***
Изуку резким непривычным движением распахнул одну из однотипных дверей, ударяя в стальную поверхность ногой, из-за чего по коридору разнесся странный приглушенный лязг. Катсуки ухмыльнулся, заглядывая в комнату через плечо Мидории, рассматривая. В комнате горел приглушенный свет, помещение было чистым и убранным. Здесь в углах комнат не покоились перепутанные горы проводов, а стеллажи не были забиты полупустыми грязными склянками. Эта комната не отливала привычной раздражающей белизной. Скорее, помещение было приглушенно-желтым, что успокаивало глаза. Вдоль стен стояли два узких стеллажа с аккуратно уложенными на них документами, коробочками и банками, рядом со стеной, параллельной шкафам, находился достаточно широкий стол. Он не был придвинут к стене, так что за стол можно было сесть с любой стороны. На столе стояла большая настольная лампа черного цвета, рядом вились тонкие провода, заканчивающие свой путь на какой-то набитой переключателями железной коробке. С одной стороны стола сидела Мэй, которая сосредоточенно смотрела на проводки, искусным движением касаясь тех паяльником. Из-за пайки в комнате резко пахло канифолью; Бакуго поморщился, привыкая к новому запаху. Рядом с Мэй сидел Каминари, держа во рту еще один небольшой провод, который был подключен к паяльнику Мэй. Обернувшись на звук, Каминари удивленно поднял брови, приветливо улыбаясь Мидории, махая тому рукой. — Доброго утра, Изуку, — невнятно поприветствовал Денки, не разжимая зубов, дабы не выпустить изо рта провод. Для Бакуго до сих пор было загадкой то, как Мэй, Каминари и Деку чувствуют в изолированном помещении течение суток. Изуку лишь молча кивнул головой, улыбаясь в ответ, входя в комнату. Катсуки заходит следом, аккуратно закрывая за собой дверь. Та с тихим скрежетом захлопнулась, от чего Мэй вздрагивает, переводя взгляд с вьющегося тонкой нитью дыма на вошедших. Она беззвучно улыбается Изуку, но, заметив стоявшего позади Катсуки, непонимающе хмурится, вновь опуская голову, внимательно следя за не спаянными до конца проводками. — Ты хочешь спросить, зачем я привел его сюда, так? — проговаривает молчаливый вопрос, возникший в голове у Хатсумэ, Изуку. Девушка вновь кивает, сосредоточенно прикладывая раскаленный наконечник паяльника к измученным синим и красным нитям, после чего касается устройством канифоли, заполняя комнату очередной порцией едкого запаха. — Я хочу помочь ему, — тихо и неуверенно произносит Изуку, подходя ближе к столу, опираясь на спинку стула Каминари руками, смотря на работающую девушку. — Зачем и как? — удивленно спрашивает Мэй, вновь опуская взгляд. Изуку, находясь за спиной Денки, вытягивает руки вперед, упираясь локтями на плечи Каминари, демонстративно расставляя пальцы, показывая перемотанные ладони. С интересом рассматривая чужие ладони, Каминари хмыкает, склоняя голову влево, ведя плечом, ощущая давление рук Мидории. Катсуки же раздраженно фыркает, скрещивая руки на груди, отворачиваясь. Он не позволяет себе подойти ближе, все так же стоя у двери, наблюдая со стороны, будто он и не замешан в произошедшем. — Я смог, Мэй, понимаешь? Смог, — восторженно, полушепотом, будто боясь спугнуть слушающих, произносит Изуку, кладя голову на макушку Каминари, от чего Денки тихо усмехается, — он передался. — Ого, хочешь сказать, что Бакуго смог отдать тебе квирк? — пораженно спрашивает Каминари, слегка поворачивая голову в сторону Катсуки. — Ничего я ему не отдавал! — рявкнул Бакуго, разъяренно смотря на троицу, чувствуя, как свирепость набирает обороты, — он нагло украл у меня мою же, блять, способность у меня же из-под носа! — взмахнув руками, не в силах контролировать эмоции, вскипает Катсуки, ощущая, что еще чуть-чуть, и жалость к Деку вновь перейдет в лютую ненависть. Изуку цокает языком, не оборачиваясь лицом к Катсуки, ибо где-то внутри начинает выть совесть, напоминая о содеянном. Каминари бережно трогает пальцами одну из ладоней Мидории, интересуясь, больно ли. Мэй задумчиво хмурится, явно размышляя над сказанным. Мидория видит по ее глазам и лицу, что одновременно девушка хочет завопить от радости, ибо эксперимент, которым они занимались уже уйму времени, удался, но с другой же стороны Мэй чувствует подвох, из-за чего молчит, сдерживается. — Но я хочу вернуть квирк обратно, — холодно произносит Мидория, слегка отстраняясь назад. Слышится приглушенный хлопок, из-за чего запах канифоли перемешивается с запахом гари. Мэй машет рукой, разгоняя воздух, невнятно ругаясь на Денки, говоря что-то про перепады напряжения и то, что парню пора бы держать квирк под контролем. Каминари лишь разводит руками, поворачивая голову в сторону Изуку, удивленно смотря на того. — Ты уверен? — озадаченно спрашивает Денки, видя, как Мидория незадачливо мнется на месте. — Ты же так этого хотел, а теперь желаешь избавиться? — Мэй кладет в сторону испорченный паяльник, от которого все еще вился легкий паленый шлейф, прикладывая руку к подбородку. Катсуки молчит, не желая привлекать внимания. Ему хочется завопить что-то наподобие: «да, черт возьми, он уверен», но Бакуго терпит, лишь устало закрывая глаза, убирая руки в карманы штанов. Облокотившись на стену, Катсуки продолжает играть роль зрителя, не вмешиваясь. — Я понял одну вещь, — Мидория отводит взгляд в сторону, задумываясь, — тем более, если все удалось, значит, при необходимости я смогу провернуть ту же операцию вновь, — Изуку улыбается краешками губ, неуверенно пожимая плечами. — То есть, ты хочешь вернуть квирк преступнику, а потом позволить ему убить тебя? Или план какой-то другой? — Мэй откидывается на спинку стула, хмуро смотря на стоящего перед ней Изуку. — Он знает что-то обо мне, — после этих слов Изуку бросает кроткий взгляд в сторону Катсуки, замечая, что тот угрюмо и молча наблюдает за происходящим. Мэй устало потирает лоб, осознавая, к чему клонит Изуку. Конечно, стоило догадаться, что когда-нибудь все к этому и приведет. Катсуки слишком сильно связан с Изуку, так что Мидория рано или поздно бы понял, что в памяти чего-то не хватает. Чего-то весомого, от чего картина мира выглядит неполной, будто из нее вырезали один огромный кусок. Если верить Бакуго, то без воспоминаний о Катсуки, Мидория и не человек вовсе, а так, страждущая душа, лишенная прошлого. Но Хатсумэ помнит, к чему могут привести подобные попытки восстановить память, и в горле становится сухо и противно, а пальцы покалывает нервная дрожь. — Он ничего не знает, — голос Мэй дрожит, она упирается взглядом в поверхность стола, не находя другого выхода, кроме как наглая ложь. — Да что ты такое несешь? — наконец, встревает Катсуки, широкими шагами подходя к столу, громче, чем положено, ударяя руками по деревянной поверхности, нависая над девушкой, упираясь руками в стол, — хочешь сказать, что я все это надумал? — Катсуки взмахивает рукой в воздухе, не в силах сдерживать жестикуляцию. — Откуда мне знать, что ты его не дуришь, лишь бы выбраться отсюда живым и невредимым, спасаясь? — Мэй нервно закусывает нижнюю губу, сильнее вжимаясь в спинку стула, но все еще сохраняя на лице уверенность и спокойствие. Бакуго рычит