desperate.

Паркуясь у спортивного центра, Чанёль чувствовал странное дежавю. Уже вторую неделю буквально через день он привозит сюда Бэкхёна, который каждый раз недовольно пыхтит, хмурится, а в первое время и вовсе тихо матерился. «Гимнастика для беременных» — словно приговор прозвучало на одном из приёмов у доктора Чон и не понравилось ему почти до слез. Бэкхён без зазрения совести отказывался, пока врач, не выдержав, не сказал свое четкое: «Нужно!», а Чанёль не кивнул в ответ: «Он пойдет». Больше его никто не спрашивал — просто в один прекрасный день всучили сумку со сменной одеждой, запаковали в пуховик и транспортировали к центру. И Бэкхён пошел. Тренер негодовал. Срок был уже большой — начало шестого месяца, а будущий папочка только решился. И то, глядя на недовольного омегу и альфу, надзирателем стоящего за его спиной, возникали сомнения, что решился сам. И тем не менее вердикт был таков: понедельник, среда, пятница с четырех до пяти. Полчаса занятие и по пятнадцать минут до и после на приведение себя в порядок и смену одежды. Почему занятия вызывали такое недовольство у омеги, Чанёль понять не мог, да и сам Бэкхён объяснить не пытался, просто был решительно против, но его, опять же, больше не спрашивали. Мужчина тяжело вздохнул, под конец роняя тихий смешок себе по нос. Безысходность. А между тем к середине подходило шестое занятие. Две недели, именуемые «сложный старт», остались позади, а на заднем сидении лежали пластиковые контейнеры с фруктами и упаковка маршмеллоу — порадовать своего недовольного колобка, как за глаза его стал называть Чанёль. На часах была только половина пятого — он слишком быстро справился в супермаркете, а в голову не пришло ничего лучше, чем зайти в помещение. Уж если ждать, то ждать там. Идея была куда более удачной, чем казалась изначально: холл пустовал, что было даже немного странно, ведь в группе было четырнадцать человек, а альф в зале ожидания сидело только пятеро. Администратор — омега возраста, близкого к возрасту самого Чанёля, смерив того взглядом от кончиков ботинок до макушки, явно вспоминая, мягко улыбнулся, кивнув в сторону коридора. Такой намек вводил в некоторое замешательство. Чанёль сомневался, но любопытство брало верх. Сам он заходил дальше холла всего один раз — когда со всеми почестями передавал младшего в руки тренера. После этого сопящий Бэкхён уходил сам: целовал в щеку на прощание и скрывался в этом самом коридоре. Чанёль шел с опаской, отдаленно догадываясь, куда и почему ему «посоветовали» пройти. Коридор почти полностью состоял из прозрачных стен, за которыми скрывались комнаты для занятий с мягким покрытием и резиновыми ковриками, сейчас скрученными и лежащими у стены. Не прозрачными были только перегородки между комнатами, в которых были вмонтированы целые ниши, заполненные большими яркими мячами и мелким инвентарем. Чанёль в который раз согласился с рекомендацией врача: это был хороший центр. Нужная комната нашлась без труда — почти в самом конце. Альфа понял, что он идёт именно сюда по небольшой кучке точно таких же, как и он сам, мужчин, что подпирали собой противоположную от зала стену, наблюдая. А посмотреть было на что, и эта картина вызывала невольную улыбку. На полу на все таких же резиновых ковриках сидела группа омег, между которыми не спеша сновал тренер, не переставая говорить, время от времени помогая кому-то принять более верное положение или подсказывая что-то. Одинаково очаровательные, с круглыми животиками и румяными щёчками, омеги тихо перешептывались между собой, хихикая, но тут же затихая под строгим взглядом инструктора. «Дыхание очень важно! Булочки, учитесь правильно дышать сейчас, это очень поможет вам во время родов, поверьте мне!» — донеслось приглушённо из-за закрытой двери, и Чанёль проронил тихий смешок. Омеги послушно затихли, продолжая упорно сидеть на своих ковриках, раскинув согнутые колени в стороны, руками держа ступни, прижатые друг к другу подошвами. Альфа и не сразу распознал в этом упражнение, поначалу подумав, что мальчики просто отдыхают, но нет. Желание увидеть, насколько старательно занимается Бэкхён, заставило его пройти немного в сторону в поисках лучшего обзора. Омега сидел у противоположной стеночки в обтягивающих черных лосинах и синей футболке, что очаровательно облегала еще чуть подросший животик. Мешающая челка была собрана забавным хвостиком, что густой щеточкой торчал вверх, подрагивая при каждом, даже легком, движении. Его колени были почти прижаты к полу, в то время как у многих всё никак не хотели опускаться, как бы омеги не «тужились». «Такой гибкий», — мельком вспыхнувшая мысль заставила Чанёля ощутить странную гордость. Бэкхён ничем не уступал омегам, которые занимались чуть ли не с самого начала беременности. Возможно, он занимался сам, когда альфа был на работе, — возник вполне логичный вывод, который требовал подтверждения самого исполнителя. Чанёль наблюдал, как рядом сидящий мальчик, на вид не старше самого Бэкхёна, легко подергал того за коленку, привлекая внимание, заставляя повернуться чуть в сторону. Их взгляды встретились совершенно случайно, пока новый знакомый младшего что-то тихо щебетал. Мужчина мягко улыбнулся, сдерживая желание помахать омеге рукой, наблюдая, как нежный румянец разлился на щеках. Бэкхён смущенно отвернулся, стараясь всеми силами делать вид, что мужчины здесь нет, но какой в этом был смысл? Тренер хлопнул в ладоши и что-то воодушевленно проговорил, отчего все омеги лениво расцепили ноги, на одно мгновение вытянув их вперед, и следом принялись менять положение. Наблюдать за этим было интересно и стало даже как-то жаль, что Чанёль потерял две недели впустую, в то время как мог бы наблюдать за младшим. Бэкхён тоже лениво завозился, на пару секунд опираясь руками за спиной, чуть откинувшись назад, а после медленно становясь на колени, ладонями опираясь о пол перед собой. Четырнадцать омег в подобном положении выглядели мило, но странные ассоциации все же имели место быть, за что альфа мысленно отругал себя. Тренер, кажется, начал отсчет, а мальчики принялись медленно прогибаться в спинке ниже и следом так же медленно выгибаться дугой. Происходящее казалось по-своему очаровательным, и мужчина не мог оторвать взгляд от своего омеги. Бэкхён двигался плавно, очень гибко, и это выглядело по-настоящему красиво. Он оттопыривал мягкую попку, изгибал очаровательную хрупкую спинку, а животик казался еще более круглым. Чанёль невольно сглотнул, а странных ассоциаций в голове стало порядком больше и многие из них перерастали в характерные желания. — Классное упражнение, да? — тихий шепот сбоку заставил мужчину отвлечься, переводя взгляд на стоящего рядом парня. Еще совсем молодой, наверняка не многим старше двадцати. Высокий, широкоплечий, уступающий самому Чанёлю лишь в силу своей юности. Его запах был терпким, маслянистым, похожим на восточную приправу, отчего в горле с непривычки запершило, но на языке оставалось сладкое послевкусие — легкий аромат омеги — специфический, но, несомненно, приятный коктейль. Его глаза горели восхищением, а взгляд неотрывно следил за кем-то из группы, гипнотизировал. И Чанёль прекрасно понимал этот восторг: он чувствовал себя совершенно так же, вновь переводя взгляд на своего омегу. Щеки Бэкхёна стали чуть румянее от нагрузки, а его дыхание участилось, и только хвостик на макушке забавно покачивался в такт движениям мальчонки. — Да… — спустя столь долгую паузу всё же не смог не согласиться мужчина, хотя его ответа, кажется, уже и не ждали. Парень на мгновение оторвался от созерцания одного из омег, переводя взгляд на Чанёля, и