forget-me-not

- Хён, а на пятом курсе так же хреново? - На пятом курсе работает синдром школьника, только наоборот. - Это как? - В школе сначала всё нормально, а потом ты взрослеешь, и появляется куча проблем. А в универе сперва у тебя куча проблем, а потом ты взрослеешь и всё нормально, - Хёну откидывается на спинку кресла и трёт ладонями лицо. – Мне бы твои проблемы в свои двадцать, Минхёк. - И как бы ты с ними разобрался? - Я бы их не создавал, - ухмыляется старший. - Я их тоже не создавал, - Минхёк возмущённо поднимает голову на Хёну, и случайно мажет карандашом в сторону, от чего линия выходит криво. - Тебе не десять лет, Минхёк, чтобы винить во всех бедах окружающий мир. Ты сам волен делать выбор, принимать решения и направлять свою жизнь в предпочтительное для себя русло. Они вдвоём сидят в офисе, изначально занимаясь каждый своей работой. Минхёк сканировал важные бумаги и ставил печати, а Хёну занимался чертежами для работы по практике. В процессе выяснилось, что у младшего талант к проекционным изображениям, а Хёну настолько это осточертело, что он лучше бы расслабил мозг и просто сканировал бумажки. В итоге они поменялись работой. Остальных парней тоже отправили по разным точкам. Минхёк правда запомнил только то, что Хёнвона снарядили в робу и вместе с другими рабочими увезли куда-то за деревню. Он с ним не разговаривает. Кихён тоже с ним не разговаривает, ходит как в воду опущенный. Джухона Минхёк не видел утром, ни в столовой, ни в душевой, ни где либо еще. Зато со всеми разговаривает Хосок. Парень понял, что пропустил какое-то знаковое событие, но никто естественно не говорит какое, от чего ему не сидится ровно весь день. Утром все объединились против него, а уже вечером разосрались в пух и прах. Хосоку, кажется, даже физически плохо быть не в курсе таких новостей. А Минхёка рвёт на части от хреновости происходящего. Верните, пожалуйста, на несколько часов назад, и он просто не пойдёт курить вместе с Джухоном. И всё сейчас было бы хорошо. «Не хочу, как было раньше, хочу, как было недавно» - цитирует он в голове тюленя из Мадагаскара, и горько усмехается. Очень тяжело контролировать чужие чувства и эмоции. Особенно, если не в силах контролировать даже свои собственные. Ему очень стыдно перед Хёнвоном и это впервые. Он и раньше срывался на мирных людей, не желающих ему зла, но в голове тогда не было и намёка на светлое будущее с этими людьми. За эти два дня Хёнвон не раз терпел к себе грубое обращение, или вообще игнорирование от Минхёка, но терпению всегда приходит конец, и теперь Минхёку стрёмно за своё поведение. С Кихёном дела обстоят еще хуже. Надо бы подойти, рассказать, как всё было. Мол, нет, я не шлюха, не зажимаюсь по пьяни в углу с малознакомыми парнями, а твой друг сам полез ко мне. Но даже в голове Минхёка это оправдание звучит дёшево и наигранно. Да и друг ли. Минхёка уже посещала подобная мысль, слишком уже подозрительное отношение Кихёна к младшему, но озвучить свои предположения очень опасно. А если же это не так, то почему вообще нужно объясняться, Джухон самостоятельный парень и сам волен приставать к кому хочет, не спрашивая разрешения у своего друга. Вот спросить разрешения у Минхёка стоило бы. А если бы в окно тогда выглянул Хёнвон… Минхёка понесло. - Ого, ты сделал больше, чем я думал, - Хёну заглядывает через плечо младшего и довольно кивает, - спасибо большое, приехал бы ты на неделю раньше, хаха. - Пожалуй, я готов просидеть тут все оставшиеся дни, - улыбается Минхёк. - Я буду иметь тебя в виду, конечно, но с друзьями помириться тоже надо. - Они мне не друзья, - Минхёк тушуется, почему-то сам не до конца уверен в своих словах. - Разве? Вчера мне так не показалось. Минхёк не знает наверняка сколько нужно времени, чтобы стать кому-то другом. Но сильно противоречить старшему не стремится. Он точно уверен, что Хосок ему не друг больше. И это всё, в чём он уверен. К вечеру он снова сбегает в лес. Снова к незабудкам. Погода