сквозь зубы, резко поворачиваясь назад, смотря на стоявшего за его спиной Изуку, который обеспокоенно прижал руки к груди, с испугом наблюдая за разгневанным Бакуго. Мидория уже был научен тому, что к взбешенному парню лучше не лезть, так что просто стоял и молчал, не в силах молвить ни слова. Каминари, не вставая со стула, наклонился в сторону Изуку, желая увеличить расстояние между собой и его бывшим однокурсником. — Эй, Деку, — истерично усмехаясь, начинает Катсуки, — она хочет сказать, что у тебя не было никакой жизни, кроме как этой клетки, — Бакуго нагло указывает пальцем на сидящую Мэй, которая стыдливо прятала взгляд. — Я не понимаю, — начинает Мидория, но ему не позволяют закончить фразу. — Ему так безопаснее, — Мэй встает из-за стола, так же упираясь ладонями о стол, смотря Бакуго в глаза, читая в них явную неприязнь и раздражение, — ты не дашь ему памятью ничего хорошего. — Да он сдохнет тут таким образом, если будет верить в ваши бредни, — Катсуки вновь ударяет кулаком по столу, слыша легкий звон от удара, — тебе не стыдно врать ему в глаза? — Я забочусь о нем! — Мэй слегка повышает голос, уверенно заявляя о своей правоте, — хочешь запудрить ему мозги своей лживой историей? Хочешь представить себя спасителем? — Хатсумэ наклоняется вперед, приближаясь лицом к Катсуки, будто желая рассмотреть каждый дрожащий от напряжения нерв на лице Бакуго. Катсуки тяжело дышит, скрипя зубами, не зная, что противопоставить. На данный момент Мэй была права. Катсуки думает исключительно о себе и если понадобится, то будет готов на наглое вранье, лишь бы переманить Деку на свою сторону, получив максимум выгоды. Но с другой стороны, если отбросить всю черствость, то… — Ты не заботишься, ты врешь ему в лицо, а он, — указательным пальцем Бакуго показывает на испуганного Мидорию, — он буквально умирает во всей этой лжи. Его сознание не в состоянии переварить надуманные вами истории, ибо что-то внутри него все помнит, но молчит, — теперь Катсуки говорит тихо, будто испуганно. — Тогда скажи ему правду, — слышится сиплый голос позади, на который Катсуки даже не оборачивается, лишь хмурясь. Каминари встает со стула, подходя ближе к Мидории, слегка обнимая того за плечи, успокаивая, чувствуя страх Изуку. Деку лишь нервно дрожит, сглатывая, молчаливым кивком благодаря Денки. Каминари угрюмо смотрит на Бакуго, который стоял к нему спиной. Денки не хотел вмешиваться лишний раз, но что-то внутри заставило вставить свое слово, прервав яростную тираду Катсуки. Бакуго наклонил голову вниз, грустно усмехаясь. Он нервно скребет ногтями по деревянном столу, прикрыв глаза, думая. А почему бы и нет? Катсуки резко всем телом поворачивается в сторону двух парней, нагло садясь на стол, упираясь руками позади, вальяжно смотря на изумленного Деку и Денки. «Хочешь правды? Она будет. Только за истерики своего мальчика будешь отвечать сама». — Деку, ты помнишь своих родителей? — издалека начинает Катсуки, в ответ получая отрицательное покачивание головой, — а знаешь, почему? — вновь тот же ответ. Мэй нервно стучит пальцами по столу, но не находит в себе сил пойти против Катсуки, со страхом ожидая от того любой подлости. Ей хочется заставить Катсуки заткнуться, ударить, но она видит взгляд Мидории. Такой преданный и верный. Этот взгляд полностью захвачен Катсуки, и Мэй может поклясться, что Изуку никогда ни на кого так не смотрел. — Ты не замечал, что некоторые очевидные вещи не сохранились у тебя в голове? Скажем, школьное время, воспоминания о друзьях? — Катсуки складывает ладони в молитвенном жесте, кончиками указательных пальцев касаясь своих губ. Изуку слегка ведет плечом, жестом приказывая Каминари убрать руки, после чего делает шаг вперед, приближаясь к Катсуки. Он чувствует. Чувствует что-то невидимое и неосязаемое, что заставляет верить этому человеку. Мидории казалось, что он знает Бакуго десятилетие, хоть и встретились они совершенно недавно. Но почему? — Они обманывают тебя, — Бакуго обводит рукой помещение, — они сделали из тебя марионетку, ибо помни ты все, то начал бы сопротивляться, давать отпор, пытаться сбежать и… — Хватит! — Мэй не выдерживает, подходя к Изуку, беря того за руку, — достаточно, — Хатсумэ ловит на себе презрительный ядовитый взгляд Катсуки, но сдерживается, дабы не сказать что-то лишнее. — Вы все мне врете, — тихо произносит Мидория, смотря в пол, хмурясь, — ни один из вас не скажет мне правду из-за своих личных интересов, — Изуку кивает Мэй, грустно улыбаясь. — Изуку, мы не хотим сделать тебе хуже, поверь нам, — начинает Каминари, подходя к Мидории, вновь заботливо кладя тому руку на плечо. Накрыв своей ладонью руку Денки, Изуку бубнит себе что-то утвердительное под нос, после чего поднимает взгляд на сидящего перед ним Катсуки. Тот смотрит высокомерно, презрительно, его глаза горят; именно сейчас Бакуго желает со всей силы рубить с плеча, и будь что будет, такой исход все еще лучше нескончаемого спутанного клубка лжи. Сделав неуверенный шаг вперед, Мидория сближается с Катсуки, немного поднимая голову, дабы смотреть Бакуго в глаза. Спустя пару секунд молчания, Изуку приоткрывает губы, желая что-то сказать, но замирает, лишь глубоко дыша. Каминари отстраняется от Изуку. Мэй отступает на пару шагов назад, наблюдая за ситуацией с некой боязливостью. Они просто смотрят друг на друга некоторое время, то ли не смея прервать немой зрительный контакт, то ли боясь друг друга спугнуть. Катсуки неподвижно сидит на столе, склонив голову набок, прищурившись, смотрит на стоящую перед ним маленькую фигурку Деку. Мидория же будто пытается выглядеть увереннее, задрав подбородок, не отрывая взгляда от хищных глаз Катсуки, которые так и прожигали надменностью и чувством собственного превосходства над ситуацией. — Я поверю, если сам буду убежден в твоей правоте, — произносит Изуку, нервно сглатывая, — покажи мне все, и я удостоверюсь в твоих словах. Закрыв глаза и пожав плечами, Катсуки молча кивает, соглашаясь с позицией Деку. На душе заиграло странное ощущение ответственности и чувство долга доказать свою правоту. Поджав нижнюю губу, Изуку ухмыляется краешками губ, скрещивая руки на груди, награждая Катсуки взглядом, наполненным надеждой и искренностью, тем самым ставя точку в их диалоге. — Это, конечно, все очень интересно, но у нас времени в обрез, — позволяя себе нарушить томное напряжение, произносит Каминари, убирая руки в карманы узких темных штанов, потертых в районе колен. Услышав это, Мидория встрепенулся, суетливо оглядываясь, произнося невнятное: «да-да, ты прав», после чего обошел стол, садясь на стул, вытягивая руки вперед, ожидая. Непонимающе посмотрев на быстро сменившего местоположения Деку, Катсуки прыжком слезает со стола, отряхивая одежду от несуществующей пыли, наблюдая за остальными лицами, находящимися в комнате. Мэй и Денки, будто по команде, разбежались по разным углам комнаты, копошась. Вновь посмотрев на Изуку, вопросительно подняв брови, Бакуго в ответ смог получить лишь легкую улыбку.***
