемь. Лемми вновь замолчал, но по-прежнему не смотрел на Ортиса. Он вытянул из пледа тонкую ниточку и стал теребить ее в руках, пытаясь хоть чем-то занять пальцы. – У всех детей крылья теряют свою белизну где-то к шести годам. У кого-то раньше, у кого-то позже. Незначительно, едва заметно, перья становятся серыми. Каждая ссора, каждый неверный поступок отражается на цвете крыльев, но мои крылья… они продолжали сиять белизной. Я тогда еще не знал, что так быть не должно, и не скрывал их. Да и как я мог? Ведь полеты – это наша жизнь! Ортис совершенно отчетливо расслышал в голосе Лемми отчаяние. – Я не мог без неба, до сих пор не могу.… Именно поэтому в тот день я позволил себе расправить крылья и полетать. Видимо, я еще тогда должен был понять, что прятаться я не умею. Он заметил меня.… Как оказалось, он всегда замечал именно меня… следил… наблюдал… Лемми замолчал не в силах говорить дальше. Горло сдавило, словно колючей проволокой, царапая изнутри острыми шипами. Говорить стало невероятно сложно, а на глазах навернулись предательские слезы из-за нахлынувших воспоминаний. Ортис обернулся полностью, чтобы взглянуть на омегу, и от него не укрылось, что фигурка мальчишки сжалась сильнее, отчего стала казаться еще более хрупкой. Инстинкты альфы кричали, что он должен прижать омегу к себе, защитить его от боли, унять страхи и подарить свою уверенность в том, что все будет хорошо. Вот только Ортис не был до конца уверен, что именно это нужно сейчас Лемми, что это не сломает его, заставив замкнуться в себе. Альфа не знал, как поступить, но видеть боль омеги он больше не мог. Осторожно коснувшись холодных пальчиков Лемми, что продолжали нервно терзать не весть откуда взявшуюся ниточку, Ортис бережно сжал ладони омеги своей рукой, ласково поглаживая большим пальцем бледную кожу. Эта незатейливая ласка, трепетное касание помогли Лемми немного успокоиться. Он поднял голову и встретился взглядом с Ортисом. Он не увидел в нем презрения или осуждения, только немую поддержку и сочувствие. – Ты сказал «он»? – Мой… мой отец, – еле слышно выдохнул Лемми, – как оказалось, он был директором этого самого приюта. С моим папой у него закрутился роман, но он не спешил связывать себя узами брака. Даже беременность папы не заставила его передумать. Когда же он умер во время родов, отец просто отказался от меня. Выбросил, как ненужную вещь… – Но все же оставил при себе в приюте, – заметил Ортис. – Зачем? – Я тоже думал об этом. Я наивно полагал, что он на самом деле любит меня, – в голосе Лемми послышалась горечь, – но я ошибся. Жестоко ошибся.… На самом деле мой отец всегда ненавидел меня, он винил меня в смерти папы… хотя я и сам винил себя в этом. Знаешь... уже только поэтому мои крылья должны были поменять цвет… – Лемми, нет! – Но когда отец увидел в тот день, что они по-прежнему остаются белыми… – Лемми, словно не слышал слов альфы, а из его глаз все же пролились первые слезы, – он впервые сорвался.… Это был день рождения папы, и отец напился. Видимо, его он все-таки сильно любил, раз не забывал столько лет. Когда же он увидел меня в воздухе, увидел мои крылья… он… он поймал меня и тогда впервые избил. – Боже… – Он бил и говорил, что это я… что все из-за меня, – Лемми всхлипнул и даже сам не заметил, как с силой сжал руку Ортиса, – он сказал, что он мой отец, а сам избивал меня и кричал, что ненавидит… Он говорил, что мои крылья не должны быть белыми, что я не невинный мальчик… что моя душа черна… Ужаснее всего было то, что это слышали все… каждый мальчик в приюте слышал его слова, и с тех пор моя жизнь превратилась в ад… – Лемми вновь посмотрел на альфу, – из-за цвета твоих крыльев тебя всегда все боялись и обходили стороной. Со мной же было все иначе.