***
На светлый асфальт, освещенный новорожденным солнцем, упала тень от только что прибывшего сюда автомобиля. Из черного «Мерседеса» вышла красивая брюнетка с явным намерением добиться своего. Захлопнув дверь, она вышла на безлюдную улицу и остановилась в нескольких шагах от достаточно большого богатого особняка. Реджина рассматривала свой бывший дом, будто искала в нем какие-то дефекты, но, не обнаружив их, опустила взгляд и направилась в сторону главной двери, попутно погрузившись в так некстати выплывшие из памяти детские воспоминания. В этом саду она когда-то играла, этот дом помнит ее звонкий заливистый смех, мелкие проказы и жгучие горькие слезы. Никогда прежде она не предполагала, что все так круто изменится. Раздался вежливый стук в дверь, и через минуту на пороге предстала уже не молодая женщина, с такими же карими глазами, как и у дочери. Ее волосы лежали ровно и мягко спадали на плечи, заканчиваясь ровной линией на уровне спины. Кора всегда умела выглядеть красиво и изысканно, вот и сейчас по истечении стольких лет женщина, не изменила давней привычке. Ее глаза внимательно глядели на дочь, повисло молчание. Было видно, что Кора волнуется, она была удивлена и одновременно рада приходу Реджины. Та же в свою очередь чувствовала себя неловко. Ей нужно было лишь поговорить, узнать то, что, возможно, много лет скрывала от нее Кора, повидать отца и попрощаться. Она устала. Пора отдохнуть в более спокойном месте, и девушка знала такое. Однако плану мешало смятение матери. Она бы могла прервать это ненужное, установившееся напряжение, наплевав на все правила приличия, но ее что-то сдерживало. Годами Кора оттачивала в своей дочери чувство такта, уважения и любовь к правилам, что теперь прочно сплелись с ней, став больше частью ею самой, нежели чем-то инородным. Молчание затянулось. Обе женщины, наверное, и не заговорили бы еще долго, если бы только Генри не решил выйти посмотреть, кто навестил их в такой ранний час. Увидев дочь, он замер на месте. Мужчина часто моргал, видимо, пытаясь прогнать иллюзию, если таковая была. Однако Реджина все еще стояла на пороге, неуверенно глядя на него. Генри понял, что дочь действительно пришла в их дом снова, решила навестить стариков-родителей, он тепло улыбнулся, так, что у Реджины все внутри перевернулось от счастья, и обнял свою девочку, не сдержав слез. Даже брюнетка не смогла сдержать чувств, смахнув слезу со щеки. Как же ей этого не хватало. Этих крепких теплых объятий родного человека и нежной отцовской улыбки. Отстранившись друг от друга, все по предложению Коры решили пройти в гостиную. — Я должна с вами поговорить, — прозвучал спокойный голос девушки. Она сидела в кресле, прижав ноги друг к другу, коленка к коленке, лодыжка к лодыжке, положив руки на ноги. От этих слов Кора невольно вздрогнула. Странная параллель прослеживалась между двумя событиями, одно из которых навсегда изменило жизни здесь присутствующих. В тот вечер их дочь сказала тоже самое… — По отдельности, — серьезно добавила она, показывая своим видом, что согласна только на такое условие. Брюнетка мягко посмотрела на отца, глазами извиняясь и прося того выйти. Мужчина все понял. Он встал и со словами, что будет ждать ее в комнате, вышел. Теперь дочь и мать остались наедине. Кора нервничала, растирала пальцы. И девушка начала говорить: — Перед тем, как спросить то, зачем я пришла, пообещай, что ответишь правду, — темные глаза уставились в такие же напротив. Кора удивленно подняла брови, но кивнула, ничего не сказав. — Мой биологический отец — мистер Голд? Кора была напугана, сбита с толку. Лицо её побледнело, губы сомкнулись в тонкую полоску. Сейчас она выглядела так, словно была серьёзно больна много лет. Так действуют на человека сильные переживания и боль. — Это он тебе об этом сказал? — уклонилась от ответа женщина. — Можно и так сказать, — неопределенно сообщила брюнетка. — Мы договорились, что он будет молчать, — состояние Коры ухудшилось. Реджина испытывала в этом разговоре лишь безразличную пустоту, которая образовалась, когда эмоции, переживания выжгли всё, что было можно. Всё, что она чувствовала. Сейчас у неё не было сил. Девушка лишь смиренно слушала мать. Кора всё рассказала. Ей тяжело давалась правда, но было заметно, как давно она хотела поделиться ею, облегчить свою душу. И нынешняя Реджина была ей благодарна. Прежняя бы поддалась порыву и нашла бы еще один повод для ненависти. Только страдания научили её тому, что каждый может совершить ошибку. Даже черствая, идеальная по своим навыкам скрывать, мать. И Реджина не вправе её судить, особенно