Не в службу

Никифоров не говорил, что случилось. Ответил на раздавшийся звонок мгновенно протрезвевшим голосом, отодвинул стакан с виски от своих губ, сдвинув брови. Бросил трубку, впервые за все время выругавшись при Юре, и залпом допил содержимое рокса, по-прежнему не говоря, что случилось. — Не часть, а черт знает что, — процедил он, вставая, чтобы положить купюры на стол и сразу начать одеваться. — За мной, сержант. Юра только глаза прикрыл. До водки, слава богу, так и не дошел, мозги еще не сильно двинуло, с особистом-то язык спиртом развязывать. А настораживаться уже и сил не было: и так понятно, кто шум поднял. Юра только надеялся, что деятели не спалились непосредственно в процессе, и вообще, что ЧП с этим никак не связано. Но когда майор оставил своего пса хозяину бара и продиктовал таксисту вместо воинской части адрес больницы, он похолодел, чувствуя, как немеет язык. Алкоголь выветрился моментально, оставив место хаотично проносящимся мыслям, одной абсурднее другой. Передознулись, теперь откачивают. Крышей поехали и снова сцепились, нанеся увечья без оружия. Правильно, а кто им там это оружие выдаст, каждый патрон на счету. По-хорошему, спросить бы Виктора. — Товарищ майор, что случилось? Никифоров не удостоил его взглядом, только голову вбок повернул, сидя на переднем сидении. — Увидим. Юру ответ не устроил, но это было лучше, чем напоминания Виктора о приказе забыть о званиях, пока они в гражданке. Весь вечер нудел, отказываясь отзываться на любое обращение, кроме «Вити». В баре он может и походил, весь такой из себя располагающий и свойский, но сейчас, например, никаким Витей и не пахло. Особист с застывшим лицом готовился вздрючивать и копать. Юра готовился к полной жопе. Напряженная спина Никифорова в гражданском пальто взяла на себя роль маяка, твердо и спешно огибая коридоры госпиталя и ведя Юру за собой. Шаги давались все тяжелее, на третьем этаже вовсе замерев при виде сержанта и капитана в дальнем конце. Ровно до этого момента Юра совсем не знал, чего ожидать. Мыслями он себя не тешил, решительно их перебив непреклонностью разобраться на месте. Ведь так поступают офицеры. И плевать, что до офицерского звания нужно отышачить на высшее, как побуждал с хрена-то заботившийся о его будущем Виктор. Но от тускло-голубых больничных стен, подсвечиваемых едва дышащими лампочками, обтекающими мрачными тенями фигуры капитана Дорофеева и Отабека, ему резко поплохело. Юра сорвался на бег, опережая майора, затормозил у скамьи, хватая за руку подорвавшегося Отабека и во все глаза уставившись на его перебинтованную ключицу. — Как? — От нарастающей паники слова давались с трудом. — Что стряслось? — Юра, — позвал Отабек. Юра, не отреагировав, потянулся рукой к бинтам, но Бека его остановил. — Царапина просто, — сказал он, держа запястье Юры. Тот поднял взгляд к его глазам и примерз к полу. Карие и бездонные, они смотрели на него с беспокойством и какой-то обреченной тоской. Отабек одаривал его таким взглядом, когда случалось что-то страшное. Юра как мог заставлял себя не вспоминать, что что-то страшное уже случилось один раз и было связано не с ним. — Чем? — спросил Юра. Хотя бы начнём с вопросов по существу, раз Бека опасался заговаривать о том, что терзало в действительности. Потому что в этот раз Юра боялся спрашивать сам. — Штык-ножом, — Отабек потянул его в сторону, и Юра не сразу понял, что он от него хочет, когда в поле зрения попал отчитывающийся перед Виктором Дорофеев. — Присядь. Или нет, давай лучше отойдем. Юра остался стоять. Никуда он отходить не собирался, не после того, как понизившийся до шепота голос допрашивающего капитана майора внезапно прозвучал гораздо резче и громче: — Как это его задело, капитан? На излет? — Никак нет, — в сторону сказал Дорофеев. — На пост сунулся, могло и в упор прострелить. Пост, прострелить. Нападение на караул, что