— Если расчеты верны, то все должно пройти, как надо, — с ярым энтузиазмом начала тараторить Мэй, с громким стуком ставя на стол перед Изуку нечто похожее на большой белый чемодан, увешанный аналоговыми индикаторами. Кивая, соглашаясь, Изуку внимательно смотрит на быстро перемещающуюся по комнате Мэй. Хатсумэ с явным удовольствием подготавливала все необходимое, предвкушая. — А если ты где-то ошиблась? — растягивая слова, обеспокоено задает вопрос Каминари, аккуратными движениями размазывая по израненным ладоням Мидории лекарство. Изуку слегка зашипел от боли, отводя взгляд на лежащие на столе спутанные использованные бинты. Стоя рядом, опершись на стол, Катсуки недовольно и хмуро наблюдал за происходящим, в голове прикидывая дальнейшее развитие событий. — Но ты ведь понимаешь, что создать объект из ничего нельзя, — продолжает рассуждать Мэй, вставая на носочки, беря с верхней полки стеллажа небольшую склянку с голубоватой жидкостью. — Нужно какое-либо физическое тело, — задумавшись, продолжает за Хатсумэ Изуку, наблюдая за перевязкой ладоней, которую искусно проделывал Денки. «Какая-то очередная научная брехня», — раздраженно фыркает про себя Катсуки, ежась, переводя взгляд на Мидорию, который задумчиво смотрел в сторону Мэй, размышляя. — Но пока я все еще не в силах создавать воду из кварца или что-то в этом роде, — Хатсумэ наклоняется, доставая с нижней полки небольшую матовую коробку, после чего уверенными шагами подходит к столу, ставя склянку и коробочку перед Мидорией. Изуку с интересом смотрит на вещи, задумчиво хмыкая. Денки делает последний оборот бинта вокруг ладони Изуку, завершая перевязку. — Так что я… Мы сделали для тебя изначально пластиковый имплантат, и уже на нем будем экспериментировать. Вся эта тягомотина могла завершиться еще дня четыре назад. Скажи спасибо Каминари, который все еще не может держать свое напряжение под контролем, — слово «напряжение» Мэй произнесла с какой-то каверзной интонацией, явно подчеркивая какую-то непонятную Изуку игру слов. — Спасибо, — произносит Изуку, когда Каминари заканчивает перевязку, только спустя пару секунд осознавая, как глупо эта благодарность прозвучала в контексте предыдущей фразы Мэй. С явно выраженным предвкушением, Мэй открывает коробку, пододвигая ту к Изуку. Мидория удивленно поднимает брови, внимательно рассматривая содержимое. Перед ним внутри коробки, комфортно расположившись на мягком кусочке ткани, лежал маленький круглый матовый шар, который смотрел на Мидорию пустым, холодным, зеленым зрачком. Работа была явно искусная, ибо Изуку видел в имплантате буквально каждый капилляр, который просвечивал сквозь стеклянную оболочку, имитирующую роговицу. Взяв в руки среднего размера пинцет, цепляя им искусственный глаз, Мэй вынимает тот из коробки, произнося: — Расслабься, хуже уже точно не будет. Нервно улыбнувшись, Изуку запрокидывает голову назад, отодвигая с глаза (а точнее, с места его отсутствия) упавшую темную челку. Мэй обходит стол, приближаясь к Мидории, убирая черную повязку с лица Изуку, фыркая от открывшегося ей не самого презентабельного вида. Катсуки с интересом наблюдает за происходящим, но увидев развороченный глаз, с отвращением отворачивается, утыкаясь взглядом в стенку, чувствуя, как тело слегка передергивает. Каминари же настраивает стоящий на столе прибор, путая между пальцами четыре или пять проводов, контролируя квирк, дабы подать оборудованию необходимое напряжение. Стрелки аналоговых показателей синхронно сдвигаются с отметки нуля, принимая вольные значения. — Если почувствуешь, что будет невыносимо больно, то скажи, — предупреждает Мэй, кивая Денки. Уловив жест Хатсумэ, Каминари открывает небольшую заслонку в устройстве, выливая туда содержимое голубого цвета из колбы. Раствор внутри машины недовольно заурчал. Расслабляя дрожащие пальцы, Денки сбавляет напряжение, внимательно наблюдая за покорно двигающимися на спад стрелками. — Он крайне чувствителен, осторожнее, — цыкает Мэй, видя, как Каминари, щурясь, пытается укротить бушующее подобие домашнего коллайдера. Каминари лишь пожимает плечами в ответ. Спустя пару секунд Денки громко произносит: «все», прекращая подавать напряжение. Немного грубоватым жестом Мэй давит указательным и средним пальцами на лоб Изуку, заставляя того еще сильнее откинуть голову и охнуть от отклика на это действие затекшей шеи. Аккуратно, с хирургической точностью помещая имплантат пинцетом в глазницу Изуку, Мэй берет из лежащего на столе маленького ящичка, в котором до этого покоился глаз, пипетку, опуская ту в разогретую и доведенную до нужной концентрации жидкость. Теперь она уже приобрела более бирюзовый оттенок, явно отличаясь от изначального голубого. Хатсумэ закусывает губу, всматриваясь в протез. Денки нервно хрустит костяшками свободной руки, неотрывно наблюдает за Изуку. Сам Мидория дышит через раз, явно волнуясь и переживая. Это замечает стоявший сбоку Катсуки, который угрюмо молчит. Боится помешать. Мэй нервно закусывает губу, слегка разжимая пальцы, позволяя невесомой капле раствора упасть на неживой имплантат. Жидкость с легким звуком падает на поверхность искусственного глаза, растекаясь, оставляя после себя еле заметный прозрачный след. После чего жидкость и вовсе пропадает, переставая отблескивать. Настороженно наблюдая за буквально не дышащим Изуку, Хатсумэ положила инструменты на стол, не отводя взгляда от «пациента». Мидория нервно сглотнул, не в силах пошевелиться, боясь, что может что-то испортить своими неказистыми движениями. Каминари, облокотившись на стол, пристально смеряет напряженно стоящую Мэй глазами; Катсуки не оборачивается вовсе, продолжая пожирать взволнованным взглядом потолок. Бакуго понимал, в чем заключался эксперимент, проделанный Мэй. Очень щедро с ее и Каминари стороны попытаться помочь своему другу, но не навредит ли подобное вмешательство самому Деку? Тихо охнув, Мидория непривычно единожды моргает обоими глазами, после чего вновь замирает взглядом, боясь опустить веки. Наконец, заставив проснуться вдруг уснувшую уверенность, Катсуки оборачивается, бросая на Мидорию сварливый раздраженный взгляд. Перед Катсуки открывается крайне странная и частично мерзкая картина. Мэй, сделав шаг в сторону, позволяет Бакуго полностью видеть сидящего на стуле Мидорию, откинувшего голову назад. Катсуки видит, как пластик начал будто растворяться в глазнице, стекая по щеке Деку неровными дорожками светлой матовой жидкости. С удивлением Катсуки замечает, что имплантат растекается будто слоями, начиная с верхнего, который, видимо, являлся оболочкой. Одна из капель, достигнув подбородка Изуку, неопрятно падает на ткань кофты, пачкая. Но Мидорию это мало волнует; он нервно сжимает и разжимает кулаками, не смея пошевелиться. Следующий стекший слой позволил Катсуки разглядеть нечто похожее на… Роговицу? Кажется, эта часть глаза называлась именно так, ибо, если быть честным, с биологией у Катсуки всегда были проблемы. Спустя несколько секунд странно-мерзкого зрелища Катсуки увидел, как Мидория смотрит в потолок двумя глазами, дыша через раз, боясь моргнуть. Заботливо подойдя ближе к сидящему на стуле парню, Мэй кладет руку на плечо Изуку, внимательно рассматривая лицо Мидории. — Попробуй посмотреть