— Кто глаза разувать будет, мать твою? — Помоги мне…
Непонимание того, почему и с чем он должен помогать, сильно выбивало альфу из колеи, но боязливый взгляд мальчонки, косящийся в сторону темного проулка, из которого он столь внезапно вынырнул, и мелькающие в глубине тени просто кричали о том, что, если он бросит омегу здесь, все, что с ним случится, будет на его совести. Шлем перекочевал в бледные дрожащие руки, а сам мальчишка был довольно резко усажен на сидение перед собой, чтобы не соскользнул под впечатлением насыщенного вечера. С этого началось их знакомство.— Тебя куда вести-то? — притормозив в паре километров, у круглосуточного супермаркета, альфа мягко тронул дрожащее плечо, чтобы привлечь внимание. — Я не знаю. — Дом твой где? — Я сбежал.
Понимая, что никакого адреса и точки назначения не будет, не оставалось ничего другого, кроме как вести к себе. Груз ответственности за того, кого только что спас, давил. Легкая злость сжимала грудную клетку: сбежавшие из дома — это всегда проблемы: разъяренные родители, возможно, полиция; как потом не оказаться крайним и виновным — та еще загадка, но деваться было просто некуда. Не выбрасывать же его посреди дороги, возвращая к тому, с чего они начали. Злость поутихла, стоило им оказаться в квартире, при включенном свете. Лохматый, взъерошенный, промокший до нитки после дождя, испачканный — наверняка не раз падал, пока бежал. Куртка, совершенно не подходящая погоде, как и вся одежда в целом слишком легкая. Смотреть без слез было невозможно. Мальчонка походил на бездомного котенка — тощий, продрогший. Жалкий. Он вздрагивал от каждого слова, каждого движения, сжимаясь, стоило только альфе оказаться рядом. И ведь вздумал же кто-то за ним гнаться, у кого вообще на это несчастье может встать. Зачем гнались, альфа даже не сомневался — слышал подобные истории не раз, правда, не думал, что и сам в подобную влипнет. Благо не в роли жертвы. Теплый душ, тарелка супа и чашка чая немного исправили дело. В широкой футболке альфы он выглядел даже забавно, а горячий ужин вернул щекам легкий румянец. Более здоровым от этого он выглядеть не стал, но и это было прогрессом. Несчастье звали Джиын, вот только ничего дельного, кроме имени, он тогда и не рассказал — замолк, стоило завести речь о родителях, так и не проронив и слова, но Дже не терял надежды — утро вечера мудренее, и верить в это хотелось до безобразия. Уложив омегу в постель, он расстелил себе на диване. Сна не было ни в одном глазу, даже несмотря на то, что утром вставать на работу. Хотя какая могла быть работа — не оставлять же мальчонку одного в доме до глубокого вечера. Не то чтобы его беспокоила безопасность собственных вещей — такой доходяга вряд ли вынесет что-то особо ценное, — просто хотелось как можно скорее разобраться с этой несуразицей: вернуть мальчонку родителям и по возможности не оказаться виноватым в его побеге. Перезвонив утром дедушке и секретарю, он сослался на больную голову и общее недомогание — не соврал: голова болела знатно. Полночи пролежав в раздумьях над тем, что и как ему делать, он не смог придумать ничего дельного, просто потому что не знал совершенно ничего об омеге. С этим также пришлось что-то делать. Еще более взъерошенный, чем с вечера, сонный, но явно довольный, — наверняка ведь не спал даже после того, как сбежал из дома, — Джиын выглядел куда лучше, и уже только это было хорошей новостью. Яичный рулет, чашечка кофе на завтрак и напряженный, сидящий напротив альфа.— Так ты скажешь мне, где ты живешь? Я должен вернуть тебя домой. — Не волнуйся, я уйду сам. — А потом опять будешь убегать от очередного насильника по переулкам? Нет уж, я лучше поволнуюсь и передам тебя в руки родителей. — У меня нет родителей. Я сбежал из приюта.
Это кардинально меняло дело, вот только Джеон не знал, в какую именно сторону. Омега, по его словам, сбежал всего лишь два дня назад. За два дня его пропажу уже должны были заметить? Или в таких учреждениях не обращают внимания на подобные фокусы? Наверняка ведь он не первый и он же не последний, кто сбегает из подобного места? Может, его просто вычеркнули из какой-нибудь ведомости, а искать… на том свете и найдется. Вопросов было много, и растрачивать явно недолгую говорливость мальчонки на них было бы неразумно. И все же что-то нужно было делать, как минимум — вернуть его обратно, желательно не доходя до обездвиживания и насильной транспортировки.— Лет-то тебе сколько? — Восемнадцать. Исполнилось этим летом. — Документы есть?
Отсутствие ответа на вопрос наталкивало на мысли. Как бы плохо ему там ни было, это уже финишная прямая. Дальше только комнатка в каком-нибудь государственном общежитии и колледж даже со стипендией. Джеон уверен, что омега все это прекрасно понимал, и сбегать было крайне глупо. Сейчас, не имея на руках даже паспорта, у него не было и шанса выжить самостоятельно. Будь он альфой, было бы другое дело, но он омега, а для таких, как он, есть только одна очень неблагодарная «работа».— Тебе восемнадцать, ты же можешь забрать документы и начать жить самостоятельно? — Меня не отпустят. — Почему?
Поникший взгляд и ссутулившаяся спина говорили без слов: «Не суй свой нос, куда не просят». С другой стороны — не совать уже было нельзя, Джеон влип в это по самые уши, чувствуя всем нутром, что это затянется не на один день. И тем не менее делать что-то было надо. «Почему не отпустят» так и осталось без ответа даже со второй попытки выяснить причину. Закрадывались сомнения, что причины эти были тесно связаны с побегом, но все так же покрыты мраком. И все же…— Иди одевайся, заглянем в твой приют.
Омега сопротивлялся, просил не делать глупостей, имея лишь один аргумент, в который свято верил: «Ничего не получится, я останусь там, а ты уйдешь ни с чем». Но это уже было дело принципа. Серое здание приюта выглядело совершенно безрадостно, особенно после дождя. Голые деревья, слякоть, качели, скрипящие на задворках от ветра. Хотелось верить, что это все — вина пасмурной осени, но что-то подсказывало, что и в летние деньки здесь все не так уж и радужно. Омега робко плелся позади, шепотом подсказывая, куда идти, едва ли не цепляясь тонкими пальцами за кожанку альфы. Они не были знакомы и суток, но даже так Джиын чувствовал себя куда спокойнее рядом с альфой, о чем более чем прозрачно говорило его поведение. Он боялся самих этих стен, еще больше боялся людей, что, встречаясь с ним взглядом, отворачивались, словно его здесь и нет. Все, кроме директора. Тучный, лысоватый, в преклонном возрасте альфа, упакованный в костюм, что выглядел в целом как и весь его кабинет — дешево. И тем не менее гонор и самолюбие компенсировали все. Он не стеснялся смотреть на омегу с усмешкой, словно выиграл чертов спор в духе: «Да куда он денется, вернется как миленький». Самодовольство на лице и ехидная маслянистая усмешка не сходили, пока Джеон не напомнил о себе, загораживая мальчонку широкими плечами и весьма любопытно выгибая бровь. Желание забрать документы подопечного было отвергнуто без раздумий. Не было даже объяснений — просто решительное «нет», от которого омега сжался еще сильнее, и тихий смех, словно его слова — наибольшая в мире глупость. Мужчина насмехался, а Джеон раздражался все больше. И тогда разговор пошел на других тонах. Да, молодой господин Пак еще не был «большой шишкой» — всего лишь протеже дедушки, но даже так чему-то он уже научился — по меньшей мере подбирать верные слова и составлять из них верные конструкции. От этого делалось плохо всем, особенно омеге, но даже посерьезневший и подобравшийся директор своих позиций не сдавал.— Я все еще не услышал ни одной объективной причины отказа, — все настойчивее наседал Пак, раздражаясь больше и больше с каждым словом. — … государство не может обеспечить всех сирот жильем, его очередь еще не подошла, и до этого момента он останется здесь, — мужчина визжал подбитым поросенком, брызжа слюной, покрываясь красными пятнами от волнения, но толку не было совершенно. Это было делом принципа не только для него. — Пусть государство вздохнет с облегчением, я сам позабочусь об этом омеге. — О нет, не так быстро. Нельзя прийти и забрать из государственного учреждения первого понравившегося, это тебе не бордель, дорогой мой. Поэтому разворачивайся и убирайся отсюда по-хорошему, пока я не вызвал полицию, и… — И что вы им скажете? — Не переживай, я придумаю, что сказать.
