Не в службу

Юра сделал глубокий вдох. Как обалденно заходить в прохладный кабинет после натуральной бани на улице. Он-то ещё ладно, а как на плацу солдаты мучились. Капитан Дорофеев совсем там с ума сбрендил, над ду́хами издеваться. Пацанам на тренировочной повезло: Отабек состоянием своего личного состава дорожил, уменьшив нагрузки и приказав отсидеться в теньке. Если бы все сержанты были такими. Канадец отличился и здесь. Похвастался своей физподготовкой, начал доказывать на турнике, добился долгожданных восторгов, а ещё через пятьдесят подтягиваний — желания. Весь вспотел, дышал тяжело и все равно умудрялся победоносно ухмыляться, глядя на Юру. А Юра что, Юра оценил. Сказал подумать над желанием и гордо удалился. Взвод свистел ему вслед, пока Отабек не заткнул. Юра все думал. То, что в армии солдат не нуждался ни в чем, считалось, как правило, только высшим офицерским составом. Если не брать в учёт нормальный солдатский рацион, деньги, чтобы догнаться в чепке, не сильно отбитый автомат и сон, то почти правда. Может, лекарства ещё. Вряд ли Леруа истратил бы одно-единственное желание на лекарство. Исходя из его последних действий, мог потребовать нечто интимное, исходя из издевательства Юры, мог отомстить, а исходя из своего характера вообще мог предложить что угодно. Юре на секунду не по себе стало. Поёрзав на стуле, он едва заставил себя не ломать голову, ведь если Леруа выйдет за рамки, то сам же себя и закопает на полгода. Юра позаботится. Однако отказать Юра не сможет все равно — договор дороже звания. Мучился Юра недолго. Леруа явился в медпункт аккурат через десять минут, приставив ладонь к голове и с наглейшей улыбкой выдав: — Разрешите войти, товарищ сержант? Товарищ... Довели бойца до автоматизма, неплохо. — Давай уже, — сказал Юра, успевший за десять минут потрепать себе нервы. — Говори своё желание. Леруа не торопился. Не подошёл к нему даже, медленно сев на стоящий напротив диван. Стянул головной убор, слегка запрокинул голову на спинку, демонстрируя крепкую загорелую шею. Сказал: — Штаны сними. — Ты оху... — Юра, просто сними штаны. Все. Вот мое желание. Юра побарабанил пальцами по столу, осознавая, что в общем-то зря волновался. Никакой фантазии у парня. — Я жду. Или мне отвернуться? — вновь улыбнулся Леруа. Юре улыбка показалась вымученной. Он немного отодвинулся от стола, расстегнул ремень и, не вставая, парой движений стянул штаны, повесил их на спинку стула. — Даже не покрасуешься? Без штанов по идее охуенно, в такую-то жару. Будь Юрина воля, в одних трусах и сандалях бы сидел безо всяких тоненьких халатов. Юра обошёл стол, немедленно почувствовав взгляд на своих ногах. — А покороче халат есть? — спросил Леруа, не поднимая глаз. — Нет, — соврал Юра. У него там в шкафу за ширмой и бушлат валялся, и короткий, до половины бедра, халатик. Ни то, ни другое Юра никогда не носил — не ему принадлежало. И надевать для Леруа не собирался, даже когда тот с улыбкой молвил: — Врешь. — Ты сказал снять штаны, я и снял. Не понимаю претензии. — Претензия в том, — начал Леруа и вдруг резко выдохнул, закрывая глаза. — Что врать нехорошо. — Все равно ж не надену. Что с тобой? — Юра хмуро подошёл к Леруа, наблюдая учащенное дыхание. — Я нормально, — вяло отозвался тот. Юра коснулся ладонью его лба и бесшумно выматерился. Перегрелся. Неудивительно, черт возьми. Юра отточенным движением стянул поясной ремень, следом китель, уложил Леруа на диван. Взял марлю, промочил холодной водой и положил на лоб. Сто подтягиваний в такой духоте прямо под палящим солнцем, как он на площадке-то не упал? Придурок. Сам-то хорош, Юра, подстегнул. Просто не думалось ему ни о чем, когда Леруа бросил вызов, ну а там далее майку стянул, посиял улыбкой, посмотрел цепко гляделками своими серо-синими... И сейчас ведь смотрел, правда мутно уже, пока Юра водил марлей по его лицу, шее, бежал промокать снова, повторял. Юра дал ему выпить подсоленной воды, хотел уложить снова, но тот замотал головой. — Мне уже лучше. — Конечно, — кивнул Юра, и все равно уложил обратно. — Тебе остыть надо. На улице дышать нечем. Если ко мне с обмороком притащат - урою. Леруа тихо посмеялся: — Не притащат. — Кашу есть надо, чтобы не было такой хуйни. — А цветы можно и выбросить, если не нравятся. Тут Юра покраснел. — Нечего эти цветы дарить, если стыдишься перед сослуживцами. — Стыдиться чего? Того, что о нас вся рота теперь говорит? — Сегодня рота, завтра вся часть. Не знаю, как у вас в армии, а у нас таких как бы не любят. — Пусть только сунутся. — Меня-то они не тронут. — Серьёзно, зачем солдату проблемы с медиком, который в случае чего и отморозиться может, оставив мучиться со своим геморроем. Здоровье — штука очень непостоянная, а в армии тем паче. — И меня не тронут, не переживай. — Я не переживаю. — Юра. — Что? — У тебя красивые ноги. Блядь. Юра