Дочь Тони Старка

      Всё происходит в один миг, будто вспышка внутри меня: тёмное время дня, Лиз, стоящая в конце комнаты, её безумные глаза, она швыряет рамку с фотографией о пол и та вдребезги разбивается. Я знаю, что я чувствовала. Боль. Обиду. Разочарование. Лёгкий испуг. Воспоминание проносится в моей голове вспышкой, оставляя следы. Я распахиваю глаза шире и вижу тот же взгляд у Питера, когда он на том же самом месте разбил ту самую фотографию.       На меня находит волна тех чувств, что я чувствовала тогда. И, господи, как же щемит в груди!       Внутри, будто сдавливая дыхание, что-то раздирает меня, а я пытаюсь отдышаться.       Я не знаю почему, но я встаю рядом с ним и беру за руку. Рука была довольно горячей, и я слегка прищурилась.       От него несёт.       Глаза его мутные, а ещё он покачивается, но держит взгляд на мне, и я понимаю, что он потрясён не меньше меня.       — Ты... о, боже, — выдыхает он, а я чувствую этот запах ещё лучше.       — Ты пьян, Питер, — я злюсь, и кошусь прямо на него: он не воспринимает мои слова, а потом касается своей ладонью моей щеки.       Меня, почему-то, передёргивает.       — Ты помнишь всё... — он дышит неровно, а затем подходит ближе, а я отшатываюсь, отпуская его руку.       — Стоп, — отрезаю я, вытягивая руку вперёд. — Начнём с того, что вспомнила я только этот момент, — его глаза мрачнеют: правда, я вижу, как его вновь наполняет печаль.       А потом он чернеет. Я вижу расплывающееся выражение лица, которое говорит только об одном: он злится. Питер злится! Его застилает эта ужасная волна, и я вижу, ощущаю, чувствую: он сейчас сорвётся с цепей и расцарапает на мне всю кожу.       Он дышит ещё чаще, его глаза горят, а я чувствую его жар.       Питер берёт меня за руку, нет, хватает, притягивая ближе к себе, а я успеваю только пискнуть. Наши лица приблизились друг к другу, я чувствую ещё сильнее этот запах, от которого хотелось скорчиться: а ещё от того, что Питер сейчас делает.       И я чувствую его горячее дыхание, пропитанное чёртовым алкоголем, и отталкиваю его. А он уже собирался коснуться меня своими губами, но не успел. Я вовремя прикоснулась ладонями к его груди, и с силой толкнула. Он пошатнулся на месте, его карие глаза смотрели на меня так, будто я предала его.       Будто он мой верный пёс, который прошёл всю жизнь вместе со мной, а я беру и отталкиваю его, бросаю. Будто я сделала ему очень, очень больно.       Было ощущение, будто Питер сейчас взорвется от эмоций: ему хотелось плакать, ему хотелось злиться, ему хотелось задохнуться. Паркер удержался на месте и тяжело дышал: каждый взгляд на меня давался ему с трудом.       — Никогда так больше не делай, Питер, — шепчу я ему. — Никогда, слышишь меня? — я говорю это чуть громче, а потом, всего лишь на секунду, на одну чёртову секунду, я жалею о своих словах. И меня настолько это пугает, что я сразу же прячу эти мысли. И снова становлюсь суровее. Снова становлюсь той, кто сделает Питеру Паркеру больно.       Питер отшатывается, будто я дала ему звонкую пощечину. Мальчики всегда говорили, что бью я всегда больно, и с особым треском. Этот звук пронзает уши, будто бьет током.       Питер трясётся, и у меня ощущение, будто он ужасно замерз. Оно и видно, ночи, по непонятным причинам, прохладные, хоть сейчас и лето.       И вдруг я понимаю, что я сказала. На мгновение я буквально чувствую... ностальгию? Что-то знакомое будто прошлось ножом по сердцу, оставляя царапины и порезы. Будто я чувствую то, что чувствует Пит. Будто я чувствовала это когда-то... внутри всё сжалось, и я подошла к нему ближе.       — Чёрт! — я выругалась, а затем коснулась его руки (снова). — Прости, чёрт возьми, прости. Я... не хотела. Правда.       Его карие глаза заливаются чем-то горьким, что заставляет сглотнуть пару раз, и их начинает щипать, будто от накатывающих слез. Я чувствую, он не отстраняется, а всё точно так же смотрит прямо в душу, буквально заглядывая в каждый угол внутри тебя. А потом Питер сжимает мою руку.       И я чувствую, какая она холодная.       Он действительно замёрз.       — Знаешь, ты сейчас не в самом лучшем состоянии, — протягиваю я. — Тебе нужно лечь. Сейчас холодно, да и я чувствую перегар даже отсюда. Оставайся, — я вижу, как его глаза расширяются. — Да ладно тебе, я же не лягу вместе с тобой.       Я вижу, как Питер ёжится. Я прекрасно понимаю, что он не хочет лишать меня своей кровати на целую ночь, но совсем не отказывается.       Щемящее чувство в груди осталось, и никуда не делось, и я не могу понять, что это.       Мне больно.       Я убираю плед с кровати, а потом складываю его, аккуратно помещая в шкаф. Выхожу из комнаты и приношу ему воды.       — Спокойной ночи, Питер, — не давая ничего сказать Паркеру, тут же выскакиваю из комнаты.       Что-то внутри давит и давит. Не даёт свободно дышать.       Что это, чёрт возьми?       Я вспомнила один момент из этих двух лет, а мне стало так плохо.       Я даже проявила сочувствие к нему. После того, как сделала больно.

***

      Я вижу, как Питер летит надо мной, я слышу, как он ударяется о трубу, и что-то в моей голове заставляет меня зажмуриться, будто я увидела что-то такое, что причинило мне какой-то вред. Какую-то боль.       — Я в порядке! — кричит мне Питер, стремясь приземлиться. — Я в поря... — он не успевает договорить, так как цепляется за провод, а потом падает прямо передо мной. Я протягиваю ему руку, за которую он тут же хватается и встаёт. — Ух, ну и денёк! Вечно что-то идёт не так.       Буквально неделю назад этот мальчик напился до чёртиков, посмел прийти ко мне в дом и попытаться поцеловать меня. А затем я заставила его остаться у себя, потому что наговорила лишнего и мне, почему-то, стало жаль его.       А на следующий день, я сделала вид, что ничего и не было. Однако Паркеру было неловко.       Очень неловко.       — Возможно, так, ты что-нибудь вспомнишь, — он резко подхватывает меня, а я машинально берусь за него, он пускает паутину вверх и мы больше не чувствуем земли под ногами.       Я удержалась и не вскрикнула, просто вцепилась буквально всем телом в Питера, а он, кажется, улыбнулся.       — Не переживай, я не дам тебе упасть! — говорит он, а я буквально чувствую, как он радуется от внезапной близости со мной.       Я не знаю, почему мы делаем это именно в Квинс. В этом одном из самых бедных районов, с трущобами, с огромными граффити, состоящих из нецензурных слов во всю стену. Это то место, где живёт и обитает Питер. Я здесь бывала, когда отец завозил меня к нему.       Но позже, когда я выросла, я стала настаивать, и Паркер приходил ко мне.       Он отчаянно пытается заставить меня что-то вспомнить, потому что, (о Боже) у него получилось это сделать в тот вечер.       Но неужели нам придётся восстанавливать все события, чтобы я вспомнила?       Иногда я чувствую лёгкую головную боль, намного чаще, чем обычно. Возможно, это всё из-за памяти. Мне и самой интересно, что же произошло за всё это время.       И я все ещё чувствую боль.       Я чувствую боль от того, что сделала моя подруга. Я помню тот момент, когда она замахнулась и кинула фотографию, будто разбивая нашу дружбу с ней на осколки, а не сам предмет. И я помню свои ощущения. Я помню, как было обидно, я помню, как было тошно от всего этого. А ещё я помню своё чувство вины. Да-да, это то самое отвратительное чувство, которое испытывает, наверное, каждый человек.       