***
После перезапуска я чувствовала: Чара осталась со мной, внутри. Она тут же не преминула напомнить мне о наших намерениях. Я шла вперёд с одним-единственным намерение — убивать. Это не было радостной воодушевлённостью, как в первый раз, или же жаркой яростью — лишь холодное безразличие и приказ: убить всё живое, попадающееся на пути. А приказ должен быть исполнен. По какой-то причине в следующей комнате не оказалось Флауи, так что я просто миновала место нашей первой встречи и пошла дальше. Зато все остальные монстры были на прежнем месте. Я убивала Фроггитов, Плакселотов, Ториель: приказ был приведён в исполнение. Чара выполнила своё обещание, она действительно помогала мне. Помогала мне мстить. Она будто бы подпитывала мою решимость, время от времени подкидывая дров, — тогда загорался огонь ярости, помогающий мне идти вперёд и продолжать свой путь. Вряд ли в нём присутствовали настоящие эмоции, скорее простой химический процесс в виде парочки дополнительных гормонов адреналина и норадреналина, и вот уже тело было готово к бою, отметя усталость прочь. А мозг… мозг превратился в простой механизм, выполняющий данную ему задачу. Редко, очень редко, но он просыпался, рождая слабые намёки на сомнения. И тогда Чара завершала работу за меня, беря тело под контроль. Как правило, эти моменты стирались из моей памяти, и я открывала глаза уже перед горкой пыли, имея в голове лишь парочку размытых картин происходящего раннее. Спустя некоторое время разум начал играть со мной злые шутки. Будь у меня хоть капелька собственного разума, я бы поняла, что схожу с ума. Хотя, можно ли вообще назвать человека психически здоровым, если он слышит чужой голос в своей голове? Порою во время провалов в памяти я нечётко, словно бы сквозь грязное поломанное искривлённое зеркало, видела белые стены, слышала приглушенный плач, навязчивое пиканье и неразборчивые тихие голоса. Один раз мне даже показалось, будто я бы расслышала своё имя. Наверное, лишь во время этих кратких видений я могла чувствовать хоть что-то: сердце в такие моменты начинало бешено колотиться, отдаваясь острой болью в грудной клетке. Так я дошла до Сноудина, оставляя за собою кровавый след из кучек праха — единственного, что осталось от убитых монстров. На пути мне встречались братья скелеты, однако Чара пока не предпринимала ничего против них, а я не действовала без приказа. Оттого просто шла вперёд, зля Папируса столь равнодушным прохождением его головоломок. Я не помнила о нём ничего за исключением редких неясных картин, всплывающих в сознании, однако он был единственным монстром, способным вызвать во мне хоть что-то. От разочарования на его лице где-то там, в глубине души проскакивали отголоски боли, но, стоило Папирусу скрыться из моего поля зрения, как они тут же исчезали, оставляя после себя лишь безликое равнодушие. Санс молчал. Молчал хмуро и осуждающе, только — вот не задача — мне было плевать, ведь я лишилась эмпатии и всякого понимания чужих эмоций. А своих у меня попросту не осталось. Папирус иногда окидывал меня задумчивым взглядом, задерживаясь дольше, чем того требовала простая встреча с неизвестным человеком. Порою мой слух улавливал его вопрос, адресованный брату, о том, не встречались ли мы раньше. Санс отмалчивался, отвечая несуразицу, а я, наверное, непременно обратила бы на это внимание, если бы в принципе понимала смысл его слов. Да, самих слов я не понимала, потому что не вслушивалась — мне нужно было слышать лишь приказы, звучащие в голове. Но вот до сердца, кажется, они доходили, а потому то начинало непроизвольно сжиматься, а в дальнем углу сознания трепыхались и