Забывчивость
Я сидел в темноте и, откинувшись на спинку кресла, смотрел на «привет», о котором утром еще мечтать не мог. Нужно было ответить, но я не знал что. Вернее, конечно, логичнее всего было бы тоже поприветствовать, а затем спросить «как дела?», но разве это не убьет дальнейший диалог? Да и как у собеседницы по ту сторону монитора или даже провода могут быть дела? Она целый день играла свою музыку, а люди просто проносились по делам. А потом из толпы возник я и тоже унесся, даже не ответив ей. Не зная, что написать, я перешел на ее страницу и робко нажал на «добавить в друзья». На аватаре у нее старая фотография — она в седле верхом на лошади, а вокруг такая красота, что мне самому невольно захотелось оказаться на этой фотографии рядом с храброй наездницей — Алиной. «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Еще я узнал, что она меня старше на два года, что любит музыку и кошек, даже стихи сочиняет. Что главное в жизни — красота и искусство, а в людях — доброта и честность. Что отношение к курению негативное, а к алкоголю компромиссное. Что ее любимая книга «Над пропастью во ржи», а фильм «Большая рыба». И о своем маленьком секрете, о фотографиях, которыми пестрил Инстаграм Тимура, она пикантно умолчала. На ее странице Вконтакте вообще было мало фотографий. И не могу не сказать, в тот момент я прекрасно понимал, что не знаю о ней ровным счетом ничего, но это меня не настораживало. Скорее наоборот вызывало бурный интерес и какой-то совершенно необычный настрой. Если бы еще только не храп Инкогнито, бесцеремонно занявшего мою постель. Алина Одинцова приняла Вашу заявку в друзья Пути назад уже не было. Мои пальцы стремительно забегали по клавиатуре. Леша Швецов: Привет. Спасибо за вчера. Алина Одинцова: Не за что, романтик) Не знаю почему, но мне стало как-то неловко, когда она меня так назвала. Хотя дальше наш диалог лился бурной рекой, и я не отвлекался на подобные мелочи, приковав взгляд к освещающему комнату монитору. Мои пальцы снова застучали по клавишам. Леша Швецов: Мне понравилось, как ты сегодня играла. Это ведь ты выступала на Комсомольской? Алина Одинцова: А кто же еще? Даже не знаю, чтобы было, если бы скрипка не нашлась… Спасибо за поддержку, и за скрипку тоже спасибо. Она поблагодарила меня уже во второй раз, и я понял, что сильно недооценивал роль этой скрипки. Алина Одинцова: Еще раз… Леша Швецов: Не за что) Алина Одинцова: Жаль, ты убежал тогда. Дела? Леша Швецов: Да, нужно было другу помочь. Моя фраза звучала как нелепая отмазка, и только я знал, что это, к сожалению, правда. Причем уверен, под помощью другу Алина явно представила не поездку в вытрезвитель и сопровождаемые ором водные процедуры. А потом мне пришло сообщение, глубоко тронувшее меня: Алина Одинцова: Ты хороший) Только забывчивый. Вернее тронула первая половина, а вторая… Алина Одинцова: У меня все что-то забывают. Тимур сумку, ты пакетик суши. Черт, точно! Проклятые «Харакири»! Я же так психанул из-за Тимура, что совсем забыл о них. Может, правда судьба у людей такая все забывать в цветущей Алининой квартире? Я усмехнулся. А потом, разговор, который в моем воображении был рекой, достиг водопада. Алина Одинцова: Если хочешь, можешь забрать. Приходи хоть сейчас. Я посмотрел на часы и буквально остолбенел, поняв, что прошло уже полчаса. И то ли я так долго ждал сообщений, то ли так долго отвечал, но в небе уже светила полная луна, и там, в соседнем доме, горел заветный свет в окошке на восьмом этаже. Леша Швецов: Я приду. Алина Одинцова: Буду ждать.Последний день в зоне комфорта
