Many More Flames when Mine is Gone

Изуку не был уверен в том, что достаточно хорошо всё продумал. Оба только что сбежали из школы, не задумываясь о том, куда идти, и теперь сидели на старой деревянной скамейке, окружённой деревьями. Мидория знал, что они каким-то образом оказались в парке, и точно не логическим способом. Парень почти тащил Тодороки сквозь густой лес без какой-либо задней на то мысли, что объясняло веточки, которые он теперь вытаскивал из своих вьющихся волос. Из-за ветвей и поцарапанных ими щёк, Изуку чувствовал себя плохо, потому что вёл за собой Шото таким быстрым темпом. Тодороки всё ещё хватался за грудь, его дыхание превратилось в болезненное удушье. Мидория с сожалением вздохнул, находясь по левую сторону от Шото. Он испытывал боль из-за того, как импульсивно повёл себя Изуку. — Шото...Шото...прости меня...— начал тот, но парень поднял руку по направлению к Изуку, когда сильно закашлял. Два тёмно-зелёных лилейника, покрытые кровью, упали на тротуар. В голову Мидории снова ударила мысль о том, что это, вероятно, его вина, что у Тодороки появилась такая болезнь. Он знал, что Шото, скорее всего, не согласится с ним. Изуку опустил голову, поглаживая лилейник в своих руках. — ...не надо. Я задержался там, и я рад, что ты это сделал, — ответил парень, его голос был охрипшим. Зеленоволосый парень прикусил губу. Он не знал, правильно ли поступил. Ему казалось, что да, но, возможно, ему следовало подумать об этом лучше... — Так почему ты заставляешь себя так страдать? — спросил Изуку. Тодороки наклонился вперёд, сжимая пальцы и глядя на цветы на земле перед ним. Когда он заговорил, то нахмурился. — Человек, который мне...нравится...сделал так много для меня. Я не хочу этого забывать, потому что он подал мне руку тогда, когда никто другой не смог бы. Я чувствую, что многим ему обязан. Тем не менее, я продолжаю тащить его вниз, поэтому не уверен, есть ли у него ответные чувства. Я ничего не отдал ему взамен, кроме того... Он поднёс руку к левой стороне своего лица, пальцами пройдясь вдоль тёмной, жесткой поверхности шрама. Тодороки ничего не сказал, но смысл того, что тот хотел сказать, висел в воздухе между ними. Изуку вновь стало интересно то, как Шото может так сильно ненавидеть собственное лицо. Что в нём можно было ненавидеть? Мидория снова осторожно схватил запястье парня, остро ощущая тепло, которое, казалось, излучала кожа Шото. Он продолжал надеяться, что цвет лилейника всё же что-то значил. — Послушай, я скажу это, потому что должен, но я не думаю, что твой шрам делает тебя уродливым. Ладно? Это не уродливо, — сказал Изуку, что заставило Тодороки резко на него посмотреть. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но был прерван звуком звонящего телефона Мидории. Изуку быстро извинился и глубоко засунул руку в карман, чтобы достать сотовый. Он не заметил красно-белой гвоздики, которая упала из штанов, парень только заметил имя, которое загорелось на дисплее. Мидория застонал, встал и пошёл по мощённым дорожкам, чтобы ответить. — Мидория, ты потерял рассудок?! Изуку вздрогнул от разочарованного и шокированного тона, который использовал его наставник, отчаянно пытаясь найти слова, чтобы ответить. Как только тот нашёл их, то глубоко вздохнул. Затем объяснил так чётко, насколько мог. — Извините, но я не сожалею об этом. О том, что я забрал Шото, я имею в виду. Я не думаю, что Старатель должен говорить что-то, что касается Шото. Когда-либо. Поэтому я подумал, может быть, он сможет остаться у меня на какое-то время, пока не поправится... — Я всегда задавался вопросом, почему ты так сильно ненавидишь Старателя, но я думаю, что начинаю понимать. Это как-то связано с его семейной жизнью, не так ли? Изуку застыл, словно парализованный. Его хватка усилилась, но он ослабил её, вспомнив о своей собственной силе. Тот подбирал свои слова так, чтобы вложить в них особый смысл, говоря так медленно, чтобы не коснуться ситуации, о которой умалчивал. — ...я не могу вам сказать. Всё что я могу сказать, так это то, что считаю, что Старатель не должен появляться рядом с Шото в радиусе десяти миль, — даже сам Мидория был потрясён ядом, сочившимся из его голоса. Он пытался оставаться объективным и спокойным, но это, безусловно, вывело его из колеи. — Я...