Синергия и сингулярность

— То есть, хочешь сказать, что в зависимости от того, каким образом я буду общаться с Деку, будет зависеть то, что он обо мне вспомнит? — нахмурившись, спросил Катсуки, откинувшись спиной на холодную стену, с ногами, не снимая грязной обуви, забравшись на кровать.       Мэй, которая стеклянными глазами пожирала пол, сидя на кровати рядом, молча кивнула. Блондин положил голову на притянутые к груди колени, раздумывая. Ситуация идеально подходила для того, чтобы реализовать возможный побег. Нужно лишь правильно подбирать ответы на различные вопросы Деку и говорить с ним мягко и учтиво, игнорируя прошлое парня. Но совесть, которая не так часто просыпалась у Бакуго, а если и просыпалась, то сжирала полностью, заставляла отбросить эту идею. Кто знает, как действия Катсуки отразятся на рассудке и психике Деку. Судя по словам Хатсумэ, он один раз уже чуть не сошел с ума. Да что уж говорить, даже будучи в адекватном состоянии, он пытался покончить с собой. Пытался покончить с собой из-за Бакуго. Блондин закусил губу, хмурясь. Совесть и чувство вины подбирались к горлу, создавая душащий ком. Глупости. Неужели именно Катсуки виноват в бездарности и бестолковости Деку? Это исключительно вина Мидории. Так пытался утешить себя Бакуго. — Знаешь, — резко сев прямо, спустив ноги с кровати, начал Катсуки, — это все чертовская хуйня. Вот чего тебе на месте не сиделось? — Бакуго потер рукой разбитый нос, который был испачкан запекшейся кровью. — Считаешь, нужно было просто наблюдать за его смертью? — шмыгая носом, шепотом спрашивает Мэй.       Катсуки фыркнул, слегка выгибаясь вперед, наклоняя голову в сторону девушки, дабы встретиться с ней взглядом. — Если он хочет сдохнуть — пусть дохнет, — нахмурившись, спокойным тоном ответил юноша, но поймав на себе непонимающий взгляд Мэй, дополнил, — в этом мире и так хватает слабаков, так что если он настолько ничтожество, что хочет просто откреститься от всего смертью, то это его выбор. — Что ты такое говоришь? — злясь, спрашивает Мэй, — ты с детства знаком с Изуку, но так жесток по отношению к нему. Он этого не заслуживает, — Хатсумэ всхлипнула, утирая вновь накатившие на глаза слезы.       Катсуки закатил глаза. Ему никогда не нравились люди, которые хоть в какой-то мере пытались оправдать и защитить Деку. Потому что Бакуго не видел смысла в том, чтобы оправдывать таких слабых людей, которые даже не в состоянии преодолеть жизненные трудности, которые подкидывает им судьба. «Почему я могу жить среди этого дерьма, а они нет?», — так обычно рассуждал Катсуки, упуская тот факт, что Деку был особенным в этом плане. Если жизнь испытывает тебя, то не сдавайся. Иначе, зачем тебе существовать? — Знаешь, Деку никогда не отличался особой выдержкой. Я понимаю, что дело в отсутствии у него квирка, но нельзя же быть такой размазней, — Катсуки прикусил губу, будто что-то вспоминая, — он всегда надеялся на то, что на него какая-нибудь божья слеза капнет, сделав его героем. Почему он просто не мог смириться со своей пустотой и заняться делом, подходящим ему? Почему он постоянно лезет туда, куда не нужно? — с остервенением тараторил Бакуго, будто изливая все накопившиеся мысли. — Быть может, потому что он сильнее, чем ты думаешь? — нахмурившись, ответила Мэй, — даже зная, что его шансы равны нулю, он не опускал руки, — лицо девушки приобрело странное, до невыносимости серьезное выражение.       Блондин фыркнул, но отвечать ничего не стал. Деку только и может прятаться за спинами тех, кто его защищает и оправдывает. Слабый и никому не нужный Деку. Мэй приблизилась к Бакуго, протягивая свои руки к кистям блондина, быстрым движением вводя пароль на тяжелых, сковывающих руки, наручниках. Оковы с лязгом упали на пол. Катсуки довольно хмыкнул, раздраженно пнув валяющиеся на полу наручники. Парень с нескрываемым удовольствием потер затекшие кисти, довольно улыбаясь, молча поблагодарив Мэй за освобождение. Девушка лишь посмотрела на юношу пустым, разочарованным взглядом, вставая с кровати. — Я не должна была ничего этого тебе рассказывать, — будто оправдываясь, начала Хатсумэ, перебирая пальцами спутанные розовые локоны, — но судьба Изуку для меня важнее, чем судьба всего этого научного комплекса, — Мэй подошла к двери, прикладывая к кодовой панели свой пропуск, — ты точно не тот, кто должен этим заниматься, но я прошу тебя. Спаси Изуку.       