Накануне вечеринки.
Вечер пятницы был пугающ для них обоих. Тэхён боялся вновь напороться на иглы, которые до сих пор не давали спокойно реагировать на спасателя, Чонгук боялся не увидеть понимающего отклика в сердце хирурга и вновь разочароваться. Словно игра в карты — никогда не знаешь, какой будет лицевая сторона. Ким пришел к Чонгуку около пяти часов, едва успевая перед визитом забежать домой и переодеться во что-нибудь более удобное, нежели рубашка и классические брюки. Нервы уже тогда били по всему, до чего могли дотянуться, заставляя Тэхёна то согнуться пополам от боли в животе прямо перед входной дверью, то опрокинуть себе на ногу книгу на 800 страниц с полки, то заблудиться буквально в двух соснах. Звонок спасателю был неизбежен. Почему-то сердце заходилось словно крылья колибри, когда Тэ понимал, что у него в телефоне есть номер Чонгука. Пресловутое «спасатель Чон» вместо нормального имени контакта режет глаз, но отрезвляет. Еще в тот день хотелось просто написать в небольшой графе — Чонгук, но хирург вовремя себя одернул и записал столь официально, что глаза щиплет. Гук отвечает спустя пару гудков, а после короткого описания местности оперативно сообщает, чтобы парень стоял на месте и ждал. Пятнадцать минут, и парни заходят внутрь дома. У Тэ тут же екает сердце, стоит закрыться позади его спины входной двери и погрузиться в сумеречную темноту. Ким чувствует горячее дыхание Чонгука на своей шее, когда тот тянется рукой к выключателю, вдыхает кружащий голову аромат его одеколона и ему кажется, что коридор начинает кружиться вокруг него. Дыхание перехватывает так, что остается только легкое покалывание в области груди, пока дурманящий аромат медленно оседал в легких. Непреодолимое желание коснуться кожи спасателя, почувствовать ее тепло. Тэ даже не замечает, что свет уже горит, поглощенный ощущениями, спорящими внутри его головы. — Тэхён! — Чон привлекает к себе внимание, повышая голос и махая рукой перед лицом хирурга. — Что-то не так? — А, нет-нет… — Ким пару раз смаргивает пелену, застилающую его глаза, снимает обувь и проходит мимо парня дальше в коридор, стараясь и не подать виду, что ему дурно. — Все О.К. Чонгук готовился к этому марафону основательно. Если быть точным, он готовился так, как никогда еще не готовился к просмотру американского футбола. Он убрался в квартире, закинув весь бардак, что основался за долго до появления хирурга на каждом кусочке его жилища, в ящики и на полки. Протер пыль, купил новый освежитель воздуха, расшторил окна, разрешая весеннему свету проникнуть в спальню и гостиную, съездил в супермаркет и около тридцати минут выбирал снеки, которые Тэхён мог еще не пробовать и те, которые Чон обязательно хотел ему «скормить». «А вдруг у него аллергия на это? — сопровождалась каждая новая упаковка в голове Гука. — Может он вообще такое не ест?» Он читал этикетки, понимая, что большинство непонятных названий разных химических добавок совершенно не дают ему ни какой информации, разглядывал упаковки, но в итоге все равно закидывал пачку в корзинку: «Он все равно не будет есть, если не захочет. Но в конце концов я потом могу отдать это Чимину». Его мысли блуждали где-то вдоль мыслей о Тэхёне, который может и вовсе не захотеть ничего из того, что ему предложит спасатель, касались его, потом уходили куда-то дальше, закапываясь в свои непонятные и не объяснимые мысли и чувства, а в конце оказывались так близко к сердцу, что Чон краснел, тряс головой из стороны в сторону и повторял отчаянное «нет-нет». Эта своеобразная подготовка давалась спасателю так легко, словно он делает это каждые выходные, но таковой была лишь лицевая сторона. Внутри же все переворачивалось с ног на голову, стоило вспомнить, что говорил хирург, как улыбался… От отметки «ноль» до отметки «запредельное счастье» Гук проходил за считанные доли