They bought a souped-up jitney, 'twas a cherry red '53 (1)
Наконец, впереди показались очертания дороги, а, значит, они подъезжают все ближе и ближе к необходимому месту. Изуку, выпрямившись на сидении, внимательно наблюдал за качающейся на фоне лобового стекла зеленой елочкой, которая уже давно изжила себя и не наполняла салон приятным еловым ароматом. Мидория заметил, что блондин слегка напевает себе под нос, в такт мелодии постукивая пальцами по рулю.«C’est la vie», say the old folks, it goes to show you never can tell
— Нам налево, а там по дороге, — тихо сказал Мидория, будто не желая беспокоить парня. Катсуки, опомнившись, молча кивнул, хмурясь, резко поворачивая в левую сторону, заставляя колеса раздраженно скрипеть. На горизонте показалась разбитая асфальтовая дорога и яркий указатель, который под светом фар отблескивал красноватыми оттенками. До упору выкрутив руль, с трудом выезжая на дорогу, Бакуго, выровняв движение, ощущая, что, едя по разбитому асфальту, машину стало трясти гораздо меньше, чем в поле. Двигатель невнятно сопел, песни в радио сменялись одна за другой, а Изуку сидел молча, глядя вперед. Вдоль дороги не стояло высоких, привычных, уличных фонарей, это означало, что ехали они все еще недостаточно близко к городу. Едкие желтые фары пожирали своим взглядом местами раздробленный асфальт. Машина подскочила на кочке, из-за чего Изуку охнул, руками нервно впиваясь в сидение. Заметив это, Катсуки надменно ухмыльнулся. — Боишься ездить? — спросил Бакуго, слегка сбрасывая скорость. — Нет, просто обычно я всегда ездил, сидя в кузове, — ответил Изуку, опуская взгляд на свои ноги, — на переднем сидении так непривычно. Удивленно подняв бровь, Катсуки, посмотрев на озадаченного Мидорию, который нервно вжимался в сидение, после чего вновь отвернулся, наблюдая за безжизненной дорогой. Деку не сидел на переднем сидении из-за того, что не было места, или же его просто не хотели пускать? Возможно, вылазки организации были массовыми, так что в машине могло находиться от трех и более человек. А быть может, Изуку всегда ехал «вслепую», ибо никто не хотел, чтобы Деку запомнил дорогу или увидел что-то не то? Нет, в этом случае бы Мидория не знал дорогу. Хотя, с чего это Бакуго взял, что Деку едет по заранее спроектированному маршруту? — Кстати, — откашлявшись и слегка хмурясь, начал блондин, — куда мы едем? — В одно место, где я иногда отдыхаю, — смущенно улыбнувшись, ответил Мидория, поворачиваясь в сторону сосредоточенного Катсуки. «Значит, знает дорогу», — хмыкнув, подумал Бакуго, одаряя темноволосого хмурым взглядом. Мидория пальцем указал в сторону, говоря: «поворачивай и после этого езжай прямо». Более-менее вписавшись в поворот, Катсуки таки смог аккуратно повернуть транспорт, съезжая с дороги, заезжая в нечто похожее на аллею. Гнилые деревья слегка свешивались над широкой земляной дорогой, поскрипывая от тяжести желтоватых листьев, которые грудами окутывали тощие ветки. Недоверчиво оглянувшись по сторонам, Катсуки прищурился, не понимая, куда это его завел Изуку. Наконец, Изуку рукой махнул в сторону Бакуго, прося того остановиться. Резко затормозив, заставив фургон в очередной раз плаксиво взвыть, Катсуки остановил машину. Мидория резко выскочил из машины, выходя наружу, нетерпеливо топчась на месте, ожидая, когда к нему присоединиться Катсуки. Блондин, громко захлопнув дверь, вышел, вздрагивая, ежась от холода. Почему-то, собираясь в «поездку» с Деку, Катсуки не додумался, что замерзнет, ибо на нем все еще были надеты белая широкая рубашка и черные свободные штаны, а из «родной» одежды остались только красные стоптанные кеды. Мидория, заметив недовольно лицо блондина, ухмыльнулся, жестом маня того за собой, направляясь в сторону кузова. Открыв его нараспашку, Деку неловкими движениями запрыгнул в фургон, сначала небрежно вытаскивая труп, а после спрятался где-то в темноте кузова, пропав из поля зрения секунд