в другую сторону, — тихо произносит Хатсумэ, подушечкой большого пальца смазывая с щеки Изуку липкую мерзкую жидкость. Неуверенно сглотнув, Изуку сначала медленно закрывает глаза, чувствуя, как подрагивают веки. В ранее пустующей глазнице появляется странное ощущение. Что-то слегка покалывает, от чего голова в лобной части начинает неприятно ныть, напоминая о неестественном вмешательстве. Закусив губу, игнорируя образовавшуюся протяжную головную боль, Изуку открывает глаза, опуская взгляд. Изуку ошарашено дергается, пугая стоящую рядом Мэй. С явным удивлением и удовольствием Мидория просто смотрит куда-то перед собой, даже не фокусируя взгляда, часто хлопая глазами с непривычки. Спустя пару секунд лицо Изуку расплывается в довольной улыбке, а спустя еще некоторое время, Мидория смеется себе под нос, радостно обнимая все еще склонившуюся над ним Мэй за шею. Наблюдая за происходящим, Катсуки как-то неприязненно фыркает. Облегченно выдохнув, Каминари падает на стоящий рядом стул, вытягивая ноги вперед, блаженно улыбаясь. В очередной раз раздраженно ворча, Катсуки скрещивает руки на груди, недовольно бурча: — Я вижу, что вы все тут пиздецки рады, но я чего-то не понимаю, или, — Катсуки замолкает сразу же, как только Деку поднимает голову, смотря прямо на него. Становится немного неуютно, из-за чего Бакуго ежится, хмурясь. На него в упор смотрит Мидория. Смотрит двумя раздражающе-огромными зелеными глазами, которые снизу обрамляет легкая синева от недосыпа и мелкие, едва заметные морщинки. Деку моргает дважды, будто убеждая и себя, и Катсуки. Теперь на лице Изуку не красовалась дурацкая повязка, а находился самый настоящий глаз, в котором можно было рассмотреть каждый капилляр, каждый блик, можно было даже заметить, как уменьшается зрачок от яркого источника света. «Невероятно», — думает про себя Бакуго, искренне удивляясь тому, насколько же была проделана кропотливая работа, если буквально из ничего в этой затхлой комнатке сделали абсолютно рабочий орган для человека. — Как ты видишь, Деку? — осмеливается спросить Катсуки, осматривая Изуку. Мидория закрывает ладонью не искусственный глаз, внимательно оглядывая комнату, пожимая плечами. — Более чем хорошо. Думаю, здесь полная единица, даже никакие линзы не нужны, — довольно заявляет Изуку, стирая ладонью грязь со щеки. Мэй устало охает, прибираясь на столе, время от времени бросая взгляд на Изуку, улыбаясь краешками губ. Растащив все содержимое по полкам, Хатсумэ отряхивает руки, произнося: — Я и не сомневалась, что все получится, — фраза звучала крайне самоуверенно и фальшиво, но Мэй произнесла ее больше для себя, успокаивая. — А не будет никаких осложнений? Ну, все же, это вмешательство в его организм, — указывая пальцем на Изуку, задает вопрос Каминари, лениво качаясь на стуле. — Если в свое время Изуку смог перенести у себя в крови гибрид квирка полного разрушения и созидания, то, думаю, проблем нет никаких, — задумчиво протягивает Мэй, потерев указательным пальцем висок. Мидория проводит ладонью по щеке в очередной раз, морщась от зудящей боли в области скулы. Спустя пару секунд Каминари, поймав на себе озадаченный взгляд Изуку, поднимается со стула, подходя к дальнему стеллажу, возвращается обратно, вновь садясь за стол, протягивая руку перед лицом Изуку, в которой Денки держал небольшое зеркало. На гладкой стеклянной поверхности отражалось худощавое бледное лицо: темная тонкая линия бровей, потрескавшиеся по краям губы и светлые зеленые глаза цвета нефрита, отблескивающие тусклыми бликами от света бледной лампы. Мидория проводит руками по волосам, тем самым убирая челку назад, заворожено наблюдая за своим новым отражением. Самому Изуку кажется, что он выглядит непривычно и странно. Проведя указательным пальцем чуть ниже глаза, Изуку замечает легкий красноватый цвет, явно символизирующий небольшой ожог. Заметив это, Мэй пожимает плечами, произнося, успокаивая: — Ничего страшного. Заживет. Еще некоторое время любуясь работой Мэй в зеркало, Изуку в очередной раз произносит слова благодарности, получая в ответ лишь смущенное покачивание головой от Мэй и добродушный смешок от Денки. Катсуки не вмешивается в последующий диалог троих, вновь отворачиваясь, опуская глаза вниз, погружаясь в какие-то свои мысли. Ему неудобно сейчас, некомфортно в этой теплой дружеской атмосфере троицы. Бакуго чувствовал непонятно откуда взявшиеся досаду и чувство вины. Когда кто-то хватается за чужую жизнь, помогая и поддерживая друг друга даже в таких откровенно поганых условиях, когда Катсуки видел подобные случаи, то в его памяти сразу всплывают одни и те же картины полного хаоса, в котором он был виноват целиком и полностью сам. Отрекшись от окружающих, не признавая друзей, отвергая поддержку Бакуго считал, что сможет спокойно прожить обособлено, живя позицией, мол, любая человеческая жизнь ничего не стоит, как и его собственная. И он обесценивал существование, будучи на свободе, когда другие хватались за каждый глоток воздуха, сидя взаперти. Наконец, распрощавшись с Хатсумэ и Денки, Изуку берет какие-то необходимые ему вещи из комнаты, а именно пару колб и какое-то железо, махая на прощание рукой. Дождавшись, когда Катсуки пройдет вперед, Изуку захлопывает за собой дверь. Молчаливо смотря на Изуку, такого непривычного, но одновременно до боли напоминающего Деку из средней школы и детства, Катсуки глубоко вдыхает, произнося: — Рад, что тебе вернули полноценное зрение. Изуку оборачивается на голос Бакуго, замечая сосредоточенное лицо Катсуки, улыбается уголками губ, отвечая: — Я просто в очередной раз доказал себе, что разрушение можно использовать во благо, — Изуку задумывается, бубня себе под нос, — все же квирк полного разрушения может зарождать жизнь.***
Прежде чем вернуться в комнату Изуку, Мидория и Бакуго заходят в комнату рядом, которая была отведена под нечто, напоминающее хранилище всего возможного на свете. Внимательно оглядевшись, Катсуки заметил здесь и десятки разнообразных пробирок, и кучи перекрученных проводов, и заржавевшие технические устройства, и книги, и явно испорченные чужие органы в банках, при виде которых Бакуго слегка напрягся, с омерзением отворачиваясь. Изуку ставит взятые у Мэй вещи на полку, говоря, что все это понадобится позже. Как пояснил Мидория, то он желал сделать поддельный труп Катсуки на основе уже имеющегося, любого, мертвого тела, выдав за настоящего убитого Бакуго. «Если наработки Хатсумэ смогли воссоздать полностью рабочий орган, то создание неживого, скажем так, макета, не составит особого труда», — разъяснил Изуку, вставая на носки, желая дотянуться до верхней полки. Подходя ближе, с легкостью доставая необходимую книгу для Изуку с полки и протягивая ту, Бакуго ухмыляется забавно-детской разнице в росте между ним и Мидорией. Если подумать, то план Деку был очень даже изощренным и вполне себе осуществимым. Правда, Катсуки еще долго ворчал и ругался после того, как Мидория решил резко и без предупреждения вырывать у Бакуго с головы волос, обосновывая это тем, что ему необходима ДНК. «Чертов Деку, почему нельзя просто отстричь мои блядские волосы?», — ругался Бакуго, когда он и Изуку возвращались уже в комнату Мидории. Тяжело шагая, фыркая ругательства под нос, причина которых, по сути, была настолько мелкой, Катсуки все никак не мог успокоиться. А Мидория лишь тихо посмеивался, рассказывая, что, на самом деле, полностью идентичную внешность воссоздать не получится, так что придется слегка изуродовать лицо мнимого трупа, дабы не было видно сильных отличий от настоящего Катсуки. — Думаешь, папочки, что нависают над тобой, помнят меня досконально в лицо?