Мерзкая ухмылка на вспотевшем от криков лице вывела из себя окончательно, но Джеон не дурак. Он тоже придумал. Спорить было бессмысленно — ему в уши зальют еще и не такого, пытаясь объяснить, почему нельзя забрать совершеннолетнего оттуда, где он волен более не задерживаться. Набирать уже давно заученный номер было как минимум стыдно, да и в целом совершенно не круто, но еле держащийся на ногах, дрожащий, точно былинка на ветру, омега не оставлял другого выбора. Объяснений было по минимуму: всего лишь название учреждения, имя и лаконичный вопрос: «Как можно поставить это на место?» Хангён лишних вопросов не задавал, хотя Джеон чувствовал: их было более чем достаточно, лишь уточнил, что именно он должен получить и как скоро.— Документы Сон Джиына и желательно прямо сейчас. Паспорт, аттестат… все что есть, чтобы больше сюда не возвращаться. — Дай мне десять минут.
Времени потребовалось меньше. Ровно семь; и еще полтора часа на подготовку администрацией необходимого. Но результат быть просто колоссальный: бледный как смерть директор с полными ненависти глазами и тонкая папка со скромной кучкой бумаг. Как дедушка это сделал, куда звонил и что говорил осталось загадкой по сей день, да и Джеон, если честно, совершенно не хочет этого знать, лишь надеется глубоко в душе, что когда-нибудь сможет делать так же: решать вопросы ценой в жизнь одним коротким звонком. Джиын не верил в происходящее, даже когда тонкие пальцы сжали собственный паспорт, прижимая его к груди. Закусывая губы до побеления, он не мог успокоиться и перестать плакать, беззвучно роняя слезы на грудь. Впереди была сплошная неизвестность, но то, что осталось позади, было куда страшнее. Возвращаться домой к Джеону омега не хотел. Слишком много неприятностей он ему доставил, слишком много хлопот. Ему просто было стыдно. А ведь сколько еще хлопот будет, если он все-таки поедет. Но ехать пришлось.— Я не для того жопу рвал, чтобы бросить тебя на улице. Ты не выживешь один, поэтому надевай чертов шлем и поехали.
В мешковатой длинной футболке альфы он выглядел до очаровательного забавно. Неловкий, неуклюжий, постоянно извиняющийся. Вечер ожидаемо пришлось потратить на знакомство с квартирой: компьютер, телевизор, микроволновка, кофеварка и даже чайник. Все было совершенно не таким, как привык омега, но осваиваться приходилось. Понимание того, что он здесь задержится, давило. Давило даже на альфу, но он сам в это ввязался. А ведь, казалось бы, мог просто оставить в приюте и будь что будет, но не смог. То ли всему виной чертово отцовское воспитание, которому вторило все нутро: «Омеги слабые и беззащитные, их нужно беречь и защищать». Уберег один раз и тут же на плечи легла ответственность за все последующие, точно как с бездомным котенком: нельзя взять к себе, а потом опять выбросить. То ли все дело в его эгоистичном нежелании оставаться одному в большой квартире. Сэхун все советовал завести питомца, но есть ли в этом смысл, когда почти живешь на работе. Вот и, считай, завел себе котенка, который может сам о себе позаботиться, когда его нет дома. Джиын был именно этим котенком. Боязливым и неприрученным к рукам. Он все еще держался чуть на расстоянии, и это на самом деле очень устраивало альфу. Одна из его еще школьных рубашек — самая маленькая из тех, что были, — стала заменой пижамы для омеги, которому было неловко, но собственных вещей не было: больше они ничего и не забирали, на эмоциях уезжая прочь, не веря даже в то, что забрали самое важное. «Ничего, на днях прикупим», — совершенно серьезно ответил на эти беспокойства Джеон. Он-то не обеднеет, да и позже наверняка придумают, как им «рассчитаться», чтобы омега себя не корил. Но он корил уже сейчас и как рассчитаться тоже придумал сейчас. Точно как и прошлой ночью оставляя младшего одного в комнате, альфа расстелил себе на диване. Слишком уставший, буквально обессиленный после эмоциональной встряски, что любезно устроили ему днем, он надеялся уснуть как можно скорее, ведь завтра уже точно придется вставать на работу и — что еще хуже — как-то объяснять дедушке, какого черта было днем ранее. Вот только он даже не успел прикрыть глаза; дверь спальни отворилась с тихим шелестом, заставляя альфу напрячься, а мягкие шаги босых ног замерли недалеко от дивана.— Ты чего не спишь? — нехотя приподнимаясь в своей импровизированной постели, Джеон все пытался разглядеть силуэт омеги в темноте, что давалось с трудом, и, только лишь когда глаза привыкли, он понял, что именно тот здесь делает. — Я хочу отблагодарить тебя… — очередная пуговица выскользнула из петли рубашки, и останавливаться он не собирался. Не нужно быть гением, чтобы понять, как будет выглядеть эта благодарность, но другой у омеги не было. У него не было ничего, кроме себя самого, но одно он знал наверняка: за все в этом мире нужно платить. Единственное, чего он не знал, так это того, что такая плата устраивает далеко не всех. — Застегни рубашку и иди в постель. — Но… — Завтра я разбужу тебя в семь утра, приготовишь мне завтрак.