когда та раскаялась. — А мой папа, твой муж, знает правду? — спокойно поинтересовалась девушка, на что получила положительный ответ матери. — Тебе знаком человек по имени Антонио Крюгер? Реакция женщины была простой: она нахмурила брови, будто пыталась вспомнить, но после нескольких минут раздумий спокойно произнесла: «Нет». — Почему я должна знать этого человека? — вполне резонно заметила Кора. Реджина попыталась разглядеть в ней притворство, но поняла, что имя ее матери точно не знакомо. Неудивительно, Крюгер мог изменить свое имя. — А вот это ты должна мне сказать, — неопределенно ответила та, ища что-то в телефоне. Повернув экран к матери, девушка спросила снова: — Ты знаешь этого мужчину? Коре даже не нужно было придвинуться ближе, чтобы рассмотреть лицо, представшее на фотографии в телефоне дочери. Она ощутимо напряглась и сжала губы. Это было ответом для Реджины: ее мать точно знакома с этим человеком. Теперь оставалось выяснить, как они связаны. — Значит, вы знакомы, — протянула девушка, убрав телефон на место. — Этот мужчина что-то говорил тебе? — пытаясь скрыть свою обеспокоенность, поинтересовалась женщина. — Мама, — она тяжело сглотнула, — этого мужчину убили. Он был преступником, убившем свою жену и обвинявшимся во множестве других преступлений. Но он… — Что? — уже бледная, но не потерявшая своего величия Кора взволнованно спросила. — Он сказал, что знает меня… еще с самого младенчества, — Реджина взглянула на свою мать. Было видно, что той нехорошо. — И тебя… Мам, ты в порядке? — девушка прервала свой рассказ, озабоченно глядя на Кору. Женщина хотела встать, но ноги внезапно подвели ее, и, если бы не вовремя подоспевшая Реджина, она могла бы упасть без чувств. — Мам? Мам! — Все хорошо, — слабо улыбаясь, прошептала она. — Помоги мне добраться до шкафа, пожалуйста. — Конечно, — распереживавшаяся девушка аккуратно подвела свою маму к шкафу, где та хранила свои вещи и драгоценности. В детстве ей было запрещено там играть, и девочку неоднократно наказывали за нарушение этого правила. Мягкий солнечный свет падал на лицо Коры, делая его еще более прекрасным, сравнимым с ликом ангела. Женщине стало заметно лучше, она не смотрела на дочь, взгляд ее падал на окно, а мысли были где-то за пределами этого мира. Она вспоминала. Реджина не решалась нарушить эту задумчивую атмосферу и терпеливо ждала. — Он мой брат, — женщина глубоко вздохнула, так и не отвела взгляд от окна, рассматривая улицу, дома, прохожих… Ее задумчивое лицо казалось таким умиротворенным, но в глазах плескалась горькая боль. — Мы были очень дружны. Он стал общаться с нехорошими людьми. Я видела его пару раз с ними, и каждый раз меня пробирала дрожь при виде их. От них веяло криминалом и убийствами… Я не понимала, почему он связался с ними, я боялась, что он станет таким же, или уже стал… — Кора повернулась к дочери. Ее внимательный мягкий взгляд упал на ее лицо. — Он был добрым, я помню. Его сердце было отважным. Но мы были очень бедны, — от последних слов матери мурашки пробежали по спине Реджины, — и он опустился до разряда преступников, ища противозаконные способы заработка денег. Я просила его перестать с ними общаться, бросить это разрушающее его душу ремесло, но он не слушал меня. И все время уходил. На день. На неделю. Месяц. Его могло не быть очень долго. И чем дольше длится отсутствие, тем ужаснее было их новое преступление. От кражи денег до убийства, — голос ее сорвался, и последние слова она практически прошептала. Кора снова повернулась к окну, отвернувшись от дочери. — Это было первое убийство. И именно после него я перестала с ним общаться. Он пришел ко мне ночью. Его била дрожь, он был напуган и бледен. Его глаза метались по всей комнате, будто в страхе обнаружить кого-то еще. Леон, мой брат, которого ты называешь Крюгером, вдруг стал просить прощения, говоря, что совершил ужаснейший, непростительный поступок. Его неожиданный визит, странное поведение и слова о страшном поступке пугали меня. Я отшатнулась невольно, слушая, как сильно колотится мое сердце. Он твердил, что не хотел этого, что не смог остановить кого-то. Что кровь пролилась и тот рухнул. Стеклянные глаза! Он повторял эти слова много раз. Его пугали те стеклянные глаза, в которых он смог увидеть уходящую жизнь. Я подумала, что он безумен, и отступила назад, пытаясь выйти к двери. Он не заметил. Леон хватался за голову и издавал звуки, похожие на стоны раненного животного. Когда я почти схватилась за спасительную ручку двери, он спросил меня, прощу ли я его. Я стояла и не знала, что сказать. Он был моим братом, моим