— задумчиво протягивает Катсуки, наконец, уняв нервозность. — Они могут быть крайне дотошны и обратиться к документам, а там, кстати, красуется твое фото, — помотав головой, отвечает Мидория, отпирая ключом дверь в свою комнату. — Надеюсь, у меня там хоть рожа приличная, — фыркает Бакуго, заходя вслед за Изуку, закрывая дверь, трижды проворачивая ключ до упора. Изуку подходит к широкому ящику, стоявшему рядом со столом ближе к стене, открывая тот. Для этого ему пришлось присесть, ибо ящик был достаточно низким. Некоторое время покопавшись, Мидория достает яркую глянцевую коробку и, повертев ту в руках, демонстративно показывает ту Катсуки. Бакуго щурится, пытаясь рассмотреть надписи на коробке и понять, что ему предлагает Деку. — Есть будешь? — спрашивает, наконец, Изуку, смотря на озадаченного Бакуго снизу вверх. — Это что за дрянь? — недоверчиво задает вопрос Катсуки, указательным пальцем показывая на пеструю коробку. Мидория поворачивает упаковку другой стороной, на которой мелким шрифтом был написан состав и прочие важные мелочи. Вчитываясь, Изуку уверенным тонном констатирует: — Замороженные котлеты. Вроде бы. Хрипло рассмеявшись, Бакуго незадачливо мотает головой, махая рукой, тем самым жестом соглашаясь разделить трапезу из противных полуфабрикатов вместе с Деку. Как оказалось, у Деку в том самом ящике помимо кучи не самой полезной пищи была запрятана еще и не самого презентабельного вида микроволновка, провод от которой тянулся через специально пробитую на задней стенке ящика щель. Установив необходимое на таймере время, микроволновка со скрипучим протяжным вздохом засветилась тусклым желтым светом, отсчитывая время назад. Немного понаблюдав за медленно крутящимся куском замороженного мяса внутри металлической коробки, Изуку поднялся, подходя к компьютерному столу, устало плюхаясь на стул. Некоторое время Мидория просто смотрит куда-то перед собой, явно привыкая к новым ощущениям полноценного зрения. Заметив это, Катсуки, слегка нахмурившись, пренебрежительно бросает: — Ну и как ощущения? Мидория сначала просто улыбается уголками губ, после чего, забравшись на стул с ногами, повернувшись лицом к монитору, задумчиво, отвечает: — Я не столько рад возвращению глаза, сколько рад подтверждению своих позиций, — Изуку касается указательным пальцем нижней губы, слегка оттягивая ту, несколько секунд молча смотря в ярко светящийся экран. Катсуки подходит к Мидории, облокачивается на спинку стула, на котором сидит Деку, слегка наклонив голову в сторону, наблюдая за неподвижными ярлыками на мониторе через плечо Изуку. — Если бы ты не сидел в этих четырех стенах, то за такое научное открытие тебе бы заплатили нехилую сумму, да еще и грант бы выдали, — усмехнувшись, сипло произносит Катсуки. Бакуго вырывает Мидорию из размышлений, от чего парень, встрепенувшись, отвечат: — Есть вещи, которые делаются не ради результата, а ради того, чтобы доказать что-то себе или окружающим. Если брать самое банальное, — Изуку на долю секунды замолкает, явно генерируя более-менее понятный пример для иллюстрации своих мыслей, — есть люди, которые занимаются каким-то делом пожизненно. Неважно, каким. Они могут рисовать, писать, заниматься наукой или же просто вести личные записи. Им не важно, насколько их работа будет оценена в дальнейшем, сколько внимания она привлечет и так далее. Такие вещи делаются исключительно благодаря бескорыстному желанию. Мидория запрокидывает голову назад, встречаясь с Катсуки взглядом. Бакуго понимает, что безумно давно не ощущал на себе такого душевного и открытого взгляда, каким обладал Деку. — Движет желание помочь, донести свою мысль, неважно, как, — Изуку слегка причмокивает губами, — я просто хочу показать людям, что они забиты в рамках закостенелого представления. Считают, что если вещь создана для разрушения, то для жизни пригодна быть не может. После этих слов Изуку вытягивает ладони вперед над собой, будто пытаясь перекрыть ими противный блеклый свет люстры, наблюдая за лучами, проскальзывающими сквозь тонкие пальцы. — С людьми то же самое. Те, на ком клеймо разрушителя, никогда не станут в чужих глазах благодетелями, — устало вздохнув, закончил мысль Мидория. Катсуки вздрогнул, поджимая нижнюю губу, чувствуя, как последние слова Деку больно бьют в висок, заставляя ощущать неприятную тянущую боль вины. — Каччан, мы ведь можем помочь друг другу, так, — Мидория поворачивается лицом к Катсуки, грустно улыбаясь, — ты повязан с моим прошлым, а я, по всей видимости, с твоим будущим. — Кончай говорить загадками, — рыкнул в ответ Бакуго, отводя взгляд, по какой-то причине стыдясь смотреть Изуку в глаза. — Я обещаю сделать все возможное, дабы вернуть тебе квирк, с условием, что ты заставишь меня вспомнить все до последней мелочи, — Изуку кивает головой, будто сам соглашаясь со своими условиями. — Есть некоторые проблемы, — задумавшись, пробубнил Катсуки, вспоминая слова Мэй. Вообще, идея Мидории была вполне себе неплоха во всех аспектах. В выигрыше бы были оба, даже, нет, Катсуки смог получить бы вдвойне: вернуть квирк и, возможно, избавиться от преследующего чувства вины путем искупления через Деку. Или же все могло пойти наперекосяк, закончившись чьим-нибудь мертвым телом. И снова две крайности. Катсуки казалось, что он уже забит в этих рамках постоянно гиперболизированных ситуаций. — Наверное, ты думаешь, что, вспомнив все, тебе станет легче, — издалека начал Катсуки, вздыхая, — но есть вещи, которые могут тебя очень сильно расстроить, заставив чувствовать себя обманутым. Бакуго не хотел говорить, кто именно больше всего сейчас обманывал Деку, но понимал, что рано или поздно Изуку сам придет к правильному ответу. Микроволновка противно запищала, от чего Мидория поднялся со стула, подходя к той, дабы забрать еду. Комнату окутал запах не самого свежего разогретого стейка. Поставив еду на стол, порывшись в ящике в поиске столовых приборов, Изуку протянул Катсуки вилку, предлагая присоединиться к скромной трапезе. — Это может травмировать тебя, и, — слегка замявшись, собравшись с мыслями, Бакуго все же произнес, — я не хочу, чтобы тебе было плохо. Снова. Удивленно наблюдая за Катсуки, лицо которого приобрело непривычно серьезный и спокойный оттенок, Мидория, вдумываясь в слова Бакуго, ответил: — Лучше так, чем сидеть в неведении. Пододвинув стоявший в углу одинокий стул к Мидории, Катсуки сел, беря из рук Изуку вилку, угрюмо бубня: «спасибо». Хоть еда и была откровенно паршивой, Бакуго ел жадно и с аппетитом, тщательно пережевывая, желая насладиться каждым отвратным кусочком жесткого, будто