секунды, и ему было действительно страшно думать, что же будет в пятницу вечером. Тэхён оглядывал всю квартиру, пока младший рассматривал его. То, как Тэ приоткрывал рот, отмечая разные детали в обстановке квартиры, как при этом у него блестели глаза, и со лба откидывалась челка. Чонгук заметил аккуратную родинку на кончике носа, стоило старшему слегка запрокинуть голову. Спасатель никогда бы не дал Тэхёну больше двадцати, если бы не знал его возраст, но главная фишка была в том, что ему нравилось наблюдать за каждой новой стороной старшего. Словно совершенно разные люди: Тэхён радостный, Тэхён серьезный, Тэхён злой… Когда Чон успел разглядеть в нем столько мелочей, которые заставляют сердце ухнуться вниз, а после стремительно взлететь? Чонгук не знает. Ему страшно признаться себе, что Ким Тэхён — новый хирург в госпитале, которого он невзлюбил в первые минуты знакомства, теперь может, не прилагая никаких усилий, поднять Чону настроение на весь день. Страшно просто от того, что Тэхён — парень, и хоть такие отношения давно ни для кого не новость, но было нечто такое, кое-что якобы осуждающее со стороны, и это не давало спасателю признаться в своих чувствах к Тэ хотя бы самому себе. Вообще, Чонгук не думал и даже подозревать не мог, будто этот вечер сможет настолько изменить его. Его и его отношение к Тэхёну. Мальчишечий страх отступил ровно через полчаса после начала первого матча. Старший с огромной радостью и широкой, слегка квадратной улыбкой принял предложение попробовать всевозможные закуски и сладости, купленные Гуком. В душе было настолько тепло от простой улыбки Хёна, тепло от того, что ему понравились любимые чонгуковские снеки, тепло от того, как красиво Тэхён вписывается в бежевую гостиную. Теперь же, когда просмотр игры уступил наблюдению за Хёном, Чон понимает, что хочет знать куда больше. Намного больше, чем мог бы, буквально все о Тэ. В памяти Гук отпечатывает то, как Тэхён сидит рядом с ним, почти касаясь плечом его плеча, на диване, как отправляет себе в рот новую порцию своими длинными красивыми пальцами, как свет от экрана ложится на светлую кожу, оттеняя ее голубыми и зеленоватыми оттенками в полумраке. Все время бы так и смотрел. Старший делает вид, что не замечает пристального взгляда по правую сторону, но в животе сворачивается теплый, непонятный Тэ узел, утягивающий его размышления только в одну сторону от простого осознания ситуации. Он сам незаметно поглядывает на спасателя, когда тот тянется за новой упаковкой, как нетерпеливо ерзает на своем месте, как искренне улыбается или как шевелятся его губы при разговоре. Ким действительно рад, что при таком освещении не видно румянца на щеках, который точно оккупировал их. «Я так волнуюсь, черт возьми! — думает в очередной раз старший, давно оставив следующий матч без внимания. — Давай, Тэ, вдох-выдох.» — Тэхён, а как долго ты учился на хирурга? — решается завести разговор Чонгук, намекая на прошлое, о котором уж слишком сильно хочется узнать. — Восемь лет, если не считать еще медицинского колледжа, — облизывая пальцы, отвечает Хён. — Вообще-то, в колледже не особо учат хирургии, но дают знания в травматологии и медицине как таковой, думаю, именно из-за колледжа у меня получилось без проблем поступить на хирургию. — Значит ты учился лет одиннадцать? — Угу, — Тэ сбрасывает челку, что лезла в глаза, легким движением головы, так естественно и элегантно, что Чон усиленно сглатывает, наблюдая за проявляющимися венками на изгибе шеи. — А ты? Где у вас учат на спасателей? — Ну… Тут не все так точно, как у тебя, — оторвавшись от созерцания голубоватой кожи старшего, начал Гук. — После школы, я даже не помню каким таким образом, но поступил на экологический факультет местного университета. Проучился там три года словно день пережил, толком не знаю, что там делал, все как под водой