* * *
— Быстрее, быстрее, он сейчас придёт. Эрик от напряжения даже высунул кончик языка, направляя последних муравьёв по тонкой трубочке, которую они искали целый день. Найти этот тростник было не так просто, пришлось изрядно побегать, и оба знали, что Азазель за это по голове их не погладит. Всё-таки они должны были медитировать на берегу и слушать духов, а вечером рассказать, что сказали им голоса Леса, Озера и Неба, но планы резко изменились, когда выяснилось, что Нур покинет свой вигвам на целый день. Это был редкий шанс хоть немного отомстить мерзкому жрецу за его издевательства и презрительные взгляды, так что необходимость этим шансом воспользоваться даже не обсуждалась. Янош переминался с ноги на ногу у входа в вигвам, приподняв его край и то и дело заглядывая внутрь, где Эрик мучал одно из поленьев в углу жилища Нура. Жрец не уставал повторять, что духам нужно лучшее, иначе они не услышат мольбы, только почему всё лучшее при этом отдавалось ему, почему-то никого не удивляло. Кроме нескольких молодых и не в меру энергичных жителей племени, которым Нур портил жизнь чуть ли не с самого рождения. — Быстрее, Эрик, я слышу его голос! — Да сейчас! — шикнул Эрик, ловко запечатывая небольшое отверстие в полом полене кусочком чуть разогретой в пальцах вязкой смолы. Они собирали муравьёв несколько часов, сладким соком заманивая их внутрь деревянной ловушки, которую Янош ловко смастерил из простого обломка дерева. Хорошенько обёрнутое корой и перевязанное едва заметными нитями, полено в огне развалилось бы в два счёта, от древесины там осталось чертовски мало, а вот лесных насекомых внутри… Леншерр довольно заулыбался, быстро и аккуратно укладывая полено выше остальных, чтобы его точно взяли первым, в его голове уже разыгралась такая милая сердцу сцена — вопящий Нур, сбегающий из своего вигвама, весь облепленный муравьями… Он не сдержал смешок, ещё на секунду задержавшись перед своим творением — и тут же бросаясь в сторону выхода. — Бежим! Они скрылись в ближайших кустах, радуясь отчасти тому, что вигвам жреца стоял несколько в стороне, так что их вряд ли кто-то мог заметить. Впрочем, почти все сейчас и так были на реке — мужчины рыбачили и учили этому искусству детей, женщины занимались стиркой чуть ниже по течению, работа кипела — такой сезон. Раньше и Эрик с Яношем спускались к реке, но сейчас они были в возрасте пробуждения манито, лучшие из своего возраста, поэтому попали в подчинение к Азазелю; шаман пытался воспитать в них силы медиумов, научить слышать духов, говорить с ними, подчинять их себе, но пока что у него в распоряжении были двое мальчишек, даром, что оба уже отсчитали целый год после двадцати лет. — Идёт, идёт, — шумным шёпотом сообщил Янош, припадая ближе к земле, они улеглись плашмя, чтобы их не было видно. — Как думаешь, он выбежит с криком или молча? — Эрик с трудом сдерживал подступающий смех. — Будет визжать, как птенчик, выпавший из гнезда… Минута, другая… Тихо. Они продолжали лежать, затаив дыхание, но с каждым мгновением надежды на успешность затеи таяли. Может, он и не захочет топить свою маленькую печь сегодня, было достаточно тепло, хотя Нур просто обожал жар, в его вигваме всегда было душно, как над горячим источником, казалось, он специально это делает, чтобы в его владениях никто не задерживался надолго. Или просто очень сильно своеобразный человек, хотя он был жрецом, а у них всегда что-то не так с головой. По крайней мере, так казалось. Лица сообщников уже начали разочарованно вытягиваться, они с негромким вздохом переглянулись и начали было подниматься с земли, но именно в этот момент раздался вопль Нура. Эрик и Янош мгновенно снова плюхнулись на животы, а через секунду индеец выскочил из своего вигвама, размахивая руками, как будто отбивался от невидимых врагов. Он орал во всё горло, потому как шутники выбирали самых вредных и кусачих муравьёв из всех, каких только можно найти в округе, и теперь маленькие хищники с удовольствием вгрызались в плоть жреца. Эрик не выдержал первым и расхохотался в голос, едва Нур скрылся за поворотом, скорее всего, направляясь к реке. Янош хватал воздух губами, как рыба, слёзы текли из глаз от смеха, он даже не мог произнести ни звука, только хлопать ладонью по земле. Их розыгрыш удался на славу, правда, это была только первая часть. Жрец же не знал, что этих маленьких красавцев надо выпроваживать из жилища сразу, потому как они очень быстро находят место для нового муравейника…* * *