После этих слов дверь с шумом захлопнулась, оставляя Катсуки в гордом одиночестве. Он непонимающе смотрел через стекло на понуро уходящую Мэй. «Я не собираюсь спасать этого кретина, пусть сам разбирается!», — в никуда заорал Бакуго, со всей силы ударяя по стоявшей рядом тумбочке. Потирая покрасневшую от удара руку, Бакуго упал на кровать, устало смотря в потолок. Чего он от жизни точно не хотел, так это нянчиться с Деку. Давно Изуку начал так хорошо разбираться в химии и физиологии, что научился искусственно выращивать каких-то демонов? Да и вообще, на кого работает эта лаборатория, Бакуго так и не понял. Но, судя по словам Мэй, которая находилась среди этих стен с самого детства, никто, кроме главарей, не имел ни малейшего понятия. Вдруг в голове у Катсуки проскочила одна странная мысль. Если они находятся в Токио, а Деку притащили в лабораторию буквально сразу же после Второго Удара, сказав, что он выжил в самом его эпицентре, то может ли это значить, что в тот момент Деку и Катсуки были в одном месте? В тот момент, когда весь квартал разлетелся на кирпичную пыль, а пелена дыма укрывала изуродованные, сожженные, мертвые тела? Возможно, что Катсуки виноват в испорченной судьбе Изуку. Не возможно, а так и было, если сопоставить все факты. Бакуго закрыл лицо руками, до боли стискивая зубы. Чертов Деку всегда попадает под горячую руку, а потом жалуется, ноет, хнычет. Ублюдок. От обилия мыслей раскалывалась голова. Повернувшись на бок, лицом к стене, Катсуки некоторое время пожирал пустоту глазами, после чего, немного успокоившись, задремал. ***  — Эй, Каччан, проснись, — тихий, испорченный эхом голос резал уши, заставляя блондина раздраженно щуриться.       Бакуго закрыл лицо ладонью, закрывая глаза от ядовитого белого света, который, казалось, может сжечь его кожу. Едва открыв глаза, Бакуго увидел перед собой пятнадцатилетнего Деку, который огромными, изумрудными глазами смотрел на него с необъяснимой собачей преданностью. — Каччан, пошли, мне нужна твоя помощь, — улыбнувшись во весь рот, пролепетал Деку.       Изо рта Деку текла темно-бардовая, почти что черная, кровь, стекая по шее, пачкая белую рубашку, в которую он был одет. Катсуки испуганным взглядом осмотрел всего Изуку, останавливаясь взглядом на его изрезанных до мяса руках. Деку лишь покачал головой, а комнату опутал противный скрежет. — Хватит спать, пойдем, — как ни в чем не бывало, задорным голосом сказал Деку.       Бакуго дернулся, резко подскакивая на кровати, упираясь спиной в стену, будто прячась от душераздирающего образа Деку. — Видимо, тебе повредили голову во время задержания, — ледяной, будто бездушный голос донесся до ушей Катсуки, заставляя блондина быстро моргать, приходя в себя.       Бакуго полностью открыл глаза, рассматривая серую, давящую на сознание, комнату. Тяжело дыша, Катсуки перевел взгляд на стоящего перед ним Деку. Изуку вопросительно нахмурился, пальцами убирая вновь упавшие на глаза темные кудри. Юноша был одет в черную, явно больше его на размер, рубашку, поверх которой был накинут уже чистый, белоснежный халат. Деку слегка недоумевающе наблюдал за побелевшим от испуга Катсуки, явно обеспокоившись состоянием заключенного. — Пойдем, мне нужно осмотреть тебя. Заодно дам тебе успокоительного, — жестом приказав следовать за собой, Изуку направился к двери, не дожидаясь того, когда Катсуки окончательно придет в себя.       