резинового мяса. Мидория же безынтересно ковырялся вилкой в еде, даже не смотря в тарелку, отвлекаясь на горящий монитор, листая однотипные файлы один за другим. Не обращая внимания на громкий лязг вилки, соприкасающейся с фарфоровой тарелкой, Мидория, все же положив в рот маленький кусочек мяса, жуя, произносит: — Сегодня вечером я перетащу сюда необходимое оборудование, дабы попытаться вернуть тебе квирк назад, — кладя вилку рядом с общей для Мидории и Бакуго тарелкой, потирая левую руку, произносит Изуку. Катсуки посмотрел на Мидорию внимательным взглядом, молча кивая, соглашаясь, продолжая поедать мясо. Отведя глаза, Изуку грустно улыбается, чувствуя, как левая ладонь ноет от неприятной покалывающей изнутри боли. Он не признается об этом Каччану, нет. Пусть тот лучше думает, что желание передать квирк назад хозяину — побуждение совести, а не слабость к физической боли, смешанной с чувством разочарования. Мидория понимал, что, в теории, может «переварить» способность, подчинив ее себе, но какова вероятность, что до этого Деку просто не откинется от болевого шока? Поджав нижнюю губу, чувствуя, как слезы начинают колоть глаза, Изуку часто моргает, не желая плакать. «Такое странное ощущение слез на новом глазу», — ловит себя на мысли Мидория, желая отвлечься. — Я понимаю, что не должен в это лезть, — доев мясо, откашлявшись, начинает Катсуки, — но неужели ты действительно готов так просто расстаться с квирком? Бакуго задумчиво хмыкает, глядя на отвернувшегося Мидорию. Будто почувствовав на себе едкий взгляд алых глаз, Изуку вздрагивает, оборачиваясь на голос, вновь смаргивая слезы, грустно улыбаясь. — Не просто так, — сипло отвечает Мидория. Его голос дрожит, и Катсуки это замечает, напрягаясь. — Я меняю твой квирк на свою прошлую жизнь, — горько произносит Изуку, и Бакуго чувствует, как сердце начинает противно ныть, — некоторые вещи нельзя получить просто так. Их нужно достичь, потратив на это уйму времени и сил. Если бы Деку только знал. — Черт, Деку, — закрывая глаза, устало проводя руками по лицу, будто желая проснуться, рычит Катсуки, — ты такой… Изуку удивленно смотрит на резко поменявшегося в лице Катсуки, не понимая происходящего. — Ты такой ублюдок, Деку, — Бакуго мотает головой, — всегда был таким ублюдком. Вся эта твоя жертвенность, нытье, надежды. Как же меня все это достало, ты даже после промывки мозгов не меняешься, — взвыл Катсуки, поднимая голову, нервно и тяжело дыша. Слегка отпрянув назад, будто боясь Бакуго, Изуку удивленно поднимает брови, не до конца понимая, что хочет донести своими словами Катсуки. — Будто эта твоя наивность и непонятное стремление не в голове, а где-то тут, — Катсуки тыкает указательным пальцем в грудь Изуку, заставляя парня вздрогнуть, — блять, я до сих пор не понимаю, почему ты просто меня не убил? Тебе было бы легче. Был бы в выигрыше по всем параметрам, — дрожащим от нервов голосом, сипит Бакуго. — Каччан, я, — Мидория поднимается, кладя руку на плечо Катсуки. Бакуго же раздраженно дергает плечом, ругаясь на Мидорию, отворачиваясь. Каждый чертов раз, когда Деку каким-либо образом проявляет сочувствие или хоть как-то пытается помочь, Катсуки чувствует диссонанс в груди, который разрывает сознание на части, заставляя голову выть от непонимания. Зачем, почему, для чего Деку желает ему помочь? Вот он стоит перед ним, весь чахлый, бледный, нездоровый, из последних сил тянется к целям. Даже блядскому Катсуки Бакуго, который спокойно выворачивал наизнанку невинных. Бакуго чувствует себя мерзко и унижено. И все из-за, казалось бы, обычных человеческих поступков. Но только со стороны Деку все смотрелось иначе. Изуку будто королева драмы, готовая пожертвовать жизнью, лишь бы другим было хорошо. Даже сидя в четырех стенах пытается работать на благо человечества, да только по своим странным устоям, перерезая глотки «невинным». Но кто Бакуго такой, чтобы судить? Тем более, явно поехавшего крышей Деку. — Каччан, послушай, — Изуку осторожно гладит Бакуго по плечу, продолжая говорить, — ты единственный, кто может раскрыть мне глаза на правду. Зачем мне тебя убивать? Убийство тебя равняется моему самоубийству. Тяжело вздохнув, Катсуки кладет руку на ладонь Изуку, лежащую на плече, неосторожно похлопывая ту. — Знал бы ты, Деку, какой ты дурак, — печально ухмыльнувшись, произносит Катсуки, поднимая глаза на Мидорию. Изуку лишь кивает в ответ, то ли осознанно, то ли нет, но соглашаясь со словами Бакуго. После этого Изуку и Катсуки молча сидят в комнате, будто игнорируя предыдущий разговор. Спустя некоторое время Мидория и вовсе уходит, строго наказывая Катсуки, чтобы тот не шумел и никоим образом не пытался проникнуть за пределы запертой комнаты. Бросив лишь раздраженное «как скажешь», Катсуки отмахивается от Мидории, занимая стул перед монитором. Взяв с собой использованную тарелку и пару документов, вынутых из общего хлама, творящегося на рабочем столе, Мидория удалятся, громким скрипом ключа закрывая дверь. Заметив, что Деку, наконец, ушел, Катсуки начинает с интересом листать файлы, хранящиеся на компьютере, открывая то одну, то другую папку, не зная, что именно он ищет. Большинство файлов, будто специально, оказались битыми. Катсуки удается, приложив некоторые усилия, открыть интересующий его документ. Название было крайне интригующим, а сам файл был запрятан настолько глубоко и далеко в систему, что Бакуго наткнулся на него совершенно случайным образом и то через десять минут неосознанных поисков. Перед Катсуки на мониторе высвечивается огромное количество сплошного текста вперемешку с датами. Щурясь и вчитываясь, Катсуки слегка подается телом вперед, дабы рассмотреть интересующий его текст. «Изуку Мидория. Возраст: 16 лет. Статус: жив. Ближайшие родственники считаются погибшими. Способность: без способности. Адрес проживания: специальный район Кото. Образование: отсутствует». «Кото. Это же так далеко от настоящего дома Деку», — размышляет Катсуки, толкая пальцем колесико мыши, заставляя текст на мониторе измениться, — «Кото. Такое знакомое место, будто я там был по каким-либо причинам». «Изуку Мидория. Возраст: 16 лет. Статус: жив. Ближайшие родственники считаются погибшими. Способность: без способности. Адрес проживания: специальный район Тиёда. Образование: отсутствует». «Чушь. Черт, опять какой-то знакомый адрес», — думает Бакуго, хмурясь, напрягая память. Под документами стояла дата, и разница между двумя анкетами была в пару месяцев. Неужели под Мидорию каждый раз создавалось новое досье? Но для чего и куда оно отсылалось? Катсуки внимательно читает следующе и последнее досье. «Изуку Мидория. Возраст: 16 лет. Статус: мертв. Причина смерти: передозировка лекарствами». Катсуки хмурится, прикладывая указательный палец левой руки к переносице. Мидория считается мертвым? Официально ли? Или же это просто документы ради формальности? Неожиданно Бакуго ловит себя на мысли, что в каждой анкете был указан одинаковый заниженный возраст Изуку. «Неужели Деку не помнит даже своего точного возраста? А что с местом жительства? Помнит ли он свой родной дом?», — Катсуки нервно кусает нижнюю