— Вы считаете, что это смешно? Голос вождя раскатывался под сводами большого вигвама, где обычно проводились советы племени и старейшин, переговоры и суды, свадьбы и очищения. Сейчас Большая Рыба был вне себя от гнева, он занимал своё привычное место вождя, по левую руку рядом с ним была жена, по правую — шаман племени, Азазель. Пострадавший Нур, чья кожа теперь была покрыта мелкими укусами, стоял чуть в стороне, то и дело почёсываясь. В шатёр пытались заглядывать любопытствующие, но бдительная охрана из двух индейцев их сразу выпроваживала. — Повторяю свой вопрос: вы думаете, это смешно?! — Нет, отец, — негромко ответил Янош. — Прости, отец, — эхом отозвался Эрик, гипнотизируя соломенный пол под ногами. — Прощения вы должны просить у него! — вождь резко указал на Нура, продолжая грохотать. — Вам по столько лет! Вы подаёте такие надежды! Вы можете стать первыми Говорящими с духами родом из племени за много лет! Азазель столько времени ждал этого дара, мы ждали! А вы ведёте себя, словно вас только-только пора начинать учить держать лук! Он замолк, тяжело потирая переносицу. Большая Рыба был справедливым правителем, он всегда судил по совести, жена смягчала его строгий нрав, помогала принимать верные решения, прощать, но избегать при этом попустительства. Камнем преткновения вождя были два сына, которые, хоть и были во многом гордостью своего отца, доставляли ему немало неприятностей. — Клянусь духами, если бы я мог вас наказать сам, вы бы чистили вигвам Нура день и ночь, — шумно выдохнул Большая Рыба, отнимая руку от лица и открывая глаза. — Но сейчас вы во власти Азазеля, и то, как вы будете расплачиваться за свою шутку, решать ему. Лицо жреца при этих словах исказилось от обиды и ярости, он искренне рассчитывал на то, что мальчишек отдадут ему, что он сможет хорошенько отыграться за нанесённое оскорбление и общий ущерб, но нет же! Снова всё решает шаман, этот старый красный проходимец, притащивший в племя белую обезьяну. Нур метнул злой взгляд на Яноша и Эрика, затем глянул на Азазеля, но смолчал, видя, как пристально следит за ним вождь. — Что ты скажешь, Азазель? — Большая Рыба склонил голову, смотря на своего шамана. — Что наказать надо не столько тело, сколько дух, — Азазель осмотрел своих учеников и приподнял уголки губ. — Они будут чистить перья. Затем отмоют тотемный столб. Затем… — Но отец! — перебил шамана Янош. — Это женская работа! Над нами будет смеяться всё племя! — И поделом, — строго проговорил вождь, прерывая возмущение своего младшего сына. — Будете знать, какова цена подобных выходок. Янош, казалось, сейчас просто лопнет от негодования. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, после чего сорвался с места, быстрым шагом покидая вигвам. Эрик проводил его напряжённым взглядом, даже чуть обернувшись, после чего снова посмотрел на отца. — Я могу идти? — Он твой брат, а не сестра, — вождь снова чуть повысил голос. — Ты об этом не забыл? Он должен уметь справляться с гневом сам. Хватит его опекать, — индеец нахмурился сильнее; он немного помолчал, наблюдая за тем, как его старшему сыну не терпится броситься за братом, и вздохнул. — Иди. И чтобы были у вигвама Азазеля до заката. Эрик кивнул и поспешно скрылся за тканевой стеной шатра. Через несколько секунд вигвам покинул и Нур, затем ушёл Азазель. Большая Рыба снял свой головной убор, украшенный яркими перьями, и тяжело опустил его рядом. Этот был, конечно, меньше, тем те, что ему нужно было надевать на больших собраниях и при разговорах с чужаками, но и он порой казался слишком давящим и неудобным. Вождь провёл пальцами по коротким чёрным волосам, выдыхая. Уши его украшали полудрагоценные камни, тёмные, как и его глаза. В отличие от большинства других правителей он не был огромным и внушительным, пожалуй, Большая Рыба был скорее жилистым, но в бою ему не было равных. Никто в племени и далеко за его пределами не обращался так хорошо с томагавком или ножом так, как он, а уж стрельба из лука… — Ты слишком строг с Эриком, — жена мягко обняла его за плечи. — Он печётся о брате, потому что любит его. — Он должен думать о себе прежде всего, — негромко, но чётко проговорил Большая Рыба. — Яноша я смогу защитить, это кровь от крови, он родился на Реке. А Эрик… — вождь покачал головой. — Должен научиться думать о себе, понимаешь? Он не осознаёт опасности своего положения. — Послушай… — она улыбнулась, поворачивая лицо мужа к себе и осторожно касаясь губами его лба. — Азазель их всему научит. Им нужен отец, а не вождь, помни об этом тоже. Возможно, Эрику ты нужен даже больше, чем думаешь.* * *
