Coup de Grace

Эрвин не собирался приходить к Леви в палатку. — Леви! — Ханджи помахала ему кружкой со своего удобного тряпичного стула, стоящего у палатки. — Иди выпей с нами! Моблит и Армин поддержали приглашение: Армин поднял такую же кружку, а Моблит — маленький винный бурдюк. — Неплохое вино, — сказал он, когда Леви подошёл. — «Клеброт». С севера Розы. — Или пиво есть, — Ханджи в подтверждение своих слов осушила кружку. — Но за ним придётся сходить к продовольственным повозкам, там есть открытая бочка. Леви мгновение смотрел на бурдюк, чувствуя соблазн, но затем покачал головой. — Спасибо, но я пойду спать. Тренировался весь день… — Всё равно ведь не уснёшь! — перебила его Ханджи. — С таким-то шумом вокруг. Выпей, Леви. Отпразднуй или… утопи свои печали? — она взглянула на него обеспокоенно. Но Леви снова покачал головой: — Мне нужно отдохнуть. Видимо, старею. Дай знать, если покажутся титаны. — Леви… — Я устал, — сказал он настолько выразительно, насколько мог, чтобы Ханджи наконец отвязалась. — Это что сейчас было? — Моблит уставился в спину уходящего Леви. — Он снова в ссоре с командиром? — спросил Армин. — Почему ты так решил? — Ханджи пристально посмотрела на него. Армин задумчиво разглядывал пиво в своей кружке: — Ну… С тех пор как капитан Леви приехал, они будто избегают друг друга. Хотя во время войны Леви всегда был рядом с командиром, когда это было возможно. И тот факт, что с его приездом командир Эрвин не сместил меня с должности первого капитана… В смысле, я знаю, что Леви всегда был на особом счету, но он всё равно выше меня по званию. А когда я спросил у него об этом, он ответил… чем-то вроде шутки. — Да… кхм. Ты давай не особо распространяйся об этом, — предупредила Ханджи. — Чем бы это ни было, оно личное и не относится к службе. Может, Эрвин просто не хочет вот так понижать тебя в звании. — Я был бы не против, — сказал Армин. — По крайней мере, в пользу капитана Леви. Ханджи вздохнула и протянула ему свою кружку. — Я знаю, что ты был бы не против. Но просто забудь, ладно? Что бы между ними ни происходило, они должны разобраться сами. Не сгоняешь за пивом? Я так устала после вчерашней тренировки с Леви, что упаду, если встану. — Конечно, — со своей обычной любезностью ответил Армин. — Моблит? — Спасибо, у меня ещё есть вино. Когда он ушёл, Ханджи испустила разочарованный вздох. — Это что сейчас было? — Моблит удивлённо повернулся к ней. — Эрвин и Леви! Клянусь, иногда я готова просто столкнуть этих ослов лбами! Моблит фыркнул. — Что? — Сначала тебе придётся попросить Эрвина присесть. — Ты пьян, — Ханджи закатила глаза. — Ещё нет, но работаю над этим, — Моблит поднял бурдюк. — Если надерёшься так же, как на праздновании победы, будешь спать на полу, — предупредила его Ханджи. — Зоэ… — Моблит поднял брови. — Ну что? — В прошлый раз, когда ты так сказала, то в итоге оказалась на полу вместе со мной. — Правда? Ну, тогда пей давай, хватит болтать. Леви лежал в темноте на кровати и слушал доносящиеся снаружи звуки всеобщего веселья. Несмотря на то что он сказал Эрвину о своих планах напиться, Леви никогда особо не любил алкоголь. Возможность ненадолго забыться была соблазнительной, а вот последствия, которые обязательно наступят, — нет. И кто-то всё равно должен оставаться трезвым на тот случай, если титаны правда появятся. Эрвин, конечно, выставил охрану, но Леви не мог избавиться от старой привычки всегда быть начеку вне стен. И всё же он не соврал Ханджи — он на самом деле устал. Только усталость его была не просто физической болью в мышцах и суставах. Она была более глубокой, бесконечной, иссушающей его надежду. Если Эрвин сказал правду — а Леви считал, что на этот раз так и было, — то он на самом деле верит, что его способность чувствовать исчезла навсегда, как и его рука. Странно, думал Леви, что война сделала его в некотором роде противоположностью Эрвину. Ребёнком он был выучен приравнивать привязанность к слабости, презирать её, рассчитывать только на свою гордость, требовать уважения к себе, а если нужно — добиваться его силой. Ему запрещали общаться с другими детьми его возраста, и даже животных, с которыми он пытался подружиться, отбирали и выкидывали. Так однажды был утоплен целый