невольно улыбнулся. — Твой который? — незнакомец кивнул в сторону зала, но возвращать туда взгляд не спешил, глядя на мужчину перед собой, словно изучая. Из любопытства — не более, и тем не менее Чанёль чувствовал неловкость от этого. — В синей футболке и с хвостиком на макушке, — само только описание вызвало улыбку, и взгляд магнитом притянуло к тому самому хвостику, что все не переставал забавно покачиваться, пока омега неловко поворачивался, чтобы шлепнуться на коврик попкой — перевести дыхание между упражнениями. Парень последовал за взглядом Чанёля, теперь уже пристально изучая представленного ему омегу, что сейчас старательно обмахивал себя рукой в надежде остыть. Группа тихо о чем-то перешептывалась, все что-то обсуждали, пока перепала возможность, в то время как Бэкхён только улыбался и слушал. Омеги занимаются вместе долгое время, и, видимо, поэтому он всё еще не влился в коллектив должным образом, чувствуя себя неловко, никого толком не зная. — Черт, это, наверное, твой сын? — парень неловко улыбнулся, подмечая заметную разницу в возрасте между альфой и омегой и тем не менее не переставая обращаться к нему столь свободно, даже не думая исправляться на более уважительное «вы». Чанёля это слегка забавляло, особенно выводы, которые юноша сделал, глядя на младшего. — Нет, это мой омега, — с трудом сдерживая смех, мужчина старался выглядеть все так же серьезно, хоть улыбка и коснулась его губ. Неловкость на лице парня сменяется удивлением, и он вновь переводит взгляд на омегу. Тот, уже перестав ерзать, просто сидел на коврике, опираясь одной рукой чуть позади себя, а второй обнимая животик. Он с любопытством смотрел на Чанёля, время от времени переводя пристальный взгляд на парня, стоящего рядом с ним. Отвернуться его заставил только тренер, что, вновь вернувшись к центру комнаты, хлопнул в ладоши, призывая мальчиков продолжить. Омеги вновь завозились, откидываясь на спины и согнув ноги в коленях, принялись медленно, под счет, поднимать попку от пола, так же медленно опуская назад. — Неловко получилось… Он выглядит совсем молодым, — стараясь как можно деликатнее оправдать себя, парень вновь улыбается, протягивая мужчине руку. — Мое имя Крис, а вон тот в полосатой майке — Тао, мой омега. — Чанёль, — мужчина коротко кивает, представившись, и пожимает протянутую руку парня. — А Бэкхён… Он молод. Я старше его на двадцать с лишним лет, — новый «знакомец» невольно приоткрывает рот от удивления, натужно переваривая услышанное, а тем временем Чанёль находит среди омег представленного ему Тао. Даже лежа на спине, среди других он казался ощутимо выше. Подтянутый, крепкий, словно и не омега вовсе — как минимум бета. Совсем не вписываясь в каноничные представления о прекрасном поле, в которых омеги предстают тонкими и нежными, слабыми и требующими защиты, Тао был совершенно другим. Его смуглая кожа обтягивала подкачанные мышцы рук, широкие плечи и грудь, крепкие ноги. Круглый, наверняка шести-семимесячный живот совершенно не хотел вписываться в общую картину, выглядя скорее приклеенным, чем настоящим. — Ты думаешь, что он не похож на омегу, верно? — отошедший от раздумий Крис вновь заговорил, привлекая внимание Чанёля. Легкая улыбка на губах парня более чем отчетливо намекала, что мысли мужчины слишком прозрачно отразились на его лице, и от этого было неловко. — Мастер спорта по восточным единоборствам… — Крис весело усмехнулся, кажется получая удовольствие от чужой реакции и процесса объяснений. Но все в самом деле встало на свои места и сильное, подтянутое тело перестало выглядеть странным для омеги. — С таким и не поспоришь, — Чанёль усмехнулся, роняя тихий смешок, скорее по инерции окидывая взглядом и юного альфу рядом с собой, но все равно не приходя к однозначному выводу — дутая куртка мешала. — Мы одного звания, но он омега и несколько младше, так что преимущество на моей стороне. Но я предпочитаю решать споры в постели, а не на татами, — теперь уже тихо смеялись они оба, но все же удивление имело место быть. Мужчина никогда раньше не встречал профессиональных спортсменов-омег, что уж говорить о подобных парах, в которых оба посвятили себя этому занятию. Это было в самом деле интересно, ново и необычно, и захотелось узнать чуть больше о столь колоритной паре, но чувство такта не позволяло задавать вопросы, которые не касались его. Прозрачная дверь зала тихо скрипнула, выпуская уставших омег в коридор; за скромной беседой альфы и не заметили, как занятие подошло к концу. Бэкхён, не отставая от остальных, плелся в самой серединке, отпочковываясь от группы, стоило только покинуть пределы зала, и, подойдя к Чанёлю, устало впечатался в грудь мужчины, прижимаясь носом к плечу. — Мы устали… — наконец тихо выдохнул он, пролезая руками под расстегнутую куртку и крепче обнимая, чувствуя чужие крепкие руки на своей спине. — Переодевайся и поедем домой, я купил фрукты вам с Джи, — альфа и сам отчего-то говорит тише и мягко целует младшего в макушку рядом с замершим хвостиком. Бэкхён, кажется, отлипать не собирался, по крайней мере, не сейчас, приводя в порядок дыхание после изнуряющих тренировок, а Чанёль невольно перевел взгляд в сторону. Крис так и остался стоять рядом, но теперь к нему присоединился его омега. Вблизи он казался еще выше, особенно если сравнивать с другими беременными, что не переставали мельтешить в коридоре. Даже Бэкхён, казалось, был минимум на полголовы ниже, и в то же время рядом с Крисом Тао выглядел более хрупким, даже маленьким. Видя его вблизи, Чанёль не мог не обратить внимание на экзотический раскосый разрез глаз, что казался непривычным для Кореи. Губы омеги имели приятный капризный изгиб, а скулы казались слишком острыми, как и лицо чуть вытянутым, по-лисьему хитрым. Иссиня-черные волосы косой челкой спадали на лицо, а в ушах пестрило множество небольших капель — сережек. Весь его внешний вид казался агрессивным, даже опасным, хоть и не лишенным изящества, присущего только омегам. Они тихо о чем-то перешептывались, отчего их речь походила на ласковое урчание, и Чанёль даже не сразу понял причину этой слуховой галлюцинации — они говорили на китайском. Это не было редкостью для их страны и тем не менее немного удивляло. Но если задуматься, этого стоило ожидать, все же их внешность отличалась от типично корейской, даже внешность альфы. Первым чужое пристальное внимание заметил омега. Словно мельком покосился в сторону, скорее, даже отзываясь на голос тренера, он невольно встретился взглядом с Чанёлем, хмурясь и замолкая. Следом за ним повернулся и Крис, встречаясь с любопытным взглядом мужчины, но лишь мягко улыбаясь. — Поздоровайся, Тао, это мальчик из вашей группы и его альфа, — тихо протянул парень, по-отечески нежно, отчего омега невольно смутился, робко кланяясь мужчине и окидывая любопытным взглядом омегу в его объятиях. — Ты тот, который недавно начал заниматься? Бэкхён? — юноша неуверенно тянет, потеряв несколько букв в словах. Его акцент был слишком ощутим, а неуверенность в речи наталкивала на мысли, что омега только познает все тонкости языка. Это было по-своему мило, а легкая картавость, вероятно появившаяся с непривычки, была лишь к лицу. — Да, приятно познакомиться, — Бэкхён, кажется, тоже чувствовал себя неловко, даже не в своей тарелке, но руку новому знакомому пожал. Улыбаясь неуверенно, не зная, стоит ли что-то еще сказать, и если да, то что именно? Неловкое знакомство грозило вылиться неловким молчанием, но выросший за их спинами как из-под земли тренер разрядил обстановку. — В раздевалку, плюшки, скоро придет другая группа — вы же не разминётесь там со своими