Джеон не был настроен обсуждать это и дальше, вновь опустившись на подушку и прикрыв глаза. Он только слышал, как омега столь же тихо вернулся в спальню, прикрывая за собой дверь. О том, насколько ему было стыдно за собственный поступок, альфа мог только догадываться, но смотреть старшему в глаза омега не решался еще несколько дней. И тем не менее, когда в семь утра прозвенел будильник, Джеон проснулся со стойким привкусом кофе во рту, приятный аромат которого витал в квартире. Спал ли младший вообще или всю ночь просидел, снедаемый стыдом и совестью, он спрашивать не стал, пожелал доброго утра и, приведя себя в порядок, вернулся на кухню, чтобы позавтракать. Омлет был слегка пересоленным и немного подгоревшим — сказывалось полное отсутствие опыта в готовке, отчего сам омега сильно переживал, но выбирать не приходилось, да и расстраивать младшего снова не хотелось. Съев все до последнего кусочка, Джеон похвалил того за старания, лишь добавив, что он может практиковаться в готовке сколько угодно. То, что так альфа «выставил счет» за проживание и помощь, омега понял без труда, оттого к вечеру старшего ждал довольно неплохой ужин, приготовленный ценой некоторых подпорченных в рамках тренировки продуктов. Ворох вопросов, которых Джеон ждал по пришествию на работу, так и остался неозвученным. Дедушка лишь окинул его пристальным взглядом, ухмыляясь слишком нечитаемо, но вопросов не задавал. Рабочая привычка — объяснил сам себе младший, зная, что излишняя любознательность в их деле ни к чему хорошему не приведет, вот только сам он от вопросов удержаться не смог.— Как ты это сделал вчера? — «Теория пяти рукопожатий», слышал? Ты знаешь весь мир, если знаешь хотя бы одного, — невольно усмехнулся альфа, слишком хитро глядя на внука, словно уже давно знает все, что нужно, и даже больше, чем сам Джеон. — Через час у нас встреча, ознакомься с бумагами, что я передал, будешь присутствовать, потом я задам тебе несколько вопросов.
Так тянулось почти месяц. У Джиына появился шкафчик с собственными вещами, а еще небольшой опыт в готовке, который он старательно нарабатывал, пока альфа был на работе. Он стал куда спокойнее, улыбчивее, набрал парочку килограммов, отчего перестал выглядеть столь больным и несчастным. Такая жизнь начала приносить им удовольствие. Совместные завтраки и ужины, регулярные прогулки в дни, когда альфе выпадал выходной. Они походили на глубоко пожилую пару, за плечами которой не один десяток прожитых вместе лет, и их это устраивало. Все стало немного иначе, когда зябкую прохладу заменили грозы, ознаменовавшие начало декабря. Совершенно не свойственные этой поре дожди никого не удивляли — природа сходила с ума по-своему, а вместе с ней сходили с ума и люди. Джеон все чаще косился на календарь, висящий над рабочим столом: они жили вместе почти два месяца, и за все это время у омеги не было ни одной течки, хотя возраст уже давно как располагал. Мысли об этом его пугали, но не думать было нельзя — он хотел быть готовым к этому моменту, чтобы не причинить омеге вреда и не сделать того, о чем они оба будут жалеть. Хичоль любезно расписал ему, какие препараты лучше купить для омеги, а что попить самому, когда случится «то самое». Джеон не просил у него совета, даже не говорил о том, что с ним живет омега, просто одним дождливым днем дедушка заглянул к ним в офис, по традиции обозначая «свою территорию» — наглядно напоминая сотрудникам, что сколь бы интересным ни был их директор, он давно и накрепко занят. Это только подтвердило догадки о том, что Хангён все знал, просто тактично не лез не в свои дела. Не в свои дела лез Хичоль, настойчиво интересуясь, когда их будут знакомить, и совершенно не понимая значения слова «никогда». И тем не менее польза в этом была: дома появилась аптечка на «тот самый» случай. Вот только случая все не представлялось. Оттого, когда поздней ночью в канун выходного дня они разбрелись по комнатам: омега все так же в спальне, альфа — на диване, что стал более чем родным, Джеон совсем не ожидал, что младший вернется. Разрывающая тишину гроза за окном скрывала и без того тихие шаги омеги, что, подойдя к дивану, не на шутку напугал старшего. Тот невольно подумал о худшем, думая об этом каждый раз, когда омега делал что-то, к чему не привык ни один из них. За окном разразился гром, и вспышка молнии осветила комнату, давая альфе на долю секунды увидеть дрожащего, ссутулившегося омегу, что, обнимая собственные плечи, не знал куда себя деть.— Тебе плохо? — Я боюсь грозы… поспи со мной? — Ты ведь уже не ребенок… — И что с того? Взрослые не могут бояться? — Могут… и тебе стоит бояться меня, а не ее. Ты же помнишь, что я альфа? — Ты не выглядишь как альфа, способный причинить боль. Если бы мне стоило тебя бояться, ты не ждал бы два месяца, чтобы показать мне это.
С этим спорить было сложно — это знали они оба. Джеон поддался, так и не выработав в себе привычку отказывать. Родная кровать казалась чужой, впитав в себя слишком слабый аромат омеги, отдающий чаем и травами, в которых альфа ничего не понимал. Ему потребовалось много времени, чтобы хотя бы различить его запах, учуять, распробовать, но, лежа вот так, в одной постели, он словно знакомился с ним впервые. За окном небо раскалывалось надвое, и каждый раз омега вздрагивал, теснее закутываясь в одеяло. Спать не хотелось ни одному из них. Молча смотря друг на друга в темноте под звуки стучащих по окнам капель, Джеон хотел задать один волнующий его вопрос, с трудом находя в себе решимость.— Откуда ты знаешь, как выглядят те, кого нужно бояться? — Встречал… — Из-за них ты сбежал из приюта? — Него… он был один. — Может, расскажешь, что с тобой случилось? Если хочешь… — Никто не захочет говорить о таком.
О чем именно «таком», Джеон не знал, но догадки были, оттого он не настаивал. Любопытство того не стоит — решив еще в начале их «совместной» жизни, он просто не спрашивал. Видимо, и сейчас спросил напрасно, но омега все же решился. Долго собирался с мыслями, молча вслушиваясь в разбивающиеся о карниз капли дождя, но заговорил:— Директор…
— Что?
— Это был директор… он заставлял меня делать все те вещи… неприятные, — не желая говорить прямо, омега очень осторожно подбирал слова, но альфа понимал все, вместе с тем понимая и намного большее. — Когда у меня началась первая течка, он сказал, что я сам хочу этого, просто еще не понимаю. Сказал, что мы истинные, поэтому мне нет смысла сопротивляться, я все равно поддамся. Но я не хотел и сопротивлялся, а он злился… злился каждый раз.
— Вы в самом деле были истинными?
— Да. Я понял это со временем, когда стал старше, но даже так ничего не изменилось. Я не хотел.