на десять. Бакуго, стягивая мертвое тело на землю, недовольно вслушивался в шуршащие звуки, доносившиеся из фургона. Мидория, запыхавшись, вылез из непроглядной черноты, спрыгивая на землю, протягивая Бакуго черную, слегка помятую, ветровку. Катсуки недовольно принимает одежду из рук Деку, неодобрительно наблюдая за растянувшейся улыбкой на лице темноволосого. — Так-то это куртка Каминари, но, думаю, он не обидится, если узнает, что ты ее носил, — Изуку стеснительно убрал руки за спину, опуская взгляд вниз. Бакуго, сделав самое недовольное и презрительное выражение лица, натянул ветровку, после чего наклонился к лежащему рядом трупу, дабы взять тот руками. Изуку, закрыв машину, направился куда-то вглубь аллеи, проходя сквозь деревья, выстроенные в тесный ряд, будто прячась среди них. Едва поспевая за быстро идущим Мидорией, Катсуки, запинаясь о выступающие из земли корни, устало таща за собой тяжеловатое мертвое тело, торопливо шел за Изуку, пытаясь разглядеть маленькую серую фигуру в черном пейзаже. Склонившиеся черные пальцы деревьев будто желали затянуть Деку вглубь темноты, задушить, вывернуть наизнанку. Так виделось Катсуки, из-за чего, окликнув Изуку, Бакуго, перейдя на бег, таки догнал Мидорию. Когда Катсуки нагнал Изуку, то темноволосый уже остановился, взглядом упиваясь в раскинувшийся перед ним большой пустырь, посередине которого стояла огромная, потрепанная временем и, видимо, частыми поездками, боевая фура. У машины были сняты задние колеса, так что она опиралась каркасом на сырую землю, уже прилично в ней утонув задней частью кузова. Видимо, транспорт в таком состоянии стоял здесь уже очень давно. Лобовое стекло было полностью выбито, а множество труб, опутывающих машину, были забиты либо грязью, либо тряпками. Одно из передних колес было сдуто, так что машина была наклонена в сторону. Сломанная открытая дверь безвольно скрипела от ветра. Рядом с машиной была видна небольшая куча почерневших веток, видимо, ранее здесь разводили костер. Весь корпус машины был покрыт мерзкой ржавчиной. Катсуки неторопливым шагом, озираясь, подошел ближе к машине, оглядываясь вокруг. Деревья плотной стеной опоясывали пустырь, скрывая пристанище Мидории Изуку. Деку, чуть ли не прыгая от счастья, подбежал к машине, неловко забираясь на переднее сидение, быстро что-то переключая. Водительский салон залил приятный, зеленоватый свет, послышался тихий треск аудиосистемы. Мидория увлеченно что-то настраивал, пока Катсуки устало тащился до машины. Бросив труп у ног, Бакуго потянулся, разминая затекшие мышцы спины. С интересом наблюдая за ковыряющимся в машине парнем, Бакуго подошел ближе, опираясь на открытую дверь, наблюдая за Деку. — Никто не знает об этом месте кроме меня и Каминари, — не отрывая взгляда от множества лампочек, вкрученных в «потолок» салона, начал Изуку, заметив удивленный взгляд блондина. — Это что-то наподобие домика на дереве, в который сбегают дети? — ухмыльнувшись, спросил Катсуки, — только твой более глобальных масштабов. Изуку хихикнул, ибо его позабавило такое странное сравнение. На самом деле, этот пустырь с пропитанной запахом бензина и костра фурой был единственным местом, где Мидория чувствовал себя по-настоящему комфортно. Здесь, в кругу бездушных деревьев, чаще всего, наедине с собой, Изуку часто сидел у скрипучего костра, вслушиваясь в урчащую музыку из потасканной стереосистемы, которую он нашел в лаборатории и приволок сюда, подключив к машине. Мидория любил сидеть на холодной земле, грея веснушчатые ладони перед костром, отстраняясь от всех нависших мыслей, от требований сенсея, от чувства пустоты и недопонимания. В последнее время Изуку казалось, что все происходящее с ним — затянувшийся больной сон. Все было так странно, так невесомо, что Мидория иногда думал, ущипни он себя, то тут же проснется где-нибудь в своей комнате, лежа в теплой кровати, услышит голос матери с кухни, почувствует запах