Я уже накинул куртку и собирался выключить компьютер, когда на экране всплыло синее скайповское окошко. С аватарки на меня, как и каждый вечер, смотрела анимешная девочка с розовыми волосами, подписанная как Валера Сычев. И я бы проигнорил этот звонок, сказав уже позже, что меня не было дома, но вовремя вспомнил наш вчерашний разговор с Валерой и то, как я безразлично одобрил его уход из универа. Не знаю зачем я принял вызов, наскоро надев наушники. — Привет, Валер. Извини, я сейчас занят, ты не перезвонишь… — Леха! Это жесть! Леха! Выслушай меня! — ударило мне по ушам. — Так, успокойся, что случилось? — Леха, блин! Повестка пришла! Леха, что делать? Меня в армию забирают! Они следили за мной, только ушел из универа — сразу пронюхали и прислали. Если не приду двадцатого — приедут на «бобике» и затащат. Леха, меня там убьют, помоги… До чего же неподходящий момент. За целый день я даже не вспомнил о Валере. Я плел судьбы Миланы и Артура, я был готов сделать еще несколько решительных шагов навстречу Алине, но Валера… Я надеялся, что он и дальше будет висеть на шее у родителей, и все его счастье — видеоигры и спокойная сытая жизнь хикки-чайлдфри. Так уж получилось, что Валеру я всегда считал счастливым, он никогда ни на что не жаловался, а сейчас… Загреми он в армию — его там уничтожат. И, кажется, настало самое время принять решение, только я пока не знал какое, я вообще не ожидал, что события примут такой неожиданный поворот. Черт! Знал бы, ни за что не дал этому придурку покинуть универ… Да, точно! — Валера, угомонись, послушай… — Угомонись?! — Да послушай, блин! Иди и восстанавливался в универе, слышишь, иди! — Поздно… — обреченно раздалось в наушниках. — Повестка уже у меня на руках. Дальше медосмотр и контрольная явка, а потом… А потом Валеру научат маршировать и любить родину. Никак не срастается с образом парня, одержимого мыслью о переезде в Японию, компьютерными играми и еще невесть какой гиковской ересью. Тут уже я не выдержал, и, пытаясь как-то вразумить его, начал: — Так. Давай разберемся. Ты ведь в армию не хочешь? Да? Что тебе мешает вернуться пока не поздно, что мешает предоставить справку? — Моя успеваемость, чувак. Да и времени слишком мало. Пока они все восстановят, я уже буду драить плац вилкой! Мне надо что-то делать, может, нелегалом уеду, а? На поездах? В Японию! Вот там люди нормально живут, не то, что здесь. Там в армию не забирают без твоего согласия… Фигня какая-то! Почему меня родили не там? Я понял, что допустил первую ошибку в испытании. Я никак не попытался отговорить Валеру уйти из универа, из-за моего равнодушия пришла проклятая повестка… Хотя я все равно знал, что ни в чем не виноват. Валера сам сделал этот выбор. Мне, конечно, может стоило быть другом получше, стоило вытянуть его раньше, но… Сейчас было слишком поздно и мечась от мысли к мысли я выдал, как мне показалось, самую логичную: — Валера, тебе нужно залечь у кого-то. На время, пока кончится призыв. Осенний призыв, он же короткий. Пережди. До Японии ты все равно не доедешь. Из динамика донеслось только сухое шипение… И мне стало жутко. — Валера, твою мать! — не выдержал я, надеясь хоть как-то помочь ему. Я не знал, ответит ли он, боялся, что он наглотался таблеток от нервов и сейчас попросту отрубился. Но… Я продолжил, стараясь сохранять спокойный, уверенный тон, но высокие интонации выдавали волнение: — Так. Ты берешь и скрываешься у друга. У тебя есть друзья? Идешь и скрываешься. А потом, когда переждешь призыв, идешь и работаешь, зарабатываешь на свою языковую школу. Ты понял? Из динамика по-прежнему шипение. Но потом я едва расслышал «Понял» и звонок оборвался. Я не знал тогда, что будет с Валерой, я не мог приютить его у себя (один фрик уже дрых в моей кровати), но я искренне желал ему взять себя в руки… Или найти себя… Я желал ему счастья.Конверт с воспоминаниями