выводок из четырёх котят. Мужчина, который его растил, требовал преданности и повиновения, не гнушался поднять на него руку, а вот хвалить не спешил. И Леви научился жить ради тихого «хм» или «неплохо» в качестве одобрения. Позже, в подземельях под Синой, у него появились первые настоящие друзья, которые любили его, несмотря на странное поведение или манеру оставлять за собой последнее слово в любом споре. Он спас Изабель от почти неминуемой гибели на улицах, хотя мысль быть ответственным за неё и пугала его. Потребность защищать и заботиться казалась врождённой, неизбежной, как бы Леви ни пытался следовать правилам своего опекуна и жить обособленно от всех. При первой встрече с Эрвином, когда тот приказал Майку окунуть его в лужу, Леви был уверен, что понимает этого человека. Человека, чья гордость будет пытаться сломить и подчинить Леви. Это была угроза, противостоять которой его учили с самого детства. И только когда его собственная глупая гордость стала причиной смерти единственных людей, которых он когда-либо любил, Леви понял, что побуждения Эрвина абсолютно не похожи на его. Гордость Эрвина не была вызвана эгоизмом, стремлением победить ради победы. Его цель была чем-то более возвышенным — образом свободы, лежащей далеко за пределами всего того, о чём Леви когда-либо мечтал. Хоть Леви и не знал, что вдохновило Эрвина стать таким невероятным человеком, но понимал, что тот обладает качествами, которых ему не хватает. И с того момента он решил следовать за Эрвином, решил учиться у человека, которого наконец сможет уважать. Эрвин предоставил Леви выбор. То, что, как он думал, никогда не даётся просто так и может быть взято только силой. А Леви доверился Эрвину, и его сердце — слишком мягкое, по словам его первого учителя, — ушло следом. «В каком-то смысле, — подумал Леви, закрыв глаза, но не в силах уснуть, — было бы легче, если бы мои чувства тоже онемели, как это произошло с чувствами Эрвина». Но ему никогда не удавалось овладеть искусством безразличия. Он вспомнил одного старого циничного ветерана — теперь давно уже мёртвого, — который дал ему совет перед первой экспедицией в должности капитана. «Лучше не спрашивай имена новых рекрутов. Думай о них просто как о цифрах или обращайся к ним по званию. К ночи половина погибнет, и тебе будет легче думать о потере всего лишь “левого фланга”. Я всегда говорю им: “Переживёте своё первое сражение — тогда и познакомимся”». С тех пор Леви, потрясённый таким отношением, всегда спрашивал имена солдат под своим командованием. Но каждая следующая потеря была больнее предыдущей, и всё больше усилий уходило на то, чтобы сохранять маску спокойствия и уверенности. Напряжение росло в Леви с каждой минутой, пока не достигло такого уровня, что, казалось, он вот-вот развалится на части. Он видел слишком много смертей. Слишком много солдат — целых отрядов! — были уничтожены, пока его не было рядом или же он был не в силах спасти их. Жизненный путь Леви не притупил его эмоции, а наоборот заострил до болезненной степени, так что повторяющиеся отказы Эрвина ранили глубже, чем любой враг на протяжении всей его жизни. Может, в конечном счёте тот ветеран был прав? Может, способность огородить себя от эмоций была необходимой для выживания тактикой? «Мы в ловушке, — понял Леви, чувствуя, как нарастает в нём знакомое чувство беспомощности. — Он не может любить меня, а я не могу перестать любить его. Что за блядская хуйня!» Странно, но это осознание немного успокоило — достаточно, чтобы обуздать панику и вернуть изначальную уверенность в том, что старый ветеран ошибался. Леви понял, что не оставит Эрвина, что бы ни случилось. Он прожил большую часть жизни в ожидании катастрофы, не зная, будет ли жив завтра близкий ему человек. Это научило ценить настоящий момент, какой бы дерьмовой ни была ситуация. Если всё, что Эрвин может дать ему, это рабочие отношения, то Леви возьмёт из этого всё возможное. Он больше не будет думать о том, чтобы бросить Эрвина из-за отсутствия чувств, как не думал об этом, когда Эрвин лишился руки. «И его левая рука с каждым днём становится сильнее, — подумал Леви. — Пока мы оба живы, нет причин сдаваться». В конечном итоге его сморило, и сну он сдался с готовностью.

