Пользователь не в сети

      Проучившись в одном классе пару лет, Маринетт и Натаниэль понятия не имели о существовании друг друга. Просто даже не пытались узнать, так как имели общий взгляд на мир и разделяли одну точку зрения: ненужные знакомства с кем попало им не нужны.       Нат понятия не имел, почему себя так вела Дюпэн-Чен, но сам для себя решил: судьба сама сведёт его с теми людьми, с которыми захочет, а те, кто проходят мимо, отсеются в процессе. Короче говоря, в общении он не прилагал никаких усилий, и поэтому очень скоро круг его знакомых сузился до кучки дальних родственников и давно забытых друзей детства, с которыми он мог переброситься парой фраз, когда ненароком встречал во дворе.       А все дело было в том, что дружба — задание для двоих, она не может быть односторонней. И с кем бы вас судьба там ни сводила, все ее усилия окажутся совершенно бесполезными, если вы не соизволите и пальцем пошевелить.       Но Нат пока был не в курсе этой запары, и преспокойно себе жил, ни о чем и ни о ком не волнуясь. Своё одиночество он воспринимал, как благодать, так как не чувствовал никакой потребности считаться с кем-то ещё в своих планах и все делал так, как хотелось ему одному. Это было легко и удобно, особенно для парня, который так не любил излишнего внимания и доставучих людей, зато любил засесть со скетчбуком где-то на заднем дворе школы и спокойно рисовать.       Рисовал он все: от пейзажей, животных и абстракции до портретов людей. Некоторых он видел лишь краем глаза, а потом додумывал образы, некоторых рисовал, будто они стоят спиной, чтобы не париться с выражением лица. Но абсолютное большинство людей были целиком и полностью плодом его воображения. Таких людей не существовало на самом деле, их Нат «лепил» в своей голове.       Сначала это был маленький, никому не нужный проект. Кому нужны портреты выдуманных людей? Все бы хотели видеть на стенах изображения себя, любимых. Но в один прекрасный день его работы заинтересовали какую-то особенно богатую шишку, которая предпочла остаться в тени, но скупила практически всю коллекцию, а также регулярно приобретала за кругленькую сумму новые картины.       Натаниэлю это было только в радость. Кто ещё мог похвастаться таким хорошим заработком в свои 17 лет?       И вот совсем недавно, этот человек вдруг заинтересовался картиной, на который был изображён реальный человек. А именно, Маринетт, с которой Нату посчастливилось познакомиться поближе. Она не знает про свой портрет, а Нат все никак не решится сказать ей о нем.       Покупатель оказался очень щедр и предложил очень большую сумму, даже больше, чем обычно. И Нат призадумался: с одной стороны, ему бы не помешали лишние деньги, но с другой... мог ли он это сделать без ведома Маринетт? Да, эта картину не будет вывешена на всеобщее обозрение, не будет представлена в выставках, а лишь предоставит какому-то чертовски богатому человеку возможность наслаждаться ею дома. И Натаниэль разрывался: пойти на поводу у жажды наживы, либо прислушаться к зову совести.       Не в силах решить, что ему делать, художник провалялся неделю с температурой. Даже в своей комнате, Нат не мог скрыться от внимательного взгляда аквамариновых глаз, которые получилось изобразить у него настолько живо, настолько ярко, что не составляло труда представить, будто Маринетт наблюдает за ним с неподдельным любопытством, ожидая его дальнейших действий.       — Спасибо тебе за то, что ты у меня есть, — сказала она ему после его возвращения в школу, хотя он совсем ничего для неё не сделал, хотя прекрасно знал, что в жизни Дюпэн-Чен происходит что-то странное.       И Нату стало ужасно стыдно за то, что он мог даже просто допустить мысль о том, чтобы нажиться на этой чертовой картине.       — Прошу прощения, я не могу продать вам тот портрет, — вместо приветствия выпалил Натаниэль, как только на том конце подняли трубку.       — Вы... уверены? Если хотите, я могу поднять цену, это не проблема.       — Картина не продаётся, простите, — скрепя сердце, настаивал на своём художник. — Это окончательный ответ. Возможно, вас заинтересует что-то...       Его не дослушали, отключившись.       Вслушиваясь в размеренные гудки, отдающие барабанным боем в ушах, Натаниэль почувствовал дикое облегчение.       Когда снова раздался рингтон, Натаниэль подумал, что это снова звонит покупатель, но на экране смартфона значилось „Sleeping Beast", и он расслабился, невольно улыбнувшись.       — Я надеюсь, ты звонишь пожелать мне спокойной ночи, — вальяжно растягивая слова, привычно подкалывает он героиню своего лучшего портрета.       Из динамика раздаётся звук улицы, тихие ругательстве и шум ливня. Маринетт что-то неразборчиво кричит своим, по-видимому, спутникам.       — Нат! — восклицает она, обрадовавшись. Даже через телефон чувствуется, что она взволнована, поэтому голос у неё звонкий, немного истеричный. — Как хорошо, что ты взял трубку!       — Ты где сейчас? — он хмурит брови, так как прекрасно помнит, что Маринетт сейчас нельзя разгуливать поздними вечерами, учитывая недавние события.       — Я... ну, не дома, — сконфузилась девушка, которая была совершенно не готова к тому, что ее будут отчитывать. — Не переводи тему! Я звоню, чтобы...       Тут связь начинает барахлить, и вместо голоса девушки раздаются помехи.       — Где ты?       Она кричит в трубку неразборчиво, словно находится под землей, и Нат чувствует, как внутри разжигается огонёк тревоги.       — Прости, я в метро! — перекрикивает шум от поезда девушка, прилагая к этому немало усилий. Но почему тогда такое чувство, будто бы у вагона метро напрочь отсутствует крыша? — В общем, не переживай, но меня завтра не бу...       — Что?!       — Не будет меня завтра в школе, черт подери! Как же бесит, — она жалобно скулит, и Нат смеётся. Что ж, раз у неё есть силы возмущаться, значит, не случилось ничего страшного. По крайней мере, пока.       — Я надеюсь увидеть послезавтра на своём столе объяснительную по поводу твоего отсутствия, прогульщица несчастная, — в тон прокричал ей Нат, хотя это звучало предельно странно со стороны, учитывая, что жил он совершенно один, а вокруг царила абсолютная тишина. Ещё немного, и ему начнут стучать по батареям соседи.       Ну, хоть скрасят его одиночество этим вечером.       — Да, мам, конечно, мам! — съязвила Маринетт.       — Я тебя тоже люблю, — не остался в долгу Натаниэль.       — И я тебя, солнышко, — она поднесла микрофон к губам и громко чмокнула, после чего отключилась.       — Ах ты, маленькая...       Парень бросил телефон на кровать и шумно выдохнул. А ведь со стороны и не скажешь, что эта девушка способна попасть в неприятности, выйдя в магазин за молоком буквально на пару минут.       Но от этого «я тоже», хотя оно и было брошено второпях, да ещё и с сарказмом, потеплело в груди. Нет, дружба, как бы он раньше не относился к этому понятию, — невероятно приятная штука, что согревает на расстоянии и делает угрюмую однокомнатную студию немного светлее.       А картину он подарит Маринетт на день рождения.