Позже я шел по улице, минуя гаражи. Не знаю почему, но все куда-то ужасно спешил, то пробегая прямо перед вынырнувшей из арки машиной, то обгоняя возвращающихся с работы людей. Вечер, что удивительно, выдался на редкость теплым, и я даже жалел, что надел куртку. Кажется, в Энск пришло бабье лето, и наконец-то после тоскливой ранней осени прекратились дожди. Ну, я по крайне мере спокоен за Валеру, хоть спокойно сбежит из дома и доберется до кого-то из своих друзей, не промокнет под вечными дождями и не простынет. Как и вчера, я подошел к подъезду дома напротив и, набрав код на домофоне, стал ждать, когда мне откроют, однако чуть раньше из подъезда вышел пожилой мужчина, и я юркнул, не дожидаясь ответа. Потом я ехал в лифте, с волнением предвкушая еще одну встречу с Алиной. И меня не покидало навязчивое опасение, что сейчас она появится, одарит меня своей фирменной милой улыбкой, отдаст пакетик и скажет «прощай». Я хотел продолжить мысль, но двери лифта предательски распахнулись, и я вновь оказался на восьмом этаже у восьмидесятой квартиры. В отличие от соседней, она была заперта, и что-то, несмотря на мои настойчивые вызовы, «Лисичка» не спешила отрывать. Зато дверь квартиры напротив была нараспашку, оттуда как раз доносились голоса и шум телевизора. Вроде новостная программа. А потом зазвучала знакомая с детства мелодия, опенинг «Спокойной ночи, малыши». Мне навстречу из коридора выбежала проворная девчонка с двумя светлыми хвостиками. — Не догонишь, не догонишь! — кричала она писклявым детским голоском, но едва увидев меня, резко остановилась и вытаращила глаза. Следом показалась Алина (вот уж не думал застать ее в чужой квартире) и, настигнув девчонку-проказницу, обхватила ее. — Попалась, мелкая! Мамка же сказала не воровать конфеты. — Я не мелкая! — обиженно воскликнула девчонка. — Мелкая. — Не мелкая! И Алина бы продолжила передразнивать ее, и я бы все больше и больше не понимал, что происходит, но она вовремя заметила меня, поправила густую прядь и неловко проговорила: — Ой, привет, Леш… — Привет, — ответил я с похожей интонацией. На веснушчатом лице сверкнула смущенная улыбка. Алина, видимо, не ждала, что я появлюсь так рано… Или так поздно из-за разговора с Валерой. Точно не знаю, но что от этой улыбки, что от этого взгляда веяло таким странным теплом и игривым азартом, что я почти таял. В тот момент уже, кажется, я не в первый раз подловил себя на мысли, что было в этой девушке что-то такое необъяснимое, что потом наверняка не мог забыть ни один любивший ее мужчина. И я все хотел понять, что же это. К тому же, в глаза бросился изумрудный кулон в форме сердца на шее. Ох, чую неспроста… А потом из соседней комнаты раздался строгий прокуренный голос: — Не кричи! В серой прихожей появилась женщина пропитого вида, одетая в одну серую, как и прихожая, ночнушку. И честно, лучше бы за маленькой оторвой присматривала Алина, чем она, потому что то, что произошло дальше ни в какое сравнение не идет с объятиями и передразниваниями. Свою, как я понял, дочурку, женщина больно схватила за ухо и раздраженно гаркнула: — Будешь еще кричать — всыплю ремня. А ну марш спать! И только посмей Петьку разбудить! Смешно, учитывая, что сама она кричала куда громче дочурки и всем своим видом и голосом демонстрировала быдлячество. Хм… И что Алина забыла здесь? Хотя, когда девчонка в слезах умчалась, морщины на лице женщины разгладились, и мина стала уже не такой злой и замученной жизнью. И интонации в голосе сильно поменялись, когда она встретилась взглядом с Алиной и, пытаясь показать умиление, сложила руки: — Ой, Алиночка, спасибо вам большое! Вы главное еще приходите, приходите… — сказав это, она перевела взгляд на меня и громко хмыкнув, добавила: — И ваш молодой человек пусть тоже приходит. Уля будет рада. Потом ее выражение уже в третий раз сменилось, на этот раз недоумением. Мы с