намного лучше, чем за последние два дня, и поляна уже не кажется такой волшебной, как прошедшей ночью. Где-то вдалеке даже поют птички, хотя казалось, из-за нефти, тут вообще нет никакой живности. Посреди поляны трава примята, а цветы вокруг оборваны. Минхёк вспоминает, как лежал тут с Хёнвоном, его лицо в свете луны, губы и тот взгляд. В животе моментально затягивается тугой узел, а сердце ухает куда-то вниз. Стереть бы из памяти по-хорошему, да невозможно. Парень опускается на траву и закуривает. Печальнее картины придумать, пожалуй, просто невозможно. Надо бы расставить приоритеты, разложить всё по полочкам и принять соответствующие решения. Хёну был прав – ему уже не десять. И если смог дать отпор Джухону, то сможет и Хосоку. А не сможет, так хотя бы будет знать, что пытался. В конце концов, хуже уже не будет точно. Минхёк сидит так минут тридцать. Пока телефон не начинает орать о низком заряде батареи, прерывая музыку в наушниках своим постоянным пиликанием. Парень не хочет признаваться самому себе, что ждал, пока придёт Хёнвон. Он почему-то всегда приходил, когда Минхёк сидел в лесу вот так. Но Хёнвона нет. Нет никого, и блондин благодарит за это собственный характер. Заслужил. Срывает незабудку, запихивает в карман толстовки – ему предстоит разговор с Кихёном, и выдвигается обратно. Начинает медленно темнеть и по земле снова ползёт туман. Минхёк пинает сгустки воздуха, пока идёт до своего домика, и не замечает вышедшего из душевой, снова полуголого Хосока. - Не опасно гулять одному? Где же твои телохранители? – мерзко ухмыляется, огибая Минхёка и закидывая руку ему на плечо. - Хосок, скажи, вот какого черта тебе от меня надо? – Минхёк устало вздыхает и поворачивается к парню. Трудно не заметить, но тело у бывшего друга просто охуенное. Не зря проводит в спортзале столько времени, что даже на пары забивает. Не то что бы Минхёку сейчас было это важно, просто видеть парня в одних джинсах и полотенце на плече до этого как-то не приходилось. Он если и раздевался, то только ради девушек на вечеринке, а к тому времени Минхёка с ними уже не было. - От тебя? Прям всё перечислить, или только основное назвать? – Хосок, к сожалению для Минхёка, замечает очень быстрый взгляд на своё тело и слегка играет мышцами груди, улыбаясь еще шире. – Хочешь меня, детка? Минхёку трудно. Очень. Просто послать и уйти всегда легче, Хосок лишь поржёт в спину, кинет гаденькое «шлюха» и пойдёт своей дорогой. И не только он такой, в универе каждый второй при виде Минхёка или брезгливо фыркает, или предлагает отсосать у себя. И если на обычных людей плевать, то от друзей обидно втройне. Эти люди ведь знали его, общались, смеялись вместе… - Чего ты так грузишься, а? Сам ведь виноват, - снова ухмылка. Минхёка трясет от этой ухмылки. - В чём я виноват, м? Что не подставил вам всем тогда свою задницу? – Минхёк злится. Несправедливость и обида волной обрушиваются на сердце, и оно больно горит, опаляя всё нутро. - А ты мог бы? – Хосок наклоняется ближе, выдыхая чуть ли не на ухо. – Признайся сам себе, что хотел бы. Меня хотел бы, я вижу, как ты пялишься на моё тело. Гун Хи тебя тоже возбуждал, не спорь, я все прекрасно видел, ты клеился к нему, когда был бухой, аж противно смотреть. И сейчас ты точно так же стелешься перед этим дрищом Хёнвоном, если уже не расстелился там в лесу. Минхёк не бил людей никогда. Чтобы вот так - с отдачей, желанием нанести реальный вред. Чтобы не видеть ничего перед глазами, кроме непомерно сильной ярости, выбивающей из головы всё адекватное. Ни о каких моральных ценностях и речи быть не может, а о последствиях забыть через секунду, после нанесения первого удара. А где первый, там и второй. Хосок от неожиданности падает на землю, и Минхёк обездвиживает своим весом. Снова бьёт по лицу, точёным ударом прямо в челюсть. За всю ту боль, что жила с ним, как неотъемлемая составляющая. За все унижения и обиды. За приобретение страха темноты и невозможность выйти