***

Следующие три недели Леви изо всех сил старался держаться от Эрвина на расстоянии. С приездом переселенцев это стало несложно — Эрвин проводил время с Нилом и его семьёй, а Леви был или на тренировочной площадке, или помогал Армину с текущей работой в Хохвальде. Разрушенную стену быстро восстановили при помощи исходных камней, а массивные дубовые ворота повесили на новые петли, привезённые из кузни в Каранесе. И только поставка лезвий по-прежнему не предвиделась. В единственном оставшемся литейном цехе закончилась железная руда, а производство стали временно приостановили. Но и отчёты о титанах тоже не поступали. Всё больше казалось, что тот, с которым столкнулся Южный Отряд, действительно был одиночным аномальным. Когда Армин получил от Жана Кирштейна письмо с подтверждением того, что на юге убили титана, и подробностями его появления, Эрвин собрал в своей палатке совещание, на которое пригласил всех трёх капитанов и Нила Доука. Ханджи изучала письмо Жана. — Если повезёт, это окажется последний выживший титан, — сказала она с облегчением. — Судя по поведению, он был одним из более сознательных аномальных, как мы и предполагали. Охрану лучше оставить, но я почти уверена, что все титаны, с которыми мы столкнёмся в будущем, будут такими же одиночными аномальными особями. — Всё равно мне было бы спокойнее, если бы у нас было больше лезвий, — пробормотал Леви, обращаясь больше к самому себе. — Мы уже заказали, — сказал Армин. — На фабрике закончилась… — Да, я слышал, — Леви покачал головой. — Я никого не обвиняю. Просто… Если мы столкнёмся с титаном, то придётся чертовски постараться. — Для этого мы и тренируемся, — сказал Эрвин. В его тоне послышалось лёгкое недовольство, и Леви уязвлённо посмотрел на него: — Знаю. Я не оправдываюсь! — Я не имел в виду… — начал Эрвин, но Ханджи перебила его, притворившись, что всё это время была поглощена чтением письма: — Тут сказано, что титан проявил хитрость — прятался, пока основная часть отряда не проехала мимо, а затем напал на них с тыла. Похоже, это подтверждает, что аномальные титаны, которые не подчиняются координате, демонстрируют большую осознанность. Если мы встретим такого, нужно помнить, что они умнее обычных. Будет не лишним считать их почти шифтерами. Леви прикусил губу и кивнул, но его взгляд по-прежнему был сфокусирован на Эрвине. Тот смотрел на Ханджи: — Хорошо. Звучит разумно. Последовавшее молчание грозило обернуться неловкостью. Нил смущённо переводил взгляд с Эрвина на Леви и обратно. Ханджи вернулась к письму, явно не теряя внимательности по отношению к происходящему. Армин разглядывал свои руки. — У меня… есть кое-какие новости, — сказал Нил чересчур громко. Эрвин с облегчением повернулся к нему. — Какие? — Этим утром я получил письмо от парламента. Король хочет совершить официальный визит в Хохвальд. Есть распоряжения для тебя — даты, логистика. Из кармана куртки Нил достал конверт из дорогой бумаги кремового цвета. Эрвин сломал королевскую печать и открыл конверт, но письмо плотно засело внутри, и он поколебался, не желая доставать его зубами, как поступил бы, будь он один. Леви обошёл сундук, служивший им столом, взял у Эрвина конверт, достал письмо и развернул его. Положил пустой конверт на сундук и без единого слова вернул письмо Эрвину. Его пальцы на короткое мгновение коснулись руки Эрвина. Тот слегка покраснел, и Леви с быстро бьющимся сердцем отвернулся, не уверенный, был ли Эрвин разозлён или смущён его действиями. Или он был так же, как и Леви, шокирован силой желания, вызванного этим мимолётным контактом. Нахмурившись, Эрвин просмотрел письмо. Леви наблюдал за ним, молча ругая себя за идиотское поведение. Он не хотел намекать на то, что Эрвин не справится сам — помощь была автоматической реакцией, бездумным, глупым рефлексом, за которым он должен был уследить. А ещё до этого он по привычке выругался, что могло объяснить недовольство Эрвина. Леви знал, что всегда был неудобным в социальном плане. Когда он приносил пользу как солдат, когда был необходим Эрвину, тот закрывал глаза на подобную неуклюжесть, но теперь… — Через месяц, — сказал Эрвин, поднимая взгляд от письма. — Судя по всему, половина двора и сопровождение из Военной Полиции. И, конечно, не обойдётся без знаменитостей и прессы. Выглядит так, будто они уверены, что угроза нападения титанов минимальна. — Да, — Нил улыбнулся Эрвину. — Хохвальд имеет большое значение. Правительство заинтересовано в том, чтобы как можно быстрее начать организованное переселение. — Похоже на то, — согласился Эрвин. — Для начала будет основано четыре поселения — по одному на каждую экспедицию, — объяснил Нил. — Хохвальд был первым, но прямо перед нашим отъездом пришли новости, что Западный Отряд нашёл город размером со Стохесс. — Города-приманки, — сказал Леви. — Что? — Нил перестал улыбаться и пристально посмотрел на него. — Ничего не изменилось. Да, они хотят заполучить новые земли и ресурсы, но в то же время хотят убедиться, что титанов больше нет, прежде чем вытащить свои задницы из-за стен. Если где-то остались титаны, люди в поселениях узнают об этом первыми. — Нет… ты ошибаешься, — Нил заметно побледнел. — Сам король покидает стены — ты же слышал, что сказал Эрвин. Это новое начало для человечества! Ты слишком подозрителен, Леви. Война закончилась. — Король покидает стены с целым взводом Военной Полиции, — сказал Леви. — Ну конечно! — воскликнул Нил. — И ты не можешь его за это винить. — А я не виню. Просто хочу посмотреть, коснулась ли недостача лезвий Военной Полиции в той же степени, что и Разведкорпус. — Если у Военной Полиции есть лишние лезвия, я добьюсь того, чтобы часть из них передали Разведкорпусу, — пообещал Нил. — Леви… Я знаю, что отношения между нашими структурами не всегда были гладкими, но теперь, когда война закончилась, нам стоит забыть эти разногласия. Леви взглянул на Эрвина, а затем кивнул Нилу. — Ладно. Я просто надеюсь, что титанов действительно больше не осталось. Эрвин продолжил совещание, раздавая капитанам и Нилу указания, связанные с королевским визитом. Армину досталась большая часть работы, включающая непосредственное общение с важными придворными. Эрвин чётко понимал, что из всех Армин был самым обаятельным и в меньшей степени способным оскорбить кого-то. Леви был согласен с такой оценкой. Он с облегчением понял, что его задачи будут минимальными: логистика размещения войск, охрана Хохвальда и продолжение тренировок. К тому времени, как совещание подошло к концу, солнце уже садилось и ужин был готов. Леви задумался, стоит ли попытаться извиниться перед Эрвином за свой неловкий жест с письмом, но в конце концов решил, что это только усугубит и без того неловкую ситуацию, и пошёл вслед за Ханджи в столовую.

