Дочь Тони Старка

      — Я тебя ненавижу! — она кричит ему прямо в лицо, хмурясь и сложа руки на груди, поглядывая на него. Это выглядело бы даже забавно, если бы не так грустно.       — Ты говоришь это постоянно, Джесс, — смеётся он, а я, буравя его взглядом, надеюсь, что он превратится в пепел.       Джесс.       Д ж е с с.       Так смею называть её только я.       А не ты!       Чертов Дэниел.       — Это не значит, что я лгу, — она в своей манере поднимает бровь вверх, а потом самодовольно улыбается.       Чертчертчерт.       Он ей нравится.       — И вообще, ты слишком высокого мнения о себе, если считаешь, что ты нравишься мне, — говорит Джессика, облизывая сухие губы.       Значит, точно нравится.       — Значит, я дурак.       — Видимо, — говорит она, поправляя волосы, а потом смеётся, потому что видит, как Дэниел спотыкается. Она смеётся от его неуклюжести и подаёт ему руку, а он отмахивается, говоря, что сам встанет.       Пальцы давно сжаты в кулаки, а глаза прищурены. Я не чувствую холода, мои глаза прикованы к этим двоим, идущим по направлению к её дому. Сегодня они ходили в кино на ужасы, а когда были страшные моменты, она брала его за руку.       Его.       За руку.       Чёрт.       А потом тут же убирала её, не давая ему насладиться ею.       Следить за ней стало моей привычкой, моей сущностью.       Да чем угодно, господи, как будто я каждый день чищу зубы и смотрю на неё.       Мне она почти не звонит, а когда звонит, говорит, что совсем нет времени.       Конечно, когда общаешься с другим парнем, совсем не хватает времени. Конечно, зачем вспомнить обо мне? Зачем звонить? Пусть медленно умирает в одиночестве.       Двоякое чувство.       Я понимаю, что чувствовала она.       Боль. Обиду.       Будто тебя кинули в грязь. Окунули в неё с головы до ног. Полностью.       Давай, давись своим дерьмом, Питер. Ты это заслужил.       Да, она чувствовала это. Видела, как я смотрел на Элизабет буквально с открытым ртом.       Конечно, Джессика себя так не ведёт, но явную симпатию я вижу.       И он тоже видит, и ему это нравится.       И я ненавижу себя за то, что я заставлял чувствовать её себя так в то время. И я ненавижу себя сейчас за то, что слежу за ней.       Я должен смириться.       Джессика не вспомнит обо мне. Она не вспомнит ничего. Ведь прошло уже время, а она до сих пор продолжает ничего не вспоминать.       Будто мне плюнули в лицо.       Я спотыкаюсь о трубу крыши и качусь вниз, не успевая зацепиться с помощью паутины, вылетаю прямо перед ними.       Тут же поднимаюсь на пол и вижу её глаза.       Она знает, что это я.       А вот Дэниел нет.       — Ого! — кричит он, округляя глаза. — Ты же Человек Паук! Тот самый! — он в явном шоке, а я все ещё не знаю, почему ещё не сбежал. — Эй, Джесс, — Дэниел переводит взгляд на неё, потом берет за руку и слегка сжимает. Чёрт. — Ты что, не знаешь его?! Это местный супергерой! Твой отец должен был его упоминать... — Я знаю, Дэн, — Джессика спокойно отбирает у него свою руку, неотрывно смотря прямо на меня. — Я знаю его.       Люблю и ненавижу тебя, чертовка.       Я молча подпрыгиваю вверх и стреляю паутиной: боже, какой ужас. Она не идиотка, и сразу поняла, что я слежу за ней.       Глаза Джессики въелись в корку мозга, и не уйдут ещё долго.       Господи, как стыдно.       Надо уйти отсюда.       Он проводит Джесс до дома. Все с ней будет в порядке, а следить я за ней больше не буду. Теперь она будет на каждый подозрительный шорох оборачиваться, постоянно приглядываться ко всему, высматривая меня.       Какой же я лузер.       Приземляюсь в том дворе, в котором оставил свой рюкзак. Снимаю его со стены и достаю свою обычную одежду, стягивая костюм с тела. Прохладный воздух стал колоть меня во всех открытых зонах, так как был уже вечер. Переодевшись, я аккуратно сложил костюм в рюкзак и перевесил его на правое плечо.       Направился скорее к автобусной остановке и стал дожидаться нужного транспорта.       Прикрыв глаза, я вздохнул.       Нужно поскорее вернуться в Квинс и успокоится.       Да, я опять не могу ничего забыть.       Не могу отпустить.       