Дом Пепла

      Ждать Ция не любит.       Она это понимает на третьей минуте своего нахождения посреди квартала. У нее отчаянно чешутся ссадины на руках и ногах, а так же нос и чувство общей неприязни к самому процессу ожидания.       И то, что она прислонилась минут пять назад к забору, положения не меняет.       Как, собственно, не улучшает настроения слишком закрытая для жаркого новоорлеанского мая одежда. Но чувство прекрасного обязывает.       — Ты не замерзла?       Тео появляется неожиданно сбоку, отвлекая от желания задрать штанины джинс и снять тяжелую косуху, оставшись в тонкой маечке.       — Чуть-чуть, — морщится Ция. — Ты слишком долго шел, а я слишком потерялась, чтобы идти навстречу. Так что… Придется пожить еще какое-то время без Флегеля.       Тео пожимает плечами. Его устраивает все. Тяги Ции таскаться по музеям, выставкам и галереям он не понимает, но поддерживает ее идеи, чтобы хоть как-то понять, что ею движет, кроме детского любопытства.       — А еще мне скоро надо к брату. Надо занести ему кирпич.       Летиция многозначительно показывает за спину, на которой топорщится небольшой рюкзачок. О свойстве кирпича, впрочем, распространяться не спешит.       — Кирпич? Ему не хватает его?       Летти вздыхает и достает из рюкзака тяжелую толстую книгу, демонстрируя Теодору.       — Да. Кирпич. Его надо отдать Даниэлю. Он ему принадлежит.       Тео мотает головой, пытаясь переварить, что ему только что сказали.       — Сегодня ты странный, — заключает между тем Ция.       — Когда ты позвонила, я думал как раз за тобой выезжать. Странно, что ты предложила встретиться у кладбища, на котором недавно решили кого-то подорвать.       Ция идет, молча разглядывая собственную обувь. Встречу она отменила, когда ее дотащили до больницы. Ей не хотелось, чтобы Тео ее просто так ждал.       — Что, кстати, ты на том кладбище вообще забыла?       Летти задумчиво протянула:       — Там похоронена часть моих родственников. А еще моя одноклассница. Я иногда прихожу на ее могилу, поливаю олеандры.       Тео начинает рассуждать о благородстве, о доброте поступков и о пользе памяти о мертвых, но Летиция его не слушает, пока не ловит краем уха еще одну интересную фразу.       — Ходят слухи, что выжили только Эши. Говорят, что им вообще не страшна смерть…       — Ты завидуешь?       — Нет. Просто, знаешь, о них часто отзываются, как о неприятных людях. Говорят, что они колдуны.       — О-о, — тянет Летиция, отвлекаясь от собственной обуви. — И при этом ты ходишь в бар, который принадлежит одному из членов этой семьи. Ясно. Я бы не сказала, что они так уж плохи, эти Эши.       — Откуда тебе знать, — догоняет ее хмыканье остановившегося внезапно Тео.       «Оттуда, что никто не хочет сознавать себя плохим. Всем интересно обелить себя… Найти оправдание…»       — Оттуда, что крайне плохих людей не бывает?       Тео смеется:       — Ты очень наивная.       Ция пожимает плечами.       Прощание выходит скомканным, Тео неловко, что он вообще поднял тему последних новостей, которые Летиция явно считает ерундовыми. Ция просто не хочет разговаривать о чем-либо, что могло бы касаться кладбища и произошедшего на нем.       — Может, тогда завтра посетим твоего Флегеля?       — Мне завтра в академию, боюсь, что ничего не получится. А вечером я буду писать. Если обещаешь не мешать, то присоединяйся.       Он соглашается. Целует Цию на прощание в щеку и уходит.       «Бестолочь», — апатично думает Летти, ставя ногу на первую ступеньку лестницы.       На лестнице, почти перед дверью в квартиру Даниэля, на Летицию натыкается девушка. Сперва она кажется Цие симпатичной. Но после, покосившись на дверь Дана, Летти понимает, что ошиблась с выводом. Девушка ей совершенно не нравится.       — Он тебя фотографировал, да?       Вопрос звучит подчеркнуто бесцеремонно, будто Летиция пытается залезть в чужую жизнь. Но девушка этого почему-то не замечает, щебечет что-то, краснеет, что куда красноречивее ее щебетания.       «Врать не хорошо», — мрачно думает Ция, теперь уже недобро усмехаясь в лицо девушке. Но та, кажется, готова простить ей и это гадкое выражение лица, обычно сулящее впереди весьма крупные неприятности.        Остается только вздохнуть и преодолеть последние ступеньки.       — Погоди! — окликает Летти создание. — Ты ведь Ция же, да?       — Летиция Доротея, — цедит сквозь зубы Ция.       — Дан говорил о тебе…       Цию передергивает от отвращения.       — Ты очень милая, правда!       «А ты очень глупая. Это факт».       В студии бардак, который убирать у Ции желания нет. Собственно, у нее вообще желание к порядку появляется редко, но здесь его еще и спугивает до сих пор не прошедшее отвращение к незнакомой девушке. Ция сидит молча на стуле, следя за братом.       — И кто это был? — наконец, тычет в сторону выхода. — Она мне не нравится.       «И что вы тут делали, мне тоже не нравится…»       Даниэль заканчивает поднимать разбросанные вещи.       — Главное, что она нравится мне, — спокойно поясняет. — Я ведь не говорю тебе, каких ухажёров можно убивать, а каких нет.       В словах скрытая угроза и намек, что обсуждать Даниэль с Цией собственную личную жизнь не намерен. Но мысль Летиция все же хочет закончить.       — Дан, она непроходимая дура.       Девочка с надеждой смотрит на брата, но ответа не дожидается.       — Начнем с того, что она назвала меня… милой.       Даниэль молчит, словно взвешивая все за и против, что содержались в одной фразе.       — Но ты действительно можешь быть милой, — наконец, отвечает он, — Если захочешь.       — Если… — подмечает Летиция.       — И если тебя это успокоит, я не так хорошо ее знаю, чтобы кто-то стал волноваться за мое матримониальное положение. Особенно ты.       Ция и правда заметно успокаивается. Садится поудобнее на стуле, скидывает с себя косуху, бросая на стул рядом, и по-хозяйски ставит локти на стол. Будь тут Лукреция, может, развела бы тираду, что юные леди так себя не ведут.       — Ты тоже не переживай. Тео пока жив. Пока. Сегодня он назвал меня наивной… Даниэль усмехается, включая конфорку под чайником.       — … и не очень лестно отзывался о нашей семье…       — Надеюсь, ты не станешь наводить на него порчу прям здесь. Летиция качает головой.       — Самое неприятное, что он мне нравится. Мало кто способен составить мне компанию в музеях или в библиотеках. И при этом молчать. На моей памяти такой удивительной способностью обладал только один человек. Ция пододвигает к себе чашку чая с молоком.       — И, к сожалению, я очень не нравилась его отцу. Настолько не нравилась, что уверена: он кусает локти, зная, что мы не подорвались на этих чертовых похоронах….       Дан размешивает в чашке сахар, но тут же отодвигает чай в сторону.       — Дед что-то говорил?       «Личное — не значит главное», — бормочет про себя Ция.       — Он очень разочарован, что вас с Мэттом не было на семейном собрании. Это все, что я услышала, прежде чем меня выгнали. А твоя мать была так мила, что даже влила в меня чай с успокоительным, чтобы я поскорее заснула.       На лице Ции проскальзывает тень неприязни.       — Она вообще стала слишком предупредительной, что аж тошнит, — Летти осекается. — Прости…       — Переживу. Еще новости есть?       — Кроме той, что дед все ждет тебя и Мэтта? Нет, наверное. Разве что… я не просто так сказала, что отец Абеля кусает локти. Он был на кладбище, Дан. Когда нас старательно уговаривали загрузиться и проехать в ближайшую больницу, он стоял поодаль.