***

Эрвин сидел около костра и наблюдал, как Леви разговаривает с Ханджи и тремя новобранцами, которые, похоже, стали его неофициальным отрядом: Отто, Хейке и Джонас. Леви, как всегда, слушал больше, чем говорил, но выглядел при этом расслабленным, улыбнулся словам Отто, которые рассмешили остальных, а его поза была такой непринужденной, какой Эрвин не видел у него уже долгое время. Эрвин посмотрел на свою руку, вспоминая мимолётное прикосновение пальцев Леви, когда тот помог ему с письмом. Это было очень изящное вмешательство, быстрое и практичное, не оставляющее места для жалости, которой Эрвин страшился. Если бы это сделал кто-то другой — даже кто-то вроде старой подруги Зоэ, — жест был бы для Эрвина мучительным, но в исполнении Леви он был всего лишь привычным. А вот само прикосновение будто обожгло. Даже от одного воспоминания об этом неожиданном контакте покалывало пальцы. После их разговора в день прибытия переселенцев Леви держал дистанцию и разговаривал с Эрвином только по рабочим вопросам. Эрвин понимал, что обижаться на Леви за это до смешного лицемерно, но, когда видел, как тот запросто болтает с солдатами, чувствовал себя некомфортно. Проблема была в том, что его физическое влечение к Леви не исчезло с течением времени. А если быть честным, то совсем наоборот. Оно существовало с тех самых пор, как восемь лет назад в подземном городе Эрвин впервые увидел, как Леви управляется с УПМ. И дальше только усиливалось. Первые два года их рабочих взаимоотношений Эрвин сдерживал в себе это влечение, считал его логичным следствием волнения о том будущем, которое олицетворял собой Леви. Но после того напряжённого момента во время миссии, когда Леви заработал шрам на плече от титана, Эрвину пришлось признать, что его желания реальны и бесспорно носят сексуальный характер. И всё же он стойко сопротивлялся соблазну действовать, убеждал себя, что правила профессионального поведения запрещают то, о чём он с пугающей регулярностью начинал фантазировать, оказываясь в компании Леви. Его сопротивление пало одним дождливым вечером в маленькой закрытой карете. Они возвращались в штаб с одного из знаменитых приёмов лорда Гелена, после частично успешной попытки договориться о финансировании Разведкорпуса. Леви был зол и разочарован тем, как избалованные аристократы задавали вопросы о титанах и сражениях — будто его истории были всего лишь развлечением, наряду с нанятыми лордом Геленом музыкантами и жонглёрами. Эрвин пытался быть последовательным и логичным — жители Сины никогда не видели титанов, они делают это по незнанию, а не со злым умыслом, — но, по правде сказать, его чувства были недалеки от чувств Леви. Тот, очевидно, заметил усталость Эрвина и в своей обычной грубоватой манере сказал, что выглядит он дерьмово. Эрвин что-то ответил — он уже не помнит, что именно, но никогда не забудет следующих слов Леви: «Скажи мне отвалить, если я неправ». А затем Леви поцеловал его, и все благородные намерения Эрвина сгорели в пламени чистой страсти. Их движения были неловкими и отчаянными, ни у одного в прошлом не было достаточно времени или возможностей набраться сексуального опыта, так что первый раз получился торопливым и бессловесным, в тускло освещённой, тесной, качающейся карете. Грубые поцелуи — неуклюжие, почти на ощупь, — жар, пот, приглушённые стоны, пока они не кончили в руках друг друга, с удивлением осознав, что карета замедляет ход. А затем спешные попытки привести себя в порядок, прежде чем они приедут в штаб. Эрвин помнил, как выходил из кареты, радовался темноте, скрывающей его раскрасневшееся лицо, и задавался вопросом, как Леви удаётся выглядеть таким спокойным. У главных ворот они переглянулись, а когда дошли до казарм, то на мгновение замешкались, прежде чем Эрвин пожелал спокойной ночи, а Леви кивнул и пошёл к себе. Они не обсуждали произошедшее и почти месяц вели себя так, словно ничего не было, пока однажды, оказавшись с Леви наедине после интенсивной тренировки, Эрвин не прижал его к дереву и всё не повторилось. Так это и продолжалось — нечасто, без последующих обсуждений, но всё же им удавалось выкроить немного времени, чтобы побыть вдвоём, а порой даже провести вместе всю ночь. Постепенно