… Все… все вокруг меня задались целью исправить цвет моих крыльев, доказать, что я не заслуживаю их… – Но ты таким родился, – альфа с ужасом представлял все то, что довелось пережить омеге за свои семнадцать лет, – это был не твой выбор… – Людям все равно, – с горечью в голосе ответил Лемми, – тебе ли не знать… – А твой отец? Он хоть что-нибудь попытался сделать? От слов Ортиса Лемми неожиданно вздрогнул, и из его груди вырвался надрывный всхлип, к чему альфа был совершенно не готов. Лемми же почувствовал, что начинает задыхаться, а взволнованный и обеспокоенный взгляд мужчины никак не помогал ему успокоиться и взять себя в руки. Вполне обычный вопрос Ортиса имел для мальчишки совершенно другое значение, в нем он видел абсолютно другой смысл. Не в силах больше смотреть альфе в глаза, омега вырвался из его рук и на нетвердых ногах выбрался из постели. Его ступни полыхнули от боли, но эта физическая боль не шла ни в какое сравнение с теми душевными терзаниями, что просто разрушали омегу изнутри. Его сердце так отчаянно билось о грудную клетку, что Лемми показалось, что сейчас оно и вовсе вырвется наружу. С силой прижав кулак к груди, омега попытался унять собственное бешеное сердцебиение. Он уставился на снежные вихри, что виднелись в окне, не в силах заставить себя вновь посмотреть на Ортиса. – Лемми… – альфа поднялся на ноги вслед за омегой, совершенно обескураженный такой реакцией Лемми. Он даже забыл на мгновение, что раны на ногах мальчишки еще не до конца зажили. – Почти восемь лет он издевался надо мной, – на одном дыхании выпалил Лемми, неотрывно следя глазами за танцем снежинок, – подпитывал ненависть окружающих…. Я прятал крылья, перестал летать, но ему было все мало. А потом… – голос Лемми задрожал сильнее, – в тот вечер я почувствовал себя плохо… было так больно… Я даже не сразу понял, что у меня… началась первая течка. Ортис замер в двух шагах от омеги. Течка? Причем тут это вообще? Не мог же… Осознание того, что на самом деле сделал с мальчишкой его собственный отец, повергло альфу в шок. – Он почувствовал… – голос Лемми стал хриплым, словно что-то сдавило его горло, – я пытался сопротивляться… пытался оттолкнуть, но что я мог?!. – в голосе мальчишки послышалось отчаяние. – Омега слабее альфы. Я до сих пор помню его ядовитую ухмылку… помню его похотливый взгляд, полный ненависти и жажды обладания… Его руки… они были везде.… Касались.… Проникали… – Хватит, – Ортис больше не мог этого слушать, его кулаки сжались от еле сдерживаемой ярости. Ему отчаянно захотелось свернуть шею тому ублюдку, что посмел прикоснуться к Лемми, к этому беззащитному мальчишке. – Я не знаю, как мне удалось вырваться, – омега, казалось, совершенно не слышал слов альфы, полностью утонув в черном омуте прошлого, – кажется, я чем-то ударил его.… Не помню. С трудом добежав до лестницы, я уже хотел позвать на помощь, когда… когда он снова схватил меня. – Дыхание Лемми участилось. – Я… просто хотел уйти, хотел выбраться… Я не думал… просто оттолкнул, но отец оступился… Я… я видел, как он падает с лестницы… слышал хруст его костей… я… я убил его. Убил собственного отца. На последнем слове голос Лемми сорвался, и все сдерживаемые им рыдания прорвались наружу. Это стало последней каплей в чаше терпения Ортиса. Подойдя ближе к Лемми, он развернул его к себе и крепко прижал к своей груди. Тонкие пальчики омеги уцепились за футболку на спине альфы, и она тут же промокла от соленых слез Лемми. Ловко подняв мальчишку на руки, Ортис вернулся к постели, продолжая сжимать омегу в своих объятиях. Он сразу же усадил его к себе на колени и прижал ближе к груди, ласково поглаживая по дрожащей спинке. – Тише, малыш, – Ортис бережно провел одной рукой по шее омеги, после чего стал нежно поглаживать ее у самой кромки волос. Губы сами собой потянулись к макушке Лемми в бережном поцелуе. – Успокойся. Все закончилось. Лемми вжался в