Трасса А7

Уже привычные серые цвета больше не пугают Марко. Он с любопытством оглядывается по сторонам, замечая, как Ганновер во сне отличается от того Ганновера, который он успел увидеть в реальности. Конечно же, он на том самом месте, где они тушили пожар. Марко идет по пепелищу, давя кроссовками хрупкие обломки. И когда прямо перед ним словно из воздуха вышагивает черный парень, Марко улыбается ему, как старому знакомому. Черный парень берет его за руку, проводит большим пальцем по татуировке на запястье — сейчас только она наделена цветом и кажется гораздо более живой, чем все, что их окружает. Клевер доверчиво жмется к пальцам черного парня, расправляет лепестки под его лаской. Марко смотрит на это, прикусив уголок губы. Он чувствует себя странно — если так можно сказать, оказавшись в продолжающемся сне. Пальцы черного парня шероховатые, грубые, слегка царапают кожу Марко, но это не неприятно. Черная рука движется дальше, легко пробегает кончиками пальцев по вытатуированным волнам, которые тоже оживают, наливаются яркой голубизной. Марко кажется, что он слышит шум моря, но он тут же понимает, что это опять все тот же шепот. — Мар. Ко. Черный парень выпрямляет пальцы, на миг задерживая раскрытую ладонь на предплечье Марко, и убирает ее, мгновенно отдаляясь. — Погоди, — говорит Марко, порываясь пойти следом, но того уже нет. И только кожа на руке Марко горит, словно на ней остался отпечаток ладони.

***

Когда Марко проснулся, кожа все еще горела. Он лениво вытащил руку из-под подушки и без удивления увидел новую татуировку. Рядом с волнами на его коже расцветали языки пламени: черно-белые и неподвижные, но все равно, глядя на них, Марко как будто снова смотрел на огонь, пожирающий дом. И огонь, горящий в центре огромного драконьего глаза. — Подъем, дятел, проспишь завтрак, — раздался веселый голос. На голову Марко мягко упало влажное полотенце, пахнущее шампунем. — А мы куда-то торопимся? — сбрасывая полотенце и переворачиваясь на спину, поинтересовался Марко. — Я бы задержался подольше — не каждый день удастся побывать в прошлом столетии. — Боюсь тебя разочаровать, но… — протянул Роберт. Он стоял в одних джинсах у зеркала, тщательно водил расческой по мокрым волосам и совершенно не походил на мистического хрен-знает-кого, который заставил реальность измениться для Марко. Или помог Марко самому ее изменить. — Что ты имеешь в виду? — спросил Марко, разглядывая жилистую спину. И тут же сам понял, услышав из-за стены гул, который мог быть только шумом от работающего телевизора. Это напомнило его пробуждение в Гамбурге, после которого все так резко изменилось. Марко застонал и накрыл лицо подушкой. — Надо было вчера не слушать тебя, — приглушенно сказал он, — а поехать кататься по городу. Я ж так ничего и не увидел. Кроме дракона. — Много бы ты накатался, — Роберт рассмеялся. — Вставай. Марко поднялся, бурча. Он старательно сохранял недовольное выражение лица во время завтрака, пока Роберт расплачивался на рецепции (Марко с чисто немецкой прагматичностью заявил, что раз Роберт втянул его в эту авантюру, значит, на нем и лежит бремя всех расходов. Роберт не возражал), пока они выруливали из города. Настроение Марко не поднял даже телефон, время на котором так и застыло на девяти часах семи минутах и не менялось даже принудительно, хотя все остальные часы шли как положено. Только когда они снова выехали на трассу А7, Марко забыл о том, что собирался дуться весь день, и беззаботно засвистел в такт музыке из магнитолы. Солнце жарило вовсю, совсем как в песне, которую Марко, кажется, до того даже не слышал никогда. Что не помешало ему, сделав самое романтичное выражение лица, на которое он только был способен (то есть вытянув губы и сморщив все мимические мускулы, которые у него вообще были), пропеть, обращаясь то ли к солнцу, то ли к Роберту: «Ты зажигаешь мое сердце. Оно словно Солнце, Солнце». Роберт воспринял это как должное. Марко бы не удивился, если бы он достал откуда-нибудь из воздуха банджо — или как там называется эта смешная круглая гитара, на которой играют так быстро, что совершенно удивительно, как вообще получается