Запутавшись в пелене кошмара и истины, Катсуки неуклюже встал с кровати, разминая затекшую шею. Нащупав давящий на шею ошейник, Бакуго злобно фыркнул. Едва поспевая за идущим впереди него Изуку, Катсуки покинул свою камеру. Юноши вновь шли по нескончаемому, болезненно-белому коридору, шаркая подошвами об скользкий пол. Катсуки внимательно наблюдал за идущим перед ним Деку, наигранно закатывая глаза. Когда-то впереди всегда шел Бакуго, а позади уже плелся Деку. Почему сейчас все поменялось? В груди загорелось неутолимое желание схватить Деку за плечо, встряхнуть пару раз, напомнив, кто тут главный, но Катсуки осекся, вспомнив слова Мэй. С другой стороны, что мешает ему прямо здесь убить уже, наконец, этого несносного Деку? В любом случае, судьба Катсуки уже предрешена. Но в душе тлела какая-то мнимая надежда на то, что Изуку из-за потери памяти можно будет переманить на свою сторону, заставив того помочь Бакуго сбежать отсюда. Тем более, идея не была уж такой сложной. У Деку все равно из друзей здесь была только та задротка, так что, если предстать перед Изуку в нужном свете, результат не заставит себя ждать. Главное, уложиться в неделю. «Если ничего не удастся и мне все же сотрут квирк, то после этого я сразу задушу Деку голыми руками», — злобно улыбаясь, подумал Катсуки, довольно хрустя пальцами.       Но в голове билась одна и та же фраза, не давая покоя.

Спаси Изуку

      Казалось, коридор был бесконечен. Миллионы одинаковых дверей были растянуты по стенам, создавая ощущение, что ты блуждаешь в лабиринте, из которого нет выхода. Катсуки заметил за очередным стеклом легкое синее свечение, которое привлекло его взгляд. Юноша пытался разглядеть содержимое комнаты, но из-за матовой поверхности стекла это было невозможным. Заметив нездоровый интерес блондина, Изуку шикнул, обращая внимание Катсуки на себя, продолжая идти быстрым шагом. Наконец, они дошли до высокой двери с множеством навороченных замков. «Да, денег вбухали кучу», — удивленно подняв брови, подумал Бакуго. Изуку ловким движением разблокировал каждый из них, и для Катсуки открылась просторная, напичканная самыми разными непонятными устройствами и панелями комната. Очарованно разглядывая помещение, Катсуки зашел внутрь. Такое же светлое, как и его камера, помещение, правда, без каких-либо окон и стекол, только глухие стены. В левом углу по стене было растянуто что-то напоминающее огромный, стоящий на полу, квадратный аквариум для рыб. В такую «коробку» могло поместиться человек десять. Рядом с «аквариумом» находилась стойка с разнообразными рубильниками, лампочками, переключателями, панелями. В другом углу стоял обычный письменный стол с двумя креслами. Посередине комнаты, протянувшись от пола до потолка, стояла широкая стеклянная колонна, заполненная розоватой жидкостью. По полу от этой колонны шло множество ответвлений в виде толстых проводов, которые расходились по разным углам комнаты. Катсуки внимательно рассматривал протянувшуюся до потолка махину, пытаясь понять, чем та была заполнена. Внутри нее также находились свисающие, украшенные обилием изоляции, провода. Изуку подошел к столу, что-то активно ища в бумагах. Катсуки медленно, все еще озираясь, подошел к Мидории, вальяжно усевшись в стоявшее перед столом кресло. Казалось бы, Изуку даже не обратил внимания на дерзкое поведение Бакуго, а лишь сел за стол, читая документы. Закончив читать, Изуку полез в ящик стола, доставая оттуда примитивный стетоскоп. Бакуго удивленно вскинул брови, наблюдая за Мидорией. — В доктора будем играть? — усмехнувшись и скрестив руки на груди, съязвил Катсуки. — Можно и так сказать, — разведя руками, ответил Мидория, выходя из-за стола, вставая перед Катсуки, взглядом прося того подняться, — подними кофту. — Чего, блять? — разозлившись от неуместной просьбы, вспылил Катсуки, но, вспомнив слова Мэй, откашлявшись, ответил, — ладно, валяй.       