пытались выбраться воспоминания, запертые на прочные замки. Но в голове лишь проносился неясный образ чего-то… приятного, светлого, отдающегося теплом в сердце, но такого неуловимого, что через пару мгновений оно исчезало из головы, не давая ухватиться за него. И я продвигалась вперёд по этому пути тьмы, мрака и безумства, что, кажется, не имеет конца, опускаясь всё ниже и ниже, всё дальше от поверхности. Осталась ли ещё надежда выбраться? Но ведь свет есть в конце каждого туннеля. А будет ли свет в конце моего, или я уже ушла слишком глубоко, чтобы сюда сумели проникнуть солнечные лучи?***
Я иду навстречу Папирусу, с каждым шагом неумолимо приближая неизбежную смерть этого наивного гордеца. Подойдя на достаточное расстояние, я останавливаюсь и поднимаю пустой взгляд на глазницы скелета, крепко сжимая в руках нож. — Ты всё-таки пришёл, человек. Баритон кажется отчего-то знакомым, но я не обращаю внимания, думая лишь о приказе. И вновь где-то в глубине легонько трепещутся отдалённые призраки прошлого, через мгновение вновь затихая. — Человек, тебя не красит эта пыль на одежде. И пусть я люблю оружие, но советую тебе отложить этот нож. Я продолжаю молча стоять без движения, бездонными глазами взирая на скелета. В последнее время я перестала нападать сама, дожидаясь и действуя лишь по приказам Чары. Зачем? Ярости уже не осталось, так ради чего без надобности тратить свои силы? А Папирус стоит передо мной в полной готовности к бою, но так и не начиная сражение. — Я, Великий Папирус, должен тебе кое-что сказать. Ты и совершила кучу ужасных вещей, но мне отчего-то не хочется с тобой сражаться. Плохие вещи не новизна в нашем подземелье. Пусть и не настолько жестокие. Однако, я чувствую, что ты идёшь по неправильному пути. Но, знаешь, я вижу у тебя неплохие задатки. Ты ещё можешь свернуть с него и стать великой. А я, как Глава Королевской Стражи, смогу оказать тебе помощь. Взять тебя в качестве ученика, как когда-то и я учился у Андайн. Зачем нам этот бессмысленный бой? — скелет с надеждой глядит на меня, ожидая ответа. Уголок моего рта слабо дёргается, словно бы собираясь растянуться в улыбке. Великой? Свернуть с пути? Эти слова никак не относятся к приказу, и Чаре не понравится, если я буду обращать на них внимания. Спустя минуту тишины лицо Папируса мрачнее, однако в глазах все ещё теплятся слабые угольки надежды. — Молчишь… Забавно, что я — Папирус, Глава Королевской Стражи, практически непобедимый противник в бою — уговариваю тебя решить всё миром, отказываясь от битвы. Знаешь, человек, эта ситуация мне что-то напоминает. Снова этот странный эффект дежавю, но мне кажется, что сейчас всё происходит совсем неправильно — мы должны поменяться ролями. Но не волнуйся, человек. Я — Великий Папирус — исправлю положение и направлю тебя на путь истинный. У меня в сознании вновь звучит приказ Чары. «Убей его! Убей!» — слышится в голове навязчивый шёпот с беспрерывно повторяющимся эхом. Я покрепче стискиваю нож, глаза сверкают рубиновым блеском, а ноги несут тело вперёд, к очередной жертве. — Что ж, ты сделала свой выбор. Раз уж мне не удалось тебя убедить… да начнётся битва! — Все сомнения исчезают из его глаз, Папирус резко отскакивает, уворачиваясь от моего удара. Скелет поднимает руку ввысь, и тут же за его спиной появляется множество костей, которые в тот же миг летят в мою сторону. В ушах свистит ветер, сердце бешено стучит, разгоняя разгорячённую кровь по телу, мышцы безустанно работают, позволяя быстро и ловко двигаться и сгибать конечности. Из-под земли со всех сторон вылазят кости, комки снега разлетаются во все стороны. Эта битва будит во мне