Алиной весело засмеялись, и я не знаю как ей, а мне хотелось, чтобы в день, когда придется переступить порог этой неприятной квартиры, слова хозяйки стали правдой. Мы попрощались, и как только дверь захлопнулась, Алина облегченно вздохнула. В тесном проеме между двумя квартирами мы стояли так близко друг к другу, что меня опять обожгло ее дыхание. — Это Оля. Соседка моя, — пояснила Алина. — Ее муж бросил, вот одна детей и воспитывает, а я ей помогаю. Ты не подумай чего, она хорошая, между прочим, тоже мне помогала по дому. Да и дети у нее милые. Сижу иногда с ними, своих у меня все равно не будет. В ее голосе не было ни намека на грусть или сожаление. Наоборот, она говорила очень спокойно, четко и выверено, и разве что где-то между строк проскользнул тихий призыв «Услышь!» Я зацепился за последнюю фразу, так и не поняв имела ли она ввиду бесплодие или позицию чайлдфри, но мне почему-то стало ее жалко. И я хотел бы пожалеть ее, но в свете мерцающей лампы сверкнула связка ключей, и я услышал: — А, извини, я, наверное, задерживаю тебя, ты проходи… — Да нет, не задерживаешь, я вообще-то никуда не спешу. По моей спине пронеслась холодная волна мурашек, когда ее ярко-янтарные глаза лукаво блеснули. — Ну, значит, теперь никуда ты от меня не убежишь. Алина провернула ключ в замочной скважине, и мне почудилось, что к себе она меня не просто пригласила, а поманила. И я вновь оказался в нелепой, пестрящей цветами и картинами квартирке. Попадая сюда, чувствуешь себя так же неловко, как в первый раз. Пахнет здесь как-то по-особенному и веет таким ламповым уютом. В спальне в точности как вчера, ровно в то же время (понял я по настенным часам) завибрировал смартфон, и Алина коротко отрезала: — Подожди меня на кухне, я сейчас. И вновь нас разлучил звонок. Просто какая-то злая ирония. Хотя, что я мог поделать? Только повесить куртку на вешалку и выполнить просьбу Алины. На кухонном столе меня не ждали чашки с чаем, не ждало одуванчиковое вино. Только мой пакетик с суши, расположившийся по соседству с каким-то пожухлым, обклеенным марками конвертом. И этот конверт, пожалуй, самая выбивающаяся из созданной чаровницей обстановки вещь. Какой-то старый, пыльный… И я сидел и бесцельно глазел на этот конверт, будто он — мой немой собеседник, такой же чужой, как я. А из соседней комнаты все доносилось: — Да. Привет, пап. Все в порядке? Да, я рада… Я ждал окончания разговора. И длился он, по-моему, так долго, что рука невольно потянулась к конверту. Любопытство взяло верх, мне было даже стыдно, но так хотелось узнать, что в нем, что… Я осторожно открыл его. Внутри куча бумажек, тетрадных листов и фотография с обугленным уголком, сожженной датой. Я осторожно достал ее и перевернул. Разговор в соседней комнате все не прекращался, интонации становились беспокойней, но я уже сгорал от любопытства и… Это была та же фотография, что стояла у Алины на аватаре во Вконтакте. К ней же ржавой булавкой было прикреплено помятое полусожженное письмо и из него я выцепил строчку «Возвращайся домой». Я вспомнил, что вчера Алина упоминала, что меняет города как перчатки, словно хочет найти себя в одном из них. «Я много где была, много чего видела, сменила много профессий. И вот теперь я здесь»,— как будто интимно прошептала она мне на ухо, хотя это всего лишь моя фантазия. Потом, не знаю зачем, я развернул еще одно письмо из этого конверта, совсем разворошив бумаги. Мое солнышко! Очень хорошо, что ты счастлива, но ты знаешь, что я не особенно верю в счастье. И в несчастье тоже. И то и другое бывает только в кино и в книжках, а в жизни ничего этого на самом деле нет. Ты уже такая большая, но если еще раз не ответишь на письмо, я достану из шкафа твою любимую плюшевую кошку и нашлепаю как следует за каждое письмо, за