Дом Пепла

      Ция пальцами проводит по коридорной стене, закрывая глаза.       Дом. Когда в одном из младших классов, она не помнила в каком, попросили написать сочинение на тему «Мой Дом», она описала именно этот. Старый особняк в Садовом квартале. Другого, впрочем, она и не знала. Учительница — старая дева в монашеском платье, сочинению ужаснулась.       Ция всегда обладала хорошей фантазией.       Цие запрещали лгать. Но не запрещали приукрашивать.       А потом она узнала, что не все, что она написала, так уж сильно разнится с правдой.       Стена в пальцы отдает прохладу. И Ция прислоняется к ней уже лбом. Со стороны даже может показаться, что она молится. И от мысли, что она может быть замечена, Ция отлипает.       — Я помню Оскара Уальда, — вдруг сообщает невидимому собеседнику. — Кто-то читал мне про привидение. И я придумала, что здесь, возле часов, один из любовников-ревнивцев убил мою прапрабабку…       В тишине звонкое тиканье. А потом Дом тихо поскрипывает, словно отвечая.       — Да, я знаю, — Летти улыбается, опуская голову. — Это приятно, что я была права.       Дом для Ции не лестницы, спальни и портреты в рамочках.       Он — кости и тело.       Он — жесткий каркас деревянных ребер в плоти окровавленных досок. И у каждой своя история.       Дом для Ции — первое известное ей божество. И другим до поры в жизни Летиции не было места…       Лукреция останавливает ее возле входа в спальню. Коротко спрашивает об уроках, назойливо — о бледном не выспавшемся виде. И Летти сквозь зубы цедит:       — Отвали.       Дверь подталкивает, заставляя скорее скрыться в спасительной тишине комнаты. Скалятся из-под элементов гениального Хаоса черепа и чучела.       Дом снова скрипит. По-стариковски уютно и умиротворяюще.

***

      Раскиданные по полу книги контрастируют с идеальным порядком самой комнаты. Впервые здесь настолько чисто. Но Ция делает все по написанной инструкции.       На полу ни соринки. Все под рукой. А в ладони зажат пузырек с магической солью, заряженной светом полной луны. Цие кажется, что это важно.       Она обходит маленький столик по кругу, рассыпая соль и думая, что это будет достаточной преградой для всего нехорошего, что могло притаиться за Кругом.       Невольно вспоминает мать и хихикает. Осекается, вспоминая, что книжки говорят быть сосредоточенной и мудрой, как и полагается ведьме.       Книжки много чего говорят.       Слова обращения к стихиям звучат наигранно-пафосно, хоть и должны идти от сердца. Летти тут же пытается поверить в произнесенное. И, закончив со Сторожевой Башней Севера, опускается на пол, зажигает оставшиеся свечи и, не отрывая взгляда, медитирует до рези в глазах на свечу.       Когда ей кажется, что она достаточно очистилась мыслями и готова к ритуалу, достает из кармашка платочек соседки по парте.       Бетти — большая зануда и ябеда. А еще, Бетти — заносчивая дура, которая, почему-то нравится мальчикам. Ция думает, что из-за золотистых кудрявых волос. Один волосок Ция все же выдрала у нее. И обмотала еще вчера вокруг сделанного загодя вольта. Теперь она наряжает куколку в платочек.       И просит о малом. Просит, чтобы Бетти уехала куда-нибудь подальше. И чтобы у Бетти больше не было ее кудрей. И была какая-нибудь невразумительная бледность вместо золота.       Элизабет уезжает через неделю в Берн. Кто-то произносит страшное имя врача — Трихолог.       А у двери Летиции ночью появляется завернутая в подарочную упаковку книга с запиской от Аны: «С почином».       «Вещие сестрички» пылятся на полке под кошачьим скелетом. Единственные, оставшиеся от тех книг, что Ция читала в двенадцать.