Затихая на какое-то время, омега лишь тяжело дышал — пытался сдержать слезы, которые норовили сорваться с глаз. Он впервые говорил об этом вслух. В приюте рассказать было некому, не с кем поговорить, и приходилось держать все в себе. Долгие годы, изо дня в день. Он так наивно мечтал, что, когда ему исполнится восемнадцать, он уйдет из этого места и забудет все, что происходило за его серыми стенами. Тогда он еще не понимал, что никто не захочет его отпускать. А когда осознание пришло, он не нашел другого выхода, кроме как бежать, бежать и надеяться, что никогда больше туда не вернется, и… судьба была к нему благосклонной. Осознание того, как сильно ему повезло, казалось болезненным. Ему дали дом и дали нормальную жизнь, спокойную. Возможно, ненадолго, не навсегда — это уж точно, но даже так сейчас, в этот момент, он был счастлив. Слезы все же сорвались с ресниц, стекая к виску и впитываясь в мягкую ткань наволочки. Он старался не выдать себя, но тяжелое, сбившееся дыхание было не спрятать. Джеон видел: омеге тяжело. Подобные вещи сложно понять альфе, тем более такому, как сам Дже — из сравнительно нормальной семьи, выращенному двумя любящими родителями, он даже не пытался. Что он может сказать в утешение? Что все со временем забывается? Такое уж вряд ли можно забыть. Слова были лишними.— Иди сюда…
Тихо шепча в промежутке между раскатами грома, он чуть приподнял руку, заставляя одеяло приподняться теплым карманом, подзывая омегу ближе. Не слишком-то и надеясь, что он придвинется, что позволит себя обнять, пусть даже в знак утешения. Мысль о том, что Ын должен бояться альф, бояться такой их близости и прикосновений, пришла в его голову с опозданием, но опустить руку он не успел — омега подался вперед. Утыкаясь носом в широкую грудь, он глубоко вдохнул терпкий кофейный аромат альфы, отдающий пряной, чуть горьковатой корицей. Такой родной. Лишь тогда он позволил себе расслабиться. Это были первые объятия для них — первое столь «глубокое» прикосновение, от которого все нутро сжималось тугим комом. Джеон обнял в ответ: немного неуверенно опустил горячую ладонь на тонкую талию младшего, притягивая ближе к себе. Так тесно, что лохматая темная макушка оказалась у самого носа альфы, позволяя вдохнуть куда более яркий, теплый аромат омеги, впервые распробовав в нем лаванду и сладкий мед, что разбавляли собой крепкий чай. Не шевелясь, почти не дыша, слушая раскаты грома за окном. В ту ночь они впервые уснули вместе. В то утро они впервые проснулись в объятиях друг друга. Чужое тепло казалось особенно ценным. Не привыкшие к подобному, они слепо тянулись друг к другу, прижимались сквозь сон, но стоило сойти сонливой пелене, на смену ей пришло смущение, но даже оно уже ничего не меняло. Ощутив на себе тепло чужого тела, засыпать одному в пустой постели стало невыносимо. Джеон бездумно пялился в темный потолок. Стоило только закрыть глаза, он вновь переживал эту ночь в своих воспоминаниях. Ощущение тонкой талии под своей ладонью, ритм его дыхания, что под утро приятно щекотало неприкрытую воротом футболки ключицу. Он никогда не делил с кем-то постель… просто так, без претензии на секс, и это было странно. Странно, но приятно. Джиын чувствовал то же самое. Постель в одно мгновение оказалась слишком большой для него одного. Такого маленького. Одеяло больше не грело и холодные ступни неприятно покалывало. Даже кончики пальцев казались ему ледяным. Одного раза хватило, чтобы согреть не знавшую тепла душу, но одного раза было слишком мало, чтобы это тепло сберечь. Его душа замерзала. И лишь когда стало совсем невыносимо, он решился вновь.— Могу я… могу я попросить тебя поспать со мной еще раз? — он обнимал собственные плечи дрожащими руками, боясь смотреть альфе в глаза.
Джеон только накрыл подушку дивана простыней, желая как можно скорее лечь. Бессонница сказывалась на нем слишком явно, донимая ночами, но днем уступала место сонливости, которой совершенно не было места. Замирая с подушкой в руках, он колебался лишь с пару секунд, анализировал чужие слова, чтобы в конце проронить совсем тихое, но уверенное: «Конечно». Не решаясь включать свет в комнате, по памяти находя край одеяла, они робко забрались в постель. Тогда, не имея уважительной на то причины, просить объятий было слишком стыдно. Хоть и хотелось. Омега облизывал пересохшие губы, перебирал в мыслях слова и неловкие предложения. Что можно сказать, чтобы его правильно поняли? Чтобы не выглядеть глупым и слабым омегой, зависимым? Джеон его опережает. Буквально на несколько секунд, когда прохладный воздух волной врывается в легкие младшего перед решающей фразой. Точно как в прошлый раз, он слабо приподнимает одеяло, без слов приглашая омегу в свои объятия, и он подается. Не сомневается и не раздумывает, утыкаясь носом в крепкую грудь и облегченно выдыхая, и сам не замечая слабую улыбку коснувшуюся его губ. Джеон ее не видит, но что-то внутри говорит, что все происходящее — правильно. Сопротивляться и дальше было глупо. Постель стала общей. Без разговоров и лишних слов, без глупых обсуждений. Это быстро вошло в естественный ход вещей — открывать глаза и видеть перед собой спящее личико младшего, начинать день с теплых объятий, которые совсем не хотелось покидать. Это стало их точкой невозврата. Будильник во второй раз был отложен на бесконечно короткие пять минут, и, хоть оба они уже не спали, вставать совершенно не хотелось. Почти не задумываясь о том, что он делает, альфа лениво перебирал взъерошенные прядки иссиня-черных волос младшего. Зарываясь в них пальцами, чтобы вновь взъерошить, тут же приглаживая назад. Джиын едва ли не урчал от мягких прикосновений, ласк, что становились такими привычными, нужными для него. Приподнимая взгляд на альфу, встречаясь с его таким же сонным, еще толком не проснувшимся. В тот раз все было каким-то другим: тишина, что окутывала их, прикосновение крепких пальцев к затылку, едва участившееся дыхание. В груди сладко тянуло, но омега совершенно не мог найти этому причины, испытывая подобное впервые. Причину знал Джеон. Переставая перебирать темные прядки, альфа замер на пару секунд, собираясь с мыслями, с силами, чтобы податься вперед. Сократить расстояние между лицами до какой-то жалкой пары сантиметров, глядя в растерянные, немного напуганные глаза омеги.— Могу я…
Называть вещи своими именами было немного страшно — он боялся спугнуть, боялся получить отказ и лишиться даже того немногого, что есть у него сейчас. Омега не отвечал — пытался понять, что именно можно, и стоило осознанию прийти — щеки покрыл нежный румянец, а веки сомкнулись. Джеон счел это согласием. Неловкий и смущающий — таким был их первый поцелуй, но это мелочи; то, что стало на самом деле важным: он был далеко не последним. А после случилось «то самое». «То самое», чего так боялся Джеон. Гормональный сбой из-за сильного стресса дал им два месяца, чтобы познакомиться и привыкнуть друг к другу, но вечно он длиться не мог. Омега выздоровел. Мягкий чайный аромат становился все крепче и ярче, а альфа не знал, что ему делать, боялся потерять контроль и сделать непоправимое — заставить омегу вновь пережить то, от чего он бежал, о чем он никогда вспоминать не должен. С трудом вспоминая об аптечке, которую собрал благодаря советам дедушки-омеги, надеясь на собственное самообладание, он медленно вошел в спальню, где с самого утра заперся Джиын, предчувствуя, что вот-вот «это» может начаться.— Выпей одну… тебе станет легче, — протягивая небольшой блистер, во второй руке альфа держал стакан воды, надеясь уладить все как можно скорее. — Я не хочу это пить… — Ын, я прошу тебя. Это может плохо закончиться, я могу не совладать с собой и причинить тебе боль. — Мне не будет больно. — Что ты... — Я хочу, чтобы ты это сделал… Я хочу знать, как это — когда взаимно…
Джиын смотрел на него широко раскрытыми, потемневшими от возбуждения глазами, но оба они знали: это только начало, течка едва ли началась и потом будет еще хуже. Воспринимать эту просьбу всерьез было невозможно — Дже знал, что с омегами делает течка и был более чем уверен, что слова Ына совершенно не совпадают с тем, что он должен чувствовать на самом деле. Он ведь должен бояться альфу, должен бояться близости после того, что с ним делали на протяжении стольких лет. Но Джиын смотрел уверенно, все еще осознанно и твердо, вот только… не увидев взаимности, пыл уверенности погас, он опустил взгляд, отводя его в сторону.— Ты прав. Не стоит меня слушать, это все течка… из-за нее я говорю эти вещи, — он протянул руку к стакану воды, улыбаясь натянуто, неловко, но все равно продолжая говорить: — Тебе, должно быть, неприятно думать о таком… со мной. После всего, что со мной было, я бы тоже не стал…
Говори это кто-нибудь другой, кто угодно, он бы счел это дурацкой попыткой манипулировать им, давить на жалость, но Джиын — он не стал бы этого делать, попросту не умея. Он искренний, и, несмотря на все, что было, он не умеет лгать. Альфа это знает. В тот раз все вышло слишком спонтанно, и тем не менее это было правильно. Стакан воды был забыт на тумбочке, а сам омега бережно вжат чужим телом в постель. Ему было страшно где-то глубоко внутри, но не так сильно, как раньше. Джеон был ласков и нежен с ним, хоть самообладание и отказывало, стоило избавить младшего от одежды и полной грудью вдохнуть сгустившийся запах. Но даже так он не терял контроля, понимая, насколько важен этот раз для омеги… для них. Первый раз.— Тебе понравилось? — едва ли шепча от усталости, альфа мягко прижимал к себе обессиленного Ына. Всего одного раза им хватило, чтобы ощутить себя опустошенными. — Да, — даже несмотря на шепот, в голосе младшего чувствовалось смущение и слабая улыбка, такая же смущенная. — Это был первый раз, когда я отреагировал… «так», — он делился своим секретом, искренне считая это очень стыдным, но отчего-то необходимым, чтобы альфа знал это. — «Так»? — пытаясь передать интонацию Ына, он чуть задумался. — Ты никогда раньше не испытывал оргазм? — сначала говоря и только потом думая, он едва ли не ударил себя по лбу от собственной глупости. — И не только, — но омега продолжал говорить, аккуратно протянув ладонь к ладони альфы, которой тот всего парой минут ранее довел его до того самого, первого в жизни омеги, словно намекая, и тут же стыдливо прикрывая глаза. — Ты… и это тоже в первый раз?