утонуло, а потом умерли приемные родители. Он останавливается, сверлит экран телевизора, не обращая по сути на него никакого внимания, вспоминает, каков был этот дом с теми не родными по крови, но родными душой людьми. В сердце тупая боль, которая скребется противно и мучительно медленно для потрепанного жизнью Чона. Не хотел он сегодня отвлекаться на грусть и печаль, не хотел заставлять Тэхёна смотреть на его — тошнотворно ненавистную Чонгуком — слабую сторону. И почему я не могу врать рядом с ним?! — Ты не обязан, если тебе трудно. Теплая рука Хёна мягко ложится на сжатую в кулак ладонь Гука, и младший забывает о том, что коробило его изнутри. Просто пропадает в темных, бездонных как вселенная, глазах старшего и только впитывает каждой клеточкой тепло и легкое поглаживание своей кожей. Он смотрит на Тэ так зачарованно и открыто, точь-в-точь душу выворачивает без слов, ведь старшему и так все предельно понятно. Он был на этом самом месте, не дважды, но был. — Мои кровные родители погибли, когда мне было шесть, — словно под гипнозом начинает говорить Чон, продолжая тонуть в доверчивых глазах напротив. — Попал в приют, но через два года меня забрала к себе одна замечательная пара, которая была стара для собственных детей и боялась брать совсем маленького, потому что думали, что не справятся с малышом, — уловив движение тэхёновскорой руки, которая теперь поглаживала пальцами внутреннюю часть ладони, Чон остановился, но взгляд не отвел. — Я с ними двенадцать лет прожил, а потом, в конце третьего курса, они поехали отдохнуть к друзьям… но не вернулись домой. — Чонгук… — Был сильный дождь, и на одном участке трассы к ним на полосу вылетела машина, и отец, пытаясь избежать столкновения, съехал в кювет, — внутри Чон истекал почерневшей от времени кровью, и только сжимающая его ладонь рука Тэхёна не давала ему отравиться ей. — Они бы выжили, но спасательная бригада оплошала! Они не правильно и слишком долго высвобождали машину из-под камней и веток, поэтому родителей просто не успели привезти в больницу. Оба скончались в скорой. В тот момент сердце болело у обоих. Как одно на двоих. У младшего из глаз тонкой холодной струйкой медленно полились слезы, но он упорно, не моргая, продолжал смотреть в глаза Тэхёна, который тоже плакал. Его лицо давно исказилось от боли, в горле стоял противный комок, и он не мог сглотнуть, а воздух едва поступал в легкие. Старшего рвало на куски от того, как беспомощно выглядел Чон в этот самый момент. Больно не от воспоминаний, пробирающихся из непрочной скорлупки, больно от того, что больно Чонгуку. И не понятно, почему Тэ чувствует эту боль так ясно и отчетливо: может дело и в руке, сжимающей его руку в ответ, может и в похожем взгляде и в отчаянии, что поселилось в них. Они не знают. Чона хватает на обессиленное падение на тэхёновскую грудь. Старший отвечает: поглаживает того по спине, пропуская собственную мысль о том, как сильно он хочет сжать Чонгука сейчас в крепкий объятиях, перебирая каштановые волосы, пахнущие гелем для душа, шепча на ухо успокаивающий бред. Младший, словно прочитав мысль, сам вырывает вторую руку и цепляется за Тэ как за спасательный круг. Разрешает себе выпустить рвущий его изнутри полу-крик и прижимается к Тэхёну, руками обвивая его талию. Он не просто жмется к теплой груди, изредка слыша, как ускоренно стучит сердце под ребрами, он ищет опору. Находит и отпускает себя. Сам Чон сейчас совершенно не против разорвать свою грудь на клочья и вынуть из нее изнывающее сердце, которое теперь может высказать все, что копилось годами. Мир сужается до расстояния, которого, кажется, и вовсе не найдется, если убрать из расчета одежду. Неловкости там не то, что нет, о ней вряд ли кто вспомнит после. Это выражение чувств. Выражение доверия между двумя душами, давно искавшими друг друга. Этот вечер никто из них не забудет.. . .