На душе кошки скребут, хочется выть от того, что я не вижу в её глазах огонька, не вижу. Как бы я ни хотел видеть, я его не увижу. Я не вижу той улыбки, подаренной ею мне. Я не чувствую тех тёплых объятий, что дарила она мне.       Ничего не чувствую. И от этого становится только хуже и хуже с каждым днём.       Я должен находится рядом с ней, однако я не делаю этого. Почему? По одной простой причине: ей этого не нужно.       Джессика нашла себе новых друзей и теперь общается с ними. Она не нуждается в возвращении памяти.       На моем лбу вышито красными нитями: брошенный.       Любимый.       Нужный.       Ощущения, будто тебе сломали рёбра, а потом ещё долбанули коленом прямо в голову. Исцарапали длинными ноготками лицо, выпуская алую кровь наружу, а потом ещё и стали наблюдать за твоей медленной смертью, приносящей одну боль.       Одни чертовы страдания.       Дыхание сбивается, когда я понимаю, что автобус скоро закроет свои двери, и я встаю и бегу прямо к нему внутрь: захожу, вижу, что все места заняты, поэтому хватаюсь за ближайший поручень и жду, когда кондукторша попросит деньги за проезд.       Ощущение, будто мои дни резко стали серыми.       Кто ты?       Я и ты? Пара? Серьёзно?       Между нами кроме дружбы и быть ничего не может!       Слова больно ударяются о стенки моего мозга, заставляя вспоминать её глаза, в которых стоял шок.       Непонимание.       А я кусаю себя сильнее за губу, выходя на нужной остановке.       Иду по направлению к той самой многоэтажке.       Внутри все сжимается, когда я поднимаюсь по лестнице.       Сегодня я буду просто Питером Паркером. Мальчишкой из Квинс, который с огромным усилием попал в свою школу, который пытается быть лучше, собирает старую технику со свалки. Который ходит с разбитым сердцем и выцарапанным именем своей любви в осколках её ноготками.       Сглатываю и поднимаюсь на крышу.       Я вижу этот закат, вижу, как Квинс постепенно стихает: все точно так же, как и было раньше.       Прохладный воздух окутывает меня, и я чувствую, как по телу расходится тепло от воспоминаний. Вот мы сидим с ней на её пледе и глядим в небо, зарываясь глубоко в мысли. А затем разговариваем обо всем: родители, школа, друзья, отношения. Буквально обо всем, что есть на свете. И от этого не становится скучно. Я будто становился лучше и лучше с каждым разговором с ней на этой крыше.       Внутри все разбивается, ломается, рвётся на части, что хочется содрать с себя кожу ногтями, под которыми соберутся ошмётки и кровь. Хочется искусать свои губы в кровь и выдрать половину волос, а потом не дышать и вовсе.       Иногда я задаюсь вопросом, хочу ли я вернуть все назад? Свою влюблённость в Лиз, обычные будни Человека Паука, пропуски уроков и короткие беседы с ней на биологии.       Тогда ведь было всё проще, и намного.       Но... нет. Я хочу вернуть все назад, я хочу создать новые воспоминания, но не могу. Не могу переступить через себя, подойти к ней.       Потому что кто я? Трус.       Поэтому я сижу на этой крыше, вдыхая запах этого вечера и теряясь в воспоминаниях.       Но вдруг я чувствую своим паучьим чутьем движение. Нежная рука касается плеча, а я оборачиваюсь и вижу её. Она не улыбается, просто смотрит, держа меня за плечо, а потом садится рядом.       — Ты рассказывал, как мы сидели вечерами здесь, — спокойно говорит она, а потом улыбается мне слегка.       О, боже. Я медленно умираю от твоей улыбки, Джесс.       — Джесс... — шепчу я, выдыхая буквально её имя из легких, а она приставляет свой палец к моим губам, приковывая мой взгляд к ней: прямые волосы, развивающиеся по ветру, закрывающие её лицо в некоторых местах.       — Замолчи, — произносит Старк. — Зачем ты следишь за мной? — она хмурит брови, а я сглатываю, и отвожу взгляд.       Потому что люблю тебя?       — Я не хочу, чтобы ты попала в беду, а ты в этом мастер, — отвечаю я, сжимая в своей руке телефон.       — Я должна сказать спасибо? — фыркает она, а я дёргаюсь. — Полиция называет это преследованием, — я взглянул на неё, а она убрала пряди волос назад, и подняла вверх правую темную бровь.       А затем начала разглядывать меня, будто оценивая.       