«Каччан, вернись ко мне» «Не бросай меня, Каччан» «Ты единственный, кто у меня остался»
Эта ночь была безумно страшной. Но страшнее всего было то, что после этой ночи жизнь Изуку полностью поменялась. У меня не оставалось выбора. Буквально выволочив его еле дышащее тело, я ввалилась в свою комнату, усаживая Изуку на стул, который стоял напротив моего рабочего стола. Мидория упал головой на поверхность стола, шмыгая носом, повторяя одно и то же.«Я не хочу жить без тебя» «Пожалуйста, дай мне умереть» «Я совсем один»
Я долго, шумно и неаккуратно рылась в столе, ища среди кучи собственноручно созданных приборов необходимую мне вещь. Это был большой риск, но только это смогло бы помочь Мидории остаться в мире живых. Наконец, я нашла то, что нужно, вытаскивая из ящика предмет, напоминающий револьвер, только здесь вместо барабана была пластиковая капсула с перепутанной внутри проволокой, а ствол больше напоминал неаккуратно надутый воздушный шар вытянутой формы. На самом деле, я сделала устройство для стирания памяти просто от скуки, дважды протестировав его на доставленных сюда ранее заключенных. Прелесть была в том, что я могла выбрать точку отсчета и точку конца. То есть, определенный промежуток, в пределах которого будут удалены воспоминания. Этот факт и делало мое устройство неповторимым. Все работало слажено, но была лишь одна проблема. Как оказалось, память «револьвер» не стирал, а лишь прочно блокировал необходимые воспоминания. И каждый из заключенных позже все же начинал вспоминать все то, что ему однажды стерли. Это происходило так внезапно и непредсказуемо, что я просто не могла предугадать. Кажется, спусковым крючком для загрузки потерянных воспоминаний могли служить как мелкие детали, прочно отпечатавшиеся в сознании испытуемого, так и крупные события. Проблема в том, что если один подопытный стал вспоминать лишь из-за того, что услышал знакомую ранее музыкальную композицию, точное повторение какой-либо фразы, связанной с прошлым, то второму подопытному были необходимы глобальные вещи для восстановления памяти. И я не знала, как это скажется на Изуку. Начнет ли он все вспоминать, увидев похожего на того Каччана человека, или ему нужно будет столкнуться с ним лицом к лицу. Я настроила устройство, подходя к Изуку, силой заставляя того поднять голову. Он тяжело всхлипывал, глотая крупные слезы, все еще умоляя меня убить его. Я прикусила губу и начала говорить: — Сейчас будет немного больно, но потом тебе станет легче. Потерпи, хорошо? — я поднесла «револьвер» в его виску, запуская механизм. Мидория вновь сглотнул слезы, кивая головой, жмурясь. Видимо, парень был настолько подавлен, что ему было все равно, что с ним сейчас делают. Или же на него так сильно влиял образ, который он видел перед собой вместо меня. Резко вспыхнул свет, после чего запахло гарью, а Мидория неловко и с глухим звуком упал лбом на стол. Я убрала устройство в стол, после чего начала трясти Изуку за плечи, заставляя того очнуться. Я не знала, какой период времени мне нужно было взять, так что стерла все его воспоминания начиная примерно с его пятилетнего возраста и до момента нашей встречи. Спустя некоторое время, Изуку повел плечом, устало охая. Он поднял голову, покрасневшими глазами осматривая полумрак, царивший в комнате, после чего перевел взгляд на меня. — Мне, — Изуку закашлялся, пальцами проводя по виску, — мне выстрелили в голову? — я заметила, как из его уха течет кровь, ранее я не задумывалась, какую боль испытывают те, кому стирают память. — Д-да, — замявшись, ответила я, — тебе невероятно повезло. — Но кто стрелял? — он рассматривал пальцы, испачканные кровью, после чего, заметив бардовый бинт на своей руке, встрепенулся. — Мы вышли на поверхность и тебя