Вечеринка началась как нельзя обычно. Люди приходили неспеша, здоровались со своими знакомыми, приветствовали друзей, знакомились и начинали вливаться в небольшие группки так же быстро, как вливали в себя пока не самый крепкий алкоголь. Тэхён пришел ровно к девяти, как они и договорились с Чонгуком накануне. Вчерашний вечер еще играл в его сознании свежими картинками, но стоило окинуть улыбающегося Чонгука взглядом, и воспоминания исчезли как легкий дым. «Блять!» — только и подумал Ким, понимая — ему настолько нравится то, что он перед собой видит, что слюна во рту стала скапливаться слишком быстро. На младшем порванные в области колен джинсы, что давало рассмотреть натренированные ноги хотя бы немного, серая футболка с V-образным вырезом и приподнятая вверх челка — все делало Чонгука сошедшим с обложки персональным секс-символом для Ким Тэхёна. У младшего так горели глаза, что Киму захотелось на пару минут выйти на свежий воздух. Но будет нечестно сказать, что сам Тэхён пришел к Чону в заурядных вещах. Хирург решил отыграться, ведь эта была его первая вечеринка за последние три месяца, и ему определенно было необходимо не только расслабиться, но и хотя бы немного прийти в норму, моральную норму. Спасатель едва не выплюнул Чимину в лицо пиво, которое глотнул за секунду до того, как Тэ стал снимать свое бежевое пальто. Чонгук уже прекрасно успел понять, что старший умеет распоряжаться своим гардеробом, а его вкус был весьма тонок, смотря на то, с какой элегантностью одевался Хён на работу, но тут у Чона едва глаза из глазниц не вывалились, как бы он ни старался не показывать своего шока в перемешку с восхищением. Черные узкие штаны облепили ноги хирурга как вторая кожа, показывая природную красоту и относительную худобу их обладателя. Хотя больше всего заставил Гука напрячься тэхёновский верх: бордового цвета тонкий свитер, почти спадающий с левого плеча, не то, что не прикрывал четко очерченные ключицы, наоборот, показывал и подчеркивал красивый изгиб кости и плавный переход к шее, который Чонгуку тут же захотелось прикусить. Спасателю вообще невдомек, откуда у него столько силы воли, терпения, да хотя бы того самого самообладания, потому что он продолжает спокойно стоять и левым ухом еще способен улавливать очередную байку Чимина. «Гребанный… Ким Тэхён! — ругается Чон, стоит старшему начать двигаться в его сторону. — Если ты еще не гей, ради всего святого, ты им скоро станешь!» Диалог заводится быстрее, ибо Чонгук просто втягивает Хёна в свою компанию, продолжая впитывать каждое плавное движение тэхёновского тела. У Чонгука, кажется, сносит крышу, просто смотря на расслабленного старшего в окружении фоновой музыки и с очаровательной улыбкой на губах. В комнате становится жарче, и увы не от того, что людей прибавилось, а вокруг уже потихоньку веют высокоградусные пары, а от того, что высокоградусным тут был именно Тэхён. На него обращали внимание, девушки так и липли к хирургу, едва не вешаясь на него, и вся эта вакханалия постепенно все больше и больше давила на Чона с разных сторон. Было неловко от собственных мыслей, кричащих сквозь вороные радужки слегка прищуренных глаз. Он мой, черт возьми! Убери свои наманикюренные ноготки от его руки, блондиночка! У Гука настолько сильно подгорало изнутри от всех этих ванильных взглядов, брошенных в сторону хирурга, что он просто не вытерпел и свалил на кухню со словами: «Хён, ты без напитка, пойду принесу тебе чего-нибудь». Как ни странно, но дышать легче не стало. Мозг с непонятной мазохистской уверенностью рисовал в голове спасателя не самые целомудренные картины. Это заставляло Чонгука едва ли не лезть на стенку собственного дома, если бы не окружающие его люди. Именно это осенило Чона, стоящего со стаканом какого-то непонятного коктейля в руках. Люди! Гук настолько