Разница лишь в том, насколько ужасен проступок, из-за которого ты себя накручиваешь. Ты можешь поругаться со своим младшим братом или сестрой, отобрав у них любимую игрушку, заставляя плакать и испытывать боль. А потом, когда вся злость уйдёт, ты почувствуешь чувство вины. Вроде и мелочь, но для ребёнка это стресс. Или ты можешь быть виновен в чей-то смерти, в совершенно случайной или нет. А потом, вдруг, чувствовать вину. Просто потому что ты либо поспособствовал этой смерти, либо не смог помочь умирающему. Примеров много, и перечислять можно до бесконечности.       Но, как я понимаю, я испытывала чувство вины из-за одной единственной причины. Просто потому что я встречалась с Питером в тот момент, когда Лиз к нему была неравнодушна. Хоть мы, как могли, скрывали наши отношения, она догадалась. Или увидела. Не знаю. Точнее, не помню.       И эти чувства (хоть я помню всего лишь пару секунд из своей жизни за эти два года) изо дня в день приходят ко мне, стучат в дверь в моей голове и кричат о том, что мы тут, вообще-то, тоже существуем, и пора бы тебе, Джессика, о нас вспомнить.       Ветер дует в моё лицо, и я стараюсь не произносить и слова, хотя очень хочу возмутиться.       Питер приземляется со мной в каком-то дворе, в котором что-то не в порядке со стенами домов: они оцарапаны, трубы оторваны и разбросаны, в некоторых местах побиты стёкла окон.       И я чувствую, будто что-то бьёт в моей голове.       Резкая боль, и я зажимаю глаза, стискиваю голову ладонями и давлю на неё, что есть мочи, пытаясь перекрыть какой-то звук, который разъедает что-то изнутри.       О, нет!       Боже...       — Джессика?! — я слышу голос Питера, а сама, сгибаясь, кричу от всей этой боли, которая не покидает меня, продолжая давить и давить.       — Ничему тебя жизнь не учит, Джессика Старк.       Я кричу, потому что звук становится невыносимым, и, кажется, падаю на колени. Я не обращаю совершенно никакого внимания на Паркера, который крутится вокруг меня, пытаясь помочь, выкрикивая мое имя.       — Человек Паук не спасёт тебя, как и Железный Человек, Джессика.       — Ты никто, Старк.       Хватит!       Когда же это кончится?!       Я больше не выдержу!       Слова звоном отдаются в моей голове. Я слышу мужской голос, который разъедает мои мозги к чертям. Я убираю руки от головы, сжимаю их в кулачки, а мои ногти впиваются в кожу, оставляя царапины, из которых льётся кровь.       — ДЖЕССИКА! — я слышу, как Питер пытается перекричать голоса в моей голове, но у него плохо получается.       Я пытаюсь быть сильной, но эта боль невыносима, и я издаю громкий вопль, от которого содрогнулся Паркер.       Пожалуйста!       Пусть это прекратится!       Я БОЛЬШЕ НЕ ВЫДЕРЖУ!       А потом всё резко прекращается. Вся головная боль уходит, а я открываю глаза. И вижу, что я сижу на асфальте, на моих ладонях следы от ногтей, которые кровоточат, из глаз брызнули слезы, которые расплылись по розовым щекам, а я трясусь. Вся. На улице жара, а я трясусь.       Поднимаю глаза и вижу обеспокоенное, растерянное, буквально шокированное лицо Питера, который прожигает меня карими глазами, залитыми растопленным шоколадом и белой пеленой слёз.       Я, понимая, насколько всё ужасно, падаю ему в грудь, утыкаясь носом ему в грудь, и не думаю буквально ни о чем. Его руки бережно обхватывает меня, а я чувствую, как он тяжело дышит. И его, о, боже, это его запах.       Такой домашний, уютный, родной.       Кажется, я начинаю, успокаивается, а в голове стоит один единственный гул. Еле слышный.       Но я вижу картинки, когда закрываю глаза.       