тяжело ранили, тебе срочно нужна медицинская помощь, пошли, — я подхватила Изуку, помогая тому встать, ведя его в медицинский отсек. Спустя некоторое время, все пошло на лад. Изуку спокойно продолжал со мной работать, каждый день он благодарил меня за то, что я спасла ему жизнь. Я лишь отмахивалась, не в силах рассказать ему правды. Но еще одной важной вещью было то, что вернувшись под утро в свою комнату, я обнаружила, что все лавовые камни, лежавшие в небольшом радиусе от ранее сидевшего на стуле Мидории, засветились приятным голубым светом. Исследуя это явление, я поняла, что пустая порода будто перезарядилась и вновь могла быть использована в качестве источника энергии. Это было невероятно, десять пустых камней зарядились энергией, будто какие-то аккумуляторы. Конечно, запаса энергии одного камня хватало лишь на четыре месяца, но и этого было достаточно. К сожалению, я так и не смогла точно установить причину появившейся в пустой породе энергии, но у меня была догадка. Подробно изучив работу устройства по стиранию памяти, я поняла, что при использовании оно излучает электромагнитные волны очень странных свойств. Сила волны зависела от объема блокируемых воспоминаний. Я была вынуждена доложить обо всем сэнсэю. Внимательно выслушав меня и поблагодарив за великолепно выполненную работу, он произнес: — Будь готова в следующий раз вновь стереть ему память. Хоть на что-то этот пустой сгодится. Как оказалось, освободившись от гнетущих мыслей, Мидория полностью ушел в изучение научной литературы и причины появления Первого и Второго ударов. Я постоянно видела его сидящего в небольшой библиотеке, которая была больше похожа на обычный склад никому ненужных книг. Изуку до глубокой ночи сидел в кромешной темноте с фонарем в руках, с упоением читая техническую литературу. Благодаря приобретенным знаниям, он стал незаменимым технарём. Мидория мог разобраться в устройстве, казалось бы, любой существующей техники, с легкостью устраняя неполадки различной сложности. Даже сэнсэй и Шигараки-сан полностью поменяли о нем мнение, хваля Изуку за проделанную работу. Однажды Мидория пропал где-то на неделю. Как оказалось, он заперся в той самой комнате с книгами, чтобы его никто не отвлекал, занимаясь какими-то своими расчетами. Шигараки-сан был зол до безумия, ходя по коридорам и клянясь, что убьет мальчишку сразу же, как тот покажется ему на глаза, так как отлынивать от работы ему никто не позволял. Но после того, как Изуку показал ему свои наработки, Шигараки-сан довольно ухмыльнулся, потрепав парня по кудрявым темным волосам, говоря: «это гениально». Как оказалось, Мидория корректировал и дополнял мои наработки о способе стирания и получения квирков. Изначально, нам поставляли особо опасных преступников, на чьей судьбе уже стоял крест, дабы мы могли на них экспериментировать стирание квирков. Но все шло не так. Преступники либо умирали, либо же их квирк заглушался на год-два, после чего вновь становился активным. Сэнсэй тогда очень сильно ругался на меня, говоря, что полицейский участок пригрозил нам, что прекратит поставлять подопытных, если дело будет продолжаться в том же духе. На самом деле, Cor и центральный Токийский полицейский участок были в подобие заговора между собой, если я правильно понимала. Полицейский участок, благодаря нашим наработкам, отлавливал особо опасных преступников, которые подрывали порядок в столице, за что получали от правительства большие денежные вознаграждения и полное право на жизнь пойманных преступников. Полиция же, в благодарность нашей организации, высылала всех этих преступников нам на опыты, в документации прописывая, что заключенные были отправлены на «очищение». Правительство оценило эту идею. И все пошло в гору