Дом Пепла

      Ция откладывает в сторону кисти и смотрит на результат трехчасовых мучений. Вышло неплохо. Она может куда лучше, если, конечно, захочет.       Но Ция не хочет. Ция слишком устала от шипения домашних, от страсти горожан перемывать другим кости, раз за разом искажая изначальные факты в почти мифологическую историю. И, конечно, от того, что Адриан Белл оказался непонятливым. Он стоит, освещаемый фонарем, внизу и уже час терпеливо ожидает, когда она закончит заниматься, чтобы…       Зачем он стоит, Ция думать не желает. Чистит кисти от масляной краски. Рассматривает снова написанный натюрморт, не в пример ее нынешнему состоянию пастельно-нежный, светлый. И поворачивается к преподавателю.       — Я могу позвонить?       До Даниеля она так и не дозванивается. Телефон Мэтта отвечает долгими гудками. Анастейша наверняка не слышит как надрывается трубка за клубным шумом.       Отвечает лишь Тео. И тот только тогда, когда Ция близка к отчаянию.       Тео обещает приехать через полчаса, за которые, как он думает, успеет закончить работу и добраться, но задерживается на час, оставляя Летицию сидеть в холле под снисхожденно-жалостливым взглядом охранника. Та нервничает, обкусывает ноготь на большом пальце, пока не замечает стоящего в дверном проеме Теодора.       — О, ты нисколько не опоздал. Не беспокойся.       Тот хмыкает, предлагает помочь донести тяжелый мольберт, и Ция даже не возражает.       Под фонарем отца Абеля не оказывается, впрочем, Летиция может поклясться, что тот стоит в тени, отбрасываемой живой изгородью. А после, что она слышит его шаги, нервный шепот, что она должна гореть.       И Тео отмечает невзначай, прервав рассказ об отцовском террариуме, что она сегодня не в себе.       — Этот мужик, что идет за нами, ты его знаешь?       Ция кивает, цепляясь за чужое предплечье.       — Ты поэтому попросила тебя проводить?       Она снова кивает, просит не оглядываться. Впрочем, Тео, кажется, и не собирался. Он снова углубляется в рассказ о террариуме, о питоне, который кого-то не того съел и теперь мучается, обещает Цие подарить молочного змееныша, и только оказавшись на хорошо освещенной и людной улице дает понять Летти, что теперь ее очередь указывать направление.       — И давно он за тобой ходит?       — С того дня, как взорвали кладбище. Может, чуть меньше.       — А родители твои знают об этом?       Летти думает несколько секунд, прежде чем честно ответить:       — Нет. Только брат.       И Тео выговаривает ей за беспечность, не замечая, как Ция поджимает губы. Ее отцу, наверное, на том свете немного не до нее. А матери, которая до сих пор в больнице, так точно не очень удобно следить за дочерью. Ей-то и здоровой было не ко времени это делать.       Садовый квартал встречает полумраком, уютно светящимися в темноте окошками и невыветривающимся запахом магнолий. Теодор тормозит точно напротив нужного дома и разглядывает его молча.       — Красивый, правда? — Ция забирает у парня мольберт, вешает на плечо. — Все хочу его нарисовать. Но не днем, не ночью, а в сумерках. Тогда куст акаций вон там, слева, — Летти показывает в нужное место, — дает очень интересную тень, словно трое людей стоят. И дом кажется похожим на те, что описываются в готических романах.       Тео теперь осматривает особняк мрачно.       — Добрая часть города все бы отдала, чтобы живущие здесь не мозолили больше глаза… А ты находишь дом красивым. Может ты и Эшей находишь хорошими людьми?       Летиция поправляет на плече мольберт. В конце концов, надо бы уже и сказать ему, что все не так просто в этой жизни…       — Я нахожу их неплохими, Тео. Не без придури, конечно, но неплохими, к тому же, — Ция машет темнеющей в кухонном окне фигуре — Мэри готовит деду вечерний чай, и мысленно тут же об этом жалеет, потому что тетка исчезает из виду и явно идет открывать дверь, — я тоже Эш.       Летиция Доротея Эш.