каждый звонок, на который ты не ответила с тех пор, как вы с Гришей уехали на Амур. Что ж, даже если на это письмо не придет ответа, вот тебе советы твоего глупого отца. Постарайся быть смелой, милосердной, умеющей хорошо работать, а также хорошо держаться в седле. Не пытайся всем угодить, и не раздумывай о прошлом и будущем. И не печалься, что без тебя плачут твои куклы. Главное, скорее расти и возвращайся домой… Я не успел прочитать дальше. Холодная рука схватила мое запястье и от этого бумаги из конверта шумно рассыпались на пол. — Что-то забыл в моем прошлом? — раздалось над ухом. «Ты все витаешь в облаках!» — прокричал в сердцах голос Инкогнито. Я поднял глаза и встретился с осуждающим взглядом Алины. Впервые вообще видел, чтобы она так недовольно сводила брови и смотрела не как очаровательная лисичка, а как самая настоящая хищная лиса. Она села совсем рядом и мне опять стало горячо, и я не могу объяснить почему. Алина вздохнула и посмотрела на меня так, что я лишь вспомнил фразу: «Ну что ты за человек такой, Швецов?» — Я не специально, — пояснил я. — Просто вот эту фотографию я видел у тебя на аватаре. Хотел убедиться, что это она. Я медленно опустился на пол и принялся сгребать бумаги в кучу, а потом протянул упомянутую фотографию Алине. И теперь она смотрела не на меня, а я на нее и почему-то она томно вздыхала. — Хорошо тогда было. Я перечитываю иногда эти письма, вспоминаю города, в которых была, когда пришлось уехать с Амура, когда дома уже не ждали. Знала бы, что ты такой любопытный — убрала бы. Но я же говорила, что не очень умная. И забывчивая, прямо как ты. — Прости… И тут я почувствовал, что наши отношения из-за одной глупости повисли на волоске. И вот теперь я почти растерялся, потому что не хотел вновь упускать свой шанс. — Я любознательный, — тихо опроверг я Алину. — Что случилось тогда? Почему ты все время убегала? — Не надо… — прошептала она и посмотрела на меня так жалостливо… Но я остался стоять на своем. Мы ведь так и не закончили вчерашний разговор. — Так почему? Я уже чувствовал недоверие и только и искал крючки, лишь бы взять ситуацию в свои руки, лишь бы не расставаться… — Так я и отсюда когда-нибудь убегу, — невозмутимо ответила она. — Может, в Питер. Тебе-то что? — Погоди, а как же Тимур и его сессии? Как же твои выступления и работа? Она уже, по-моему, по привычке поправила челку и с легкой усмешкой сказала: — Так ты видел нашу маленькую шалость? Это пустяки. Тимур верит, что ее можно продать, а я нет. Да и на работе как-то не очень все… И после этих слов она встала с кресла и на цыпочках потянулась к буфету, как я ясно понял, за своим излюбленным вином. Я никогда не видел ее такой печальной, только улавливал легкие намеки, вот, например, вчера, когда заигрывания за тем же вином перетекли к разговору о побегах. И я ясно понял, если я хочу сблизиться с этой девушкой, то мы оба должны разобраться в прошлом, бережно сохраненном в конвертике. Алина разлила вино по бокалам, а потом заявила, что вообще-то очень одинока. И, кажется, я все-таки вовремя появился на пороге ее квартиры и схватился за нужный крючок — этот конвертик. Быть может, она его специально для меня оставила, а сейчас разыгрывала все это для какой-то цели? Или ей, правда, стало грустно… Мы опять сидели друг напротив друга и искали нужные слова. А потом Алина робко поинтересовалась: — Тебе интересно, что случилось и что это за письма? Я невозмутимо кивнул, и теперь уже была моя очередь держать ее за руку. Это я сделал машинально, но мне больше не было горячо, просто тепло. Дальше она мечтательно рассказывала о прошлом, будто желая вернуться в те дни хотя бы на миг. И пускай я не первый человек, удостоившийся таких откровений, то же она, возможно, рассказывала и Тимуру, но не нашла желанного отклика. А я… В тот момент внимал каждой промурлыканной грудным голосом фразе и смотрел, как Алина постоянно менялась в лице и как норовила вырваться, то наоборот приближалась ко мне. В тот вечер она, как мне казалось, перестала наконец быть загадкой.В другую эпоху
