Дом Пепла

      Тео молчит. День. Два. Три. И Ция перестает ждать звонка, медленно вливаясь в поток повседневных забот.       Она больше не ходит на кладбище перед годовыми экзаменами, потому что тогда, только пробуя свои силы, и правда все усложняла. По малолетству и неопытности.       Сейчас опыта все так же немного, но больше, чем было в двенадцать. Дым от благовоний выходит в окно, и дождь, пригвоздивший к земле тяжелый цветочный аромат, беспощадно сминает запах шалфея.       Ция ногтем трет поверхность трюмо, заляпанную желтым воском. Все, что она могла выучить к последнему экзамену, она вызубрила, а что могла позволить себе в рамках нынешнего вынужденного затворничества, она сделала. И чувство, что помощь она получит, не спешит ее покидать.       Просыпается телефон. Совершенно не вовремя, и звонок она пропускает. И еще один. И потом два…       В дверь обеспокоенно кто-то стучит, отрывая от важного занятия — зашивания игрушечному гризли, в котором Летиция прячет личный дневник, шва на спине.        — Летиция, — голос Мэри сух и подчеркнуто безэмоционален, — тебя спрашивает молодой человек.       Она словно мысленно добавляет, что гость не должен идти дальше двери в гостиную.       Ция откладывает в сторону медведя и долго смотрит на завешанную гобеленом дверь. С гобелена скалится в ответ Иштар. И Летти вздыхает:        — Спасибо, сейчас спущусь.       Тео выглядит жалко, теряясь в гостиной. Он чувствует себя неуютно и даже не пытается это скрывать. Ция его не винит. Он мог даже не приходить, не звонить и не отвечать, если бы она написала. Из всех, с кем Летиция пыталась общаться вне семьи, спокойно отнесся к правде лишь Абель. А Теодор на него не был и не будет похож.        Молчание затягивается. Прерывается на чашку чая. И снова повисает.       Ция не любит терпеть.       — Ты пришел к чудовищам, Теодор. Не побоялся, что они тебя заколдуют или принесут в жертву кровавым богам. Чего ты хочешь?       — Помириться, признать, что сказал лишнее…       Летиция перебивает:       — Ты сказал, что думал. Наверное. А еще… няня в детстве говорила, что на идиотов не обижаются. К тому же, нам, Эшам, нельзя обижаться, иначе не хватит городов.       Теодор смеется шутке, но без искреннего веселья.       — Я хотел поговорить. И у меня есть выкупная змея. Только что я понял, как вы с ней похожи.       Запястье обвивает пестрой лентой молочная змейка. Ция о них знает мало. Разве что, что они слишком похожи на коралловых ядовитых змей, а сами не опасней кошки.       — А раньше платили, я слышала, за помощь, советы и магию…       — А мне говорили, что раньше за жизнь платили другой жизнью.       Ция откидывается на спинку кресла, долго смотрит в окно, думая чем ответить.       — Одной змеи будет мало. А пока тебе придется проводить меня до галереи. И я даже великодушно позволю тебе не ждать конца моих занятий по истории искусства.       Тео делает польщенный оказанной милостью вид.

***

      В очередной раз, дергая замок на двери, Ция корит себя за длинный язык. Зря она решила, что заставлять Теодора ходить с ней по коридорам, увешанным полотнами, будет невежливо. Лучше бестактность, чем сидеть в чужом подвале по собственной глупости.       Летиция еще и еще пинает дверь, не добиваясь, меж тем, никакого результата.       Он поймал ее чуть дальше автобусной остановки, вонючей тряпкой зажав ей нос и рот. Цие от запаха перехотелось брыкаться, зато очень захотелось спать. И мобильник с набранным наполовину номером Даниэля — уточнить, встретит ли, — остался лежать на тротуаре.       — Еще раз стукнешь, мелкая дрянь, отрежу палец, — грозится Белл, щелкая секатором. — Давно уж пора.       Ция с минуту смотрит завороженно на садовый инструмент. Переводит взгляд на Адриана и демонстрирует украшенный кольцом-пентаграммой средний палец.       — Этот?        Пинает ногой ящик с рассадой, рассыпая грунт.       — А я думала, что ты только передергивать в подворотнях можешь, подглядывая за маленькими девочками. Но, оказывается, жена тебе тестикулы не до конца вычистила. А может даже стали в них добавила. Мой привет ей.       Адриан Белл медленно вскипает.       — Но начал бы я с поганого твоего языка. Ты, кажется, еще не поняла, ты попала. Я тебя отсюда не выпущу. Так что можешь начинать плакать.       Летти сморщила носик:       — Я заставлю. Это у меня хорошо получается. А плачут глупые принцесски. И ты, Адриан Белл, скоро заплачешь. Как только меня найдут.       Дверь хлопает, снова отрезая Цию от остального мира. Девочка снова с силой пинает ящик с рассадой, ругаясь сквозь зубы. Плакать хочется, но надежда, что этот идиот не удосужился поднять ее телефон, греет изнутри.       — Удачного, сука, киднеппинга.       Летти опускается на пол и шарит по карманам, надеясь найти зажигалку.