недоверчивая неловкость их отношений сменилась чем-то вроде лёгкости. Иногда они даже смеялись, и в эти моменты Эрвин чувствовал… Что он чувствовал? «В этом и заключается вся проблема», — подумал Эрвин, стараясь не слишком часто смотреть на Леви, сидящего у костра напротив. Сейчас он уже не мог вспомнить, что тогда чувствовал. Было ли вообще время, когда его эмоции играли действительно важную роль во встречах с Леви? Или их сексуальные отношения всегда основывались исключительно на взаимном влечении? Эрвин вспомнил, как обнимал Леви двумя руками — раньше, когда ещё мог. В те ночи, которые он проводил в постели Леви, или Леви в его — разве не было в них чувства… Чего? Некой симпатии, чего-то большего, чем просто желание? Или, может, нежности? Наверняка что-то подобное было, но Эрвин больше не мог вспомнить. В своих мыслях он видел, как прижимает Леви к себе, гладит ладонью его мягкие волосы. Это чувство он помнил — казалось, что нервные импульсы исходят от несуществующей руки. Но когда пытался представить эмоцию, которая могла сопровождать физическое ощущение, то ничего не чувствовал. Нил подошёл и сел рядом на бревно, удерживая в каждой руке по миске с рагу. Протянув одну Эрвину, он вытянул свои длинные ноги и удовлетворённо вздохнул: — Отличное рагу. — Да, — согласился Эрвин, устраивая миску на коленях и переключая внимание с мыслей о Леви на торчащую из мяса ложку. — Теперь у нас есть доступ к качественной говядине. Слышал, за пределами Марии уже начали разводить коров. — Фермеры в стенах сперва чуть с ума не посходили, — усмехнулся Нил. — Цены на говядину обвалились. Но потом парламент решил выделять им субсидии на содержание скота до тех пор, пока не появится возможность переместить фермы на новые территории снаружи стен. У нас с собой пять коров, у трёх из них скоро будут телята. Плюс овцы и козы. Но понадобится ещё больше, когда город разрастётся, а если всё пойдёт по плану, то разрастётся он очень скоро. — А ты и сам прилагаешь немало усилий к возрождению человечества, — с улыбкой заметил Эрвин. — Да уж, — рассмеялся Нил. — Ты не представляешь, сколько это хлопот. Раньше мы не планировали больше двоих. Но потом появился Мика, а теперь и этот малыш… Но это хорошо — теперь, когда война закончилась, всем хватит еды и места. — Если мы правы насчёт того, что оставшиеся титаны — всего лишь одиночные аномальные, — сказал Эрвин. — Это единственное разумное предположение, — ответил Нил очень серьёзно. — Ты же не думаешь, что я привёз бы Мари и детей сюда, если бы не был в этом уверен? Хохвальд настолько безопасен, насколько мы можем его таким сделать, и у нас есть отряд Военной Полиции, который останется как минимум на первые десять лет. Я почти уверен, что в итоге они поселятся тут. Более рискованно продолжать исследования, но на этот случай у тебя есть Леви. — У нас есть Леви, — Эрвин кивнул. — Но даже Леви не всемогущ. Во время войны было несколько случаев… — Но война окончена! — Нил похлопал его по плечу. — А ты такой же напряжённый, каким и был всегда. Расслабься. Это новый мир. — Как ты собираешься руководить Военной Полицией из Хохвальда? — спросил Эрвин, меняя тему. — Не собираюсь. Я формальный командир только до церемонии. А через месяц стану мэром Хохвальда. Ты, наверное, не помнишь паренька по имени Марло Фройденберг? — Не уверен. Имя звучит знакомо… — Ты мог встречать его, учитывая всё то, что происходило под конец. Он молод — скорее всего, из того же выпуска, что Эрен Йегер и другие. Но он реформатор. Лидер. Хороший антидот всему тому, о чём мы узнали… Ну, ты понимаешь. — Центральный отдел? Да. — Это было одной из главных причин, почему Мари захотела уехать сюда, — доверительно сообщил Нил. — В смысле, нас всех шокировала эта информация, но её особенно зацепило то, что я связан со всем этим, пусть и косвенно. Новое начало — вот к чему мы стремимся. — Это достойная цель. — Ты тоже оставил стены позади, — весело прокомментировал Нил. — Я всегда считал тебя просто мечтателем, но ты сделал это, Эрвин. Ты освободил нас от титанов! — От большинства титанов. — С оставшимися мы разберёмся. Ты должен гордиться тем, чего достиг, но почему-то не выглядишь счастливым! — Я… рад, что всё