губу, раздраженно стуча пальцами по деревянной поверхности стола, думая. И адреса кажутся такими подозрительно знакомыми, но совершенно не хотят вспоминаться. Изуку приходит через пятнадцать минут после того, как Катсуки заканчивает чтение документов. Таща за собой пару мотков проводов и очередную непонятную конструкцию, Мидория с достаточно довольным лицом буквально вваливается в комнату, захлопывая за собой дверь ногой. Почувствовав на себе хмурый взгляд Катсуки, Изуку смутился, подходя с оборудованием ближе к Катсуки, кладя то на стол. После Мидория молча вновь уходит из комнаты, возвращаясь уже с капельницей, так же пододвигая ту к Бакуго. Хмуро наблюдая за копошением Деку, Бакуго лишь фыркает. — Это все ради того, чтобы избавиться от моей способности? — ухмыльнувшись, спрашивает Катсуки, рукой обводя появившиеся в комнате предметы. — Ради того, чтобы попытаться избавить меня от твоей способности, — уточняет Изуку, настраивая капельницу, — мне нужно, чтобы ты лег на кровать. Равнодушно пожимая плечами, Бакуго плюхается спиной на кровать, понимающе закатывая рукав кофты, оголяя кожу, догадываясь, что Деку хочет провернуть ту же процедуру, что забрала квирк с концами, заново. Мидория нервно бегает из стороны в сторону по комнате, перетягивает какие-то провода, время от времени подходит к двери, дергает, в очередной раз убеждаясь, что та закрыта. В итоге через пару минут вокруг лежащего на кровати Катсуки образовалось переплетение проводов вокруг капельницы. Среднего размера устройство, напоминающее чем-то коробку со встроенным в нее увеличенным мультиметром, тянуло свои проводки к кровати Бакуго, обвивая руку. Изуку старательно раскручивал провода, на которых были небольшие зажимы, дабы закрепить их на запястьях Катсуки, а один длинный провод с плоским концом обвить вокруг шеи, прикладывая нечто, находящееся на конце, напоминающее термопару, к тонкой коже шеи, где бился пульс. — Я считаю, что одного переливания крови, возможно, будет недостаточно, — поясняет Мидория слегка мямля, держа в зубах очередной провод, — это устройство было собрано после того, как я понял, что для передачи квирков необходим сильный эмоциональный контакт. Оно усиливает электромагнитное поле человека, который находится под воздействием передачи способности, тем самым увеличивая шанс обмена квирком, — Мидория отходит, дабы подтащить к кровати стул, — но для этого тебе нужно вспомнить что-то особенно эмоциональное. Скорее всего, оно само всплывет у тебя в сознании. Катсуки хмыкает в ответ, наблюдая за едва качающимся на капельнице пакетиком крови. Заметив это, Изуку кисло улыбается. — Не переживай, она свежая, моя и с твоим квирком. — Что будем делать, если не прокатит? — задает вопрос Катсуки, переводя взгляд в потолок. — Есть еще один способ, но я не очень хотел бы, чтоб до него дошло, — хмыкнув, задумчиво протянул Мидория, беря иглу от капельницы. — Что же это за способ? — озадаченно спрашивает Катсуки, не обращая внимания на копошащегося рядом Изуку. — Неважно, я просто надеюсь, что все получится, — Изуку смазывает кожу рядом с веной спиртом, аккуратно вводя иглу от капельницы в руку Катсуки. Бакуго слегка морщится, облизывая сухие губы. Он видит, как Деку все еще возится с капельницей. — Слушай, Деку, — начинает Катсуки, — сколько тебе лет? — Что за глупый вопрос? — удивляется Мидория, заканчивая разбираться с оборудованием, — шестнадцать, конечно же, — непонимающе разведя руками, Изуку садится на стоящий рядом с кроватью стул, озадачено глядя на лежащего Бакуго. — Вообще-то, мы ровесники, — тихо шепчет Катсуки, осознавая, что дело с потерей памяти Изуку все мрачнеет и мрачнеет. — Тебя притащили сюда после Второго Удара, тебе уже было больше шестнадцати, — продолжает Катсуки, видя, что Деку смотрит на него и непонимающе хлопает глазами, — а родился ты где? — В Токио, — машинально отвечает Мидория, откидываясь на спинку стула. — Как только это чертово переливание закончится, я увезу тебя, — хмуро произносит Бакуго, решая все за Мидорию. — Что? Куда? — Мидория совершенно не понимает, о чем толкует Катсуки. — Если ты хочешь все вспомнить, то я должен тебе кое-что показать, — закрывая глаза, тихо произносит Бакуго, заранее планируя возможный побег, — ты же хочешь увидеть все своими глазами. — Но я не могу отсюда уехать! — восклицает Деку, но после, наклонив голову в бок, произносит, — сейчас не об этом. Разберемся после. Не думай обо мне, Каччан, хорошо? Тебе нужна максимальная эмоциональная разрядка. Пожалуйста, думай о каком-то моменте, который сильно давит на тебя эмоционально. Без разницы, в положительном или отрицательном ключе, — поднося скрещенные между собой пальцы к губам, поясняет Мидория уже более спокойным тоном. — Как скажешь, — глухо отвечает Катсуки, закрывая глаза, желая сконцентрироваться; сейчас это было в его интересах. — Если что-то пойдет не так, я рядом, — Изуку едва касается своей ладонью руки Бакуго, в которую была вставлена игла; Катсуки не сопротивляется. (2) Мысли будто сами переплетаются в голове, складываясь в ровную картину. Катсуки не думает, он отдается потоку чувств, заглушенных внутри. Он видит и чувствует все до мельчайших деталей. Будто прошедший эпизод жизни прокручивается снова с доскональной точностью. Тусклое монетно-желтое солнце даже не касается земли, будто пренебрегая. Пиная попадающиеся под ноги камни, Катсуки бредет вдоль железной дороги, неосторожно переступая через прогнившие шпалы. Бакуго поднимает голову вверх навстречу солнцу, но то отворачивается от него, прячась за рваными облаками. Угрюмо хмыкнув, Катсуки продолжает идти вперед, опустив голову, смотря себе под ноги. Вялая рожь, тянущаяся вдоль железнодорожного пути, покачивается из стороны в сторону безразлично и безынтересно. Ржавые рельсы отблескивают противными коррозийными бликами от ядовитого солнца. Вновь пнув очередной камень, валяющийся на шпале, Катсуки исподлобья смотрит вперед, вслушиваясь в окружающий шелест ржи и изогнутых старостью и ветром деревьев. Песнь без слов, но Бакуго понимает, о чем нашептывает ему окружение. Это госпел прошлой жизни. Жизни, которая так внезапно оборвалась печатью на документе об исключении из Юэй. Жизни, которая плюнула в душу, заставив отвернуться окружающих. Жизни без смысла, идей и целей. Госпел жизни, превратившейся в существование. Повернув голову в сторону, Катсуки видит заброшенную свалку. Она представляла собой небольшой участок земли, полностью захламленный ржавыми машинами, баками, деревяшками, железками, испорченными предметами быта. Бакуго знал, что вдали от города такие свалки встречаются часто, но он не знал, что неосознанно забредет так далеко от дома, бессмысленно идя вдоль железнодорожных путей. Переступив через рельсы, Катсуки пробирается сквозь высокую нескошенную траву к кладбищу поношенных вещей, рассматривая окружение. На душе паршиво. Сердце будто проела ржавчина. Руки нервно трясутся от злости, спящей все это время где-то в душе. Оглядываясь вокруг, Бакуго подходит к одному из кузову машин, раздраженно ударяя тот ногой, от чего машина тоскливо заскрипела. Бакуго и сам