теплого завтрака. Но как часто и как сильно парень бы не щипал себя за руку, сидя на пустыре, он не просыпался. Ничего не происходило. Все оставалось в том же виде. Иногда с ним ездил сюда Денки, и они оба сидел друг напротив друга у огня. Мидория наблюдал за лицом Каминари, на котором играл бликами дергающийся огонь, а блондин сидел, молча уткнувшись в черные угли, лежащие рядом с костром, молча размышляя о чем-то своем. Каждый раз, когда Изуку хотел поинтересоваться, о чем же думает Каминари, блондин лишь отмахивался, говоря, мол, это все мелочи. Но чутье подсказывали Изуку, что от него что-то тщательно скрывают. Причем не только Денки. Чем дольше Изуку находился в лаборатории, тем сильнее он ощущал недосказанность со стороны каждого, кто вступал с ним в контакт. Что-то умалчивала Мэй, стыдливо отворачиваясь, что-то недовольно бурчал себе под нос Шигараки, исподлобья наблюдая за парнем, что-то хрипел Сэнсэй, игнорируя лишние вопросы Изуку. Все это до жути напрягало Мидорию. Однажды Шигараки взял парня с собой, обусловив это тем, что ему необходима помощь в закапывании трупов. Мидория, не думая, согласился, ибо на душе давно бушевало неутолимое желание вылезти за пределы белых стен. Томура привез его куда-то за мост, где они вместе под луной и крапающим дождем закапывали шесть-семь, точное количество Изуку уже не помнил, тел. Позже, видимо, разленившись, Шигараки поручал пару тел Мидории и Каминари, позволяя тем самостоятельно разобраться с усопшими. Так как Каминари водил из рук вон плохо, но все же с управлением справлялся, то доверили парням лишь полуразваленный грузовик, у которого было только одно переднее сидение, так что Изуку всегда путешествовал в кузове в компании мертвых тел, опутанных черными пакетами, слушая еле доносящуюся из салона музыку. И в один день Каминари и Изуку решили не ехать на привычное место, а немного сменить маршрут. Так они и наткнулись на тот пустырь со здоровенной разваленной фурой. Мидории сразу полюбилось это место, оно было скрыто от посторонних глаз, а, главное, машину можно было прибрать, обустроив там свое маленькое уютное логово. Здесь же, буквально в паре шагов от сломанного транспорта, закапывались и тела. А как позже выяснилось, на фуре ранее перевозили ZC-3 для научных исследований, но так как за ресурс была самая настоящая война, то не было ничего удивительного в том, что кто-то просто подкараулил машину и хорошенько очистил ее содержимое. А еще позже Изуку выяснил, что за ограблением стояли люди Шигараки, но спрашивать Томуру напрямую об этом Мидория побоялся. — Давай по-быстрому закопаем его, — темноволосый указал пальцем на лежащее у ног Бакуго тело, — а потом отдохнем здесь? — Изуку улыбнулся, глядя на хмурого Катсуки. Катсуки пожал плечами, молча соглашаясь с предложением Изуку, вновь опускаясь к телу, беря то за ноги, волоча влево от фуры. Пройдя десять метров, Катсуки отпустил труп, позволяя тому упасть с глухим звуком на землю. Скрестив руки на груди, Бакуго наблюдал за копошившимся у машины Деку, который сначала суетливо собирал ветки, кидая их на ранее выжженную землю, видимо, для нового костра. После того, как по середине пустыря образовалась небольшая горстка веток, Мидория, наклонившись и достав из кармана коробок спичек, пару раз резким движением чиркнув, таки зажег костер, позволяя огню медленно, сладостно хрустя, обгладывать сухие ветки. После этого Деку убежал куда-то за фуру. Послышался резкий раздражающий скрип, разлетевшийся эхом, после чего все утихло. Заинтересовавшийся Бакуго слегка приподнялся на носках, желая рассмотреть, куда это там забрался Мидория? Спустя несколько секунд, Изуку вышел из-за машины под вновь поднявшийся тяжелый хрип ржавого железа. Мидория подошел ближе, так что Катсуки смог разглядеть, что теперь на Деку была надета просторная синяя кофта с закатанными рукавами, видимо, одежда была на пару размеров больше самого парня. В руках