Смущенный кивок вместо ответа и теплый носик, уткнувшийся в его грудь. А еще ответственность, навалившаяся на его плечи в один миг. Насколько велико должно быть нежелание омеги, что он никогда не получал такого, казалось бы, простого удовольствия. Никогда не чувствовал себя любимым и не любил в ответ. Не желал так, как могли желать его. Никогда не доходил до черты, за которой реальность перестает быть важной и существенной. Но вместе с ним ведь дошел? Его он желал? Если доверился, должно быть, да. Еще сонные глаза приоткрылись, пытаясь сфокусироваться хоть на чем-то и находя взглядом уже слегка «протрезвевшие» ото сна глаза альфы. Легкая улыбка тронула губы, а теплый носик уткнулся в широкую обнаженную грудь. — С добрым утром, — так же утыкаясь во взъерошенную макушку младшего, Джеон невольно улыбнулся, вдыхая нежный, мягкий аромат чая. Теплое разнеженное тельце еще теснее прижалось к нему, а сам омега сладко зевнул, явно не имея настроения выбираться из постели и идти на скучные пары, что вскоре сам и подтвердил. Сухие горячие губы легким поцелуем коснулись грудины альфы чуть ниже яремной впадинки — Джиын ластился. Следом за ней кончик носа уткнулся в чувствительную кожу шейки, и, словно потянувшись вверх, омега уткнулся в изгиб нижней челюсти, обжигая дыханием кожу. — Ын? — прозвучало с тонкой вопросительной ноткой в голосе, хотя спрашивать было совершенно не о чем. Они проходили это тысячи раз, буквально каждое утро. — Не хочу на пары… — омега шептал робко, не переставая губами касаться чужой шеи, раздабривая, чтобы ему не отказали. Он знал, что так делать как минимум неблагодарно. Джеон дал ему возможность учиться: помог подтянуть некоторые предметы, помог поступить, и, хоть ему как сироте не приходилось оплачивать обучение, альфа старательно присматривал, чтобы его оценки не упали, помогая с домашними заданиями и объясняя темы, которые сам омега не мог понять. И тем не менее какая студенческая жизнь без прогулов и побегов? — Тебе будет скучно дома одному, — Джеон с трудом держит оборону, хоть глубоко в душе и понимает: бесполезно. Откуда в омеге взялось столько настойчивости и сексуальности, он не мог понять до сих пор, но то, что он видел, нравилось ему куда больше напуганного, зажатого омеги, которого он подобрал на улице. — Тогда я хочу, чтобы ты прогулял со мной, — точно маленький дьяволенок, омега тихо проурчал едва ли не на ушко, касаясь витиеватого изгиба хрящика кончиком языка. — Позвони помощнику, скажи, что у тебя головная боль. — Я звоню ему слишком часто, — альфа с трудом сдержал смех, но причины для этого в самом деле были. — Они с дедушкой постоянно поддевают меня, передавая привет моей «головной боли», — прикрывая глаза, Джеон послушно откидывается на спину под давлением чужих тонких рук, чувствуя, как ловко омега перекидывает ногу через его бедра, седлая. — О, передавай и им привет и скажи, что «головная боль» соскучилась, — Ын тихо смеется, всем телом прижимаясь к альфе, замирая буквально нос к носу. — Обязательно передам… — оборона не выстояла. Губы сомкнулись глубоким, немного разнеженным поцелуем, а «пунктик» позвонить помощнику и предупредить об опоздании растворился в тягучем удовольствии, разлившемся в теле негой.***
Джеон звонил помощнику в приемную собственного офиса, но трубку почему-то взял дедушка. Явно усмехаясь в разговор, он в который раз передал привет его «головной боли» и напомнил, что Дже обязан взять эту самую «боль» с собой на ужин в эту пятницу. Щедро очертив «ребенку» время на обуздание «головной боли», что даже звучало слишком пошло, он лишь просил внука явиться на работу к часу дня, как раз после перерыва, так как на обеденное время была запланирована интересная встреча. Альфа чертыхался и мстительно кусал хрупкое бледное плечико, пока сам омега смеялся в подушку. Его это почему-то совсем не смущало. Стрелка часов приближалась к одиннадцати дня, когда, выбравшись из дома, они решили позавтракать в одной из ближайших кофеен, откуда омега будет доставлен к третьей паре в университет, а сам альфа посетит назначенную встречу. Все еще немного недовольный, он резко вытряхнул хохочущего младшего из легкого весеннего пальто, удаляясь, чтобы занять столик, а его самого оставляя у кассы — сделать и оплатить заказ. Омеге даже не нужно выбирать: почти всегда они заказывают здесь одно и то же, главное — побольше кофе для вечно не выспавшегося альфы, а сегодня еще и изрядно уставшего с самого утра. Очередь за спиной прибавляется, хоть и до кассы остается лишь два человека. Утром здесь всегда ажиотаж: кто-то спешит на работу, у кого-то уже наметился перерыв, студенты и школьники из ближайших заведений прибегают вкусно перекусить, а не то, что в столовой. Это место слишком живое, и Джиыну это нравится. За спиной слышится тихо пищащее «па-а», а взгляд привлекает мелькнувшее у ног белое пятно — упавшая плюшевая игрушка; позади слышится копошение — наверняка папа пытается удержать рвущегося за плюшевым другом малыша, и, мягко улыбнувшись, Джиын сам поднимает его, оборачиваясь, чтобы вернуть встревоженному малышу, но замирает. Он знает этого омегу, хоть и видел всего раз чуть больше месяца назад. Довольно запоминающийся и очень красивый, куда красивее его самого — мелькает мысль где-то на периферии, но достаточно громко, чтобы в одно мгновение испытать неловкость. Бэкхён тоже его узнал, хоть в тот раз почти и не смотрел, боясь быть пойманным и понятым неверно. Малыш тянется к коту, и все еще не знакомый им омега немного растерянно отдает его малышу, что тут же тянет кошачье ухо в рот как свое, родное, но плюшевую конечность ловко накрывает рука папы, так и говоря: «Нельзя». Просто отвернуться и продолжить стоять в очереди кажется младшему чем-то очень неправильным. Они друг друга знают, хоть и не лично, но тем не менее. Он пытается натянуть улыбку, но получается очень плохо, как и у омеги напротив, и только малыш чувствует себя совершенно комфортно, протягивая ручку к спасателю своего котика, которую инстинктивно пожимает Джиын, и сам не сразу понимая, что делает. — Ын, — из-за угла, тянущегося за стойку кассы, выходит Джеон, совершенно не обращая внимания на парочку чуть в стороне, и только крохотная ручка, вцепившаяся в ладонь его омеги, заставляет обратить внимание на парня с ребенком и замереть точно так же. Он не ожидал увидеть омегу вновь, искренне считая ту встречу глупой случайностью, но сейчас его волновало даже не это. Впервые за три года находясь так близко к Бэкхёну, больше всего он боялся вновь ощутить что-либо. Молчание затягивалось и становилось