Гора перьев не уменьшалась, а только росла, девушки, женщины, даже дети притаскивали им в плетёных корзинах всё больше необработанного пера. Азазель сидел рядом в позе лотоса и мирно покуривал длинную тонкую трубку, закрыв глаза, но оба работника знали, что шаман за ними пристально следит. — Сходи-ка за водой, в этой уже и солнца не увидишь, — не поднимая век, индеец указал на чаши, в которых и правда уже было больше грязи, чем воды. — Полные чаши, Янош, не ленись. Янош молча бросил тряпку, которой подсушивал отмытые перья перед тем как начать их расправлять, и подхватил чаши, легко поднимая их за ручки, каждая из которых состояла из двух верёвок, прикреплённых к краям чаши и крест-накрест переплетающихся примерно в центре. Стоило индейцу скрыться из виду, как Азазель отнял край трубки от губ. — Ты не должен так себя вести, — проговорил он спокойно, всё так же не открывая глаз. — Как — так? — Эрик сделал вид, что очень увлечён раскладыванием перьев на ткани на солнце. — Не дразни судьбу, она и так повернулась к тебе в последний момент, — голос шамана продолжал звучать спокойно, но уже слышались строгие нотки. — Духи знают, что ты здесь не просто так, но мы не узнаем твоего предназначения, если ты покинешь этот мир раньше срока. — И как же я его покину? — молодой индеец даже усмехнулся, не сдержав иронии. — У Нура внутри много зла, Стальное Сердце, — Эрик вздрогнул, к нему нечасто так обращались. — Он жрец, но он говорит и с теми духами, за которыми стоит тьма. И этой тьмой можно заразить чужой разум, чужую душу и чужое сердце. Твоя кожа потемнела, потому что солнце обняло тебя и позволило остаться здесь. Ты выучился языку и обращению с оружием. Нет во всём племени индейца, который бы знал обычаи и легенды лучше тебя. И всё-таки ты не отсюда, Стальное Сердце, это помнят они и это должен помнить ты. — Здесь мой дом! — бросив своё занятие, юноша резко выпрямился, вскочив на ноги. — И моя семья! Я с берегов Реки! Я сын Большой Рыбы! Он тяжело дышал, сжимая руки в кулаки и прожигая шамана взглядом. На щеках Эрика вспыхнул болезненный румянец, почти незаметный из-за загара, но всё-таки… Он был задет за живое, сколько раз он слышал эти разговоры за спиной, сколько раз Нур обзывал его «белой обезьяной», хотя его кожа давно приобрела тёмный оттенок из-за палящих лучей солнца, которого здесь было предостаточно и от которого порой было не спрятаться в самых густых лесах. — Здесь может быть твой дом, но духи твои нездешние, — покачал головой Азазель. — Я знаю. Я тоже не отсюда. Эрик смотрел на него прямо и разозлённо, стараясь успокоиться, но каждое новое слово шамана только сильнее выводило молодого индейца из себя. Азазель же продолжал сидеть спокойно, но теперь он открыл глаза и вперился ответным взглядом в своего ученика, которого так легко вывел из себя парой слов. Горячий нрав найдёныша был очевиден с первых его осознанных действий, с годами он совершенствовал многие свои навыки, но только не то, что помогало сдерживаться. Шаман бы хотел его этому научить, но не мог. Сам он был спокоен практически всегда, в племени его боялись, но уважали, шли к нему за помощью и советом. Азазель пришёл сюда много, много лет назад и завоевал доверие вождя, предшественника Большой Рыбы; в их поселении давно не было шаманов, они умирали от загадочной болезни, поговаривали, что духи отвергали возможность вмешательства на этих землях, но появился Азазель — и усмирил их. Его тёмная с красным оттенком кожа вселяла ужас, как и огромный шрам на щеке, такой чудовищный, что многие боялись даже смотреть на шамана. Он действительно был чужим здесь, но он вписался в жизнь племени, впрочем, Эрик тоже, вот только против Азазеля местный жрец ничего не мог предпринять, а против приёмного сына вождя… Нур действительно ненавидел чужака, хотя о настоящий причинах этой его ненависти мало кто догадывался. — Если ты принёс меня из леса, чтобы вырастить трусом, надо было оставить умирать! — рыкнул, наконец, Эрик, понимая, что успокоиться не получится. — Я спас тебя, потому что духи привели меня к тебе, — спокойно ответил шаман, снова обхватывая край трубки губами. — Вот пусть духи тебе расскажут, зачем они это сделали, а меня этим не изводи! Мой дом на Реке! Он в сердцах пнул гору свежих перьев и тут же скрылся в поднявшемся ворохе. Азазелю оставалось только вздохнуть, наблюдая за медленно кружащимися пёрышками; тяжело придётся этому юноше, очень тяжело, когда настанет пора выполнить своё предназначение. Впрочем… Шаман выдохнул колечко дыма, прослеживая его полёт: оно растаяло, столкнувшись с одним из перьев. Впрочем, если верить ветрам, ждать осталось не так долго.