после того, как Мидория разработал новую формулу вещества, позволяющего уничтожать квирки у людей. Но меня всегда смущали все эти разработки и идеи, которыми жила лаборатория. Мне казалось, будто благая деятельность была лишь прикрытием, а истинные мотивы у сэнсэя совершенно другие. Я пыталась найти ответы в секретной документации, но, однажды, меня чуть не поймали, так что я завязала с этим делом. Дела шли на лад, сэнсэй ходил с необычно довольным выражением лица, постоянно хвалил меня и Изуку. Квирки стирались, полицейскому участку выписывались крупные премии, мы продолжали работать, не задавая лишних вопросов. Я потеряла бдительность, а в это время Изуку начал что-то постепенно вспоминать. Однажды утром Шигараки-сан положил перед нами на кухонном столе газету со статьей, в которой рассказывалось о безжалостном преступнике с безумно сильным квирком. Шигараки-сан сказал, что Мидория и я обязаны приложить все усилия и продумать план, который поможет полиции поймать этот «ценный для нас объект». После слов о ценности, у меня вдруг возник вопрос. Ведь квирки, как и энергия, не возникают из ничего и не пропадают бесследно. Что если на самом деле способности не удаляются, а выкачиваются из людей, после этого где-то хранясь? Может, ценность заключалась в том, чтобы ловить головорезов с сильными квирками, а под предлогом благого дела красть их способности? Мидория долго всматривался в фотографию, внимательно изучая. Я резко отобрала у него газету, заподозрив неладное, сказав, что мне тоже интересно посмотреть, что это за злодей. Кажется, тот самый преступник и являлся тем парнем, которого Мидория видел в бреду. Изуку много времени изучал все преступления взрывного парня, составляя какую-то логическую цепочку, будто желая предугадать, где преступник объявится снова. Он изучал всю его биографию, искал всевозможные документы и записи, которые могли хоть что-то рассказать о загадочном убийце. И после всего этого Мидория начал активно вспоминать. — Мне кажется, будто я был знаком с этим парнем, — попивая чай, однажды утром ошарашил меня Изуку. — Я думаю, тебе кажется, — отнекиваясь, отвечаю я. — Когда я смотрю на его фотографии, я вижу что-то до боли знакомое в этих глазах. А в голове сразу всплывает какое-то дурацкое имя, — задумчиво продолжает Мидория, ставя опустевшую кружку на стол. — Какое имя? — играя дурочку и пытаясь себя не выдать, спрашиваю я. — Деку. Звучит отвратительно. После этого от сэнсэя к Изуку в руки попали записи с места событий Второго удара. Я сидела вместе с Изуку в его комнате перед старым потрескивающим телевизором, глядя дергающуюся запись. На тот момент, я не знала, что Изуку выжил в самом эпицентре Второго удара. Если бы я интересовалась его прошлым чуть больше, то не допустила бы того, чтобы Мидория смог увидеть эти записи. Он сидел со мной на полу, притянув свои колени к груди, не отрываясь, наблюдая за меняющимися на экране изображениями. Тут в телевизоре раздался резкий взрыв, от которого Изуку невольно вздрогнул. Здание музея разлетелось, на изображении начались сильные помехи, звук будто затих. Не было видно ничего, кроме летящих во все стороны камней, изуродованных тел, пыли и черной плоти. Запись закончилась тем, что превратившееся в руинах здание музея было увенчано кучей мертвых тел, лежащих вокруг. Изуку схватился за голову, кусая губу до крови. Я обеспокоенно взяла парня за плечи.Взрывы Сила Остервенение Ярость Насилие Ненависть