все более неловким. Даже малыш на руках омеги отпустил чужую ладонь, прижимаясь к папе. Бэкхён почти находит в себе решимость, чтобы просто развернуться и уйти, не мозолить глаза, и — что куда важнее — не напоминать о прошлом. О том, что пришел сюда не один, он и вовсе успевает забыть, слегка дезориентированный подобной встречей, в то время как Джеон и вовсе об этом не подумал, осознавая слишком поздно, когда за спиной Бэкхёна словно из-под земли появляется отец. Атмосфера становится тяжелее, и даже очередь, образовавшаяся за Бэкхёном, предпочла обойти странную компанию, невольно косясь. Чанёль мог только догадываться, как так получилось, — он ведь оставил омегу одного меньше, чем на минуту, и в поле зрения не было и намека на Джеона. Младший альфа думал абсолютно так же. То, как сложилась ситуация, ему вовсе не нравилось, и единственным желанием сейчас было просто уйти. Плюнуть на чертово кофе, завтрак, подвезти Джиына до университета и побыть немного одному, успокаиваясь. Он не сходил с ума от злости, как это могло бы быть два года назад, просто… подобная встреча разворошила слишком много старых воспоминаний, слишком много ненужных чувств. — Пойдем, — сжимая руку Ына крепче, чем следовало бы, Джеон норовит увести его как можно дальше от стоящей перед ними пары и, если получится, подальше от этой кофейни. Ему совсем не доставляет удовольствия находиться здесь, рядом с омегой, которого он так глупо пытался добиться, и отцом, которого сам же прогнал тогда, но Джиын не поддается. — Мы не можем вот так… — бросая совсем виноватый взгляд на Дже, он понимает, что, если они развернутся и уйдут, ничего не изменится, если и того не станет хуже. Уходить, словно ничего и не было, делать вид, что их здесь нет, — хуже плевка в лицо, и делать этого никак нельзя. Не тогда, когда их отношения и без того разрушены до фундамента, да и тот едва ли держится. — Джиын, — звучит почти угрожающе, даже немного рыча, но омега знает: это всего лишь страх. Оттого сопротивляется, отказываясь уходить, переводя такой же виноватый, слишком жалобный взгляд на отца альфы, на слишком молодого омегу рядом с ним и даже малыша, что, совсем не понимая, что происходит, крепче обнимает наполовину свисающего кота. — Все в порядке, — голос отца спокойный, с толикой грусти, сжимал легкие до тугой боли. Джеон не хотел смотреть, не мог, но все равно обернулся назад, поднимая взгляд на лицо мужчины. Какие-то жалкие пару секунд, но даже их хватает с лихвой, чтобы заметить насколько тот кажется виноватым, наполненным сожалением и скорбью, глубоко внутри просящим прощения. Чанёль сам мягко накрывает локоть своего омеги ладонью, и Бэкхён послушно поворачивается, подтягивая выше сползающего малыша. Они уходят, потому что так надо, так правильно, и хоть Хангён не раз говорил им: «Ваше молчание — глупости, оно уже давно перестало что-то значить», сейчас, глядя в растерянные, полные смятения глаза сына, Чанёль предпочтет уйти, чтобы не будить в нем старую обиду и ненависть. Внутри все больше разрастается чувство недосказанности, незавершенности их внезапной встречи. Так и оставшееся непроизнесенным «прости», которое вряд ли может залечить старые раны отцовского предательства и разбитое истинным сердце; не озвученное «я почти понял», которое Джеон проглотил вместе с очередным вздохом. Время еще просто не пришло, еще рано — думает каждый из них и свято верит, что поступает правильно. И только Джиён не ищет оправданий себе или другим. Белый кот выглядывает из-за плеча папы и с мягким звуком опадает на глянцевый пол кофейни. Бэкхён оборачивается, опуская взгляд на игрушку, не зная, стоит ли пытаться поднять самому или окликнуть Чанёля, помня, что малыш потянется вперед него, стоит только подойти к коту, норовя вывалиться из объятий. Джеон реагирует раньше, действуя уже по привычке, которую привил ему Миён — младший брат по папе, — методично разбрасывая игрушки и с довольной улыбкой наблюдая, как альфа их собирает. Неловкость становится удушающей от понимания, что он сделал, но дороги назад не было, и, нервно сглотнув, он опустил взгляд на тянущего к нему руки малыша. Еще совсем крошечный, хотя на вид слегка старше второго ребенка папы. И в самом деле, стоит только включить мозги, вспомнить, как давно отец ушел от них и почему, становится понятно, что этот ребенок и впрямь старше. Ему, должно быть, чуть больше двух, Миёну же только недавно исполнился годик. Маленькая копия Бэкхёна: такой же миниатюрный, с аккуратным милым личиком, тонким носиком и чуть приподнятыми уголками губ. Только глаза, как у отца, как и у самого Дже — этим они оба пошли в Чанёля. Забавно дергая ручками, малыш все сильнее тянется к нему, и, словно опомнившись, альфа передает кота в цепкие лапки ребенка, вот только плюшевый друг его, кажется, совсем не интересует, по крайней мере не в этот раз. Игрушка повисает на одной только плюшевой лапе, крепко сжатой в маленькой руке, а сам малыш все так же тянет свободную ручку к нему, точно как несколькими минутами ранее к Джиыну, и альфа поддается. О том, что это вряд ли хорошая идея, он старается не думать и вовсе, просто… малыш ведь не виноват, что в их отношениях все получилось вот так. Возможно, если бы Бэкхён не забеременел, еще можно было изменить хоть что-то, в чем даже сам Джеон очень сомневается, но ребенок ведь ничего не сделал, и обижать его — совсем не достойное альфы поведение. По крайней мере… так его воспитали. И он протягивает руку в ответ, легко сжимая маленькую ладошку в своей. Малыш, кажется, слишком доволен этим жестом, наверняка его только недавно научили здороваться за руку, или он сам научился, наблюдая за родителями, — в любом случае в его интерпретации это выглядит милым, заставляя альфу мягко усмехнуться, приподняв уголки губ. — Забавный, — тихий шепот едва ли слышен в размеренном гаме кофейни, но все равно не остается без внимания. Все замирают в напряженном ожидании, наблюдая за первым знакомством пусть и не совсем родных, но братьев. То, что этот непоседливый ребенок и в самом деле его брат, Джеон понимает с ощутимым опозданием. Для него в принципе в новинку быть чьим-то братом. Двадцать четыре года он был единственным, а сейчас едва ли прошло два года, а у него уже есть два маленьких брата, сводных, да, но тем не менее они не могут быть чужими. Малыш все не отпускает его руки, крепко вцепившись нежной ладошкой за палец, и смотрит широкими, кажущимися просто огромными на маленьком личике глазками, наполненными любопытством. Ему наверняка интересно познакомиться с новыми людьми — так думает Дже, и только Бэкхён