грудь альфы, уткнувшись носом под подбородком Ортиса, продолжая цепляться за него и пытаясь унять бешеное сердцебиение. Воспоминания накатывали на него одно за другим, все сильнее утягивая его в прошлое, которое он так хотел забыть. Озлобленное лицо отца так и стояло перед взором Лемми, заставляя его сворачиваться в комочек и сильнее жаться к альфе, ища защиты. Омега жадно вдыхал носом запах жареного миндаля, что исходил от Ортиса, пытаясь успокоиться. – Он… – еле слышно на одном дыхании пробормотал Лемми, – я убил его… – Нет! – Ты н-не понимаешь… – кажется, у омеги началась истерика, – я у-убил… с-своего отца… – Даже думать так не смей! – рыкнул Ортис и отстранил от себя омегу, с силой вцепившись в его плечи, чтобы посмотреть в глаза мальчишки. Альфа сам не заметил, как повысил голос. – Этот монстр не был твоим отцом! – Но я… – Лемми испуганно уставился на альфу, продолжая дрожать всем телом. – Ты не виноват, – более спокойно, но не менее уверенно заявил Ортис, коснувшись ладонью щеки омеги. Он бережно стер дорожку слез, слегка погладив скулу Лемми. – Это была самозащита, понимаешь? Ты не виноват. Ортис не смог сдержать порыва и коснулся губами трепещущих ресниц Лемми, собирая с них капельки еще непролитых слез. Он целовал лицо омеги, вновь бережно притянув его к себе, касался губами его дрожащих век и раскрасневшихся щек, ласкал большим пальцем скулы Лемми, еле заметно касаясь бледных губ мальчишки. – Не смей больше винить себя, слышишь? – продолжал нашептывать Ортис, чувствуя, наконец, как тело в его руках расслабляется. – Ты ни в чем не виноват, Лемми. И с этого момента тебя больше никто никогда не обидит, – Ортис легонько коснулся большим пальцем нижней губы омеги, с нежностью наблюдая, как на скулах омеги сильнее проявляется румянец. – Теперь ты со мной. Альфа на мгновение встретился взглядом с Лемми, и от него не укрылась тень страха и неуверенности в глазах мальчишки. Он не знал, как реагировать на поведение Ортиса, боялся поверить в искренность его слов. Ортис наклонился чуть ниже и коснулся губами губ Лемми, ощущая их чуть солоноватый вкус из-за пролитых слез. Они оказались такими мягкими и такими податливыми, что альфа не мог сдержать довольного рыка. Чуть пососав нижнюю губу омеги, Ортис скользнул по ней языком, прежде чем начать ее слегка покусывать. Лемми просто тонул в неизведанных до этого момента ощущениях и поэтому не смог сдержать тихого блаженного стона. Запах миндаля затуманил разум, всколыхнув все инстинкты, отчего омега теснее прижался к Ортису, даже не заметив, как его пальчики сами зарылись в короткие волосы альфы. Это ощущалось таким правильным, таким… родным. Альфа напоследок чуть сильнее втянул нижнюю губу Лемми, после чего все же заставил себя оторваться от желанного омеги. Как бы ему ни хотелось углубить поцелуй, как бы ни хотелось более детально изучить это стройное тело, он понимал, что сейчас не имеет на это право. Сначала ему нужно было завоевать доверие Лемми, а главное не спугнуть его в дальнейшем. Ни на секунду Ортис не усомнился в правильности своих действий. Этот омега ему определенно нравился, и альфа не собирался игнорировать свои инстинкты, которые просто кричали о том, что он должен беречь этого мальчишку, защищать и любить. Продолжая прижимать к себе смущенного Лемми, Ортис улегся на постели и накрыл пледом их обоих. Омега устроил свою голову на груди альфы, чувствуя при этом, как сильные руки крепко обнимают его за талию, а затем начинают бережно поглаживать по спине, отчего Лемми не мог не почувствовать их жар даже сквозь тонкую ткань футболки. Когда же пальцы Ортиса зарылись в волосы мальчишки, нежно массируя кожу головы и ласково перебирая вьющиеся локоны, Лемми не смог сдержать мурлыкающего вздоха. Через секунду дыхание омеги выровнялось, и он провалился в сон.