Задрав руками кофту, Катсуки отвернулся, дабы не встретиться с Деку взглядом. Вся эта ситуация не то, чтобы смущала Бакуго. Она казалось ему какой-то дурацкой, идиотской, неуместной. Изуку, разобравшись со стетоскопом, сначала смущенно посмотрел на обнаженную грудь блондина, но, поймав себя на мысли, что он слишком откровенно пялится, приложил холодный стетоскоп к теплой светлой коже. Катсуки инстинктивно дернулся от прикосновения холода. Изуку исподлобья посмотрел на него, вслушиваясь в ритмичное биение сердца и хриплое дыхание. Он не осматривал живых людей около пяти месяцев, но Изуку казалось, что прошла целая вечность. Стук живого, бьющего на своем пределе, органа, явно испорченные куревом легкие. Исследование человеческих тел доставляло Мидории какое-то непонятное наслаждение. Изуку вообще в последнее время редко сталкивался с чем-то истинно живым, кроме Мэй и пары работающих здесь людей. Но даже Шигараки-сан и сэнсэй казались ему какими-то не живыми, будто это мумифицированные, еле дышащие, трупы. Мидория краем глаза заметил расползающуюся по коже Катсуки татуировку, которая слегка задевала рисунком грудь, явно перетекая в плечо и дальше в руку. Зелено-красная татуировка, на которой были изображены причудливые, непонятные из-за неполноты картины, вензеля. Изуку поднял глаз вверх, замечая черную, небольшую татуировку, набитую почти у основания шеи. «Символ предела и конца», — подумал про себя Изуку, узнав символ (1). Закончив прослушивать сердцебиение, Мидория отстранился, наблюдая за отвернувшимся Бакуго. — Сколько у тебя татуировок? — вдруг спросил Изуку, вновь усаживаясь в кресло, что-то вписывая в документ. — Две, — опустив кофту, равнодушно ответил Бакуго, плюхаясь в кресло, усаживаясь напротив Мидории, вытягивая ноги.       Изуку достал из стола белую пачку сигарет и пепельницу с зажигалкой. Катсуки удивленно наблюдал за этими движениями, не видя в них ничего родного от прошлого Деку. Взяв зубами сигарету, щелкнув несколько раз зажигалкой, Изуку вдохнул теплый, оплетающий легкие, дым, выпуская его через нос. Заметив заинтересованный взгляд блондина, Изуку протянул ему пачку, предлагая сигарету. Бакуго не стал отказываться. По привычке щелкая пальцами, желая поджечь сигарету искрами, Бакуго поднес правую руку к лицу. На удивление Катсуки, сигарета зажглась. — На большее в плане квирка можешь не рассчитывать, — Изуку сделал затяжку, выдыхая дым в потолок, задрав голову, — противоядия я тебе не дам. — Да пошел ты, — огрызнулся Катсуки, нервно грызя фильтр сигареты. — Красивые плаги, — Изуку указал рукой, которой держал сигарету, на уши Бакуго, рассматривая красные, круглые, крупные украшения. — Мне твои комплименты нахер не сдались, — фыркнул Бакуго. Он искренне пытался быть с Изуку дружелюбным, но понимание того, что это все еще тот самый Деку, не давало покоя. — Мне еще нужно измерить твой пульс, взять клинический и биохимический анализ крови, плюс посмотреть реакцию твоего организма на очищающее вещество, — монотонно и спокойно продиктовал Мидория, скидывая пепел от сигареты в пепельницу. — Давай быстрее, — рыкнул Катсуки, заворачивая левый рукав кофты, обнажая кожу.       Изуку недовольно помотал головой, лениво и с наслаждением докуривая сигарету. После этого он таким же старомодным способом измерил пульс Бакуго, сказав, что сердце у юноши слишком уж быстро бьется. Катсуки фыркнул, ибо у парня с детства было высокое давление и повышенная температура. Была ли причина в квирке или же в самом Катсуки, Бакуго не знал до сих пор. Изуку достал длинную, тонкую иглу и шприц, предварительно обеззараживая кожу руки Бакуго обычным спиртом. Докурив, Катсуки грубым жестом смял сигарету об пепельницу. Почему-то у блондина было дикое желание потушить сигарету о бледную, веснушчатую шею Деку. Медленно, явно делая это не в первый раз, Изуку вошел шприцом в вену, заставляя Катсуки вздрогнуть от неожиданности. Бакуго поймал себя на мысли, что после ухода из Юэй он ни разу не был в больнице. А стоило бы там появиться, ибо блондин ощущал, как с каждым днем все больше чахнет. Бурная бандитская жизнь, вечный адреналин, переливающийся по венам, злоупотребление сигаретами, легкие наркотики, неправильное питание, случайные половые