знает: Джиён его узнал. Омегу совсем не смущало желание Чанёля познакомить маленького омегу со старшим братом. Альфа скучал, и хоть сам он не говорил об этом, это было видно невооруженным взглядом. Знакомить иначе чем по фотографиям возможности не было, не сейчас, но Чанёль все равно не мог отказать себе в своем глупом желании, Бэкхён же даже не считал его глупым. Никто из них совсем не думал, что Джиён в самом деле его запомнит и более того — узнает. Но он узнал. И теперь, крепко вцепившись в руку старшего брата, он, кажется, совсем не был настроен отпускать ее, счастливо улыбаясь оттого, что встретил кого-то знакомого. — Он очень похож на тебя, — и не заметив, как долго длилась пауза, альфа все не отрывал взгляда от довольного малыша, изучая его, и лишь теперь, произнеся то, что столь крепко засело в его голове, он решился поднять взгляд на омегу. Бэкхён был немного смущен. Ему многие говорили подобное, потому что Джиён и в самом деле был похож, но слышать это от Дже было немного странным. Он до последнего не думал, что альфа решится сказать ему хоть что-то, и сейчас верил в то, что слышал, с трудом. Малыш, уже давно зная этот своеобразный комплимент, тут же улыбается шире, сильнее тянется к альфе, забывая о своем плюшевом коте, и вертлявого омегу попросту приходится ловить, забыв даже о неловкости. Инстинктивно вперед подаются все, боясь, что малыш в самом деле вырвется из рук папочки, но ловит его все же Джеон. Потому что был ближе остальных или потому что именно к нему тянулся маленький омега, но, оказавшись в тех руках, в которых хотел, он немного успокаивается. — Прости, он такой неусидчивый, — Бэкхён неловко улыбается, и в самом деле чувствуя себя виноватым за поведение сына. Он тянется за малышом, надеясь забрать его из чужих рук, и Джеон чуть склоняется навстречу, чтобы тому было удобнее, но Джиён, как назло, сильнее вцепляется в ворот чужого пиджака, глядя на папу лукаво, чем окончательно ставит его в тупик. — Ты ему понравился, — не сдержав улыбки, совсем тихо шепчет Джиын. Ему отчего-то кажется, что маленький омега очень даже понимает, что он делает и зачем. Видимо, присущая многим омегам хитрость и расчетливость в этого мальчика заложена с самого рождения. Джиён и впрямь не настроен отставать от впервые встреченного брата. Видя, что папа чуть отошел и не будет пытаться его отцепить, он ослабляет объятия и тянет крошечную ладошку вверх, легко трогая чужую щеку, привлекая внимание альфы к себе. Все с интересом наблюдают за происходящим, а Чанёль и вовсе с раздирающим сердце трепетом. Он мечтал об этом: чтобы два его любимых ребенка познакомились именно вот так, не испытывая страха, не испытывая злости и ненависти. Джеон вовсе не выглядел злым, в его глазах не было ненависти или даже неприязни. Ему тоже было интересно. Малыш все смелее изучал альфу, которого раньше мог видеть только на фотографиях, что отец время от времени показывал ему. Он робко обхватывал ладошками чужие щеки, легко прижимал указательный пальчик к носу альфы, как папочка это делает с ним, и, только угомонив свой интерес, прижался щекой к плечу, устраиваясь в крепких руках удобнее. — Может… вы посидите с нами? Вряд ли он быстро отпустит тебя, — Чанёль кажется немного нерешительным, но это оправданно. Он не уверен, стоит ли так спешить, захочет ли Дже идти ему навстречу именно сейчас. Даже его столь мягкое отношение к маленькому омеге — разве можно отталкиваться лишь от этого? Но это уже дает маленькую надежду — крошечный шанс на то, что все можно исправить не когда-нибудь в далеком неизведанном будущем, а сейчас. Хотя бы встать на этот витиеватый путь исправления своих ошибок. — Я не… — Я принесу наши вещи, — Джиын не дает альфе даже открыть рот — знает, что он будет возражать, отнекиваться, и просто не дает ему времени, не дает шанса, разворачиваясь и исчезая за изгибом кассы, где Дже успел занять столик. Поддаться приходится. Чанёль возвращается в очередь, чтобы сделать наконец заказ, а Бэкхён с неловкой улыбкой ведет младшего альфу к их столику, сдвигая вещи на низкий подоконник. Джеон чувствует себя слишком неловко рядом с омегой, словно не в своей тарелке. Старается незаметно втянуть носом его такой изменившийся аромат и понять, что он вызывает в нем, что он чувствует, вдыхая его? Бэкхён этого словно не замечает, хотя сам делает точно то же. Ему тоже страшно, но не так сильно. Он не чувствовал Джеона при первой встрече, разве может что-то измениться сейчас, когда весь он отдан тому единственному, которого выбрало его сердце. Крепкий кофейный аромат альфы с пряной коричной ноткой был разбавлен нежным ароматом чая и трав. Они подходили друг другу так же, как и пьяная вишня Бэкхёна подходила гранатовому вину Чанёля, — с очень большой натяжкой, и это почему-то вызывало странную улыбку. Видимо, даже гармония ароматов не панацея, всего лишь приятный, но не обязательный бонус. Чанёль возвращается через пару минут с широким подносом в руках и смущенным омегой за спиной, что, вовремя подоспев, помог определиться с заказом для молодой пары. Джиён так и продолжал сидеть на руках альфы, отказываясь уходить к папе, даже когда тот поманил его вкусным суфле. Бэкхён пытался шантажировать малыша, но его жалкие попытки увенчались неудачей: омега предпочел остаться голодным, чем уйти от нового «знакомого». Уткнувшись носом в грудь альфы, он выждал несколько минут, прислушиваясь к тишине, что больше не казалась такой напряженной, и, когда понял, что все отвлеклись на свои угощения, поднял на брата взгляд, неловко дергая за галстук и тихо — чтобы папа не услышал, — прося покормить его суфле. Теряя в ходе разговора некоторые звуки, он здорово удивил альфу. Не имея никакого опыта с детьми, он даже не задумывался, в каком возрасте они начинают говорить. Миён все еще уперто молчал, только урча что-то на своем, детском, и Джеон был уверен, что еще несколько лет ничего путного он не услышит, но видя маленького омегу… — Как тебя зовут? — словно опомнившись, осознав, что так и не услышал ни разу его имени, он так же тихо протянул, спрашивая у самого брата, толком даже не уверенный, а ответит ли он, и немного теряясь, когда малыш довольно громко протянул умильное: — Ённи… — мягко тыча пальчиком себе в грудь, он очаровательно улыбнулся, невероятно гордый тем, что с ним говорит тот, кто так ему симпатичен. — Джиённи, его зовут Джиён, — тихо поправляет сына отец, хотя, скорее, просто договаривает за него еще сложное сочетание «Джи», которое малыш все никак не может совместить с мягким «ённи». Омега воодушевленно кивает, точно подтверждая