мне жаль, я не хотел говорить в таком тоне... — Нет, я знал это. Прости, что загнал тебя в угол. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это, но то, как Старатель отзывался о Тодороки-куне, а также его шрам и его поведение были веским доказательством. Я ещё никогда не видел ученика с таким каменным лицом, — ответил Тошинори уже более мягко, нет, гордо. На лице Изуку появилась улыбка, при мысли о том, что он заставил его гордиться собой. — Я поговорю со Старателем. Ты также должен сообщить своей матери...просто знай, что те последствия, с которыми вы столкнётесь, не должны быть восприняты легкомысленно. Ты пропускаешь урок, похищаешь ученика от его собственного родителя и помогаешь ему умереть, если тот всё же решит не признаваться человеку, которого любит. Мидория снова вздохнул, прежде чем ответить. — Я знаю. Я верю в Шото, хотя...— он замолчал, зная, что должен рассказать о своём собственном несчастье. — Эй, Всемогущий. — Что такое, мой мальчик? — Я, эм...могу или всё же не могу...определённо...эм..тоже иметь болезнь Х-Ханахаки...? Мёртвая тишина повисла на другом конце трубки. Молчание затянулось настолько, что Изуку подумал, что телефон Всемогущего умер или тот повесил трубку. Он открыл было рот, чтобы убедиться, что его наставник всё ещё на связи, но закрыл его снова, когда голос Тошинори заговорил напряжённым шёпотом. — Как долго? — Сегодня утром, около 5 часов, тогда появился первый цветок. Мама была со мной. Она...она дала мне лекарство. У меня было только несколько лепестков, и с тех пор выпал только один. Однако я в порядке! Я не лягу на операцию, но... — Мидория Изуку, ты признаешься тому, кто вызвал эту болезнь, или я лично сам заставлю тебя это сделать. Изуку был поражён внезапным, больше похожим на родительский тон голосом, который использовал Тошинори. Раньше он никогда не слышал ничего подобного от своего наставника. Парень издал нелепый смешок, когда начал бродить дальше. — Я планирую сделать это! Я не могу умереть, пока не стану профессиональным героем! — Хорошо, хорошо...но не затягивай на слишком долгий срок. Это всё же смертельная болезнь и к ней нельзя относиться непредусмотрительно...— Изуку почувствовал, что Тошинори недоговаривает, но его наставник просто вздохнул на другом конце трубки и добавил быстрое замечание знающим тоном. — Лучше всего сделать это быстро, иначе Тодороки-кун умрёт прежде, чем ты сможешь признаться ему. Всё лицо Мидории, даже его уши и плечи ярко покраснели от слов Всемогущего. — По-подо-подождите! Это не так! — Телефон щёлкнул и в мобильном телефоне Изуку зазвучали гудки. Он встряхнул головой, надеясь, что румянец исчез с его кожи и повернулся к Шото, неловко посмеиваясь. Мидория почувствовал, как вздрогнул, когда увидел Тодороки, рассматривающего красную с белым гвоздику, положив правую ногу на левое колено. В его глазах таилась любовь, и Изуку почувствовал, как его сердце забилось быстрее от нежного чувства. Тодороки похоже знал, что Мидория наблюдает за ним, поэтому поднял на него взгляд, показав гвоздику. — Это то...как выглядят твои цветы? Изуку подошёл ближе, опустившись на скамейку со вздохом. — Да, гвоздики. Я принимаю лекарства, подавляющие симптомы болезни, так что сегодня это мой второй цветок. Шото задумчиво замычал, разглядывая цветок. Пара долго сидела во взаимной тишине: Изуку с прикрытыми глазами и головой, которую тот положил на спинку скамейки, Тодороки же молча разглядывал цветок, который держал. — Т-ты был прав. О цветах, я имею в виду, — голос Шото был неуверенным, словно бы ему хотелось что-то сказать. — Ммм? — ответил Мидория, поднимая голову, чтобы увидеть чужой взгляд. — О красивых...цветах. Как и человек, ммм, в котором они растут...— Тодороки оглянулся и Изуку понял, что неумолимо краснеет. Охххх, боже мой. Как кто-то, чёрт возьми, может быть настолько милым? Внутренний голос Мидории сошёл с ума, и на этот раз рассмеялся он, а не Шото. Тот взглянул на Изуку с широко распахнутыми глазами и покрасневшими щеками. — Я сказал что-то не то? — Нет-нет! Совсем нет! Я действительно...я действительно польщён, — успел сказать парень между очередными приступами смеха. Когда он сказал это, то был уверен, что видел, как Тодороки улыбается.