закончилось, — сказал Эрвин. Нил вздохнул: — Тебе нужна жена. И дети. Будешь так занят, что времени на грустные мысли не останется. Знаешь, а ведь у Мари есть младшая сестра, Елена. Она не замужем. И почти такая же красивая, как… — Я не планирую оставаться тут, Нил. Я хочу… — Эрвин покачал головой, произнеся это слово. Правда была в том, что он не хотел — не тогда, когда это касалось планов на будущее. — Я должен продолжать, — поправил он себя. — Должен двигаться дальше. У меня всё ещё есть работа, которую нужно сделать. — Всегда найдётся работа, которую нужно сделать. Разве ты не заслужил отдых? Эрвин удивлённо взглянул на Нила. — Заслужил? Я не… Ха! Если говорить о том, кто и что заслужил… — он снова прервал себя. — Прости, Нил. Я говорю ерунду. Просто пока что хочу продолжать исследования, вот и всё. Я… ещё не готов осесть где-то. — Ты никогда не давал себе спуску, — подытожил Нил, доедая рагу, и посмотрел на идущих к ним Армина и нескольких новобранцев. — Помню, когда мы были кадетами, а Тор Альбрехт был нашим инструктором… — начал он достаточно громко, чтобы заинтересовать молодых солдат. — Помнишь Альбрехта, Эрвин? Шадис на его фоне сущий котёнок. Кадеты, которые пришли после нас, ни черта жизни не знают! А с ним ты узнавал это с первого же дня, потому что не имел права сдаться, какое бы глупое задание он тебе ни дал. Это выводило его из себя! Помнишь, как ты всё ещё наматывал круги, когда остальные уже вышли на утреннее построение? Вскоре Нил собрал вокруг себя немалую публику. Эрвин вполуха слушал его красочные истории об их общем прошлом, время от времени вставляя комментарии, но ему было сложно сконцентрироваться. Это всё было так давно, что казалось, будто Нил описывает подвиги каких-то незнакомцев. Кроме того, тот часто упоминал Майка, и Эрвин знал, что эти воспоминания должны вызвать в нём печаль или хотя бы ностальгию, но не мог найти себя в них. Это было далёким прошлым — временем, когда он был глупым наивным мальчишкой с невыполнимой миссией. В результате какой-то непостижимой комбинации упрямой решимости и слепой удачи он достиг своей цели, но цена… Цена оказалась слишком высокой. И он всё ещё не выплатил её сполна. Эрвин посмотрел сквозь огонь, чтобы узнать, как Леви отреагировал на приукрашенные истории Нила, но не увидел его. Постепенно толпа у костра разошлась: солдаты пошли сменить своих сослуживцев в карауле, а Нил хлопнул Эрвина по спине, и оба поднялись. — Мари наверняка уже меня обыскалась! Через пару дней мы переезжаем в дом, Эрвин. Будет здорово наконец-то выбраться из повозки. Приходи на обед, когда мы обустроимся. — Приду, — пообещал Эрвин. Он понаблюдал, как Нил возвращается к семье, а затем развернулся к своей палатке. Замешкался. Леви, скорее всего, ещё не спит, а разговоры Нила о будущем заставили Эрвина чувствовать себя неуютно. Ему вдруг захотелось оказаться вдали от Хохвальда. Он должен работать. Готовить город к визиту короля — задание не для Разведкорпуса. Леви уже путешествовал за стенами и у него могут быть полезные идеи насчёт того, куда им стоит двинуться дальше. В палатке Леви горела лампа. Плотная ткань светилась мягким жёлтым светом, приобретая цвет старого пергамента. По ней скользила тень — Леви ещё не ложился. Эрвин заглянул внутрь, собираясь дать о себе знать, но так и застыл, увидев Леви. Тот стоял спиной ко входу, без снаряжения, босой и раздетый до пояса — явно уже готовился ко сну. Он удивлённо обернулся, и выпуклые мышцы его шеи, плеч и спины слегка напряглись, подчёркнутые золотым светом и глубокими тенями от лампы. Эрвин смотрел на него не моргая. Леви нахмурился: — Ты что-то хотел? — Я хотел… — Эрвин осознал, что его оправдание нелепо. Он хотел… Что он хотел? — Заходи, пока не впустил всех комаров в этом лагере, — сказал Леви и потянулся за рубашкой, аккуратно сложенной на кровати. Эрвин шагнул вперёд, позволяя ткани палатки закрыться позади себя. Леви мгновение смотрел на него, а затем начал надевать рубашку. Эрвин сделал ещё один шаг. — Леви… подожди. Руки Леви упали вдоль тела, рубашка повисла на левом запястье, кулаки сжались. — Эрвин… Эрвин пересёк палатку и встал позади Леви, встреченный поворотом головы и молчаливым взглядом. Провел пальцами