что-то похожее на мелодию. Хотя играющим на этом самом банджо Роберта Марко себе не представлял. Да и вообще никаким не представлял, как и не задумывался о том, куда и зачем они все-таки едут. Трасса А7 пела под колесами, вопреки музыканту обещая, что эта любовь не закончится с заходом солнца. И Марко доверился ей всем сердцем — хотя он сделал это еще вчера, не свернув туда, куда должен был, а отправившись куда глаза глядят. А7 отвечала ему взаимностью. Сквозь урчание мотора было слышно, как мягко шуршит асфальт под колесами. Солнечные лучи гладили лицо Марко жаркими, но ласковыми руками. Поля, раскинувшиеся по обеим сторонам дороги, уходили вдаль, обещая еще больше неизведанного, еще больше приключений. Еще больше сказки. Откуда-то сбоку выпорхнула птица и зависла рядом с машиной, как будто парила на сильном ветру — таком же быстром, как машина Марко. Казалось, она не прилагала вообще никаких усилий, чтобы лететь вперед, только время от времени взмахивала крыльями и клонилась то в одну, то в другую сторону. Ее оперенье вспыхивало под солнцем яркими красками, так непохожими на обычное скучное буро-серое оперение европейских птиц. Длинный хвост воздушно стелился следом, неожиданно посверкивая так, словно в него были вплетены драгоценные камни. Марко открыл окно со своей стороны и залихватски засвистел птице, но та не обратила на него ни малейшего внимания, как будто была таким же полноправным участником дорожного движения, что и автомобили. Оставив окно открытым, Марко рулил, время от времени бросая на птицу взгляд. Та невозмутимо летела рядом — так же невозмутимо, как и Роберт, который, хвала богам, не летел, а сидел рядом, как пристало добропорядочному человеку. Он ничего не говорил, а Марко ничего не спрашивал. Он был весь в дороге, в этом ощущении стремительного движения вперед, такой же легкий, как эта птица, разве что чуть менее яркий. И от попутчика ему не требовалось ничего, кроме молчаливого одобрения. И иногда указаний, куда надо свернуть. В шум мотора ворвался резкий птичий крик. Марко снова посмотрел в окно. А птица посмотрела на него. Внимательно. Оранжево-красными драконьими глазами. А потом крикнула еще раз, будто прощаясь, и свернула вбок. — Нам тоже скоро поворачивать, — подал голос Роберт, пока Марко глядел вслед удаляющейся птице. Его руки сами по себе слегка поворачивали руль, следуя неровностям дороги, как будто он ездил тут всю свою жизнь, а не оказался впервые. — Скоро разъезд, на нем надо будет свернуть направо, — безмятежно продолжил Роберт. Марко задумчиво угукнул в ответ. Поглощенный дорогой, он совсем потерялся в пространстве и не удивился бы, если бы они сейчас оказались где-нибудь в Южной Америке. Но нет, указатель равнодушно сообщил, что они сворачивают в сторону Геттингена, и Марко невольно воодушевился — хотя, казалось бы, куда уж больше было, — предвкушая новые чудеса в новом городе. На первый глаз Геттинген оказался совершенно обычным небольшим городом, разве что молодежи на улицах было очень много, а машин, наоборот, мало. Похоже, геттингенцы предпочитали в качестве средства передвижения велосипеды. Или собственные ноги. Под чутким руководством Роберта (и не забывая отпускать язвительные замечания на тему того, что тот решил наконец выполнять свои обязанности гида по миру неизведанного и чудесного) Марко доехал до крохотного отеля, утопавшего в зелени настолько буйной, что Марко сначала даже не понял, что между деревьями и кустами, усеянными крупными бутонами, есть какое-то здание. — Как думаешь, что это за растение? — спросил Марко у Роберта, задумчиво подтягивая к себе ветку одного из кустов. Бутоны тяжело закачались, и в нос Марко ударил терпкий аромат. — Будь здоров, — сказал Роберт, прежде чем Марко успел чихнуть. — Не имею понятия, если честно. Они каждый раз разные. Марко хотел было спросить про «каждый раз», но расчихался с такой силой, что из глаз у него брызнули слезы. Чихая, он пошел следом за Робертом, хотя почти ничего не видел вокруг себя. И почувствовал легкое разочарование, когда, успокоившись наконец, вытерев глаза и высморкавшись, не увидел вокруг ничего экстраординарного: те же самые старые дома, те же самые студенты, фланирующие вокруг, те же самые велосипеды. Все точно так же, как когда они въехали в город. Роберт внезапно разговорился, и Марко — тоже внезапно — это понравилось. Уж насколько он не любил всякие экскурсии и лекции на тему «исторического прошлого», но слушать Роберта было одно удовольствие. Он рассказывал легко, с юмором и довольно ехидными шутками и, казалось, знал историю даже не только каждого дома, мимо которого они проходили, но чуть ли не каждого камушка в мостовой, кое-где сохранившейся с прошлых веков. — Понятно, почему тут машин мало, — пробурчал Марко, споткнувшись в очередной раз. Увлеченно слушая Роберта, он вертел головой по сторонам, внимательно разглядывая все, о чем тот вещал, а под ноги практически не смотрел. За что и поплатился несколько раз, чуть не расквасив себе нос. В конце концов Роберт крепко взял его за локоть, свободной рукой продолжая показывать на то, что, по его мнению, заслуживало внимания Марко. А заслуживало все. Или же Роберт просто умел представить это в таком свете. Сначала Марко было непривычно идти под руку с парнем, но и в жесте Роберта, и в том, как он себя вел, было столько естественности, что Марко довольно быстро расслабился. Поэтому, когда Роберт внезапно прервался на полуслове, затормозил и отпустил его руку, Марко чуть не пошатнулся от неожиданности. — Лиза! — воскликнул Роберт, энергично помахав девушке на другой стороне улицы. Девушка вздрогнула и поглядела на Роберта так, словно видела его впервые в жизни. Марко, в свою очередь, ревниво уставился на нее. Не то чтобы ему было неприятно, что у Роберта в Геттингене оказалась знакомая (или незнакомая?), но он уже как-то привык к тому, что все внимание Роберта принадлежит ему одному. Девушка вдруг радостно взвизгнула, рассеяв все сомнения Марко по поводу ее знакомства с Робертом, перебежала через дорогу и кинулась ему на шею. Роберт легко подхватил ее и покружил, девушка визжала и дрыгала ногами, а Марко наблюдал за этим со все большим раздражением. — Может, ты все-таки нас представишь? — чуть более мрачно, чем хотелось бы, спросил он. — Всенепременно, — ответил Роберт, и не думая ставить девушку на землю. Она смешно выгнула шею, пытаясь разглядеть, кто это такой невежливый, и вдруг снова взвизгнула, вырвалась из объятий Роберта и кинулась на шею уже Марко. Тот опешил, но девушку рефлекторно обнял, вблизи почувствовав, что пахнет от нее очень странно — больше всего этот запах походил на запах нагретого солнцем металла с привкусом чего-то цветочного. — Значит, Роберт тебя все-таки нашел, — довольно сказала девушка, спрыгивая на тротуар. — Вот оно в чем дело! — Нашел? — тупо переспросил Марко. — Лиза, это Марко, — вмешался Роберт. — Марко, это Гусятница Лиза. Марко воззрился сначала на него, потом на Лизу, которая улыбалась так солнечно, как будто всю свою жизнь только и мечтала о встрече с ним. В ответ на взгляд Марко она наклонила голову, легким жестом убирая с шеи длинные светлые волосы. На шее Лизы, как раз под ухом, Марко увидел странную татуировку: трех гусей, важно вытянувших шеи. Стоило только Марко наклониться чуть поближе, гуси враз повернули к нему головы и недовольно зашипели. — Грозные какие, — одобрительно сказал Марко, не удивившись тому, что татуировка Лизы оказалась живой. — Это ты, значит, тоже из тех-кто-видит-сны? — Я? — Лиза не на шутку удивилась. — Нет, что ты! Она расхохоталась и подхватила обоих под руки. — Пойдемте в пекарню! — безапелляционно заявила Лиза. — Там таки научились печь расстегаи, как ты заказывал, — сообщила она Роберту. — Ну еще бы, — Роберт весело прищурился. — За сорок восемь лет любой дурак научится печь расстегаи. — Не скажи-и, — протянула Лиза и неожиданно посмотрела на Марко. — Вот ты умеешь печь расстегаи? Марко моргнул. — Кого? — А, хотя тебе не надо, — непонятно сказала Лиза и потащила их дальше. Пекарня оказалась крохотным полуподвальным помещением, темным и очень жарким, заполненным запахами выпечки, ванили, корицы и прочих специй. Плотный невысокий человечек важно кивнул Роберту, о чем-то пошептался с Лизой и испарился, чтобы вернуться