правдивость слов отца. — А меня — Джеон, — улыбка сама касается его губ, потому что это забавно. Их имена звучат так похоже, и все равно имя омеги мягче, как то и должно быть. Он знал о давнем желании отца — мечте о втором ребенке, маленьком омеге, которого он так хотел назвать созвучно с ним, правда, не думал, что после их ссоры он решится сделать это, да и Бэкхён… и как только он на это согласился. Малыш поджимает губки в тонкую полосу, словно подготавливаясь, чтобы повторить новое для него имя, вот только отец и папочка знают — он слышал это имя не раз, но произнести его все никак не мог, как и собственное, но альтернативу знал. — Хён, — прозвучало очень робко, даже смущенно, и малыш покосился на папочку, словно спрашивая, а не ошибся ли он, и, получая в ответ мягкую улыбку, уже куда более уверенно повторил: — хён! — опираясь ладошками о грудь альфы и глядя на того любопытно. — Хён, — согласно кивнув в ответ на любопытный взгляд, перечить которому было просто невозможно, Дже вскользь взглянул на своего омегу, что с трудом сдерживал умиленную улыбку. — А он? С ним будешь знакомиться? — малыш тоже поворачивается лицом к омеге, все еще не знакомому, но спасшему его кота, и, чуть подумав, вновь повторяет свое столь очаровательное «Ённи», протягивая омеге руку, отчего Бэкхён начинает смущенно смеяться, до сих пор не понимая, где малыш вообще увидел это. — Джиын, — в который раз за день омега мягко пожимает крошечную ладошку и сам тихо смеется, чувствуя себя столь же странно от едва ли не первого общения с ребенком. — У нас становится слишком много имен на «Дж», ему будет сложно их запомнить, он свое-то выговорить еще не может толком, — тихо причитает Бэкхён, беспокоясь, что малыш может растеряться из-за этого, но его, кажется, такое не пугает ни капли — он уже знает, как нужно называть нового знакомого, он слышал. — Ын… — взгляд вмиг становится шкодливым, а ладошки накрывают губки, словно он сказал что-то, что говорить было нельзя, но столь ласковое: «Да, так тоже можно» — заставляет малыша немного расслабиться, наконец вспоминая о своей сладости и переводя взгляд на небольшую формочку с суфле, принесенную специально для него и стоящую так близко к папе. — Если ты хочешь суфле, тебе стоит вернуться к папе, — альфа без труда ловит направление чужого взгляда, вот только малыш отказывается идти на компромисс, говоря свое немного смешное, но четкое «неть» и крепче прижимаясь к брату. Джеон обнимает его интуитивно, накрывает широкой ладонью совсем крохотную спинку и впервые смотрит на Бэкхёна без опаски и осторожности, немного жалобно. Сейчас на его коленях сидит маленький своенравный омега и он не имеет ни малейшего понятия, что с ним делать, — вот, что волнует его сейчас больше всего. На задний план отходит переживание об истинности, которая когда-то свела его с ума, сейчас она едва ли находит резонанс в его теле. Если попробовать вспомнить о том, почему он пропустил первую половину рабочего дня, сердцебиение накинет сверху пару лишних оборотов не потому, что он любит секс… не только поэтому, а потому, что он любит Джиына. Возможно, не так, как должен был любить Бэкхёна, но определенно счастливее, потому что знает — его любят в ответ. Джиён не желает отпускать его до последнего, так настойчиво, что Бэкхёну приходится сдаться и отдать формочку со сладостью в руки Джеона. Малыш ест прямо так, на чужих коленях, отказываясь отлипать хоть чуть-чуть, только ложечку отдает альфе, прося, чтобы тот его кормил, не обращая никакого внимания на слова папы о том, что он уже взрослый и должен кушать сам. Что Бэкхёна, что Чанёля немного удивляет такая тяга сына к еще плохо знакомым людям. Даже будучи аномально социальным, малыш не вел себя так раскованно с незнакомцами, и это почему-то грело сердце, особенно Чанёлю. Он не переставал надеяться, что его малыш узнал старшего брата, почувствовал что-то родное и принял. Это было самым важным для него. Прощаться пришлось в спешке — за новым знакомством никто не смог уследить за временем, опомнившись, лишь когда Джеону позвонил дедушка, интересуясь, как там поживает его «головная боль». Головная боль, к слову, разрослась только больше, охватывая собой еще одного очень маленького и очень настырного омегу. — Неть! — уверенно пискнул Джиён, когда, уже поднявшись из-за стола, альфа пытался передать брата в руки отца, что выходило на редкость плохо. — Джи, — понимая, что вот-вот малыш начнет капризничать, а может, и вовсе заплачет, не желая прощаться, Чанёль протянул спокойно, но со слабыми строгими нотками, и это подействовало. Не желая злить отца, малыш отпустил шею брата, позволяя забрать себя. Он хоть и чувствовал себя обиженным, все равно жался к отцу, недовольно сопя носом. — Не вешай нос, мы еще увидимся, — не придумав ничего лучше, альфа мягко касается подушечкой пальца маленького носика-кнопочки, отчего омега невольно фыркает, забавно смахивая с носа палец. И тем не менее чужие слова ему нравятся, и он чуть улыбается, глядя на альфу и на омегу, стоящего рядом ним. — Мы будем рады, если когда-нибудь ты в самом деле… — Чанёль боится навязываться или торопить события, но считает важным сказать об этом сейчас. Сказать, что он всегда будет рад увидеть Дже в своем доме, он никогда не был для него закрыт. Никогда. Сейчас такое предложение кажется не таким уж и абсурдным, как могло бы показаться раньше. Джеон боялся делать первый шаг, боялся идти навстречу отцу, считая, что время еще не пришло. Чанёль считал так же. Но на самом деле… время не резиновое, оно не может тянуться вечно и тратить его на ссоры — самое глупое решение, — так говорил ему дедушка, а уж ему Джеон привык доверять за эти несколько лет. Он не раз говорил о том, что жалеет об утраченных годах, вторя еще юному внуку: «Не повторяй наших ошибок, Дже». И сейчас, именно сейчас, глядя на маленького, все еще немного грустного брата, Джеон думает, что эти ссоры, в самом деле, та еще глупость. Именно сейчас он понимает, что никто из них не был бы счастлив в полной мере, достанься Бэкхён именно ему. Мягким прикосновением обхватывая теплую ладонь Джиына, он невольно приподнимает уголки губ в улыбке. — Да, думаю, мы в самом деле могли бы зайти на ужин или что-то вроде… — малыш тихо хлопает в ладошки, а Бэкхён смущается, в то время как у самого альфы сердце в груди замирает на несколько секунд. Он ведь и не ждал. Это значимый шаг для них. Шаг, который не смог сделать ни один сильный и смелый альфа. Шаг, который сделал совсем еще крошечный, вряд ли понимающий важность своих действий малыш. Маленький Пак Джиён.