this one's for you

– Ты со мной? Рейвен смотрит на Беллами, и он может чувствовать, что она ищет в его лице что-то, что он не хочет показывать. – Всегда, – говорит она ему с уверенностью, что заставляет сказанное звучать так, будто всё будет в порядке. Но они вернулись в чёртов космос, на корабль, который по сути мёртв, без Кларк. Ничего не в порядке. Они оба снова поворачиваются к окну, за которым полыхает Земля, озаряя космос вокруг себя. Это почти как иметь второе солнце, и мысль о том, что Октавия находится под ним, а Кларк полностью исчезла, заставляет его чувствовать себя паршиво. Рейвен может починить корабль, и она может вернуть их обратно на Землю через пять лет, но Кларк никогда там не будет. И Беллами никогда не будет в порядке. Они не произносят ни звука какое-то время, просто продолжают смотреть, практически загипнотизированные представшими перед ними разрушениями. Затем Рейвен выпускает многострадальный вздох, чувствуя груз стресса последних нескольких часов и нескончаемых неприятностей, которые им ещё предстоят. – Я должна пойти посмотреть, что Монти делает с электрической системой, – говорит она, когда лапмы начинают быстро мерцать, прежде чем загореться снова. Она выпускает проклятия, возведя взгляд к потолку, прежде чем снова перевести его на Беллами. Он снова чувствует её пристальный взгляд на себе и пытается игнорировать ощущение того, что она пытается прочитать его. – Ты должен пойти со мной, проверить и посмотреть, как дела у всех остальных, – говорит она, полностью отворачиваясь от окна, будто она больше ни секундой дольше не может смотреть туда, даже краешком глаза. Но Беллами не может отвести взгляд. И Рейвен не уходит. – Беллами, – говорит она более настойчиво, когда он не отвечает. Он поворачивается к ней, всё ещё не произнося ни слова, – Давай, я с тобой, но мы должны быть все вместе здесь. Вместе. Услышать это слово – будто снова почувствовать ту боль, когда Роан вонзил нож ему в ногу. Только в этот раз прямо в грудь, окончательно выбив из него дыхание. – Я просто... – начинает он, пытаясь наполнить лёгкие короткими вдохами. – Иди, – пытается он снова; каким-то образом ему удаётся звучать как лидер, в то время как он чувствует себя кем угодно, но только не им, – просто сейчас мне нужно побыть одному. Рейвен колеблется на мгновение, прежде чем вернуть собственную броню на место, на лице снова жёсткость и решимость. – Ты делаешь то, что должен, – говорит она ему и видит, что привлекла его внимание. Она тянется, чтобы сжать его руку, настолько утешительно, насколько она может себе позволить. – Ты делаешь это, а затем приходишь и направляешь нас. Она бы не ожидала от тебя ничего другого. Вот именно. Он понятия не имел, чего она ожидала бы от него. Она должна была быть здесь тоже, они должны были делать это вместе. Рейвен отпускает его руку и направляется туда, откуда пришла, пока он ничего не говорит, неровный ритм шагов становится всё тише, чем дальше она удаляется. Беллами ждёт, пока звук её шагов полностью не затихнет, пока он впервые не остаётся один, такое чувство, что навсегда. Он был с кем-то, другом или врагом, каждое мгновение с того момента, как они приземлились. Он не был в полном одиночестве после того, как покинул Ковчег. Он поднимает бутылку, что стояла на подоконнике у окна, где он оставил её. Он сжимает горлышко, бездумно читая этикетку, пока его мозг возвращается в другое время, в другое место. Я думаю, мы заслужили выпить. Выпей за меня. Через секунду бутылка ударяется о стену, а его рука спокойно опускается. Звуки, которые вырываются из него после этого, приносят что угодно, кроме успокоения. Он кричит, и кричит, и кричит. Кричит, бьет кулаками, вопит, до тех пор, пока не стал так же обессилен, как когда думал, что Октавия мертва. Она мертва. Она мертва. Он оставил её сгорать до тла на пылающей планете. Никто не пришёл проверить его, что именно и делала Рейвен. Не может быть, чтобы все они не слышали его. Но Рейвен сказала ему делать то, что он должен делать, что ему нужно, чтобы быть тем человеком, в котором она, Монти и все остальные нуждаются прямо сейчас. Он садится на пол рядом с битым стеклом и ликёром, который тонкими ручейками бежит по полу, он запрокидывает голову к стене и снова поворачивается лицом к окну. Он чувствует себя опустошённым, даже не человеком, так, как он не чувствовал себя после потери своей мамы и Октавии, что было как будто вечность назад. – Я обещаю тебе, – говорит он Земле, говорит он ей, – я не дам твоей смерти быть напрасной. Поэтому он встает, пока хрустит под ногами битое стекло. Он встает, идет по тому же пути, по которому ушла Рейвен, и обнаруживает, что все шестеро собрались в том месте, где Монти зачищал провода. Они смотрят, как он входит, никто не говорит ни слова о том, что слышал его крики или о чем-либо другом. Они смотрят на него и ждут, чтобы он дал им указания. Он поворачивается к Рейвен, которая кивает ему, прежде чем вернуть своё внимание на Монти, который, без сомнения, работал с тех пор, как они получили кислород. Смотрит на остальных – Монти, Харпер, Мерфи, Эмори, Эхо – он знает, что он должен сделать, что он должен сказать. Он блокирует ту часть себя, которая хочет схватить ближайший хрупкий предмет и бросить его с такой силой, с которой только сможет. Он блокирует ту часть, которая хочет плакать и кричать ещё больше. Он блокирует своё сердце, на данный момент. И он начинает использовать свою голову. – Ближайшие пять лет будут трудными, – начинает он, глядя на каждого из них. Рейвен останавливает свою работу, чтобы смотреть на него, слушать его. – Мы все должны держаться вместе, все мы, иначе мы погибнем, и это не вариант. Я не... Я не позволю её жертве быть напрасной. Монти кивает головой, не разрывая зрительный контакт. – Ради Кларк, – говорит он торжественно. Другие повторяют это, и Беллами тоже хочет. Он действительно, правда хочет. Но он не может заставить себя произнести её имя вслух.