по гладкой коже его плеча и дальше вниз, очерчивая твёрдые мускулы. Рука замерла, дойдя до узкой талии. Леви напрягся под этими прикосновениями, сжал челюсти и закрыл глаза. Выражение его лица было болезненным. — Эрвин, ради бога… Эрвин убрал руку. — Прости. Прости, Леви… Я не должен быть здесь. Я не знаю, зачем… — он сделал шаг назад, к выходу. Леви резко развернулся. — Даже не думай сейчас уйти! Ты не поступишь так со мной опять! Блядь! — Прости, — Эрвин вышел из палатки. — Дерьмо! — Леви натянул рубашку, спешно застегнул несколько пуговиц, чтобы сохранить хотя бы видимость благопристойности, если встретит кого-то в лагере. Сунул ноги в сапоги и с гулко бьющимся сердцем последовал за Эрвином. Тот как раз заходил в свою палатку, когда Леви догнал его и несильно толкнул в спину, отчего Эрвин споткнулся и почти упал, приземлившись на одно колено. Леви вошёл следом. Лампы не горели, но мерцающего света от костра было как раз достаточно, чтобы видеть. Прежде чем Эрвин успел подняться, Леви схватил его за отвороты форменной куртки и поцеловал с такой силой, что он завалился назад. Леви упал вместе с ним, на секунду вспоминая, каково это — лететь на землю вместе с поверженным титаном. Ощущение было очень похожим. Он сел, опустив колени по обе стороны от талии Эрвина и глядя на того без улыбки. Расстегнул рубашку, нетерпеливым движением снял её и отбросил в сторону. Затем расстегнул молнию на штанах. Взял руку Эрвина и положил его послушные пальцы на свой возбуждённый член. — Ты хотел прикоснуться ко мне, — сказал он со злостью и разочарованием в голосе. — Я понял. Ты не можешь любить меня, но ты меня хочешь. Я тоже тебя хочу. Этого достаточно. — Но… должно же быть… — Эрвин начал протестовать, но пальцев не разжимал. — Да ёб твою мать, Эрвин! — задыхаясь перебил его Леви, не в силах удержать себя от толчков в его руку. — Мы Разведкорпус! Разве мы не привыкли к тому, что всё и всегда проёбано? Разве мы не привыкли работать с тем, что есть? — он отклонился назад и прижал ладонь к твёрдой выпуклости под грубой тканью штанов Эрвина. Тот не сдержал негромкого стона и подался бёдрами вверх, вжимаясь в руку Леви и продолжая ласкать его член, пока Леви не выдохнул: — Стой… блядь… стой! Эрвин убрал руку, наблюдая за тем, как Леви пытается удержать оргазм — запрокинув голову и рвано дыша. Собственный член Эрвина дёрнулся от этого вида. Взяв себя в руки, Леви хмуро посмотрел на Эрвина, поднялся и снял с себя остатки одежды. — Даже не думай, что это всё. — Нет. Это не важно, — Эрвин покачал головой. — Мы не обязаны… — Я хочу, чтобы ты меня трахнул, — Леви осмотрел тускло освещённую обстановку палатки. Мягкие переливы света от костра рисовали на его коже причудливые узоры. Эрвин сел, наблюдая за ним. — Это сойдёт, — сказал Леви, снял стеклянный колпак с одной из незажжённых ламп и окунул пальцы в резервуар с маслом. После чего потянулся назад и без каких-либо попыток устроить представление из этого процесса подготовил себя с почти грубой эффективностью, слегка кривясь, когда двигался слишком быстро. Эрвин тем временем боролся с ремнями своего УПМ, но Леви покачал головой: — Слишком долго, оставь. — Леви… Я не думаю, что… — Иди сюда. Эрвин медленно поднялся на ноги и посмотрел в сторону кровати. — Ну уж нет, — усмехнулся Леви. — Ты же знаешь, на что похожи попытки трахаться на этой штуке, готовой рухнуть под тобой в любой момент, — он вытянул руку, по-прежнему не улыбаясь. — Иди сюда. Эрвин понимал, что всё это очень плохая затея, но убеждал себя, что уже не может сдать назад. Не после того, как сам пришёл к Леви в палатку. А теперь Леви стоял перед ним раздетый, и его идеально сложенное тело было всё таким же потрясающим, каким Эрвин его запомнил. Вожделение снова затопило Эрвина, и на этот раз Леви почти улыбнулся, заметив, как непроизвольно расширились его зрачки. Леви расстегнул его рубашку, проводя руками по горячей коже. Эрвин наклонился за поцелуем, и на мгновение всё напряжение покинуло Леви. Он открыл рот, отвечая влажному скольжению языка Эрвина по его нижней губе, прижался ближе, будто мог силой своей страсти и интенсивностью поцелуев заставить чувства Эрвина вернуться. Но затем так же резко отстранился. Потянулся