через несколько минут с огромным блюдом, на котором возвышался не менее огромный пирог, украшенный искусно вылитым из цветного сахара и шоколада циферблатом со смешными фигурками вместо цифр. — С расстегаями придется в другой раз, — без капли сожаления в голосе сказала Лиза. — Сам знаешь, какой сегодня день. — А какой сегодня день? — вклинился в разговор Марко. Лиза наклонилась к нему, и даже сквозь густой аромат пекарни он снова почувствовал запах нагретого металла, исходивший от нее. — День, когда все оживает, — опять не очень понятно сказал она. — Смотри на часы. Марко послушно посмотрел. Стрелки часов пришли в движение и закрутились в обратную сторону. Каждая фигурка, мимо которой они проходили, менялась: гном на месте цифры три снял красный колпачок и раскланялся, девушка на месте шестерки подняла руки, и откуда-то прилетевшие птицы уселись к ней на плечи. Стрелки медленно описали почти полный круг, но не успели дойти до двенадцати, где красовался дракон с распахнутыми крыльями — Роберт щелкнул пальцами, и стрелки застыли. — Ну вот, — разочарованно сказала Лиза. — А я надеялась… Марко молча согласился с ней. Фигурка дракона будоражила его воображение. — Пока не время, — сказал Роберт и щелкнул пальцами еще раз. Пирог слышимо закряхтел и разделился на аккуратные кусочки. Потревоженные фигурки замахали руками и крыльями, запищали на разные голоса и сбежали с пирога на заботливо подставленное Лизой блюдце. Только дракон даже не пошевелился и вообще не подавал ни малейшего признака, что он тоже может быть живым. И все равно Марко вздохнул с облегчением, когда кусок с драконом остался на блюде, а на их тарелки отправились другие части пирога. Который, кстати, оказался восхитительно вкусным. «Сказочно вкусным», — сказал Роберт, и Марко молча с ним согласился. Молча — потому что, во-первых, его рот был полностью забит душистым воздушным тестом, а во-вторых, кому, как не Роберту, лучше всех знать о сказках. Лиза же болтала без умолку, каким-то образом умудрившись уничтожить две порции пирога, пока Марко еле справлялся с одной. Больше всего то, что она рассказывала, походило на обычные сплетни, но, прислушавшись, Марко понял, что обычным тут и не пахло. — И вот, приходит ко мне несчастный Юлиан, — вещала Лиза, — и плачется, мол, полтора века прожил в этой библиотеке, а теперь выселяют, мол, новые порядки, новая нечисть. Что мне оставалось делать? Дождалась ночи и пошла разбираться. Ух, как я орала! Она вытянулась на стуле и потрясла небольшим кулачком. — Разбежались? — спросил Роберт, посмеиваясь. — А куда б они делись, — Лиза фыркнула. — Пытались мне голову задурить, мол, цифровые технологии, компьютеризация, все дела. Да не на ту нарвались. Мальчики мои, — она нежно погладила татуировку на шее, — быстро показали им, что со мной спорить не стоит. Выселить их, конечно, не вышло, но зато они придумали, как им с Юлианом скооперироваться. Теперь он каталожные записи прямо в компьютере путает. Марко немного разомлел. В пекарне было тепло и уютно, пирог сытой тяжестью лежал в животе, голосок Лизы вился вокруг, и все это было настолько спокойно, хорошо и правильно, что Марко совсем забыл о времени. Из полусна его вырвал негромкий голос Роберта: — Пора. Лиза кивнула, быстро собрала пальцем крошки со своей тарелки, слизнула их и выскочила из-за стола. Марко потянулся следом, по дороге бросив взгляд на остатки пирога. Дракона там не было, а блюдце с остальными фигурками тоже исчезло, так что непонятно было, то ли дракон все-таки ожил, то ли его просто кто-то убрал. Оказавшись на улице после полумрака и жара пекарни, Марко зажмурился и обхватил себя руками, пытаясь унять мгновенный озноб. И тут же вздрогнул и распахнул глаза, почувствовав, как на плечи легла мягкая теплая ткань. В свитере Роберт казался выше и стройнее. Марко машинально схватился за лацканы пальто, чтобы то не соскользнуло, и слабо запротестовал, почему-то не в силах отвести взгляд от плеч Роберта, обтянутых тонким трикотажем — как будто не видел его полуголым в номере, где они ночевали в Ганновере. — Не возмущайся, — весело сказала Лиза. — Ты пока еще можешь простудиться, не