неотчётливые картинки из прошлого, когда такие сражения случались со мной нередко, однако в этот раз я не просто уворачиваюсь от атак, но и атакую сама. Я запрыгиваю на появляющиеся из-под земли кости, постепенно приближаясь к скелету. Прыжок, отскок и долгожданный удар ножом. Враг оказывается сильным, что может задержать исполнение приказа, — я нахмуриваюсь, стискивая нож сильнее. У Папируса отнимается меньше четверти ОЗ, хотя мой уровень уже достиг пятого. Правый глаз на миг вспыхивает красным пламенем, когда с недовольным шипением скелет прижимает руку к кровоточащему плечу. Но через секунду тут же отнимает от неё перчатку, улыбнувшись. — А ты действительно хороша в бою. Очень немногим удавалось меня ранить, к тому же не получив урона, — он одобрительно глядит на меня, совершенно не разозлившись от полученной травмы. — Моё предложение насчёт тренировок всё ещё в силе. Подумай. Нам не помешают такие бойцы в Королевской Страже. Я чувствую раздражение Чары — нужно ускориться. «Убей уже этого тупого скелета!» На некоторое время ослабив нити контроля и дав мне возможность посражаться самой, она вновь решает взять всё в свои руки, видимо, заскучав от наблюдения продолжительной битвы. Я атакую яростнее и сильнее, а мои движения превращаются в механические, будто бы совершаемые на «автопилоте». Вскоре Папирус начинает нервничать, кости лишь в последние мгновения еле успевали блокировать удар ножа, а я теряю меньше десятка ОЗ. У скелета же, кроме плеча, виднеются свежие ранения на другой руке, хребте, даже хвалёная броня безжалостно порезана ножом, а шкала здоровья пустеет наполовину. Ещё один удар, точно в повреждённое место, и броня окрашивается багровым цветом. Скелет, чертыхаясь, закрывает рукой свежую рану, пытаясь остановить кровотечение. «У Папируса остаётся мало ОЗ» — промелькивает, словно бы сообщение, в голове. Эту же информацию подтверждают кости, что появляются уже в меньшем количестве и размере, да и двигаются медленнее, видимо, из-за недостатка сил у их создателя. — Видимо, сегодня я всё же не вернусь домой, — хотя Папирус и похвально сохраняет спокойствие, в этот раз в его голосе едва заметно проскальзывает горечь. — Зато этот ленивый мешок с костями может радоваться, никто теперь не будет на него кричать, заставляя сидеть на посту. Пусть спит, сколько ему влезет. Я оказываюсь на достаточном расстоянии для финального удара, но отчего-то моя рука не спешит взмахивать ножом, а в душе начинает закрадываться что-то, похожее на сомнения. Внутри Чара бесится и велит немедленно атаковать, однако я так и замираю с ножом в руке, смотря на Главу Королевской Стражи, который, кажется, уже успевает понять, что его ожидает смерть. — А ведь я обещал себе в детстве никогда не стать похожим на отца, а в итоге превратился в такого же тирана, превратив жизнь собственного брата в кошмар. Теперь ты, наконец, сможешь жить спокойно, Санс, твой младший брат тебя больше не побеспокоит, — Папирус поднимает на меня голову. Кажется, будто на этом суровом лице, в этих горящих красным глазах вот-вот выступят слезы. Такие же красные, как кровь, как мои собственные радужки глаз и как всё в этом чёртовом мире. — Человек, ты… ты всё ещё не атакуешь меня? Это значит, я оказался прав, ты все ещё можешь измениться! Не знаю, почему, но я уверен — это не твоя роль, ты, должно быть, что-то перепутала. Давай же, брось ты эту штуку. Шагни навстречу и сверни с неверного пути. Папирус протягивает ко мне кисть с надетой на неё красной защитной перчаткой. Я замираю с ножом руке, не двигаясь, не слушая приказы Чары и не позволяя ей взять контроль над моим телом. — Давай