Но потом я вижу в её глазах теплоту. Ту самую, которой мне не хватало столько дней. В которой я нуждаюсь. Я готов потратить на тебя весь свой день, и свою ночь. Что бы ты только была со мной.       Не с ним.       — Я называю это заботой, — я перехожу на шёпот и вижу, как Джессика дышит. Её тело двигается в такт, а сама она не сводит с меня своих карих глаз, которые прожигают во мне дыру, оставляя только пепел.       — Ты перестал приходить ко мне, — говорит Джесс, облизывая свои сухие губы, и я будто слышу нотку грусти в её голосе? Она серьёзно?       — Я тебе не нужен, — констатирую факт я, а потом сжимаю руки в кулаки, вспоминая, как она улыбалась ему.       Ему.       — Господи, Питер! — Джессика подскакивает на месте, взвизгивая. Я чувствую спиной, как она напрягается и ещё чуть-чуть, и начнётся истерика. Что с ней? — Какой же ты эгоист! Думаешь только о себе, чёрт. Тебе больно, верно? Больно. Я понимаю, но ты думаешь, каково мне? — я оборачиваюсь и вижу её лицо: на щеках появился румянец, она вся горит, в её глазах блестит огонь. — Я НИЧЕГО не помню за последние два года. Я не помню, как потеряла лучшую подругу, я не помню, как ты признался мне в любви, как поцеловал, как мы впервые раз сблизились. Я не помню самых важных моментов своей жизни. Я бы запомнила это на всю жизнь, Питер! Но я не помню. Ничего. Я не чувствую ничего. Я только знаю, что выгляжу в твоих глазах сволочью. Так вот знай, мне тоже больно! Моя жизнь вырвана из жизней других, и я ничего не понимаю. Я больше не смогу встречаться с Лиз, но ведь я даже не знаю в точности, почему мы перестали общаться, — она нервно смеётся, а я понимаю, что у неё настоящая истерика. Встаю и хватаю Джесс за руки, приближая к себе, а потом прижимаю так крепко к своему телу, что чувствую её и свои собственные рёбра.       — Тише, — шепчу я ей на ухо, а сам засовываю свой нос ей в волосы и ощущаю её запах. Такой родной и пленительный. Будто я, наконец, попал домой.       Я чувствую, как трясётся она в моих руках, и сильнее обхватываю её в объятия.       Джессика впивается пальцами мне в спину, проводя по ткани ногтями, раздирая все внутри меня. Я чувствую, как она дрожит. Не от холода, нет. От своей собственной беспомощности.       — Знаешь, почему я провожу время с ним? — она слегка отстраняется, а я вижу в её глазах стоящие слезы. — Потому что ты не рядом со мной. Я знаю, я выгляжу плаксой и истеричкой, но ничего другого мне не остаётся, — Старк вновь прижимается ко мне, и я вижу её без маски, которую она так привыкла носить.       Маску всесильной девушки.       Маску девушки, которая готова ко всему.       — Я знаю, что ты любишь меня. Я вижу это по глазам. Но я не чувствую того же сейчас, — её слова ударяют меня так сильно, что я стискиваю зубы до скрипа. — Ты должен принять это. А ещё, я понимаю, это неприятно, видеть меня с ним. Но на его месте мог быть бы ты, — я выдыхаю воздух ей в волосы, а потом чувствую, как она отстраняешься ещё дальше.       Резко и бесповоротно.       Вытирает розовые щёки от дорожек слез, вновь надевая тысячи масок. Лицо грубеет. Глаза становятся пронзительнее.       — Останься со мной, — я снова хватаю Джессику за руку, а она настороженно смотрит. Мои стиснутые пальцы у неё на запястье пульсируют, а она тяжело дышит.       Как и я.       Потому что между нашими лицами очень маленькое расстояние и на секунду, всего на секунду я позволяю себе думать, что могу коснуться её лица. Я наклоняюсь, а она отходит назад, и тут я понимаю, что делаю совсем не то, что должен.       "Прости" — произношу одними губами я, а она дёргает головой, мол, "всё в порядке, Питер, просто больше не пытайся меня поцеловать".       И от этого внутреннего голоса хочется задохнуться.       — Знаешь, наш первый поцелуй был именно таким. Я думал об этом очень долго. Я долго прокручивал этот момент в голове, однако он получился намного лучше, чем я представлял. Я просто понял, что больше не могу смотреть на тебя. Просто так смотреть, и видеть, как твои глаза загораются, как ты дышишь, как улыбаешься. О, господи, я так боялся. Но я сделал это. Потому что люблю, — голос дрожит на этом моменте, я крепче сжимаю её ладонь. — А ты и не подозревала. Я просто взял, подошёл и сделал это. Здесь. На этом месте. Вечером. И знаешь, — я подхожу чуть ближе к ней, и она больше не пятится. — Я так боялся, что после того, как я отпущу тебя, твои губы, ты уйдёшь. Возьмёшь и молча уйдёшь, и больше не вспомнишь об этом. Я так боялся этого, что внутри все сводило от волнения, но это оказалось так просто. Выключить все мысли, взять, подойти и прикоснуться. Просто так, легко и просто, будто это то, что мы делаем каждый день. А ты не ушла. Более того, ты не отпустила меня! Ты стояла со мной до того времени, как не начала замерзать и мы побежали домой. Ты осталась со мной, тут, — я поднимаю её ладонь и кладу прямо себе на грудь: на место, где мое сердце. Оно стучит, а плечи Джессики дёрнулись. Она не смотрит мне в глаза, она смотрит в пол, но руку не убирает. — Ты хотела детальных подробностей.       — Да, — тихо произнесла она. — Хотела и получила, — Джессика медленно поднимает голову и смотрит на меня. А я под её взглядом буквально таю: такая Старк умопомрачительная. — Но ты ведь понимаешь...       — Понимаю, — я перебиваю её. — Ты пришла ко мне, и это очень многое значит.       — Подожди, Питер, выслушай! — говорит она, а потом убирает руку с моего сердца, а я ей позволяю. — Я снова пытаюсь закрыться, чёрт. Знаешь, просто постарайся так близко не вставать, хорошо? — она резко отходит от меня. — Ты кружишь мне голову, Боже, — она запускает пальцы в волосы и бегает глазами по окрестности.       А мое сердце вновь разбивается вдребезги о пол этой крыши.

***

      Алкоголь вскружит голову любому.       Мне хочется смеяться, нарисовать мистеру Старку усики и поцеловать его дочь. Или не только?       Я выпил достаточно, чтобы чувствовать себя довольно странно. Меня будто уносит в другое измерение, где Джессика помнит всё, где мы сливаемся в единое целое и чувствуем друг друга от кончиков пальцев до всего остального тела. Сегодня я хочу напиться за твою любовь, которой нет.       А ты делаешь мне больно.       В глазах рябит, и я не понимаю, что творю вообще. Какого черта я нахожусь здесь и как мне добраться домой? Или я уже дома?       Кажется, да.       Вроде, это моя комната.       Вроде.       Падаю я прямо на компьютерный стол, поэтому сношу собой компьютер, вырывая провода из розетки. Чертов удлинитель, о который я запнулся! Пытаюсь все поправить, но ещё больше громлю все.       Перед глазами всё плывёт.       Последние полбутылки точно были лишние.       О, господи, какой ужас.       Голова совершенно пустая, будто ничего и не было. Совершенно ничего. Чувствую себя отлично, не считая тошноту и расплывчатую картинку перед глазами.       Еле как добираюсь до кровати и падаю прямо на неё. Тело приземляется на мягкое постельное бельё, а я выдыхаю.       Какого чёрта я так напился? Думаю, причина явно ясна и у неё приторно-сладкое имя и громкая фамилия. Чересчур громкая.       Глаза сами закрываются, а затем я лежу и думаю, когда же придёт долгожданный сон, однако всё не могу заснуть.       Язык так и норовит произнести её имя вслух, чувствуя всё блаженство внутри тела, а затем резкую боль в груди.       Мои пьяные глаза открываются и бегают по потолку, а потом я понимаю, что меня сейчас точно вырвет и встаю. Встаю, придерживаясь за тумбу рядом с кроватью и чуть ли не падаю. Медленно иду к ванной и думаю, (боже, пусть тетя Мэй спит самым крепким сном в этом мире), хватаясь за стенки, как же хреново мне будет завтра.       Захожу в ванную, и тут из меня выливается всё, меня тошнит так, что надрывается горло, а я чувствую на языке горьковатый вкус.       Включив воду, я вытираю своё лицо от остатков еды, а затем смотрю на себя: красные глаза, взъерошенные волосы и красные губы.       Отстраняюсь от раковины и иду в комнату, а затем меня посещает очень умная мысль.       Поправляю волосы, а затем надеваю свой костюм, нажимаю на кнопку на нем, а костюм облегает меня полностью. Кое-как надеваю маску на лицо.       Боже, прости меня.       Выползаю из дома и прыгаю, а затем врезаюсь в трубу и падаю, но тут же хватаюсь за край крыши.       