доехал же. Она вскочила на низенький заборчик, отделяющий тротуар от проезжей части и прошлась по нему, балансируя руками, как заправская гимнастка. Куда Марко должен был доехать, он спрашивать не стал, вместо этого решительно запихнул руки в рукава пальто и пошел рядом с Робертом вслед за Лизой. Хотя в пекарне слова Роберта звучали так, как будто они куда-то опаздывают, бродили по улицам Геттингена они довольно долго. Лиза как будто задалась целью познакомить Марко с как можно большим количеством местной нечисти: маленькие создания, иногда похожие на людей, иногда не очень, высовывались буквально из каждой вывески, приветствовали Лизу, почтительно кланялись Роберту, радостно облепляли Марко. Он сначала шугался, но быстро привык. Одного особенно шустрого малыша, всего покрытого пушистой зеленоватой шерсткой, даже усадил себе на плечо и прошелся так два квартала, подкармливая его нашедшимся в кармане пальто печеньем. Малыш хрумкал, ронял крошки, щебетал что-то непонятное и периодически тыкался холодным носиком в ухо Марко. Когда он вдруг спрыгнул на землю и нырнул в щель между булыжниками мостовой, Марко даже грустно вздохнул. — Они должны жить на своих местах, — оглянувшись на него, сказала Лиза. — Как и я. Незаметно они дошли до площади, в центре которой возвышался смутно знакомый Марко фонтан с чем-то вроде ротонды. Только было в этой ротонде что-то не так. Чего-то в ней не хватало. И только тут Марко вспомнил, почему имя «Гусятница Лиза» показалось ему знакомым. — Пора, — еще раз мягко сказал Роберт. — Да знаю я, — Лиза досадливо отмахнулась. — Любишь ты позанудствовать, Таззель. Томасу привет. Она вспрыгнула в центр ротонды, повернулась и посмотрела на Марко. — Я рада, что ты появился, — сказала она. — Приезжай еще. Удивленный таким внезапным признанием Марко не успел сказать ничего в ответ. Лиза провела рукой по волосам и откинула ее в сторону, потянув от шеи еле заметный мерцающий след. Бледное облако захлопало крыльями, загоготало на три голоса и приземлилось на руки Лизе, оборачиваясь гусями. — Только без поцелуев. Тебе не меня целовать хочется, — строго сказала она, махнула рукой и вытянулась. По ее телу от ног побежала бледно-золотистая волна, превращая джинсы в платье, а живое тело в бронзу. Через секунду Марко и Роберт стояли перед памятником, в котором ничего не было от той живой и разговорчивой Лизы, с которой Марко познакомился несколько часов. Или все-таки было. От бронзового плеча отразился солнечный луч и ударил прямо в глаза Марко. Он зажмурился, явственно услышав девичье хихиканье. — Устал? — спросил Роберт. Марко кивнул и медленно открыл глаза. Солнце оказалось совсем низко, еле выглядывало из-за крыш домов. А ведь им предстоял еще долгий путь до гостиницы. Или недолгий — за время их блужданий по Геттингену Марко совершенно потерялся в пространстве и даже приблизительно не мог представить даже, в какую сторону двигаться теперь. Роберт снова взял его за локоть, как перед встречей с Лизой. — Ты же знаешь, — сказал он, и Марко понял, что действительно знает. Он зажмурился, вдохнул полной грудью и медленно выдохнул. Когда он снова открыл глаза, они стояли перед той самой крохотной гостиницей, где Марко припарковался утром. Ужин, душ и кровати тут оказались ничуть не хуже, чем в Ганновере, но кое-что Марко не давало покоя. И, уже утонув в белоснежных простынях, он все же спросил: — А что Лиза имела в виду, когда сказала, что рада тому, что я появился? — Твое появление позволило ей побыть живой не только ночью, — просто объяснил Роберт. — Именно мое? — недоверчиво спросил Марко. — Но я же ничего не делал. — Ты ждал чуда. Роберт повернулся на бок, подперев голову рукой и посмотрел на Марко. — Ты знал, что в этом городе тебя ждет чудо. И чудо произошло. Марко помолчал, переваривая. — А… — начал он, но тут же замолчал. О поцелуях спрашивать ему почему-то не хотелось. По крайней мере, не сейчас, когда Роберт лежал и смотрел на него своими непонятными засасывающими глазами. Марко буркнул что-то похожее на «спокойной ночи», отвернулся к стене и накрылся одеялом с головой. Хотя думать о поцелуях это не помешало.