животами, — омега воодушевленно протянул и в довершение мягко похлопал одного и второго по бедру, подгоняя. Не оставалось ничего другого, кроме как расцепить объятия и отпустить что одного, что второго омегу переодеваться. Мальчики быстро пропали за очередным поворотом, оставляя мужчин наедине, что, недолго думая, направились в зал ожидания. Администратор встречал их скромной улыбкой, но ничего не говорил, хотя создавалось впечатление, что ему очень хочется. Уже знакомые друг с другом альфы тихо о чем-то говорили, и даже сам Чанёль не удержался, обмениваясь дежурными фразами с Крисом, что, выудив из своей сумки термос с чаем, уже был наготове. Вопреки ожиданиям, омеги показались довольно быстро. Выходя вместе, что было приятной неожиданностью, они подошли к своим альфам, тихо о чем-то говоря. Точнее, говорил только Тао, раз за разом запинаясь в некоторых словах; Бэкхён же только слушал, периодически кивая. Упаковывая не сопротивляющегося младшего в зимнюю куртку и натягивая на голову шапочку, мужчина краем глаза замечал, что многие другие заняты этим же, и это было мило — видеть заботу, которую альфы проявляют к носящим омегам. С парой спортсменов они прощались уже на улице. Разошлись в разные стороны после лаконичного: «До встречи», приправленного улыбками, и оставалось лишь добраться домой, что не заняло много времени. Бэкхён быстро задремал в теплом салоне, сморенный тренировкой и убаюканный мерным гудением мотора. Чанёль был уверен, что его придется заносить в квартиру, но ошибся. Стоило машине припарковаться у дома, глаза младшего раскрылись, и он сам, медленно выбравшись из салона, потопал к подъезду. — Разогреть ужин? — единственный вопрос, волновавший мужчину после окончания занятий для омег, и теперь, когда дверь квартиры закрылась за спиной, полноправно озвученный. — Нет, — Бэкхён молчит с несколько секунд, прежде чем ответить, задумчиво вытаскивает руки из рукавов куртки, цепляя петелькой за крючок, и, шмыгнув замерзшим на улице носом, качает головой. — Сначала хочу в ванную… Может быть, с тобой. Омега лукаво тянет каждое слово, вскользь глядя хитро сощуренными глазками на альфу, и скрывается за дверным проемом в следующую комнату. Мужчина может только усмехнуться. Проигнорировать такое приглашение было выше его сил, и, сделав небольшой крюк через кухню, чтобы оставить фрукты на столе, он без раздумий направился следом. Ванна была наполовину набрана теплой водой, что соблазнительно парила, обещая приятное блаженство после зимнего холода. В комнате витал тонкий аромат терпкого граната, вот только он совершенно точно не принадлежал мужчине, да и маленький флакончик эфирного масла отлично объяснял природу аромата. Бэкхён дожидался его, стоя у ванной, обнаженный, если не считать укороченных носочков, аккуратно складывающий свои вещи на край стиральной машины. — Забыл? — прижавшись к омеге со спины, мужчина мягко ткнул пальцами ноги маленькую ступню, поглаживая — ненавязчиво намекая. — Достать не могу… — тихо, словно по секрету, ответил младший, поворачиваясь лицом к мужчине. Он, может быть, и мог, но чем больше становился срок, тем сильнее становился страх сделать что-то не так, и Бэкхён осторожничал, особенно в таких вещах, оправдываясь совершенно нелепо. «А вдруг я придавлю его там или сделаю больно?» — однажды задался он вопросом, долгое время пытаясь завязать шнурки на ботинках. Почему в эту категорию не входили наклоны во время занятий Чанёль спрашивать не решался. Не хотелось ставить омегу в неловкое положение, да и ему самому очень нравилось воспринимать такие слова младшего, как намеки — желание, чтобы за ним поухаживали. И альфа ухаживал. Оставляя легкий поцелуй на любимых губах, он присел на пол, подхватывая одну ножку, и, стянув носочек, коснулся губами худой коленки, проделывая это же и со второй, слыша тихий смешок омеги. Бэкхён, кажется, и в самом деле просто пользовался податливостью мужчины, что без капли сомнений завязывал ему шнурки, носил на руках в постель и даже снимал носочки, как сделал это сейчас. Это было мило и в самом деле трогательно — он просто не мог отказаться от этого. Последний теплый поцелуй коснулся круглого животика у пупка, и Чанёль поднялся на ноги. Щеки младшего чуть заалели, а сам он, кажется, немного растерялся. Словно и не думал, что его глупой прихоти будут потакать, да еще и так. — Разденься, — тихо шепнул омега, пытаясь отогнать смущение, и, вцепившись пальцами в подол чужой кофты, потянул ее вверх. Вот только мягкий смех мужчины не дал даже возможности алому цвету сойти с лица, смущая только сильнее. К моменту, когда на альфе не осталось ни вещицы, ванна была полностью набрана, источая ароматный гранатовый пар. Зеркало запотело, и вся комната, казалось, была словно в тумане, отчего становилось еще более уютно и можно было окончательно расслабиться. Чанёль первым ступил в воду, чтобы, придерживая младшего за талию, помочь забраться следом. Вода разволновалась, отзываясь на движения, и медленно поднялась ближе к краю, когда в нее опустился сначала альфа, облокачиваясь о бортик, а после и омега. Усаживаясь как можно удобнее между чуть разведенных ног мужчины, Бэкхён откинулся спиной на его широкую грудь, наконец блаженно прикрывая глаза. После гимнастики мышцы немного тянуло. Хоть он и сопротивлялся столь долго, сейчас было бы глупо не признать, что занятия шли ему на пользу. Как минимум больше не тянуло поясницу по вечерам. А ведь срок еще только подбирается к шести месяцам: его животик растет, и через пару месяцев он будет еще больше, и спина начала бы болеть сильнее. Да и группа, в которую его взяли, ему нравилась, как и веселый тренер, который кроме упражнений рассказывает им много интересного и полезного о беременности и родах, а порой и воспитании детей. Даже другие мальчики приняли его с улыбками, и хоть Бэкхёну было сложно подружиться с кем-то, он не чувствовал себя лишним. — Ты чего там улыбаешься? — теплое дыхание коснулось ушка, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Чанёль выглядывал из-за плеча младшего, пытаясь разглядеть его мягкую улыбку, отчего-то и сам улыбаясь, смущая младшего. Руки мужчины коснулись круглого животика, стоило только принять удобное положение в ванной. Упругий, туго обтянутый нежной кожей. Его хотелось целовать, касаться, не прекращая. Безумно теплый, приятный, с чуть выпирающей горошинкой пупка. Чанёль сходил с ума от разрывающей его нежности. Он ведь и не думал, что все может сложиться именно так, а теперь засыпает каждую ночь, чувствуя круглый животик, плотно прижимающийся к его торсу. — Ничего, — омега игриво показал кончик языка и тихо хихикнул, когда крепкие пальцы мужчины прошлись по бокам, легко щекоча, но тут же прекращая, вновь накрывая любимую округлость ладонями. — Дай руку, — он тихо шепнул, сам на ощупь находя кисть мужчины и передвигая ее чуть ниже, почти под самый низ живота, позволяя поймать последний слабый толчок. — Знаешь, о чем он? — О чем? — восхищенно отозвался альфа, облизывая пересохшие от горячего воздуха губы. Не убирая ладонь с того места, хоть и зная, что больше ничего там не почувствует. — Мы боимся щекотки, — Бэкхён говорил совершенно серьезно, хоть и с улыбкой на губах, а Чанёль не хотел спорить с этим выводом. Это просто кажется милым — то, как малыш слабо пинается в самые подходящие моменты, а омега трактует его движения, заодно переводя их и для альфы. Может быть, это особенность всех беременных — думать, что ребенок не только слышит их, но еще и понимает и отвечает. Чанёлю, если честно, плевать. Ему важно лишь, чтобы его мальчик продолжал улыбаться так же каждый раз. — Больше