Уцелел, надо же.       Внутри меня бушует ураган, я совершенно не понимаю, что делаю. Но пробираюсь по крышам и лечу через все районы с невероятной скоростью, (все-таки, паутина довольно классный предмет для передвижения тела) сам даже удивляюсь, как так получается.       И вот, знакомые стены, знакомый сад, знакомая охрана. Я чувствую, как слегка пошатываюсь и не могу нормально сообразить, как всё-таки попасть в это окно. Молюсь на то, что оно открыто.       Разбегаюсь и лечу, запуская паутину в самую крышу, а сам попадаю прямо на дерево перед окном.       Ударяемо ногой и рычу: боль пульсирует по всей конечности.       Господи, какой же я идиот.       Крепче хватаюсь за ветки и пытаюсь сфокусировать взгляд.       Оно открыто!       Прыгаю прямо в открытое окно, падая на жёсткий пол, ударяюсь лопатками.       Слышу резкое движение, а это всего лишь коты. Поднимаю голову и вижу, что постель пуста.       Её нет.       Постель заправлена, а на ней лежали всего лишь два пушистых котёнка.       Внутри что-то ёкнуло.       И где же она может быть?       С трудом встаю с пола, снимая маску и потирая лоб.       Обхожу комнату, а затем мой взгляд цепляется за одну единственную фотографию.       Наши счастливые глаза, яркие улыбки и крепкие объятия посреди глухой ночи — все это присутствует там. Мы — безнадёжно влюблённые, убитые друг другом до кончиков пальцев, кусающие друг друга за губу во время поцелуя, дрожащие в ногах. От наших взглядов сгорают леса, настолько они горячие: ну, а теперь что?       Пустота.       Наступающая, покрывающая с головы до ног.       Которая убивает всё внутри меня.       Мы — медленно танцуем на костях, и если это делать с кем-то вместе, будет не так страшно.       Не так тяжело.       Но когда ты теряешь этого кого-то, всё станет вдвойне хуже.       И ты больше не почувствуешь себя лучше, пока не найдёшь кого-то ещё, или не найдёшь спасение в этом человеке.       Снова.       Хватаю рамку, сжимая её в ладони: она пульсирует. С размаху, кидаю её и разбиваю к чертям. Я чувствую, слышу, вижу, как разбивается стекло. Как оно распадается осколками по полу.       Голова трещит так, как не трещала никогда.       А по щеке так и плывёт одинокая слеза.       Мужчины не плачут.       Но кто сказал, что у них нет чувств?       Эмоций?       Мужчины плачут, и ещё как плачут.       Руки сжимаются в кулаки, я стискиваю зубы и вижу фотографию, лежащую на полу в осколках.       Та самая фотография, рамку которой разбила Лиз.       И тут, почему-то, я решил поднять голову.       В дверном проеме стояла она: на ней были чёрные шорты, футболка и белый длинный кардиган. Волосы были распущены, на лице нет и следа от макияжа, а глаза, боже, глаза! Они распахнуты так, будто она увидела что-то столь ужасное, что-то столько зловещее...       Джессика видела всё, что я сделал.       Я тяжело дышу, дёргаясь на месте, а алкоголь все ещё продолжает действовать на меня: я делаю шаг в её сторону, наступая на осколки, которые не могут просочиться сквозь костюм (мистер Старк постарался).       — Я вспомнила, — выдыхает Джесс, а я застываю на месте и легко покачиваюсь. От услышанного я, кажется, протрезвел.       Её глаза смотрят прямо мне в лицо, не оставляя живого места. Хватают за самое больное.       — Что ты сказала? — говорю я, а сам трясусь. Я сплю? Это сон, верно? Я уже давно в своей постели, давно уже отрубился и уже давно вижу десятый сон. Или нет?..       — Я вспомнила, — шепчет Старк, а сама пятится назад, будто боится меня.       — Ты серьёзно? — отвечаю я, хмуря брови.       — Я вспомнила, как Лиз разбила эту фотографию. Боже, я помню её глаза! У неё был тот же взгляд, что и у тебя. Тот же! Питер, боже, что ты натворил! — говорит тоненьким голосом Джесс, а сама трясётся.       Питер, боже, что ты натворил?       Что ты натворил?       Джессика перебарывает себя, идя вперёд медленно, не торопясь, а потом подходит ко мне вплотную, не оставляя шанса на спасение.       Она вспомнила что-то.       Вспомнила.       ВСПОМНИЛА, ЧЁРТ ЕЁ ПОДЕРИ!       И, о Боже, честное слово, на секунду я перестаю дышать: она взяла меня за руку.