И мне страшно.       Стервятник, летящий на меня, а затем труба, которая ударяет прямо в голову, и темнота.       Я ещё сильнее зажмуриваюсь, потому что чувствую лёгкое покалывание.       — Джесс?.. — его хриплый голос заползает под кожу, заставляя вздрогнуть. — Ч-что случилось? Ты что-то видела?       Мне всё ещё трудно дышать, и я сильнее прижимаюсь к нему. К его горячему телу. Маска с его лица давно снята, а он продолжает меня обнимать. Нажимает на какую-то кнопку на руке, и я чувствую тепло. Система обогревания в его костюме. Мой отец.       О, да, это он.       — Воспоминания даются мне очень тяжело, Питер. В прошлый раз это были чувства, в этот раз, настоящая боль, — хриплю я, найдя в себе силы заговорить. — Я вспомнила, как меня ударили.       — Ох, — он выдыхает. — Прости меня.       Я поднимаю глаза на него, поднимая брови и задавая немой вопрос. Гул в голове немного утих, но совсем чуть-чуть.       — Это я виноват. Это то самое место, где тебя ударили, — после этих слов я оглянулась, и вдруг поняла, что это правда, тот двор. — Я хотел, чтобы ты вспомнила, но я не думал, что тебе будет настолько больно.       У меня нет сил злиться. Ведь это самый верный способ вернуть мне память, но жутко болезненный. Я вспомнила всего два фрагмента, а уже чувствую себя ужасно.       В первый раз это была вспышка и резкий наплыв чувств и эмоций. Во второй же ужасная боль в голове, отдающаяся в каждом участке.       — Боже, прости, мне так жаль, Джессика, прости, — Паркер прижал меня крепче, а затем поцеловал в самую макушку. Трястись я перестала, и теперь мне стало ужасно жарко.       На улице лето, а Питер согревает меня с помощью костюма.

***

      — Питер, это очевидно, — Тони Старк потирает глаза от усталости, а потом выпивает кофе, который сделала ему миссис Поттс. Точнее, Старк. Никогда не запомню. — Когда она вспоминает что-то, она погружается в этот момент, и, соответственно, чувствует всё то, что чувствовала тогда. Первый момент, это различные чувства, разборки с подругой, все дела, — он разводит руками, уставившись пол. — А второй, последствия удара. Это довольно странно, точнее, очень странно.       — Но это ужасно, она чувствует неистребимую боль. Потом наплыв чувств, из-за которых может пострадать её психическое здоровье. Ей придётся посещать специалистов, или ещё хуже. Господи, она же страдает! — говорю я, а потом хватаюсь за голову, запутывая пальцы в кудряшках.       Вдох. Выдох. Дыши глубже, Питер.       — Панические атаки, перепады настроения и всё подобное обеспечено. Это огромная работа, ей придётся через многое пройти. Как и нам, — мистер Старк складываете руки на груди, выдыхает, а потом смотрит на меня.       Я вижу, как он устал.       У него под глазами мешки, морщины проскальзывают на лице, а выражение лица не предвещает ничего хорошего.       Он очень устал.       Помимо огромной работы, которая валится на него каждый день, он имеет дочь, у которой нет никакой памяти о последних событиях.       И все же, ему нужно держаться, ведь он сильный, он Тони Старк.       Но ведь он тоже человек, и тоже имеет право на хорошую жизнь. И отдых. А не дочь, которой нужно возвращать память, её парня, (или нет, я, чёрт возьми, не знаю, кто я!) летающий в костюме, который он создал, постоянно путается под ногами, создавая проблемы и пытаясь прибиться в Мстители. И ещё туча проблем, о которых я даже не знаю.       Суровая судьба, ничего не попишешь.       — Ты готов, Питер? — говорит он, сверля меня взглядом своих тёплых, огромных карих глаз. — Готов к трудностям? Готов терпеть её истерики, утешать её, проводить с ней время, не отдавать всяким мальчикам, которые только и хотят от неё только одного?       