Я представлял в воображении каждое услышанное слово, и мне казалось, находился не в маленькой квартирке, а в холодном деревенском доме где-то в центральной Сибири. Снова в другом мире. Там в другую эпоху росла девочка с рыжими волосами. В другую эпоху, у нее было все: добрые и любящие родители, была белая плюшевая кошка, согревавшая ее холодными ночами, была степь без обозримых границ и полная свобода. Вот только у нее никогда не было друзей, с которыми бы она могла пить чай и говорить о чем угодно. Ближайшая деревня лежала в десяти километрах от дома на отшибе, и отвозили ее родители туда только в школу или на станцию. А по вечерам она сидела одна и играла с любимыми игрушками: кошкой и куклой. Однажды летом, когда девочке стукнуло шестнадцать, с концертом в деревню приехал скрипач — Гриша. И она влюбилась. И как бы наивно и порядком избито ни звучало, ждала каждого его приезда, каждого концерта, в сторонке, затаив дыхание, слушая, как он играет. И сама она тогда была как скрипка — нежная и немного печальная. А по ночам плакала в подушку, наверное как я в ней, видела в нем недостижимый идеал. Вот только скрипач все же протянул ей руку, и она не устояла. Она бросилась за ним, ничего не сказав родителям. Она оставила даже любимую белую кошку. Просто исчезла без следа. Железные дороги завели их на Амур, где у скрипача была маленькая ферма и много лошадей. Летом они скакали верхом и выступали со скрипкой на площадях, по очереди учились играть, а потом… Потом был пробел, который я в тот момент не мог заполнить. Почему? Испугался причинить боль. А я и так уже слишком многим сделал больно там, за горизонтом, в моем мире. Уж кому, а Валере точно, и я ведь до сих пор ждал его звонка. Но я отвлекся. Вскоре девочка стала девушкой и, перебираясь из города в город, искала какой-то осколок прошлого и уходила, не попрощавшись, пока на Казанском вокзале ее не встретил один фотограф, а что было дальше моя собеседница по неясной причине умолчала, хотя я и так прекрасно знал. А потом…00:00
00:00 вроде уже и не вчера, но еще пока и не сегодня. Правда, если считать эту отметку все-таки вчера, то скажу, что уже во второй раз ловил на ладошку девичью слезу. Алина все рассказывала свою историю, тащила меня за собой в один из тысяч миров за горизонтом, и я все внимал ей, несмотря на время, я все пытался загладить вину за то письмо. И вот уже я сидел, подвинувшись к ней, ребром ладони осторожно гладя мраморную щечку и чувствуя, как высыхает слеза. — Ты появляешься, мне сначала так весело, потом грустно, а потом как камнем в воду… — прошептала Алина, дыша так тяжело и так томно смотря на меня. Мы как будто вошли в контакт, и я боялся убрать руку от ее щеки, только робко продолжал гладить. — Ты появляешься, а потом я всю ночь не могу спать, — досадно процедил я в ответ на это. И мы молчали. Просто потому что сказать было больше нечего. Мы наслаждались тишиной. А потом. Потом Алина прошептала, что ей завтра рано вставать и, отдав пакет, проводила меня до входной двери. И тут я получил сразу две награды: первая — огненный взгляд, ждущий новой встречи. Вторая… Алина нерешительно поднялась на носочки и моя щека стала влажной от прикосновения ее губ. Она как будто попробовала меня на вкус, а потом хихикнула и закрыла дверь. Не попрощавшись. А потом я долго ждал лифта и идиотским взглядом залипал в окно на лестничной клетке. На золотой мираж с небоскребами и телебашей. А лифт все не приезжал, и в итоге достоялся я до