как одна из этих вещей. Такой же сломанный, брошенный и никому не нужный. Он проходит мимо дырявого железного бака, толкая тот рукой, заставляя неустойчиво стоявшую железку упасть с громким стуком. «Неужели я виноват в том, что хотел кому-то помочь?», — думает Катсуки, раздраженно кусая до крови нижнюю губу, разъяренным взглядом осматриваясь вокруг. «Неужели слова о том, что действовать надо ради большинства, оказались ложью?», — Бакуго подходит к стоящим в ряд пустым стеклянным бутылкам, со всей силы пиная те ногой, от чего хрупкое стекло с лязгом разлетается, ударяясь о стоявший позади очередной ржавый корпус машины. «Будь героем, выдавай себя на полную, даже если это будет стоить тебе жизни», — повторяет уже вслух, будто мантру, Катсуки, нервно сжимая и разжимая кулаки. Закрывая глаза, он поднимает лицо к небу, будто ожидая от того ответа. Но солнце лишь молча избегает Катсуки, скрываясь. Несправедливо, неправильно. На смену разочарованию и жалости к самому себе приходит злость. Чистая животная агрессия, желающая вырваться наружу, вцепившись в глотку зубами первому встречному. Катсуки видит валяющийся на земле кусок ржавой арматуры. Нагнувшись, взяв железо в руки, Бакуго дрожащими пальцами сжимает предмет, бешеным взглядом оглядываясь. Выпустить гнев через квирк недостаточно. Душа и сердце требуют настоящей физической злости, от которой будут болеть руки. От которой сознание будет ликовать, погружаясь в красную пелену озлобленности на окружающий мир. Грусть, гнев, горе. Катсуки со всей силы замахивается, ударяя стоящий на баках сломанный телевизор, заставляя экран того разлететься на дрожащие стеклянные осколки. Бакуго ударяет вновь уже по каркасу, от чего телевизор падает на землю с глухим треском. Тяжело дыша, Катсуки бьет с размаху стоящие рядом бутылки, наслаждаясь их истеричным звоном. Он бьет невесть откуда оказавшийся тут манекен, снося тому арматурой бестолковую голову. Изолированность, испуг, истощение. — Я, блять, не виноват, что пара идиотов не может признать, что иногда парой чужих жизней стоит пожертвовать! — во всю глотку кричит Катсуки, понимая, что деревья и птицы стерпят его вопль. Катсуки озлобленно выбивает арматурой и без того побитое стекло у старой машины. — Какого хуя единственный, кто спас ситуацию, не может быть героем? — сквозь больное горло надрывается Катсуки, продолжая истязать ударами бампер машины. Катсуки чувствует, как слезы непроизвольно режут глаза, скатываясь по обляпанным пластырем щекам. — Я спас весь ебучий город, получив в награду целое нихуя! — продолжает кричать в никуда Бакуго, с силой забивая уже помятый корпус машины. Ему плохо. И физически, и на душе. Голова будто не думает вовсе, полностью отдаваясь эмоциям и импульсу разрушения. Сквозь собственные неразборчивые крики Катсуки понимает, что если не остановится, то разнесет всю эту чертову свалку к чертям голыми руками, даже не используя квирк. Никогда агрессия и тоска не ощущались так явно. Катсуки больше не может. Арматура сама выпадает из рук, а Бакуго обессиленно падает на колени перед мятой машиной, срываясь на плач. Он не сдерживается. Закрывая руками лицо, Катсуки плачет, подтягивая колени к груди, опираясь спиной на изуродованную машину. Голова раздражающе ноет, виски пульсируют, кажется, если закашляешь, то из горла польется кровь. Запрокидывая голову назад, все так же закрывая лицо руками, Катсуки плачет навзрыд, не стесняясь накопленных чувств. — Мам, пап, — он шепчет сквозь слезы, обращаясь неизвестно к кому, — Деку. Катсуки невнятно шепчет, утыкаясь лицом в колени, обессиленно рыдая. Страх, скорбь, слабость. — Каччан, Каччан! — чужая рука испуганно тормошит Катсуки, заставляя того открыть глаза. Видя перед собой серый потолок, Бакуго вздрагивает, резко вскакивая с кровати, из-за чего капельница с грохотом падает на пол, а игла выскальзывает из руки. Катсуки видит обеспокоенного перед собой Деку, который ошарашено смотрит на сидящего парня. Сердце истошно вопит в груди, учащая пульс, Катсуки это чувствует. Он резко моргает, ощущая неприятное болезненное чувство в глазах. Касаясь своих собственных щек, он чувствует влажные следы от слез. — Каччан, ты плакал, — дрожащим голосом произносит Изуку. Бакуго ощущает, как его трясет от пережитых заново эмоций. Резко наклоняясь вперед, Катсуки обнимает Деку за шею, прижимая испуганного парня к себе. Мидория охает, падая в неуклюжие объятья Каччана, часто и испуганно моргая. — Деку, послушай меня, Деку, — заплетающимся языком неестественно тараторит Катсуки, дрожащими слабыми руками поглаживая Мидорию по спутанным кудрям, — я спасу тебя, Деку. Не знаю, от чего, но я тебя спасу, — Катсуки, всхлипывая, утыкается носом в макушку Мидории, шепча неровным голосом, — говорят, мало спасти одну жизнь, чтобы стать героем. Но я считаю иначе. (3) — Думаешь, он вернется? — с подозрительной интонацией произносит уставший голос человека, склонившегося над столом, на котором во всю ширь была разложена карта Токио. — Он делает слишком неосторожные шаги, так что, я предполагаю, все ведет к тому, что Катсуки Бакуго просто вырвется на свободу и снова начнет создавать нам проблемы, — стоявший напротив человек ответил холодно, слегка озадачено, несколько раз щелкая зажигалкой, заставляя тлеть кончик сигареты, зажатой между зубами. — Что мешает нам встретить его раньше, чем он встретит нас? — донесся из полумрака откуда-то сзади нервозный звонкий голос, полный желания действовать. — Закон, — убирая зажигалку в карман длинного темного пальто, равнодушно отвечает собеседник. Изуку боязливо отвечает на объятья Катсуки, утешительно похлопывая того по спине. Чувствуя давно забытое тепло, исходящее от тела Деку, Бакуго обессиленно прижимается к Мидории, не в силах сдержать слезы. Катсуки ему поможет, спасет, он пообещал. Пусть он спасет единственного чертового Деку, но эта жизнь окупит хоть одну сотую содеянных ранее грехов. — Ты ведь знаешь, я не одобряю твоего отношения к этому мальчишке, — сипло корит неприятный колкий голос. Короткие толстые пальцы грубо обхватывают шахматную фигуру коня, делая ход. — Ему так легче, поверьте, — молодой слегка гнусавый голос капризно отвечает, а дрожащие тонкие пальцы делают шаг дамой. — Давно ты решаешь за него? — ухмыляясь, задает вопрос оппонент, обводя указательным пальцем клетки шахматной доски, ловко огибая все стоявшие на поле фигуры. — С того момента, как я привел его сюда, — тонкая рука неуверенно переставляет ферзя. — Шах и мат, — уверенно заявляет противник, ставя слона напротив чужого короля, — обыгрываю тебя даже вслепую, Томура. Шигараки хмурится, раздраженно царапая рукой кожу шеи. — Нельзя выигрывать постоянно, — ухмыляется Томура, буквально пожирая взглядом сидящего перед ним человека, — спасибо за партию, господин Все за Одного, — имя из уст Шигараки звучит особенно язвительно, пропитано отвращением и одновременно страхом. — Я увезу тебя, я покажу тебе твой дом, твою, нет, нашу школу, я помогу тебе, Деку, — пытаясь подавить очередной истеричный хрип, шепчет на ухо Мидории Катсуки. Изуку лишь закрывает глаза, не произнося ни слова в ответ.