— Я знаю его, — Изуку говорил это с таким несвойственным ему остервенением, что мне стало страшно, — это из-за него в тот день погибла моя мать. Мидория вскочил с места, не зная, куда себя девать. — Это тот преступник звал меня Деку. Это он всегда говорил, что я беспомощен и бестолков, — Мидория нервно щелкал пальцами рук, пустыми глазами глядя то на меня, то на погасший телевизор. Я неуверенно поднялась с полу, не зная, что делать. Почему перед самоубийством он питался лишь теплыми мыслями об этом человеке, а теперь, вспоминая, искренне его ненавидит? Я не учла одну важную вещь. Истерзанное сознание неправильно восприняло поданную информацию, коверкая факты чувствами, которые в данный момент испытывал Изуку. После просмотра записи он был будто в состоянии аффекта, пытаясь свалить все увиденные страдания и боль лишь на одного человека. Поврежденный разум восстанавливал воспоминания неправильно, будто собирая конструктор не в том порядке, в итоге получая неверную комбинацию. — Он искренне желал мне смерти еще в средней школе, я помню это, — Изуку нервно взлохматил пальцами кудрявые волосы, — он больше всех издевался надо мной из-за того, что я был пустым. Почему я раньше не вспомнил этого? Изуку резко вышел из комнаты, направляясь в сторону своей небольшой коморки, где он проводил химические эксперименты. Я незамедлительно последовала за ним, от волнения неуклюже спотыкаясь. — Я знаю, куда он пойдет, — перебирая пробирки, будто ища нужную, начал Изуку, — Каччан никогда не останавливался на одном месте, всегда хотел всех и вся переплюнуть, — Мидория презрительно фыркнул, доставая пробирку с сероватой жидкостью. — Не горячись, давай все обдумаем, — в попытках успокоить Изуку, начала я. — Нет времени на раздумья! Сначала он нападал лишь на мелкие магазины, потом начал грабить склады, потом банки. Каждый раз он брал выше и выше. Каждый раз его цель была все дороже и дороже. Он обязательно в ближайшее время пойдет за ZC-3, — Мидория закупоривает пробирку, внимательно смотря на ту, — это нужно доставить органам полиции, пусть добавят в воду в установке пожаротушения, которая находится в комнате с ZC-3, — Изуку протягивает мне стеклянный сосуд с веществом, пожирая меня взглядом. — Ты уверен, что все сработает? — хмурясь, неуверенно спрашиваю я. Изуку молча кивнул в ответ. С каждым днем Изуку становилось все хуже. Периодически у него возникали неконтролируемые вспышки гнева. Если он натыкался хоть на что-то, что напоминало ему о так называемом Каччане, Изуку приходил в ярость. Очередную газету со статьей об убийце со взрывным квирком Изуку изрезал ножом, со всей злобой и ненавистью впиваясь лезвием в бумагу. Его глаза приобретали красный оттенок, зрачки сужались, он начинал хрипеть, будто готовый вцепиться в глотку любому обидчику. Его начали мучать сновидения, в которых, по его словам, Каччан постоянно звал его, после чего растворялся в темноте, оставляя Изуку одного в пустоши. Мидория просыпался, каждое утро проклиная блондина за то, что тот презирал его. За то, что тот ненавидел его. За то, что тот его бросил. Мидория вновь начал пропадать по долгу. Я думала, что, скорее всего, он пытается отвлечься на работу. Шигараки-сан отвел ему новую комнату для научных исследований. Комната находилась где-то в самой дали одиннадцатого этажа, на который я поднималась не так часто, так что с Изуку я стала пересекаться крайне редко. Как-то ночью, вновь просидев допоздна за работой, я решила проверить Изуку, зайдя в его комнату. К моему удивлению, комната была пуста. Тогда я решила направиться в ту самую его исследовательскую коморку, дабы убедиться, что с Изуку все в порядке. В коридорах царила смертельная тишина, давящая на уши, веяло холодом из кондиционеров, а еле горящие лампы ехидно мигали желтым цветом. Этажи в комплексе были длинными и протяжными, так что поход от начала до конца коридора занимал примерно две минуты. Я видела, как вдали рябил свет, вытекающий из полуоткрытой высокой стальной двери. «Зачем Изуку заниматься своими