***
Сехун приехал. Он ещё не успел перейти порог, как голос Лу Ханя свёл его с ума. Я на костылях поднялся, и мы вместе зашли на кухню. Омежки замолчали на секунду, но мой Кёнсу такой Кёнсу... Он сразу же посмотрел на нас, альф, и дал всем видом понять, что мы тут лишние. – Привет, Хань, – Сехун улыбнулся так широко, что его рот чуть не порвался. – Привет, – а вот Хань совсем стал красным. Я уже начал фантазировать о том, как мило бы мы с Кёнсу выглядели, но голос самого же Кёнсу вывел меня из транса. – Я что-то не понимаю, – он держал в руках сковородку. – Это чудовище твой парень? – он указал на Сехуна. – Да, – ответил Сехун. – Нет, – сказал Лу Хань. – В смысле «нет»? – я вступился за Сехуна, ведь я знал, что мой друг сейчас потрясён. – В коромысле! – Кёнсу был не в юморе. – Я доверяю своего лучшего друга истинному альфе, а не гоблину! – Они истинные, баран! – Как ты меня назвал? – он сделал замах сковородкой, но бить не стал. – Ещё один гипс хочешь? – Кёнсу... – начал Хань. – Он действительно мой истинный. – И я узнаю об этом последний? Божечки-творожечки! – Мы и без тебя справились бы, – цокнул Сехун.***
Лу Хань и Сехун стали парой и вместе ушли. А меня ждал... Господь помилуй, ждал меня Кёнсу. Злой Кёнсу. Очень злой Кёнсу. – Почему ты мне не сказал, Чан? – Что не сказал? – Не строй из себя дурачка, когда ты и так придурок, – ох уж этот взгляд. Он дыру во мне сделает. – А почему я должен был? – Потому что мы друг другу... – Кто? – я сделал шаг к омеге. – Кто мы? – Никто...***
До конца вечера мы уже не разговаривали. Кёнсу не пришёл ко мне на ночь. Без его голоса и рассказов, я заметил, что больше не могу заснуть. Каким бы он не был грубияном — для меня он лучший и такой родной. Я кое как решил сам добраться к нему, где он спал, в гостиную на диван. Он читал книгу и, увидев меня, захлопнул её и накрылся одеялом. – Я сплю, отвали, – пробубнил он. Я сел на край дивана и заметил, что этот омега очень маленького роста. Половина дивана ещё оставалась свободна. Когда я ложился здесь, то мои ноги свисали в воздухе. – Кёнсу... – Отстань! – В чём дело? – я накрыл его ноги одеялом, которые виднелись. Босые ноги, наверное тридцать восьмого размера. – Ты обиделся на...? – Я никто, и звать меня никак. – Дурак ты, Кёнсу, – опустив голову, я ухмыльнулся. – Вещи, которые ты пытаешься так очевидно не заметить, видны каждому, и правда, которую ты считаешь ложью, будет преследовать тебя всегда. От правды ты не сможешь сбежать... Как и от самого себя, Кёнсу. – А разве я от чего-то сбегаю? – откинул одеяло и сел, согнув колени и обхватывая их руками, сцепляя пальцы в замок. – А ты не видишь? – я протянул руку и похлопал его по плечу. – От себя ты бегаешь, причём кругами. – А что во мне? – А в тебе полное нежелание признать человека, которого, в этом огромном мире, ты будешь считать самым родным.