щекотать не буду, — он тоже заражается этой улыбкой, извиняясь целует хрупкое плечо и мягко поглаживает животик под водой, чтобы и малыш не обижался. Бэкхён расслабляется, жмется ближе к альфе и откидывает голову назад, почти укладываясь сверху. Спинка соблазнительно выгибается, а попка по инерции чуть выпячивается — прижимается ближе к чужому телу, заставляя мужчину тихо выдохнуть. — У вас очень интересные занятия, — все так же тихо отозвался Чанёль, утыкаясь носом во влажные волосы на виске омеги, губами слабо касаясь хрящика ушка. — Я наблюдал за ним впервые, но мне понравилось… — И что именно тебе понравилось? — младший чувствовал, как менялось чужое настроение буквально собственной поясницей. Его это немного забавляло, но сопротивляться он совсем не намерен. Аромат граната в ванной становится ярче, и дело тут вовсе не в маслах, которые он добавил в воду. — Я бы не отказался, если бы и дома ты повторял некоторые упражнения, — продолжил альфа, почти урча от удовольствия, и мягкие поцелуи вновь осыпались на плечо младшего, поднимаясь все выше вдоль шейки. — Например то, где нужно было выгибать спинку. — Учитель Пак, это домогательство? — Бэкхён с трудом сдерживал смех, хотя его собственное тело отозвалось на ласки, и в паху приятно потянуло возбуждение. Чанёль чувствовал это каждой своей клеточкой, что отзывались на безмолвные желания младшего. Ладонь мягко огладила животик, скользнула к самому низу, мельком касаясь полувозбужденного члена, и длинные пальцы огладили вдоль промежности. — Вам что-то не нравится, мистер Бён? — тут же включаясь в игру, которая только недавно перестала быть их реальностью, Чанёль невольно рыкнул тому на ушко. С каждым днем собственное возбуждение было все труднее сдерживать, ведь с каждым разом запах омеги обретал что-то новое. Становился ярче, насыщеннее, острее, и возбуждение подчеркивало эти перемены. — Да! — непривычно резко отозвался омега, а бледная кожа покрылась мурашками: все его тело откликалось на желанные прикосновения, и Чанёль не мог остановиться. Пальцы скользнули ниже, а омега подался бедрами чуть вперед, чтобы старшему было удобно, и подушечка пальца коснулась тугого колечка мышц. — Мне не нравится, что вы все еще не во мне! Омега чувствовал себя немного глупо, но придумать что-то более остроумное не мог — не сейчас, когда чужие пальцы настойчиво ласкали попку, дразня, входя лишь на одну фалангу и вновь переключаясь на напряженный сфинктер. — Не мучай меня, я же сойду с ума, — все же первым сдается именно младший, не в силах терпеть. Его бедра приподнимаются чуть выше в желании принять пальцы глубже, а лучше и не пальцы вовсе, и Чанёль мягко смеется, прикусывая нежную кожу под ушком. — Сейчас, малыш, сейчас ты все получишь… — тихо шепчет он, внутренне надеясь, что сегодня они не затопят соседей снизу.

***

— Не хочу показаться грубым гостем, но тебя занесло в жопу мира, — вместо приветствия раздалось из-под вязаного красного шарфа, а черная куртка противно зашуршала, выпуская из своих недр растрепанного после улицы Ханя. — Ты когда адрес дал, я без карты и не понял, в какую сторону ехать. — Ну прости, прости, зато здесь… — Да-да, я помню: детская площадка у дома, садик, школа, больница в трех шагах, — старший перебивает, не желая слушать, и закатывает глаза, чуть ли не загибая пальцы на каждом слове. Возмущение, разумеется, напускное. Спустя пять месяцев после переезда его соизволили пригласить к себе домой. Бэкхена, конечно, такая перспектива не радовала от слова «совсем», но друг настаивал на встрече, а Чанёль боялся отпускать беременного одного. Другого варианта просто не было. И вот теперь жадный взгляд старшего омеги буквально вылизывал каждый квадратный дюйм квартиры, который он только мог разглядеть из прихожей, в последнюю очередь переводя взгляд на самого хозяина. — Боже, ты стал еще круглее, — прохладные ладони без стеснения облепили упругий живот (хорошо, что поверх джемпера), а восторг в глазах омеги буквально заискрился. — Тебе очень к лицу беременность, знаешь? Сразу кажешься таким домашним и мягким. Похорошел, отъел милые щечки… — заканчивая гораздо тише, Хань с трудом оторвался от упругой округлости, наконец обнимая самого омегу, насколько позволял выпирающий животик. — Привет! — Сам ты щеки отъел, — улыбаясь, не преминул фыркнуть Бэкхён, в отместку щипая друга за бока, чтобы знал, как говорить о щеках. Хань скучал. Привыкший почти за два года к постоянной компании единственного хорошего друга, теперь ему было слишком тоскливо и не спасал даже таскающийся рядом Сэхун. С альфой не посплетничать, да и сугубо «омежьи» темы для него далеки и непонятны. Тяжелый вздох, вызванный не менее тяжелыми мыслями, покинул легкие, и, глубоко вдыхая, Хань невольно застывает. Чувствительные рецепторы улавливают то, чего раньше в присутствии Бэкхёна не ощущалось. На кончике языка горчило, и он все не мог понять из-за чего именно: просто запах, которым так настойчиво фонил младший, был слишком мускусным, немного терпким и для Ханя тяжелым. — Ты ничего не хочешь сказать? — мягко отстраняясь, старший омега невольно нахмурился. Он все пытался привыкнуть к странной смеси ароматов, «принюхаться», но получалось отвратительно. В носу не переставало щекотать и хотелось чихнуть, чтобы как-то избавиться от странного чувства. Это, несомненно, был аромат альфы, въевшийся так крепко и прочно, что Лу уверен: если потянуть горло чужого джемпера, с одной из сторон он найдет насыщенное темное пятнышко — метку. И все равно этот запах был странным. В нем было слишком много альфы, и от этого он казался грубым, даже агрессивным, «кричащим», что этот омега абсолютно точно занят. — Унюхал? — Бэкхён с трудом сдерживает улыбку и стыдливо отводит взгляд чуть в сторону. Его щечки покрывает едва заметный румянец, и это кажется даже милым — самый что ни на есть лик счастья. — Прости, но это сложно не почуять. От тебя фонит так, что с трудом удается расслышать твой собственный запах, — вопреки ожиданиям, это только больше смущает младшего. Он глупо хихикает, и Хань понимает — ему это приносит удовольствие. Запахи альф разные, совершенно не похожие друг на друга, хоть у всех них одна основа, как и у ароматов омег. Просто Лу привык чувствовать возле себя только одного альфу и сейчас с трудом мог приспособиться к незнакомому ему аромату. Сэхун пах более мягко, спокойно, его запах был легким, а тот, что исходил сейчас от младшего, душил. — Покажешь? — облизывая пересохшие от резкого контраста температур губы, Хань невольно сглотнул не то от волнения, не то от резкого аромата, к которому все не мог привыкнуть. — Прости, она… ну… — сгорая от неловкости, омега потер кончик носика тыльной стороной запястья, наконец поднимая взгляд на друга. — Она не на шее… — В смысле? А где? — Бэкхён все продолжал смущенно улыбаться, а любопытство распирало старшего, и он потянулся к невысокому горлышку на чужой кофте. Младший мог бы его остановить, но он не остановил, и Хань воспринял это как разрешение. Его пальцы прихватили край горлышка, легко потянув чуть в сторону с одной стороны, и, ничего не найдя, потянулись к другой, заставляя чужие щеки краснеть только больше. — Просто не здесь… — все же не признаваясь, Бэкхён очаровательно краснел, не переставая улыбаться. Неловко, где-то немного виновато. — На заднице, что ли, что ты показать не можешь? — словно не веря на слово, Хань проверил и второе плечо — потянул ткань чуть в сторону и, пристально изучив чистую белоснежную кожу, отпустил воротник. — Совсем дурак, нет! Она просто… — он опустил взгляд вниз, словно проводя траекторию, и Хань последовал его