парень волочил достаточно крупную лопату, черенок которой был, по всей видимости, испачкан в крови. Мидория с довольным видом протянул Катсуки лопату. Недоверчиво взяв ту в руки, резким движением воткнув в землю, Бакуго присел на корточки, внимательно разглядывая спрятанный в черный пакет труп. — Кто там? — не отрывая взгляда от тела, спросил Катсуки. — Парень какой-то, — как ни в чем не бывало, ответил Изуку, разводя руками, — знаешь, подобными телами раньше была вся подсобная комната забита, недавно начали от них избавляться, последний остался, — скрестив руки на груди, смотря сверху вниз, продолжил Мидория. Почему-то Бакуго безумно заинтересовала личность мертвеца, из-за чего он, приложив максимум усилий, надорвал прочный материал черного пакета, желая взглянуть на лицо усопшего. — Его доставили уже мертвым, тестировали разные препараты, пытались на нем проверить химикат, позволяющий копировать квирк, — продолжил объяснять Изуку, наблюдая, как Бакуго решительно продолжает рвать пакет, — из-за обильного количества различной химии в организме он даже не начал гнить и разлагаться, выглядит так, будто минут тридцать назад скончался, — Мидория фыркнул, поворачиваясь в сторону костра, наблюдая за пляшущим в темноте огнем. Наконец, достаточно разорвав пакет, Бакуго, сев на колени, дабы ближе наклониться к телу, повозившись еще немного, отодвинул упавшие на лицо трупа темные волосы. Катсуки глубоко вдохнул, чувствуя, как неприятный запах в нос. Бакуго открыл рот, чтобы что-то сказать, но в горле встал ком, перекрывая дыхание. Сердце с каждым ударом будто замедлялось, создавая пробки в ушах, заставляя мысли в голове перемешиваться между собой, путаясь. — Нет-нет, — в панике поднимая голову умершего, шептал себе под нос Катсуки, не в силах даже моргнуть. Лицо умершего было покрыто синими пятнами, нос был сломан, находясь в неестественном положении, бровь рассечена, глаза закрыты. Синие потрескавшиеся губы, рассеченный подбородок. Бакуго знал это лицо, точно знал. — Дерьмоволосый, какого хрена ты здесь? — пытаясь подавить душащие слезы, хрипел Блондин, приближаясь своим лицом к лицу мертвого Киришимы. Кого Бакуго точно не надеялся еще раз увидеть, так это Эйджиро. Их последняя встреча закончилась глобальной трагедией, так что воспоминания о Киришиме были для Бакуго страшной мукой, тяжелее, чем, наверное, прохождение кругов ада. Еще долгое время, да что там, до сих пор блондин винил себя за свою опрометчивость и не вовремя взыгравшую гордость. Поступи он иначе, ничего бы этого не было. Все, или хотя бы большинство, были бы живы. Да и мир бы был другим. Изуку был бы другим, Киришима был бы другим, Каминари был бы другим. Катсуки был бы другим. Не выдержав сильных эмоций, которые буквально затягивали Бакуго в состояние истерического припадка, Катсуки, прижав мертвого к себе, игнорируя трупный запах и холод тела Киришимы, захлебываясь слезами, прокричал: — Это я, блять, во всем виноват! — задыхаясь, наклонившись над Киришимой, надрывался Катсуки, — если бы не я, все было бы иначе, — Бакуго закрыл ладонью рот, хоть как-то пытаясь сдержать рыдания. Мидория стоял в стороне, не в силах ничего сказать и даже пошевелиться. Он испуганно наблюдал за рыдающим Катсуки, который что-то надрывно кричал, прося прощения у мертвого. Вздрогнув, Изуку сделал несколько неуверенных шагов назад, не в силах наблюдать за страданиями блондина. Такое поведение Бакуго ввело Изуку в сильное недоумение. Он еще никогда не видел преступника, да еще и с таким криминальным прошлым, который бы так оплакивал чужую смерть. Видимо, блондина действительно безумно грызла совесть, раз он настолько расчувствовался. Изуку, не отрывая взгляда, пятился назад, боясь попасться под горячую руку, наблюдая за тем, как Бакуго, бережно, дрожащими руками, положил голову парня на землю, утирая руками слезы. Катсуки дрожал. Он боялся. Боялся уже мертвого Киришимы и сам не