исследованиями в комнате, которая изначально была отведена для хранения опасных органических объектов?», — подумала я, вглядываясь вдаль. Возможно, он начал заниматься какими-то крупными и не очень безопасными проектами. Но кто ему позволил? Вдруг тишину разрезал громкий крик, доносящийся из дальней комнаты. Я сорвалась с места, понимая, что это кричит Изуку. Я бежала со всех ног, крик, смешивающийся с плачем, становился все громче и громче, заставляя меня паниковать. С трудом открыв стальную дверь, дабы втиснуться в комнату, я влетаю внутрь, сама вскрикивая от возникшей передо мной картины. Изуку сидел в углу комнаты, держась руками за правый глаз, по его щеке текла кровь, а сам Мидория зажался в углу комнаты, хрипя и дрожа. Напротив него, склонившись, стояло черное нечто, точь в точь похожее на то, которое я видела в детстве на мосту. То самое, чья огромная туша уплывала по воде. Фигура общими очертаниями походила на человека, правда, была раза в три выше, шире и массивнее. Голова существа была более вытянутой формы, нежели у человека. Я заметила, что у существа было не два глаза, как свойственно людям, а пять. Глаза были расположены в хаотичном порядке, три из них были закрыты, а два горели красным огнем, вгрызаясь в сидевшего на полу Изуку. У существа были очень длинные руки с тонкими костлявыми пальцами, с которых капала кровь. Я чувствовала, что меня сейчас стошнит. Осмотрев комнату и заметив стоявший в углу огнетушитель, я резко побежала в его сторону, ощущая, как красные глаза теперь вцепились в меня. Схватив огнетушитель, я со всей силы кинула его прямо в голову чудовищу, заставляя того истошно захрипеть, раскрывая огромную пасть с редкими острыми желтыми зубами. После удара существо поникло, бессознательно падая на пол, напоминая собой черный холм. Изуку посмотрел на меня, все еще держась за глаз. — Что это такое? — срывающимся голосом спрашиваю я, указывая пальцем на тушу. — Это моя последняя надежда на спасение, — отвечает он, убирая руки от лица. Я, закрыла ладонями рот, стараясь подавить в себе чувство тошноты. Вместо глаза у Изуку теперь зияла пустота, из которой еще медленно текла кровь. Я боялась кого-либо спрашивать об этом происшествии, потому что мне было безумно страшно. Я боялась за Изуку, боялась за себя. Я не знала, что это за монстр в комнате, для чего и для кого он. Неужели это ненависть так свела Мидорию с ума, заставляя самостоятельно создавать таких страшных существ? О каком спасении он говорил? Что Изуку имел ввиду? Если этот урод должен был быть его надеждой на спасение, тогда почему он лишил своего создателя глаза? Так больше продолжаться не могло, я поняла, что у меня вновь нет другого выхода. Придя в комнату к спящему Изуку, я вновь стерла ему память. Дальше все было по обычному сценарию. Мидория спросил меня, кто стрелял ему в голову, поражаясь тому, что он смог пережить такую травму. В следующий месяц я старалась с ним не контактировать, ибо я чувствовала перед ним свою вину и страх. Я не знала, правильно ли я делаю, я не знала, сколько вообще раз можно одному и тому же человеку стирать память. Но я считала, что это определенно позволит Мидории жить спокойно, не истязая себя прошлым. Когда опасного убийцу поймали, сэнсэй похвалил Изуку за отлично проделанную работу, на что Мидория лишь непонимающе нахмурился. Я знала, что рано или поздно Изуку вновь начнет все вспоминать. Даже при личной встрече его и Каччана Изуку не сможет все сразу вспомнить, так как повторное стирание памяти усложняет процесс восстановления воспоминаний. Но в каком виде он вспомнит все теперь? Будут ли его воспоминания пропитаны трепетной любовью и нежностью или же желчной ненавистью и злобой? Теперь это все зависело от того самого Каччана.