Без всяких сомнений, я отвечаю:       — Да, мистер Старк. Я готов. Я готов, во что бы то ни стало, проводить с ней постоянно все своё время. Готов помогать ей догнать весь материал за два года, я готов успокаивать её постоянно, я готов помогать ей вспоминать её жизнь. Я... просто люблю её, и всё на этом, — выдыхаю я, в затем вижу, как отец, который познал горе несколько раз, подходит ко мне, и, о Боже, это происходит на самом деле?       Тони Старк заключает меня в объятия. В настоящие, мужские объятия. Он не пытается открыть сзади меня дверь или достать что-то. Он действительно обнимает меня, хлопая по спине, а я, секунды три просто стою, не понимая, что происходит. А затем обнимаю мистера Старка в ответ.       Я слышу, как он выдыхает и отпускает меня. Молча смотрит на меня, а я все понимаю без слов.       Он благодарен мне.       Он гордится мной.       Он чувствует, что я тот самый человек, который поможет его дочери.       И да, он, чёрт возьми, прав!

***

      Погода сегодня, на удивление, плохая. Идёт сильный дождь, через который не проглядеть ничего.       В голове больше ничего нет, и, слава Богу. Если быть честной, то и не хочется думать совсем. Мой отец кружит вокруг меня целыми днями, то и делает, что спрашивает о том, о чём я сейчас думаю и какие у меня ощущения. А ещё, я регулярно хожу к психологу и к другим специалистам, прохожу разные обследования, которые стоят кучу денег.       А ещё, иногда я слышу в голове чёткий гул.       Особенно, когда разговариваю с Питером.       А ещё, оказывается, я дружу с Мишель. Эта слегка чудаковатая, но до жути интересная девчонка пригласила меня к себе, и сейчас мы сидим на полу в её комнате, пьём чай с апельсином и играем в карты.       Я не знаю, каким образом мы начали дружить. Кажется, это началось тогда, когда мы стали встречаться с Питером, и появились недосказанности у меня и у Лиз. Мишель говорила, что мы часто проводили с ней время, в особенности молча, потому что это было нужно нам обеим. Почему нет? Иногда молчание, это то, что нужно людям. А если человек, находящийся рядом с тобой это понимает и разделяет твою точку зрения, то это отлично!       Уж молчать она умела.       — Помнится, как мы гуляли по парку, совершенно молча. Потом пошли в кафе, и там тоже молчали, — говорит Джонс, пока я накрываю её пикового Короля козырной дамой. — Тогда, ты отказала Питеру в отношениях, после первого вашего поцелуя, и вы не разговаривали. А Лиззи, которой нравился Паркер, решила попросить у него помощи в домашнем задании. Ты тогда взбесилась, — сказала она и прикусила губу, а затем прошептала "бита", и сложила эти карты в одну из стопок.       — Какая драма, — хмыкаю я, и ничего не вспоминаю. У меня было два ярких примера, когда я вспомнила что-то. И оба были болезненные.       Я убираю пряди волос назад, изучая карты в своих руках, но никакие мысли по поводу игры в голову не лезут. Я знаю только то, что мне пора пытаться переключить своё внимание на вещи, которые творятся вокруг меня, а не лихорадочно думать о том, что происходит со мной.       Конечно, я должна понять, что творится со мной, но не постоянно ведь думать только об этом. Так можно и с ума сойти, а я этого не хочу. Я хочу жить спокойной жизнью, нагнать школьную программу, узнать, кем я хотела стать в жизни, вспомнить хоть что-то, найти общий язык с друзьями, и... возможно, попробовать что-то с Питером?..       От одной мысли об этом меня передёргивает, и я хмурюсь. Я не могу понять, что он чувствует. Я думаю, ему больно, видеть меня с другими мальчиками. Видеть, как я не чувствую к нему ничего другого, кроме дружеской любви. Но я честно, искренне, не могу понять, как у меня могло что-то получиться с этим мальчишкой?       