вечером из дома. За поломанную психику, частые срывы и боязнь довериться новым людям. За упоминание Гун Хи. И за Хёнвона. Пока последний не оттаскивает его от Хосока, зажимая руки, не давая возможности вырваться. Минхёк тяжело дышит и брыкается. Кричит про ненависть к Хосоку и желание убить. Хосок сам дёргается в сторону Минхёка, но его хватает Кихён. Почти виснет на нём, потому что силы не особо много, сколько желания прекратить творящийся беспредел, и Хосок легко откидывает его в сторону. Но вот Джухона откинуть уже не получается. Минхёк успокаивается в руках Хёнвона. Дышит рвано, запрещает слезам вырваться наружу, но они не слушаются. Когда хватка слабеет, блондин просто опускается на землю, закрывая лицо руками. Зарывается пальцами в собственные волосы, сжимает их, что есть силы. - Не трогайте меня, оставьте в покое, - шепчет сквозь слёзы. Хочется сдохнуть прямо тут. Раз и навсегда. Не слышать криков Джухона и Хосока. Не чувствовать руку Хёнвона на своём плече и обеспокоенные слова про что-то там, господи, Минхёку плевать. Это всё невыносимо больно. Кричать бы, срывая голос до хрипоты. Вырвать из сердца все чувства и эмоции, сжечь их. - Я, конечно, советовал ему помириться, но чтобы так.., - подошедший Хёну лишь разводит руками, - может вам выпить всем вместе, а? - Мы вчера уже выпили, - угрюмо отвечает Кихён. Минхёка отводят в дом Джухона и Кихёна. Тащат почти силой, конечно, но Хёнвону это удаётся легче, чем остальным. Он усаживает парня на кровать и принимается вытирать руки Минхёка от чужой крови. Джухон вид крови не переносит, поэтому очень сильно извиняется и выходит из домика, встречаясь там с Хёну и рассказывая, что произошло. Минхёк успевает подумать, что для парня, который дерётся чуть ли не каждый день, это очень странная реакция на кровь. Скорее всего, Джухону просто неловко в одной комнате рядом с ним. - Вы все больные, серьёзно, - причитает Кихён, подавая салфетки Хёнвону, – неужели абсолютно все проблемы нужно решать кулаками. Но ответа не получает ни от кого. Минхёк только что понял, что да, большинство проблем, похоже, можно решить только так. А Хёнвон был уверен в этом еще со школы. В дверной проём просовывается голова Джухона и зовёт Хёнвона. Парень не очень хочет отпускать руки Минхёка, но приходится. Он не сильно сжимает их, словно произносит «я с тобой» и уходит, оставляя его наедине с Кихёном. Минхёк тихо вздыхает. Ему и правда становится легче, хоть и приходится осознать это со скрежетом в груди. Он поднимает взгляд на Кихёна и замечает такую родную тоску в чужих глазах. Точно такую же, какую видит в зеркале уже второй день. И понятно становится всё-всё. - Кихён, - Минхёк засовывает руку в карман, знал же, что пригодится, и достаёт потрёпанный цветок, протягивая, - прости за вчерашнее. Кихён округляет глаза, но цветок принимает. А потом улыбается, и от его улыбки становится теплее в несколько тысяч раз. - За что простить-то, дурака ты кусок? - За подорванное доверие, я знаю, как это больно. - Доверие подорвал не ты, - Кихён печально ухмыляется и отводит взгляд в сторону. - Он ведь нравится тебе? Кихён вздыхает так, словно с него только что сняли огромный булыжник, и наконец-то разрешили идти дальше без груза на шее. - Нравится, а толку-то? - Чёрт его знает, Кихён~и, - Минхёк стонет и утыкается носом в чужое плечо, - оно как болезнь, понимаешь, или лечись, или заражай остальных, чтобы если помирать, то вместе. - Я не хочу помирать, я матери красный диплом обещал, - Кихён смеётся, - если не принесу ей его, она меня из могилы достанет и снова убьёт. Минхёк смеётся тоже. По телу струится лёгкий приступ счастья и свободы. И дышится в миллион раз легче. В дом возвращаются Джухон и Хёнвон. Последний чуть ли не пулей подлетает к Минхёку, занимая изначальное положение на коленях перед ним. - Ты как? - Уже лучше, правда, спасибо, - и треплет по волосам, стараясь не обращать внимания на хитрую улыбку Кихёна рядом с собой, - спать хочу пиздец.