того, что соседская дверь громко скрипнула, и у меня за спиной возникла девочка лет одиннадцати. — Ты чего не спишь, мелкая? Она скуксилась и быстро затараторила: — А ты? Да и вообще, не мелкая я! Отстань! И… И… И… вообще я убежать решила. К другу ночевать. А ты сейчас мне все испортишь! И вообще не подходи к тете Алине! Она хорошая… Она моя лучшая подруга, а ты… А ты неизвестно кто. И майка у тебя страшная. — Чем тебе майка-то моя не угодила? — Ничем! Просто держись подальше от тети Алины. От происходящего мне было даже смешно, и само настроение сейчас было приподнятым, несмотря на грустную историю Алины и ее слезу. Эту же малявку звали Улей, как хорошо запомнилось мне. Я сел рядом с ней и весело потрепал по макушке. — Иди спать, мелкая. А то тебя мамка опять отшлепает. — Не пойду! И… Она отшлепает, — едва проскулила Уля. — Она говорит, что я плохая дочь. А тетя Алина… — Чего? — тупо спросил я ее, вскинув руки. — Ничего. Тебе она нравится? — маленький пальчик коснулся моих губ: — Только честно. — Да, — прошептал я. И Уля тоже перешла на шепот. — Она как-то носила меня на руках… И ты ее носи, понял? Я рассмеялся, а она уже во весь голос повторила: — Понял? И только попробуй уронить, я же проучу, как любого мальчишку! — Не бойся, не уроню. Иди спать… И она послушалась. Я не знаю почему, может, это мой дар убеждать. Может, благодаря ему Алина не выгнала меня, а рассказала о наболевшем. И я надеюсь, что мы еще спишемся, а пока. Я накинул куртку и побрел по лестнице, предвкушая возвращение домой. И сегодня у меня осталось только одно незавершенное, но очень важное дело.Под чужой крышей
Всю дорогу я с дебильной ухмылкой воображал, как понесу Алину на руках по улицам Энска. Маленькая чертовка Уля подкинула мне слишком уж соблазнительную фантазию. И я надеюсь, что когда-нибудь у чертовки будет нормальная семья. Надеюсь, что и Алина когда-нибудь добьется успеха и убежит не одна, а со мной, например, в Париж. Она наверняка мечтала его увидеть. Я шел через детскую площадку и думал, что жизнь ужасно несправедлива. Ведь кто-то получает поездки по всему миру с рождения, как Милана. А кто-то убегает из одного города в другой, стараясь забыть что-то (а Алина многое не договорила), а кто-то, как Артур, хочет построить нормальную жизнь, как наказали родители, но кто-то вяжет его судьбу с девочкой-треш и наблюдает, что получится. А кто-то… Придя домой я первым делом сел за компьютер и зашел в Скайп, набрав номер Валеры. И поначалу я в напряжении слушал долгие гудки, но потом услышал: — Да, Лех, привет, это ты? — Ты как? Нормально все? Договорился? — сложно поверить, но я правда переживал за него в кои-то веке. — Да-да, в общаге теперь сычую, — сказал он с ироничным смешком. — Меня друг вписал жить один, ты только звони, Лех… Тут игр нет, а инет отстойный, и… — Конечно, я буду. Ты главное не исчезай, хорошо? — Да, да, разумеется, Лех... Мне бы только призыв переждать, только бы не схватили. И да… Лех, спасибо. Я завтра на сайты полезу языковую школу искать, времени теперь полно. Ты меня спас, чел! Я хотел сказать дежурное «не за что», вот только наш разговор опять оборвали. Как я понял, сделала это какая-то старая ворчливая вахтерша: — Ну, хватит шуметь! Орут и орут! Звонок оборвался, и я со спокойной совестью закрыл Скайп, убедившись, что и у Валеры теперь все хорошо. И я непременно исправлю прошлую ошибку, и может, когда-нибудь, мы всей нашей компанией печальных молодых людей будем гостить у него за границей, а потом вернемся кто куда: кто в Энск, а кто в вечно шумный мегаполис. И все найдут свое место в жизни, и все, как и Валера, скажут мне огромное спасибо, и когда испытание будет завершено… Я до сих пор не знал, какую награду получу, но от этого игра становилась только азартнее.