Мы ведь такие разные. И такие похожие одновременно. Мы дружим столько лет, знаем замашки друг друга, чувствуем, когда у другого плохое настроение и пытаемся подбодрить. Я знаю, что первый год нашего общения, он стеснялся. Начнём с того, что общение с девочками ему даётся не просто. А ещё, ему было неловко из-за того, как он живет, а как живу я. Первый год, он даже не хотел меня приводить в гости, и вечно жался в моём доме. Но мне было всё равно. Я знала, какими трудами он пробивался в нашу школу, насколько он умён и смышлён. Я знала и знаю, насколько он хороший человек. И никогда этого не забуду.       Но я искренне не понимаю, как я могла влюбиться? Питер утверждает, что я любила его как парня. Он говорит это без запинки, и я не могу понять, как? Неужели я посмела влюбиться в своего лучшего друга, который, к тому же, отдалился от меня, давил на больное, спрашивая о подруге? Как?       И я никогда этого не пойму.       Я знаю, почему ему нравилась Лиз.       Элизабет Тумс всегда была одной из самых красивых девчонок в моём окружении, не спорю. Утонченный стиль в одежде, милое личико, мягкий характер, и каждый парень уже падает к её ногам. Ладно, не каждый. Но, всё-таки, Питера же она зацепила. Я знаю, что он героически её спас, после чего должен был присутствовать поцелуй Человека Паука и спасённой красавицы, однако я вошла между ними, испортив все планы, и чуть не погибнув, несколько раз.       И всё же, я никогда не пойму, что заставило меня посмотреть на Питера, как на парня, а не на друга.       — Чёрт, видимо, карты — не моё, — говорит Джонс, проигрывая, а потом достаёт из кармана пачку тонких сигарет, засовывает одну между зубов и с помощью зажигалки зажигает её. Прикуривает и выпускает дым, от которого хочется поморщиться.       — Видимо, — шепчу я, а потом гляжу на Мишель удивлённо.       — Что? — она делает затяжку, а потом выпускает дым изо рта. — Никогда не видела, как люди курят? Ах, да, ты же потеряла память. Так вот, я уже месяц, как курю, потому что мои родители развелись. Хорошая причина? Вот так я снимаю стресс, — Мишель сбрасывает пепел, а потом докуривает. — Уж прости, но такова реальность. Каждый справляется по-своему. И если ты за здоровый образ жизни, то это не значит, что все такие же, как ты.       — Я понимаю, я тоже не самый правильный ребёнок. Судя по всему, я выпивала на вечеринках, как и все остальные, — отвечаю я, а потом вижу, как Джонс гасит сигарету и выкидывает её.       Она встаёт и открывает окно в комнату, проветривая её, но запах всё равно останется. На одежде, на руках — он всё равно останется.

***

      Домой я приехала пару минут назад, Хэппи подвёз меня на машине к дому, а затем ещё и проводил до двери, придерживая зонт. Уже достаточно поздно, а я все ещё не могу уснуть. Бессонница не отпускает меня уже пару дней.       Я чувствую приторный вкус боли на языке, чувствую, как в голове стоит гул, который не перекрыть ни музыкой, ни криками. К сожалению, я слышу его постоянно. А ещё, у меня есть чувство страха.       С одной стороны мне очень хочется, чтобы моя память вернулась. Но потом я вспоминаю ту волну чувств, которые накрыли меня при первом воспоминании, и ту адскую боль, которая настигла меня при втором. По моей коже проходят мурашки, когда я вспоминаю. И это, действительно, отвратительно.       Дождь всё ещё идёт, и я слышу, как капли разбиваются о крышу, о моё окно, и об асфальт. Этот звук должен успокаивать, но я ни минуты не чувствую спокойствия. Но потом я слышу стук.       И, о Боже, угадайте, кто же это?