знал, почему. Казалось, что даже с закрытыми глазами Эйджиро смотрит сквозь Бакуго, пожирая того неодобрительным, презрительным взглядом. Бакуго мотал головой, желая отогнать от себя давящие мысли и слезы, что-то невнятно шепча самому себе под нос. Бакуго видел множество трупов, но тело Киришимы, да еще и измучанное после смерти этими мразями, заставило Катсуки ненавидеть всех вокруг, включая себя, с новой силой. — Ты сделал все, что мог, — донесся до Изуку хриплый шепот блондина. По затылку будто кто-то ударил молотком, заставляя Мидорию от внезапной боли упасть на землю, лихорадочно продолжая пятиться назад, царапая руки в кровь об валяющиеся на земле ветки и выступающие корни. Тяжело дыша, не в силах отвести взгляд от Катсуки, Изуку приоткрыл губы, желая позвать на помощь, но голосовые связки будто исчезли.— Ты сделал все, что мог? — говоришь, усмехаясь, наблюдая за тем, как красноволосый парень, сидя между твоими ногами, глядит на тебя снизу вверх, так по-собачьи преданно. Видишь, как красноволосый сглатывает, поднимаясь с колен. Впиваешься пальцами в кровать, чувствуя, как теплое возбуждение наполняет вены, заставляя сердце биться быстрее. Видишь, как красноволосый приближается к тебе, грубо целует, жадно давит тебе на плечи, заставляя упасть спиной на кровать. Не сопротивляешься настойчивым ласкам парня, лишь запускаешь пальцы в его неестественного цвета волосы, тянешь на себя, клянча большего. — Киришима, идиот, давай быстрее, — фыркаешь, чувствуешь, как лицо растягивается в язвительной улыбке. Киришима закидывает твои ноги себе на плечи, отчего ты удивленно охаешь, чувствуя, как в тебя рывком входят на сухую, без растяжки. Шипишь, хочется укусить дерьмоволосого за шею до крови. Ноги предательски слабеют, ты давишь подкативший к горлу стон, не желая показаться слабым и податливым. — Катсуки, — шепчет Киришима, смотря тебе в глаза. — Называй меня Каччан, — смущенно отвечаешь ты, отворачиваясь, не желая смотреть парню в глаза, — мне так больше нравится.
Изуку очнулся от забвения от собственного крика, который резал уши. Глаза застелила мутная пелена, не позволяя толком разглядеть, что происходит вокруг. Поднявшись с земли на дрожащих ногах, резко срываясь с земли, подбегая к Катсуки, который ошалевшими и красными от слез глазами смотрел на истеричного Изуку. Мидория резко схватил труп Киришимы, таща его за собой, Изуку казалось, будто у него возник резкий прилив сил, позволяющий ему в одиночку тащить тело. Катсуки непонимающе наблюдал за Мидорией, не в силах что-либо сказать. — Э, ты чего творишь, ублюдок? — наконец, осознав, что затеял Изуку, прохрипел Бакуго, вставая с места, шатаясь от накатившей слабости. — Он живой, живой, — повторял Мидория, рывками таща за собой труп, дрожащими ногами направляясь в сторону костра. — Какого хуя ты несешь, придурок? — Бакуго хотел было сорваться с места, но увидев неописуемый страх, перемешанный с истерией, во взгляде Изуку, осекся. — Он говорил со мной, он… Он коснулся меня, — дрожащими губами, произнес Мидория, наконец, доползая до костра. У Изуку дрожат руки и дергается глаз, все тело сковали холодные мурашки и испуг, который больно скреб по позвоночнику. Мидория со всей силы пнул тело, заставляя то перевернуться и упасть в костер. Неотрывно глядя на загорающийся труп, чувствуя отвратительно мерзкий запах, который постепенно проникал в воздух, Изуку не выдержал, упал на колени прямо перед костром, захлебываясь в рыданиях. — Ебанутый, ты что наделал? — подбегая к Изуку, завопил Бакуго. — Он говорил со мной, — слова Мидории было сложно разобрать из-за непрекращающихся рыданий, парень захлебывался, громко всхлипывая, — я не мог говорить с мертвым, он был живой, — резко повернувшись в сторону Бакуго, прокричал Изуку, остервенело смотря на испуганного Катсуки, пальцем указывая на загоревшееся тело. Пустырь, фуру, костер, двух дрожащих парней окутал полуночный мрак. Снаружи все еще темно.