к расстегнутой ширинке Эрвина, зачерпнул ещё немного масла из лампы и размазал его по члену Эрвина с деловой прагматичностью. Стянул простынь с кровати, накрыл ею сундук, который обычно служил столом, и опустился на него коленями так, чтобы Эрвину было удобно брать его сзади. Эрвин подошёл к нему и провёл рукой по голой спине — от лопаток к аккуратному изгибу задницы. Поцеловал его шею, и лёгкое касание щетины заставило кожу Леви покрыться мурашками. Он опёрся о сундук руками, впиваясь пальцами в края, и шипяще выдохнул сквозь зубы, когда Эрвин толкнулся внутрь. — Ты в… — начал Эрвин, но Леви метнул в него злой взгляд поверх плеча. — Да, я в порядке! Блядь… давай уже! Эрвин трахал Леви в каком-то похотливом трансе, который только усиливался странными красными отсветами костра. Он не хотел, чтобы всё так обернулось — это только усложнит их непростую ситуацию. Но в том, чтобы быть с Леви, двигаться внутри него, было столько смысла, сколько Эрвин не видел ни в чём уже долгое время. Он водил рукой по выступающим мышцам на спине Леви, сжимал его бёдра, когда движения становились более резкими. А в конце лёг грудью на его спину и поставил правое колено на сундук, чтобы не давить всем весом и дотянуться до члена Леви, не потеряв равновесие. Когда его пальцы сомкнулись вокруг Леви, тот издал короткий отчаянный всхлип. Эрвин прижался губами к мышцам на его плече, дрожащим от попыток удержать вес и силу движений Эрвина. Он лизал и посасывал кожу, чувствуя языком соль чистого пота, терпкость мыла и — спустя столько времени — самого Леви, его уникальный и такой знакомый вкус. Леви запрокинул голову, когда движения на его члене ускорились, и Эрвину отчаянно захотелось провести пальцами правой руки по его напряжённой шее. От этого воображаемого движения вместе с видом раскрасневшегося Леви, его закрытых глаз, приоткрытого рта и тяжёлого, сбившегося дыхания, контроль Эрвина лопнул, как перетянутый трос, и он кончил, содрогаясь и выдыхая имя Леви. Тот застонал вслух от звука собственного имени на губах Эрвина, его член затвердел, и Эрвин обхватил ладонью головку, чувствуя горячую влагу. Леви уронил голову и выгнул спину вверх, прижимаясь к груди и животу Эрвина. Потянулся, тяжело дыша: — Чёрт, ты тяжёлый. Эрвин поцеловал Леви между лопаток и осторожно поднялся, замечая беспорядок вокруг, хотя они были в его палатке, а не в палатке Леви. — Прости, — сказал он. — Сложно держать равновесие. — Нет, мне нравится. Чувствовать на себе твой вес, — Леви обернулся и посмотрел на него. Эрвин подошёл к умывальнику, налил в керамическую миску воды из кувшина, вымыл руку, затем намочил кусок ткани и протянул Леви. Тот взял его молча. Они быстро привели себя в порядок, не глядя друг на друга. Леви собрал свою разбросанную одежду и, стоя спиной к Эрвину, оделся. Прежде чем вновь повернуться, он застегнул абсолютно все пуговицы на рубашке. Эрвину нужно было лишь подтянуть штаны, застегнуть ширинку и рубашку. Леви смотрел на него с другого конца палатки. Эрвин хотел что-то сказать, но Леви резко покачал головой: — Не говори, что это была плохая идея. Не говори, что жалеешь. — Нет. Я не жалею. — Но это ничего не изменило, да? Ты был прав, — Леви хмурился и смотрел в пол. — Я надеялся… Хотя, в любом случае. Я понимаю. Мне пора. Эрвин кивнул, не имея ни малейшего понятия, что сказать. — Ладно. Спокойной ночи, — Леви распрямил плечи и направился к выходу. — Подожди, Леви. — Что? — Ты… можешь остаться. — Ты хочешь, чтобы я остался? Эрвин задумался, не желая лгать. Он снова и снова искал в себе те чувства, которые должен был испытывать, но до которых не мог дотянуться. Это напоминало попытку схватить что-то отсутствующей рукой. Он хотел Леви. Секс с Леви был приятным — сильнейшей физической разрядкой, чем-то реальным. Но помимо этого должно быть нечто большее, и Эрвин не мог найти это. Леви всё ещё ждал ответа. — Я… не хочу прогонять тебя, — сказал Эрвин. — Я знаю. Всё в порядке, — Леви попытался улыбнуться. — Мне пора. В следующий раз, может быть, я останусь. — В следующий раз. Да. Леви вышел из палатки, не оборачиваясь. Эрвин стоял в темноте. Темнота была всем, что он заслужил. Но он так хотел найти выход и вывести Леви из неё.