примеру. Что-то внутри подсказывало, что речь идет совсем не о животике, да и как ты его куснешь — он же упругий и твердый. — На письке, что ли? — это даже в мыслях звучало глупо, но Хань все же спросил. Бэкхён растерялся буквально на несколько секунд, но тут же ответил звонким шлепком ладошки по плечу. — Совсем с ума сошел, нет! Она на бедре! — возмущение было плохим союзником при хранении тайн. Лу тихо смеялся, а Бэкхён недовольно сопел, наблюдая, как друг потирает ушибленное плечо. — Бедро, — фыкнул старший, показательно закатывая глаза. — Я тебя голым в общем душе видел. Снимай чертовы штаны и давай сюда свое бедро. На минуту в коридоре повисло молчание. Хань был настроен решительно: его глаза пылали готовностью в случае отказа сдирать предмет одежды самостоятельно, что вряд ли было бы сложно, учитывая частичную неспособность Бэкхёна к сопротивлению. Младший же скорее находился в раздумьях: он редко посещал общий душ, и то лишь если занятия по физкультуре приходились на начало или середину дня, что было редко. И ведь когда только успел? — Э, нет, иди в задницу, — поджимая губы и качая головой из стороны в сторону, Бэкхён даже вытянул руки ладонями вперед. — Я тебе пирог приготовил, так что если хочешь пожрать — в твоих интересах не распускать руки. Угроза была более чем действенной. Задохнувшись от возмущения, Хань проводил разочарованным взглядом друга, что, чудно покачиваясь, скрылся за поворотом, вероятно, на кухню. Пришлось признаться в проигрыше хотя бы самому себе. Он ведь даже не обедал, когда шел сюда именно из расчета, что его покормит младший. Расчет сбоев не давал, но всё равно было тоскливо: взглянуть-то хотелось. Небольшой проход, в котором исчез младший, тянулся мимо входа в гостиную, что заставило Лу невольно притормозить. Здесь было уютно, совсем по-домашнему, что и не странно. Светлые стены, широкий мягкий диван, пара кресел, стеклянный столик, высокие шкафы, что почти сливались цветом со стенами и делали комнату визуально просторнее. Это было красиво и по-своему грамотно, но омегу интересовало совсем другое. Ни на одной полке он не видел рамок с фотографиями. Это не было странно, все же это тайна, которую Бэкхён не хотел ему открывать. По крайней мере, сейчас. — Мой мальчик стал совсем взрослым… — с напускной трагичностью выдохнул старший, наконец оказавшись на кухне. Стоя у столешницы кухонного гарнитура, омега заливал кипятком ароматный чай; на подставке рядом в самом деле ютился сладко пахнущий лимоном пирог, а на плите, тихо урча, стояла небольшая кастрюлька. «Американская мечта», — мысль, мельком проскочившая в голове, но что-то в этом определенно было. Хань на минуту представил себя на месте альфы — того самого, что возвращается в эту квартиру каждый вечер. Представил, как он видит хлопочущего на кухне младшего, такого очаровательного, беременного сейчас, с его круглым животиком. Как на столе его ждет несомненно вкусный ужин и сладкий поцелуй от любимого омеги, что с нетерпением ждал его возвращения. Совершенно идиллический сценарий — так, как бывает раз на тысячу, но старший был уверен, что с Бэкхёном должно быть именно так. — Так непривычно видеть тебя на кухне… — чувствуя себя почти как дома, Хань устроился за обеденным столом, не в силах оторвать взгляд от младшего. Просто все это казалось слишком уютным, правильным, точно сам Бэкхён — воплощение какого-то семейного благополучия. И даже привычное для него волнение сейчас обессиленно притупилось. — Самый настоящий домохозяин. Ну, знаешь… Дом, уборка, кухня, трое детей-погодок… — Иди к черту, Лу, — Бэкхён недовольно хмурится, ставя на стол две чашки, пышущие паром с ароматом персиков и мяты. — Я не собираюсь закрывать себя в четырех стенах, и если ты забыл, я все еще учусь в университете и планирую доучиться и найти работу, — отвлекаясь всего на пару секунд, омега ставит по центру стола поднос с пирогом, хватая в руки нож, что выглядит даже немного опасно вкупе с недовольным взглядом. — Ты не закрыл зимнюю сессию, Бэк, тебя могут отчислить, — расстраивать друга еще больше совсем не хотелось, но сказать это все же было необходимо — так думал сам старший. Необходимо ради самого Бэкхёна. Но младший не отвечал, словно полностью поглощенный аккуратным нарезанием пирога, что «выдыхал» густые клубы ароматного пара после каждого прикосновения ножа. Небольшие кусочки мягкого бисквита легли на забавные квадратные блюдца, и общую картину дополнили маленькие чайные ложечки. И только когда сервировка стола была завершена, Бэкхён позволил себе сесть напротив. Делая небольшой глоток еще горячего чая, он наконец перевел взгляд на друга, точно успокоившись после неудачной шутки о домохозяине. — Я закрыл ее, — наконец ответил младший, и вот это совсем не выглядело как шутка, отчего Ханю стало даже неловко. — Я не видел тебя на зачетах заочников, — звучало словно оправдание, и, вероятно, им оно и было. Старший чувствовал себя неловко, что заставил друга нервничать, это ведь так вредно в его положении, но что он мог сделать, если его оставили в неведении. — Ты даже не позвонил, когда был в университете. Откуда еще я могу узнать, как твои дела, если ты мне ничего не рассказываешь? — и сам не ожидая от себя подобного, Хань закончил с ощутимым упреком. Он не из обидчивых, вовсе нет. Просто беспокоится, кажется, излишне много. С началом беременности Бэкхён стал слишком скрытным. Он не знакомит его со своим альфой, почти не говорит о нем, даже чертово имя не соизволил назвать. В свой новый дом пригласил спустя почти полгода и даже убрал все фотографии с полок, а ведь Хань уверен — они были. Бэкхён сентиментален, его комната в родительском доме почти вся была обвешана моментами из жизни: семьей, друзьями, даже щенком, живущим у дедушек. В этом было стыдно признаваться, но… Сейчас Хань чувствовал себя лишним в чужой жизни, в то время как сам безумно скучал по любимому другу. — Прости, Ханни, просто… я не приезжал, — теперь уже стыдно было Бэкхёну, ведь друг был прав. Он слишком перестарался, пытаясь уберечь их с Чанёлем тайну, но иначе было нельзя. По крайней мере, он не представлял, как можно сделать по-другому. — Я ведь ушел, чтобы никто не знал об этом, — опущенный на живот взгляд был лишним. Почему младший ушел Лу понимал и без объяснений. Это помогло избежать лишних слухов и домыслов других, которых было бы не избежать и которые без сомнений подорвали бы здоровье омеги. — Я договорился. Отчасти Бэкхён не врал. Правда, договаривался не он. И даже о том, как это умудрился сделать Чанёль, он знать ничего не хотел. Хватило лишь собственных фантазий на тему реакции в деканате, когда их бывший преподаватель решил замолвить словечко за студента. Это наверняка дало почву для слухов или несуразных догадок. Но Чанёль аргументировал свое беспокойство близкой дружбой с семьей ученика — по крайней мере, это он сказал самому Бэкхёну. Радует лишь то, что такой расклад в самом деле мог быть. Чанёль нередко занимается написанием научных работ, статей для журналов и даже несколько раз принимал участие в написании книг. Сам он не говорил об этом, но именно эти вещи омега нашел в коробке, которую когда-то принес Мину. Книги и журналы — все, где в перечне авторов встречалось имя альфы. И это стало настоящим открытием для Бэкхёна. Но куда больше поразило имя собственного отца, мелькнувшее в некоторых журналах. На их счету не было общих трудов, но кто сказал, что они не могли бы быть знакомы? Это немного утешало. — Договорился о закрытии сессии? По телефону? — скептически выгибая бровь, Хань выдержал короткую паузу, словно раздумывая. — Меня так не научишь? — Прости, у