связи и прочие факторы негативно сказывались на общем здоровье Катсуки, хоть он и старался не брать это во внимание. Мидория вылил бардовую кровь в пробирку, ставя ее в специальное приспособление, дабы получить точные результаты анализа. После этого Изуку подошел к шкафчику, в котором находилось обилие разнообразных флаконов, пробирок, баночек и прочих небольших емкостей. Взяв маленький продолговатый сосуд светло-зеленой жидкостью, Изуку молвил: — Сейчас я введу тебе в вену ослабленную версию очищающей жидкости. Если все будет в порядке, то иммунитет справится с ней за день-два, и я буду уверен, что процесс очищения не примет для тебя летальный исход, — набирая в новый чистый шприц жидкость, поясняет Мидория. — Так я еще и сдохнуть от этой херни могу? — дернувшись, прижимая руку к себе, прорычал Бакуго, наблюдая за нависшим над ним Изуку. — Все зависит от мощности твоего квирка. Если способность слишком сильная, то эффект будет как от транквилизатора, — пожав плечами, спокойно объяснил Изуку, будто такие вещи были нормальными, — я уже сталкивался с таким.       Бакуго недоверчиво протянул руку, позволяя Деку ввести вещество. Мидория внимательно осмотрел выступающие из-под светлой кожи вены, дотронулся кончиком иглы до кожи Катсуки, наблюдая за тем, как блондин нервно закусывает губу. — Не бойся, — почему-то именно эта фраза непроизвольно вырвалась из уст Изуку. — Я не боюсь тебя, идиот, — гордо задрав нос, рявкнул Бакуго, раздраженно хмурясь.       Тонкая, холодная игла вошла под кожу, входя в вену, заставляя Катсуки жмуриться от неприятного ощущения. Он чувствовал, как холодная жидкость растекалась внутри. Пристальный изумрудный взгляд въелся в бледную кожу и плотно вошедшую иглу. Наконец, Мидория вынул иглу, отчего Катсуки удовлетворенно выдохнул. Мидория бережно приложил бинт к ране, из которой сочилась кровь, наблюдая за красными, презрительными глазами. — Зачем ты заботишься? — хрипло спросил Бакуго, наблюдая за нежными движениями Изуку. — Я могу заботиться только о заключенных. И то до того, пока их не выпустят наружу, — тяжело вздохнув, ответил Мидория, — так я глушу в себе чувство пустоты.       Катсуки закрыл глаза, думая. Разумеется, лаборатории Деку нужен был только как рабочая сила, никто и не собирался с ним нянчиться. Судя по всему, Мидория потерял мать как раз во время Второго Удара, тогда ему было семнадцать. Потерянный, без поддержки, опеки, один брошен на растерзание окружающему миру с тяжелым грузом прошлого. Конечно же, ему было тяжело. Мидории хотелось любить и заботиться, получая в взамен то же самое. Но делать, увы, он мог только первое, ничего не получая в ответ. Максимум, кто мог ему предоставить заботу и любовь, была Мэй. Но, судя по всему, Деку и Хатсумэ были лишь в хороших дружеских отношениях, если не брать в расчет то, что Изуку трижды заново знакомился с Мэй. И если Хатсумэ помнит все, то Деку только отрывки. Тут Катсуки почувствовал сильное головокружение. В горле будто застрял кровавый ком, заставляя давиться металлическим соленым вкусом. Бакуго попытался вдохнуть полной грудью, но резко закашлялся, нагибаясь вперед, хватаясь за горло. На пол медленно падали капли крови, а глотку, казалось бы, резали ножом. Глаза покраснели от выступивших на них слез.  — Д-деку, — задыхаясь, неразборчиво прохрипел Катсуки, поднимая голову, видя, как испуганный и озадаченный Изуку вскочил из-за стола и подбежал к нему.       Бакуго из последних сил схватил подошедшего к нему Мидорию за рубашку, притягивая того к себе, смотря на него умоляющим взглядом. Рассудок окутывала черная пелена небытия, перед глазами начали появляться темные пятна, казалось, что нос и рот целиком и полностью был заполнен кровью. — Блядский Деку, — глотая слова, задыхаясь и кашляя, прошипел Бакуго.       Обессилив, упав с кресла на пол, последнее, что видел Катсуки перед утоплением в небытие, были большие обеспокоенный нефритовый взгляд. «Я помогу», — последнее, что Катсуки услышал.