другом. Но он убил человека. И теперь я его боялась. Все мысли смешались в голове, не давая осознать важное: я сказала, он был моим другом. Был. Значит, и так все ясно. Я не могла больше с ним общаться. Не теперь. Я пыталась помочь ему, но он меня не слушал. А сейчас… Сейчас я бросала его в трудную минуту. Но если бы я видела, что мой брат все еще здесь, я бы ни минуты не колебалась и помогла ему, однако тогда я видела не брата. Я видела в нем преступника. И от этого страх овладел мной. Я порвала с ним все связи и уехала. И в тот момент я понимала, что разбила его сердце. Ведь он, несмотря ни на что, любил меня. Этот период в моей жизни подкосил меня. И осталась только боль от предательства. Заперевшись в комнате, проводила время, мечтая по утрам и поддаваясь эмоциям по ночам. Шло время, я свыклась с этой болью, но стала другой. Не доверяла никому, потому что знала, что каждый может предать. Мое сердце медленно черствело, но часть его — та часть, что еще могла чувствовать, — сжималась от боли измены и ненависти. Ненависти к себе. Ведь я чувствовала, что была виновата перед ним. А потом встретила и Голда. После от меня прежней уже ничего не осталось, — карие глаза робко обернулись назад, встретившись с глазами дочери. Та вся побледнела, тяжело и часто дыша. Кора обеспокоенно подошла к Реджине. Но брюнетка решительно кивнула, призывая продолжать. — Прошло много лет. Он искал меня, писал мне, но я не отвечала. Боялась. После разрыва с Голдом я вышла замуж за твоего отца, который сразу же полюбил меня. Больше я ничего не слышала о своём брате. Кроме… Я не была уверена, что это он. Но ведь больше было некому? Как-то ночью я зашла в твою комнату, ты еще была крохотной и лежала в своей кроватке. А рядом… кто-то стоял. Я оцепенела и внимательно рассматривала силуэт. Мне казалось, что этот кто-то любуется тобой, он просто стоял рядом с тобой и молча глядел на тебя. Воздух, который вначале буквально высосали из моих легких, теперь наполнял их, и я хотела что-то крикнуть. Но не успела. Фигура заметила меня и выпрыгнула в окно. Я смотрела ему вслед, пока страх не прокрался в мою голову, что с тобой могло что-то случиться. Я подбежала к тебе, но ты спокойно спала, тихо посапывая. И еще… После того, как Кора договорила, она достала что-то из шкафа и протянула впавшей в небытие Реджине. Это «что-то» оказалось письмом. Взглянув на дату, Реджина была потрясена, поняв, что оно было написано в тот же день, когда умер Крюгер. — Он прислал мне письмо. Перед смертью, — голос Коры дрожал. — Он просит простить его… за все, — женщина обхватила свою голову и прикрыла глаза. — Иногда мне кажется, что это все было сном. Столько ошибок, столько глупостей…***
Когда Реджина направлялась в свою детскую комнату, она была задумчива, погружена в собственные мысли о только что услышанном. Это было невероятно. Её отцом был мистер Голд, а преступник, о котором говорила ее мама, казался совершенно другим человеком — он был её дядей! В голове Реджины не могли сойтись два образа, которые принадлежали одному и тому же человеку. Будто они и никогда не были единым целым. Почему именно ей досталась роль обвинителя Крюгера? Почему именно с ее семьей он был связан? Зачем?.. Она остановилась у двери в комнату. Белая краска была безупречно чистой, там не было никаких изъянов. Реджина невольно поморщилась — в детстве на двери ее рукой были нарисованы только ей понятные знаки, которые незаметно прятались около планки. Раньше ей казалось, что они что-то да значили. Неожиданно для девушки она надавила на ручку двери — отступать было поздно. Она вошла, полная сомнений, не знающая, что делать. Генри сидел на кресле и смотрел на напечатанный текст книги. Девушка часто заставала его с книжкой в руках и всегда тепло улыбалась этой картине. В этот раз она также не смогла сдержать улыбки. Ответная улыбка отца заставила ее немного расслабиться. Все-таки это тот же папа, который был с ней на протяжении стольких лет, и осознание пришло тут же: как бы там ни было, он все равно поддержит ее. Они разговаривали немного, но их взгляды, улыбки говорили за них намного больше. Генри был для Реджины одним из тех близких людей, которого она понимала с полуслова или даже взгляда. Ощутив теплоту отцовской беседы и, наконец, приняв все, что произошло с ней недавно, она поняла, что сейчас была дома — в том месте, где она чувствовала себя легко и просто, где ее любили искренне и бескорыстно. В тот момент осознания Генри еще продолжал разговор, а Реджина внезапно ощутила сильную, щемящую боль в груди. Ей не хотелось расставаться. Никогда.