тебя пока нет такой штуки, чтобы познать все секреты мироздания, — совсем расслабившись, омега погладил верхушку животика, виднеющегося из-за стола, и тихо засмеялся. От неприятных тем хотелось уйти как можно скорее, и старший шел навстречу этому желанию, тихо смеясь. Он пришел вовсе не для того, чтобы расстраивать друга, и стоит лучше держать себя в руках, по крайней мере, сейчас. Вот уж когда родит, он обязательно выскажет ему все свое недовольство. Пирог, хоть и чуть остывший, был чертовски вкусным. За одним кусочком потянулся второй и еще половинка третьего. На душе стало совсем спокойно. На улице медленно темнело, что случалось совсем рано в зимнее время года, но вновь налитый горячий чай, едва теплый пирог и приятные «омежьи» разговоры делали вечер уютным. Уходить не хотелось, и, кажется, даже Бэкхён не хотел отпускать друга. — Уже придумали, где будете встречать Рождество? — пытаясь дожевать оставшийся кусочек, протянул старший. Время было совсем вечернее и, откровенно говоря, пора было собираться, пока Сэхун не начал искать свою пропажу. — Нет… Родители пригласили к себе, но, мне кажется, лучше встречать вдвоем: это ведь первое совместное Рождество, особенное… — мягкая улыбка коснулась губ омеги и щечки приятно заалели то ли от теплого чая и приятной усталости от долгой беседы, то ли от легкого смущения. — Ну да, какой праздник без секса, а в родительском доме ни о каком сексе и речи быть не может, — понимающе выдохнул Хань, чуть кивая, а Бэкхён с трудом сдержал желание кинуть в друга ложку. — Прекрати трогать мой секс! — прозвучало странно, но от того не менее забавно. — У тебя свой собственный есть! — Мой скучный, а у тебя интересный! — уже и не скрывая, что просто дразнит младшего, Лу откровенно смеялся, но в один момент резко затихнув, склонился над столом ближе к Бэкхёну, продолжая чуть тише: — Я почитал в интернете, как тело омеги меняется с беременностью. А это правда, что… — Все! Все, не хочу ничего знать, — окончательно смутившись, младший даже уши закрыл, чтобы наверняка, но смех Ханя было не заглушить. — Кыш из моего дома, вымогатель, скоро придет… — резко захлопнув рот, Бэкхён удивленно уставился на друга, до сих пор не веря, что чуть не произнес это вслух. Хань тоже затих, чувствуя неприятный отзвук в груди. Почти сказал, но нет — решил смолчать в последний момент. Бэкхён понимал, что это глупо. Мало ли, сколько в мире Чанёлей. В параллельной с ними группе был один. И все равно отчего-то казалось, что, узнав имя, Хань сделает правильные выводы. — Да, ты прав… Уже темно, Сэхун будет переживать. Я лучше вызову такси, — натянув на лицо подобие улыбки, старший омега поднялся. — Помочь убрать со стола? — Не нужно, я сам, — качнув головой, Бэкхён поднялся следом, чтобы проводить. Прощание было немного неловким. Младший чувствовал стыд из-за своей излишней скрытности, а Хань старался отогнать мысль о том, что ему не доверяют. Почвы для этих мыслей не было, ведь каждый имеет право на личную жизнь и не всегда эта личная жизнь должна касаться, пусть даже и близких друзей. Он старался это понять и не обижаться, оттого на прощание стиснул Бэкхёна в крепких объятиях, целуя в щеку. И тем не менее это навевало грусть — по крайней мере младший чувствовал себя именно так. Отправив альфе сообщение, что «омежьи посиделки» закончились и он может не переживать, возвращаясь домой, Бэкхён с головой ушел в готовку. Сегодня хотелось порадовать альфу, ведь он сам предложил «погулять» где-нибудь, пока омеги вдоволь не наговорятся, и хоть вряд ли он ушел куда-нибудь дальше спортзала, младший чувствовал себя неловко. Все же нехорошо выставлять альфу из дома, просто чтобы встретиться с другом. Эти мысли не давали ему покоя и, если быть откровенным, сегодня очень хотелось спросить: может, им стоит попробовать открыть свои отношения? Хотя бы близким? Хотя бы Ханю? Ведь потерять единственного сейчас друга было немного страшно. Чанёль вернулся домой через двадцать минут, в первую очередь целуя омегу, что уже встречал его в прихожей, и только потом снимая такой непривычный для себя пуховик. Бэкхёну, если честно, тоже было непривычно. Хоть альфа и занимается в зале далеко не первый месяц, чаще всего это происходило после работы и возвращался он в привычном для себя амплуа преподавателя — костюм и пальто. Сегодня все изначально пошло не так, и сейчас, глядя на мужчину в теплых кроссовках, серых спортивках и такой же серой пайте под курткой, омега испытывал странные ощущения. Чанёль выглядел моложе — в принципе, как и каждый раз, когда ему удавалось выбраться из разномастных рубашек и брюк. Ему, несомненно, были к лицу все эти строгие классические вещи: они делали его сексуальным, подчеркивали его красоту как мужчины. Но с другой стороны, футболки, пусть даже однотонные, и чуть зауженные джинсы, что подчеркивали крепкие ноги, разом скидывали почти десяток лет. — Малыш, дыру просверлишь, — все же не удержался мужчина от комментария, в очередной раз мягко целуя омегу в заалевшую щеку. — Я ведь дома хожу почти так же. — Дома — это дома, а встречать тебя вот так с улицы — непривычно… Но мне нравится, — задумчиво растягивая слова, он кончиками пальцев оградил ворот пайты, переходящий в капюшон. — В душ и переодеваться, я приготовил ужин. Чанёль не спорил и, прихватив сумку со сменной одеждой, направился к ванной, с ходу закидывая грязные вещи в стирку и включая душ, желая поскорее закончить со всем этим и вернуться к омеге, по которому изрядно соскучился за этот день. Уже через десять минут он зашел на кухню в аналогичных серых штанах, но в этот раз домашних, с одним только полотенцем, накинутым на плечи, чтобы вода не стекала на спину. — Это ты так хвастаешься? — краем глаза заметив вошедшего альфу, Бэкхён с трудом сдержал улыбку. И все же наблюдать за расхаживающим топлес мужчиной было приятно хотя бы потому, что хвастаться было чем. — Ну ты ведь должен видеть результаты моих стараний, — омега только и успевает, что поставить последнюю тарелку на стол, когда мужчина оказывается слишком близко. Настолько, что желание коснуться руками теплой кожи переходит все границы. Бэкхён касается крепкого торса альфы кончиками пальцев, проводит вдоль четко очерченных кубиков, поднимаясь все выше, к сильной груди, и восхищенно выдыхает. Чанёль с упоением наблюдает за его реакцией, полной восторга, позволяя младшему изучать. Он ведь не просто так это делает. Может быть, это глупо, да, но желание быть лучше других, чтобы Бэкхён смотрел только на него, оставалось слишком сильным. Чертова гордость альфы, но из-за нее Чанёль не мог расслабиться. — Садись за стол, а то еще минутка — и ужинать не будет никто, — не отрывая взгляда от крепкого тела, с трудом выдохнул омега, наконец прикрывая глаза и отходя чуть в сторону, чтобы лишний раз не соблазняться. Не согласиться с этим было сложно. Все же такая интимная близость заводила их обоих в равной степени, и Чанёль послушно сдался, подходя ближе к столу и невольно цепляясь взглядом за что-то незнакомое чуть в стороне. — Это чье? — больше из любопытства рука потянулась к телефону в пестром чехле, просто чтобы убедиться, что он не принадлежит Бэкхёну, и догадки оказались верны. — Хань забыл его, — неловкая улыбка коснулась губ омеги, словно это он виноват в забывчивости друга. — Но я уже перезвонил Сэхуну, и как только Ханни доберется домой — позвонит мне, и мы придумаем, как вернуть его, — казалось бы, звучало немного виновато, омега даже смущенно почесал кончик носика, а Чанёля телефон волновал меньше всего. Его можно вернуть и завтра. В конце концов, Хань сам оставил его здесь, так что вполне