ушел в свои мысли и фантазии, совершенно позабыв, что Тэхёна он там оставил абсолютно одного в окружении подвыпивших дамочек и столь же трезвых парней. «Хорошо, что хоть этот не пришел!» — облегченно выдохнул Чонгук, выходя из кухни, но удача на сегодняшний вечер явно не его спутница. Хосок собственной персоной стоял рядом с Тэ и уверенно о чем-то рассказывал. Рядом с ним стоял еще один парень — широкоплечий блондин, которого явно не интересовал парень напротив. Чон сдавливает в руке пластмассовый стаканчик, который успевает треснуть у самого края, пока неожиданно появившийся Чимин не забирает жертву насилия. — Гуки, на вечеринке надо расслабляться, а не стаканы душить, — приобнимая спасателя за плечо, пьяно лепечет Чимин. — Пошли. Наши ребята хотят поболтать. Тэхёну немного неловко от компании старшего брата Джей-Хоупа. Молодой человек очень учтивый и добрый, но от него веет неким холодом ко всей ситуации и это напрягает. Радует, что Хосок смог отбить Тэ от девушек, с которыми его оставил Чонгук, но не радует от слова совсем, что этот самый Чонгук не вернулся обратно. Тэхёну явно не хватает чего-нибудь алкогольного, просто ради того, чтобы все месиво вокруг него действительно не превращалось в месиво, состоящее из полумрака, музыки и гула голосов. Его держит в реальности пока не только свежая голова, но еще и мелькающая среди толпы фигура спасателя, который стоял в компании своих друзей в противоположном углу гостиной. «Какого хрена ты оставил меня тут?!» — думает Ким, в очередной раз пропуская мимо ушей слова Хосока и сверля взглядом профиль младшего. — Эй, Тэхён, почему такой напряженный? — раздается голос Хосока прямо над ухом хирурга. — Я чист и трезв, как может быть иначе, — отвечает Тэ, пытаясь намекнуть, что рыжему стоит свалить. — Сказал бы раньше! Стой тут. Чон удаляется в сторону кухни, лавируя между людьми, и Тэ тут же немного вздыхает. Наконец остался один (брат Хосока ушел еще раньше). Это дает хирургу пару минут придти в чувства и тут же откинуть их куда подальше, отпуская свою логику и размышления в дальнее путешествие, разрешая просто вдохнуть новую жизнь полной грудью. Ким решается сам подойти к Чонгуку и влиться в разговор, просто потому, что рядом с младшим ему жутко комфортно, а не потому, что где-то глубже его грызет червь ревности. Нет-нет. Только Хосок возвращается слишком быстро, заставляя хирурга вздрогнуть от неожиданности. Чонгук вертится как заведенный, постоянно поглядывая в сторону старшего и наглой рыжей башки, которую, к слову, хотелось отвинтить. Не удалось спасателю вздохнуть и отделаться от Чимина, чтобы самому подойти к Тэхёну, как Хосок пулей вернулся обратно. Вот же хитрый мудак… Его настроение на отметке «еще немного и я сорвусь», а презрительный прищур уже давно не скрывается от глаз компании, но Чонгуку плевать. Ему настолько плевать в этот момент, потому что у него инстинкты воют белугами. Хосок медленно приближается к Тэхёну, что-то нашептывая на ухо, потом сам хирург утвердительно кивает ему в ответ, хотя в лице и не меняется. Рыжий разворачивается с Тэ в сторону выхода в коридор, приобнимает того чуть выше талии, и они начинают удаляться. Гук терпит, выжидает непонятного сигнала, сжимая кулаки до белеющих костяшек, скрипит зубами, но стоит на месте как столб. Ровно до тех пор, пока Хосок не разворачивается в сторону Чонгука и ухмыляется самой мерзкой и гадкой ухмылочкой, которую младший только видел. Один. Стаканчик брошен на пол, а жидкость медленно разливается по светлому ковролину, оставляя темное пятно. Два. Чон расталкивает людей в попытке быстрее добраться до одного конкретного ублюдка. Три. Зал остается позади, впуская спасателя в пустующий коридор. Четыре. Тэхён недоуменно оглядывается на Чонгука позади себя, прежде чем насильно отлететь в стену. Пять. Вечер для них испорчен окончательно.