допер, что все это время порхал над Леруа в одном халате до колен, последний раз провёл марлей по его шее и встал: — Свободен. Пока Леруа одевался, Юра все смотрел на цветы в вазе. Что он там хотел? Выбросить, швырнуть в лицо? Не совсем подходящий момент, да и что он, истеричка что ли, в самом-то деле. Леруа решил за него, сцепив букет. Юра поймал себя на мысли, что захотел его остановить. — Сам выброшу, — без тени улыбки произнёс Леруа, оставив Юру пялиться на пустую вазу. Да ладно, хотел сказать Юра, они пахнут хорошо, они красивые, не выбрасывай их, я же пошутил тогда, в столовой, чтоб солдат повеселить, ну и себя заодно. — Спасибо. Дверь хлопнула как раз в тот момент, когда Юра обернулся и обнаружил головной убор на диване. Где он витает вообще, бля. Юра взял кепку, решительно направившись к выходу, да так в дверях и застыл под десятком взглядов целого взвода в коридоре. Л-е-р-у-а, твою мать. Абрамов пришёл в себя первым, деловито кашлянув: — Юрка, ты ничего не забыл? Юра опустил взгляд туда, куда глазели все солдаты — голые ноги, медленно выдохнул и швырнул кепку через весь коридор, прямо в руки Леруа. Улыбающемуся во весь рот, как последняя скотина. Леруа приставил два пальца ко лбу, ими же отсалютовав, не оставляя сомнений в том, что этот жест значил нахальное «мы квиты». Вещами Юра не швырялся лет с шестнадцати. Примерно в том же возрасте он был до такой степени возмущён последний раз. *** Каким бы придурком Леруа ни был, он умел взволновать. После первого штурма санчасть он не посещал ровно неделю. То понятно — учения, но что мешало ему заглядывать сейчас, Юре не было ясно. Доходило до того, что Юра уже подумывал вызвать сам или пойти в казарму. Ну как такое называется? Сначала подарки, цветы, «все время о тебе думаю», а потом тишина. Здравый смысл Юре подсказывал, что такое безобразие случалось чуть более чем часто и носило название «завяли помидоры». Юре не понравилось. — А что там с Леруа? — осторожно спросил Юра на третий день у Отабека. — Его в наряды закрыли. — Как закрыли? — На три дня. За автомат. Юра похолодел. Любая нелепая проблема с оружием открывала путь к такой жопе, откуда единственным благоприятным выходом был дисбат. Не дай боже АК после использования или чистки станет непригодным — повесят на тебя и хуй положат на то, что с него невозможно стрелять было ещё задолго до твоего призыва. — Он АК решил почистить под водой. Ну, тут лейтенант его и увидел. — Ебанулся — водой? — Старлей примерно то же ему и сказал. Орал, как бешеный, аж покраснел. Наверх докладывать не стал, смягчился и влепил три наряда. Хоть не проебал, и на том спасибо. Но водой... — Шомпол и масло уже не в тренде? Зачем он в раковину полез? — Говорят, сильно загрязнился, поэтому перешёл к крайним мерам. — Ты скажи ему, что у нас за такие «крайние меры» бывает. Отабек помолчал, переместился на диване, сев к Юре поближе, заглянул в глаза. — А ты уже за него переживаешь? Юра встретил его взгляд без колебаний: — Я переживаю за состояние каждого бойца. Работа такая. Юра не видел смысла врать другу, если тот вдруг не начинал докучать. Разговор напрашивался, Юра чувствовал, что избежать его не удастся, но не хотел к нему подводить, не хотел ничего слушать. Ему самому бы разобраться с Леруа, прежде чем обсуждать его с кем-то и продумывать каждый шаг. Он надеялся, что Отабек поймёт. Отабек капитулировал, Отабек умница, Отабек понимал с полуслова и всегда знал, когда лучше заткнуться. В отличие от Леруа, подумал Юра, когда поздней ночью после отбоя его дернули к кустам и крепко сжали ладонь. — Ты совсем крышей поехал? — громко зашептал Юра, мгновенно узнав в темноте светлые глаза. — Поехал. Я так соскучился. Безумно, Юра. Все время думал, Юра... — Думал обо мне, пока драил сортиры? — хмыкнул Юра, потому что это уже было смешно. И волнительно до поджавшихся пальцев. — Ты зачем оружие водой чистил? Знаешь, что за это бывает? — Там никак без воды. Если маслом — то забьётся ещё сильнее. — Всегда маслом чистили. — Оно и видно, как чистили. Как там говорят... А, на соплях держится. — Зато сто лет ещё продержится, не то что ваши. — Ты такой красивый. Зачем такое говорить, блядь. Ночью, после отбоя, когда ни офицеров, ни солдат, только караул у складов и дежурный по части, между делом, озверевший капитан Дорофеев. — В казарму беги, — приказал Юра, шагая на тротуар. — Заканчивай со своими вылазками, тебе залётов мало? — Тебя мне мало. — Насмотрелся? Мне домой пора. — Доброй ночи, Юра. Что-то быстро как-то, Юра опешил. Леруа отпустил его ладонь, напоследок погладив большим пальцем тыльную сторону, улыбнулся, упал в кусты и только тогда Юра заметил приближавшегося дежурного. Ну нет, Леруа, никаких больше нарядов и хоздворов. Юра убедился в том, что Дорофеев никого не заметил, бодро присел ему на уши и потопал вместе с ним по направлению к КПП.