может потратить немного своего времени, а заодно и подлечить дыру в памяти. Это станет ему уроком. Но ответить не дал звонок в дверь. Мужчина покосился на часы, висящие над дверным проемом, хоть и без того прекрасно знал, что вечер в самом разгаре и уже слишком поздно для гостей. — Должно быть, это соседи, — первым выдвинул свою теорию омега, не дожидаясь весьма закономерного вопроса. — Утром кто-то разбил окно в подъезде на первом этаже. На собрании сказали, что жильцы должны решать эту проблему сообща, и обещали посчитать, по сколько нужно скинуться, чтобы поставить новое. — Ты ходил на собрание? — удивленно выгнув бровь, альфа все же направился в коридор, уже в спину слыша растерянное: «Ну, разумеется, ходил». Сам он такие собрания не посещал ни разу, не видя в них особого смысла и уж тем более удовольствия. Да и сейчас не хотелось лишний раз дразнить соседей поводами для сплетен. С другой стороны, если Бэкхён туда пошел, значит, его намеренно позвали, да и вряд ли стали бы себя плохо вести с носящим омегой. Особенно зная, что за омегой стоит альфа, как и любой другой готовый защищать «свое». Вот только с ходу открывая дверь, даже не взглянув в глазок, мужчина на самом деле очень об этом пожалел. К такому стоило бы готовиться, а еще лучше, увидев заранее, просто позвать Бэкхёна и поручить это дело ему. Но что-то менять было уже поздно, оттого мужчина лишь растеряно смотрел на не менее потерянного Лу Ханя, что так и замер с занесенной к звонку рукой. Лишь где-то на периферии пронеслась мысль, что он ведь так и не надел чертову футболку. У Ханя же мыслей не было совершенно. Если еще секунду назад он, не переставая, матерился, в основном на себя, и проклинал тот момент, когда выложил смартфон на стол, то сейчас в голове остался вакуум. Рот был открыт от удивления, но даже так вдохнуть получалось с трудом. Знал ведь, что возвращаться — плохая примета, но все равно вернулся. И мысль о том, что в неведении жить было проще, сейчас казалась ему довольно соблазнительной, но думать об этом было поздно. Перед ним стоял учитель Пак. Это на самом деле не требовало больше никаких слов, никаких описаний или разъяснений. Просто учитель Пак. Тот самый, что доводил его до трясучки, вызывая к доске, что заставлял пить успокоительные перед самостоятельными и одним только взглядом выжимал из него все внутренности. Учитель Пак, который чертовски его пугал и почти заставил плакать от счастья, когда химия осталась позади. Тот самый учитель Пак, что сейчас стоял перед ним в спортивках и с обнаженным прессом. А ведь Бэкхён всегда говорил, что под его белой рубашкой должно быть «что-то шикарное», и Хань смеялся над ним, ведь какое «шикарное» в сорок, мать его, лет. А теперь хотелось плакать, но это уже вряд ли от лицезрения прекрасного. Скорее от нервов. — За этим вернулся? — мелькнувший в чужой руке знакомый пестрый чехол отозвался противным комом, застрявшим в глотке, что не давал произнести ни слова — лишь открывать и закрывать рот, точно рыба. — Вот же гадство… — в чувство омегу привел лишь голос Бэкхёна, раздавшийся из-за спины мужчины, и то — эффект был кратковременный — буквально в пару секунд. Стоило увидеть их рядом, таких домашних и уютных, как все становилось в разы хуже. — Проходи-ка. Ханя не спрашивали, просто затащили за шкирку в квартиру, а Чанёль закрыл за ним дверь, точно отрезая все пути к отступлению, и создавалось ощущение, что живым ему отсюда не выбраться. Буквально вытащив омегу из куртки, младший поволок его назад на кухню, пока Чанёль на пару минут скрылся из вида, чтобы догнать их уже облаченным в футболку. С чего начать и что вообще говорить не знал никто. Хань не решался даже поднять взгляд, а его бывший преподаватель, будто назло, сел напротив, скрестив руки на груди, хмуро глядя на незваного гостя. И только Бэкхён суетился, по которому кругу за день заваривая чай, будто его успокаивал сам процесс, а не результат. А тишина накалялась все сильнее. — Пей, а то совсем неживой, — тихо прошептал омега, ставя перед другом чашку и мягко поглаживая его плечо, а следом, поставив точно такую же и перед альфой, смерил его тревожным взглядом. — А ты перестань так смотреть, ты его пугаешь. Ханя, кажется, пугал не столько взгляд, сколько в принципе осознание происходящего. Бэкхён, который раньше и слова сказать не мог при учителе, который терял дар речи и просто выпадал из реальности, сейчас указывал ему, что делать. У старшего все представления о жизни трещали по швам, и в голове наконец начали рождаться вопросы: да как так-то? Как, черт возьми, они пришли вот к этому? И стало только хуже, когда мужчина перевел тяжелый взгляд на младшего из омег. Хань в самом деле успел подумать, что сейчас достанется и Бэкхёну. За наглость, за неосторожность, да за что угодно — злое выражение лица альфы не располагало ни к чему хорошему. Он никогда не срывался на студентов — нет, но именно поэтому Хань предполагал самое худшее: потому что совершенно ничего о нем не знал, не имел даже представления. Мало ли, какой политики мужчина придерживается в отношениях — это было страшно. Но недовольное выражение лица разгладилось, мужчина словно чуточку расслабился, глядя на мальчонку, и даже его взгляд стал мягче, каким его никогда не видел Лу. Чанёль протянул к омеге руку, подхватывая его хрупкую ладошку с тонкими пальцами и мягко сжимая ее в своей, успокаивая. — Ты прав, прости… — в конце концов сдавшись, выдохнул мужчина и мягко потянул омегу к себе, усаживая на стул рядом. Кажется, даже атмосфера на кухне стала менее накаленной, но Хань все равно чувствовал себя чужим здесь, лишним. Желание уйти как можно скорее било все рекорды, но уйти вот так, ничего не обсудив, ни о чем не поговорив, было нельзя, и вновь вставала проблема — о чем им говорить, если все слишком непонятно? Здесь и дня не хватит разобраться. И в то же время Хань понимал, что допросы с пристрастием здесь ни к чему. Полгода его держали в неведении. Да, это было обидно, даже очень. Но сейчас он понимает — это было во благо. И все это время, которое он не мог узнать правды, он пытался делать свои выводы, чтобы не переживать слишком сильно. Подмечал состояние омеги, его настроение, поведение и даже внешний вид. Бэкхён со всех сторон выглядел счастливым и здоровым. Каждую их встречу он улыбался и так мило смущался, рассказывая о своем альфе, что Хань верил: он живет в любви и ласке. Вот только любовь и ласка в его понимании никак не ассоциировались с этим мужчиной. — Учитель Пак, вы ведь поэтому уволились, да? — собственная цепочка выводов в голове старшего омеги родила именно этот вопрос. Почему сейчас, а не позже, почему не более существенные вопросы по типу «как так?», он не знал. Просто предпочел плыть по течению на автопилоте. — Верно. Так будет лучше для нас… Безопаснее, — Чанёль старался отвечать как можно спокойнее и мягче, чтобы не напугать омегу и максимально продуктивно для обеих сторон решить эту неловкую ситуацию. — И… ты можешь больше не называть меня учителем, — омега, что и без того выглядел затравленным, теперь казался еще и растерянным, переводя неловкий взгляд на друга, ища у него поддержки. — Можно просто по имени — Чанёль. Вряд ли у Ханя наберется столько смелости, чтобы обратиться по имени, но, кивнув в знак согласия, он вновь погрузился в свои мысли. Все было правильно: в одном университете рано или поздно, но кто-нибудь прознал бы о их связи, а теперь даже если это и случится — кому какое дело? Бэкхён уже взрослый мальчик и волен встречаться, с кем он хочет. Правда, «встречаться» — не совсем подходящий термин. В конце концов, они живут вместе, ждут