же, человек, возьми меня за руку, и мы перевернём всю твою жизнь. Ты знаешь, что даже в нашем жестоком мире бывают свои радостные и светлые моменты? Даже здесь, в этом подземелье, в этой тюрьме, если постараться, то можно быть… счастливым? Сделай лишь шаг, и я докажу тебе это, мы забудем прошлое, ты начнёшь новую жизнь, а я, Великий Папирус, буду помогать тебе, стану твоим наставником. На лице Папируса играет светлая улыбка — и лишь слабые, едва заметные нотки грусти виднеются в ней. В алых глазах пылает надежда и добрая наивность. Протянутая рука в знакомой красной перчатке оказывается так близко. Всего лишь один шаг, и я смогу протянуть и вложить в неё руку, почувствовав, как её тут же уверенно сжали в ответ. — Давай же… Рейчел! Имя, слетевшее с его уст, глаза, ещё ярче запылавшие надеждой. Похоже, что он вспомнил! Быть может, лишь отголоски прошлого таймлайна, но он сумел выудить из них моё имя! Я почувствовала, как глаза наполнялись забытыми слезами облегчения. И когда я была уже готова сделать тот самый шаг, крепко схватить его протянутую руку, выбросить прочь этот чёртов нож, Чара, которой, по всей видимости, надоел весь этот цирк, резко и решительно взяла под контроль моё тело, будто бы с размаху влетев внутрь его, и одним уверенным ударом ножа снесла его голову. Через пару секунд контроль вновь был у меня, однако сделанное уже нельзя было исправить. Череп, пару секунд пошатавшись на поломанной шее, начал медленно сползать вниз. — Что ж… Это не совсем то, чего я ожидал… Но, несмотря ни на что, я всё ещё верю в тебя. Ты ещё можешь измениться и стать лучше, — голова приземлилась на снег, а тело распалось на мелкие частицы, оставляя от себя лишь горстку пыли. Горькая улыбка застыла на лице. — Даже если ты так не думаешь… — верхняя часть черепа уже распалась на пылинки, что тут же безжалостно уносил прочь ветер. — Я… Я обещаю… — кровавая капля упала из глаза на снег, а голова в тот же миг окончательно рассыпалась. Вьюга уносила пыль, а на снегу одиноко лежал лишь красный шарф, подпалённый на концах. Я очнулась от наваждения, будто бы вынырнув из реки злобы и ненависти, и с ужасом смотрела на единственную вещь, оставшуюся от Папируса. Что же я наделала? Нет, я не могу. Я должна остановить геноцид. Что есть сил яростно зажмурив глаза и размеренно отсчитав десять секунд, всеми силами сдерживая себя, чтобы не досчитать все за мгновение, я с надеждой открыла глаза. Да, все получилось! Я стояла во тьме перед двумя кнопками. Хотела было уже броситься к кнопке сброса, однако в последний момент я застыла в нерешительности. Но ведь все вновь придётся начать с начала. И кроме Санса меня больше никто не вспомнит. Надо будет снова пытаться убедить пощадить Ториэль, проходить головоломки Папируса, включая и «Вызов Смертельного Ужаса», и битву с ним самим. А ведь он так и не вспомнит меня! И все те моменты… Та хрупкая связь, образовавшаяся между нами… Неужели этого всего уже никак не вернуть? Но я не смогу повторить все в точности с самого начала! Однако сброс всё же лучше, чем продолжение этого пути. Я и так уже сотворила много ужасных деяний. Так что мой эгоизм здесь не уместен, и придётся пожертвовать всем этим. Я решительно нажала кнопку. Со злостью и раздражением, но демон все же убрался из моей головы, оставив наконец свежее и здравое сознание, принадлежащее лишь мне. И я сбросила, всеми силами все же надеясь каким-то чудом оказаться на моем старом сохранении перед мостом и смертью Флауи. Возможно, и в конце моего туннеля будет свет, ведь даже в самый глубокий колодец проникают солнечные лучи, — нужно лишь поднять выше голову, чтобы их увидеть.