ребенка, Бэкхён носит метку, оставленную этим мужчиной. У них все правильно. Теперь они даже не студент и преподаватель, и в их отношениях нет ничего предосудительного, кроме разницы в возрасте, но даже это — их личное дело. — Вы ведь уже давно вместе, да? — теперь вопросы получались более правильные, своевременные. Вернувшись к истокам этих отношений, они хотя бы поставят четкие границы. Хотя, если задуматься, Хань и так может прикинуть, когда это началось: когда Бэкхён изменился и стал таким скрытным. Вот только правильный ответ совершенно не совпадает с предположениями омеги. — Помнишь, ты сказал мне: «Сделай что-нибудь сумасшедшее, хотя бы попробуй. Заставь его потерять челюсть и голову, чтобы он даже не думал отказать тебе»? Я ведь сделал, в тот же день… — легкий румянец коснулся щек, а Ханю стало почти плохо. Он припоминает что-то такое, почти двухлетней давности. В шутку брошенная фраза, ничего серьезного на первый взгляд. Просто попытка поддержать друга, на самом деле и не думая, что с таким, как Пак, может сработать такой трюк. Да что уж там, он был уверен, что Бэкхёну не хватит смелости, потому что он скромный омега. — Так это он тебя надоумил? — широко раскрыв глаза, мужчина удивленно смотрел на смущенно хихикающего омегу. — Господи, я должен был догадаться. На вас же только глянь и сразу становится ясно, кто источник всех дурацких идей… — тяжело вздыхая, Чанёль даже прикрыл глаза, подушечками пальцев сжимая переносицу, словно в одно мгновение начала раскалываться голова. — Прости-прости, но это правда он помог мне поверить в себя и сделать первый шаг, — Бэкхён, кажется, куда больше развлекался. Точно щеночек касаясь ладошками плеча мужчины, а после делая невообразимую в понимании Ханя вещь — наклоняясь и коротко целуя в щеку. — А что ты сделал? — настолько растерянный, Лу даже не посчитал нужным отвести взгляд, хотя очень хотелось. Он понимал, что послужил толчком для всего этого, вообще всего. Стал катализатором для этих отношений, буквально отправной точкой, которая потянула за собой целую вереницу из катастроф. — Даже не смей говорить об этом, — словно гром в тишине отозвался голос Чанёля, заставляя старшего покрыться мурашками, а сердце в груди — екнуть: он все не мог перестать бояться, как невольно делал это во время учебы. Но сейчас бояться было нечего. — Не скажу, — безропотно соглашается мальчонка, неловко улыбаясь, глядя на друга. — Прости, это наш секрет… — Я, кажется, догадываюсь… — стыдливо прикрывая глаза, Хань наконец потянулся к чашке, пытаясь запить это странное ощущение. В голове в самом деле зароились целые вихри из предположений, но самым «рабочим» было только одно — секс. И думать об этом ему ой как не хотелось. — И все это время вы были вместе? — с большим трудом осадив ворох мыслей в голове, он задал наиболее логичный для себя вопрос. — Нет, на год нам пришлось прекратить… все, — не находя в себе смелости назвать то, что между ними было, «отношениями», Бэкхён неловко улыбается и опускает взгляд. — Мы не могли так рисковать, — вздыхая, решает продолжить Чанёль. — У нас было слишком много причин, почему этих отношений не должно было быть. Слишком много вещей, которыми в тот момент я просто не мог пожертвовать. И этот год, я думаю, он был необходим, чтобы сделать выводы и начать все сначала, но в этот раз изначально воспринимая иначе, — задумчиво потупив взгляд в стол, мужчина говорил тихо, не спеша, словно раздумывая над каждым словом. — Мы слишком многое ставили на кон, но… это стоило того. Хань слушал, затаив дыхание. Наблюдал, как медленно Чанёль поднимает взгляд, переводит его на Бэкхёна, что выглядит отчасти потерянным, словно слышит все эти слова впервые. Возможно, именно так оно и было. Но эти слова были важны. Они смотрели друг на друга в нависшей тишине, и Хань в который раз чувствовал себя лишним, но впервые это не казалось неприятным. Прикрывая глаза, он наконец ощутил спокойствие за друга. И все эти сотни бестолковых вопросов — они казались ненужными. Какое ему дело до того, как и когда это началось, как это получилось? Это их личное дело, а ему важно видеть результат: Бэкхён счастлив. Его любят, заботятся о нем и оберегают так, как должен это делать альфа по отношению к своему омеге; все остальное совершенно его не касается. — Простите, но мне правда уже пора… Сэхун будет сходить с ума. Я ведь так и не доехал домой, развернул такси на полдороги и вернулся за телефоном, — улыбаясь совсем неловко — скорее от того, что прерывает столь чувственный момент, — Лу показательно засовывает гаджет в карман. — Я провожу тебя, — Бэкхён намеревается подняться, но альфа куда быстрее опускает ладонь на его плечо, усаживая обратно. — Я сам, хорошо? — мягкая улыбка касается его губ, и, поднявшись вслед за уже подскочившим омегой, мужчина мягко целует мальчонку в макушку, призывая остаться здесь. Оставаться наедине с пусть и бывшим, но преподавателем, было неловко. Хань старался как можно скорее натянуть куртку, еще с прихожей вызывая такси, чтобы не задерживаться в чужом доме. Все еще чувствуя неловкость, что так беспардонно ворвался в чужую жизнь, разворошил секрет, который они не без причин так бережно хранили. — До свидания… — наконец полностью укомплектовавшись в зимнюю одежду, омега замер у самой двери, поднимая взгляд на мужчину. Уже по привычке так и хотелось добавить: «учитель Пак», но мужчина просил не называть его так. А обращаться по имени было все еще неловко, почти непозволительно, и в мысли не пришло ничего лучше, чем добавить: — вам. Альфа невольно усмехнулся, кажется совершенно верно растолковывая для себя мысли омеги, буквально написанные в напуганном взгляде. Но исправлять не стал — не время еще. Может быть, позже омега перестанет воспринимать его как преподавателя. Если, конечно, и вовсе не начнет избегать. — Поторопись, иначе твой альфа будет переживать, — помогая ему открыть дверь, мужчина наконец выпускает омегу из квартиры, позволяя выдохнуть с облегчением. Словно в замкнутом пространстве с альфой он чувствовал себя крольчонком в клетке с волком. Оттого сейчас, кажется, немного смелел, нажимая кнопку лифта и переводя взгляд на все так же стоящего в проеме мужчину. — Позаботьтесь о Бэкхёне… — тихо выдыхает Хань, слыша, что лифт подъезжает все ближе. — Вы выбрали его, и если вы причините ему боль, я вас не прощу, — от этих слов мужчине хочется смеяться, но он терпит, не желая своим поведением обижать омегу. Он ведь друг его мальчика, разумеется, он волнуется о нем, и в этом нет ничего смешного. — Не причиню. Я люблю Бэкхёна, — без капли сомнений или секунды раздумий. Мужчина отвечает слишком серьезно, потому что уверен в своих словах и своих чувствах, и эта уверенность вызывает уважение у омеги. Он молча кивает, наконец заходя в подоспевший лифт, и исчезает за сомкнувшимися створками, оставляя Чанёля в одиночестве, как ему думается, но… — Я тоже люблю тебя… — тихий шепот из-за спины касается его слуха, заставляя уголки губ приподняться в улыбке. К спине прижимается упругий животик, следом за ним теплые руки обвивают торс, и в довершение прохладный носик утыкается между лопаток. — Подслушивал, негодник? Еще и нос холодный, — прикрывая глаза от удовольствия, от нежности, которую несет в себе каждое прикосновение омеги, Чанёль из последних сил старается казаться серьезным, заводя руку за спину, чтобы мягко похлопать младшего по бедру. — Бегом в квартиру. И Бэкхён слушается. Тихо смеется, сбегая на кухню, где уже успел остыть ужин, пока альфа не решил его догнать и отругать за то, что он топтался в коридоре, пока была открыта дверь в холодный подъезд.