ли? Причем здесь Отабек? Мозг лихорадочно заискрил нейронами, тогда как тело потихоньку отказывалось слушаться, безуспешно стараясь не сопоставлять произошедшее мракобесие с единственной в части ходячей катастрофой. Юра забыл о дыхании, не обращая внимания на хватку Отабека, что все не отпускал его запястье. — Как он на караульном посту оказался, если из лазарета не вылезал? — с недоумением вопросил Виктор. Юра смотрел на его хмурый профиль и обострившиеся черты лица, которые тут же поплыли, как только ротный кивнул на дверь операционной рядом, покачав головой. — Не могу знать, товарищ майор. — Ну, вот это уже даже не дисбат, — протянул Никифоров. Дорофеев был не из пугливых, а потому держался перед Виктором стойко. — Погоны полетят, — сказал он просевшим голосом. — Лишь бы боец выжил. Ему же в шею попало. Юра медленно опустился на скамью вслед за вмиг упавшим сердцем. Разумеется, оно насторожилось отсутствием Джей-Джея в первую очередь, и Юра был уверен, что оно было готово к чему угодно. И не дрогнуло ведь, когда вызвали не в часть после ЧП, а в госпиталь, когда занервничал даже Виктор, когда Отабек нарисовался с перебинтованной ключицей. Спокойно билось себе, пока перед глазами не предстала дырка в шее и пустые синие глаза. Юра резко втянул воздух ртом, сжав руку Отабека до побелевших костяшек. — Тихо-тихо, — успокаивающе прошептал Бека, не пытаясь ослабить его хватку. Мужественно терпел, поджав губы, пока еще один мужественный лежал в крови за дверью в операционной. Рухнувшее сердце само обливалось кровью, стремилось к нему бешено, изнывая в желании просто увидеть его, прикоснуться, позвать, чтобы вот и не думал даже. Юра в долгу не остался, вывернув и свое мужество на максимум, чтобы не дать волю взбесившейся глупости сорваться и выбить эту дверь. Руки дрожали, так сильно хотелось разъебать все вокруг и упасть с ним рядом, чтобы застать, если он очнется. Когда он очнется. — Я же его, — совсем тихо начал он, прервавшись, чтобы набрать воздуха, поступающего только рваными короткими порциями. — Я же его только на одну ночь оставил… И глотку промокал с особистом, пока его тут с того света пытаются достать, господи. Но он же сам хотел отвадить Виктора с псом его, будь он неладен, а Юра только подсобить хотел. Допомогался. И кто здесь больший идиот, спрашивается? Отабек принялся говорить ему куда-то поверх головы: Юра и не заметил, как его обняли, не находя сил, чтобы удивляться очередной истории, и молился, чтобы она не оказалась для Джей-Джея последней. Кереев влип, сочувствовал Юра. Леруа героя могут дать, отстраненно заключал Юра. Канада это так просто не оставит, не пугался Юра. И ты герой, Бека, как хорошо, что ты рядом, жмурился Юра. Он выживет, он не может не выжить, я знаю. Он дурак, но дурак живучий. Только влетит ему в этот раз ой как сильно, никто ему помочь не сможет, ни ты, ни я, ни ротный. А если помогать уже некому будет… Отабек замолчал. Юра уставился куда-то вбок, не моргая, чтобы не дать все-таки навернувшимся слезам стечь. Куда собрались, как будто помер кто, рано еще, солдат на операционном столе карабкается, лежит там, неподвижный, пока в его внутренностях шарятся. А спасет ли это, если не на излет, не рикошет, а в упор? Было бы в упор, подумал Юра, констатировали бы на месте, аккурат после отлетевшей головы. Раздраженный голос Виктора бойко развеял жуткую картину, донесясь как сквозь вату: — Одни беды с этими пиндосами. Чья вообще была идея с обменом? В бравом негодовании Никифоров метался по коридору, не находя себе места. Стало быть, тоже переживал, только по особому. — Так нормальные все, — возразил Дорофеев. — Один только отличившийся. — Кереев у тебя отличившийся, — недовольно отозвался Виктор. — Чуть взвод не подорвал, а теперь и вся армия на волоске. Вот что, — он резко затормозил. — Военная прокуратура с ним разбираться будет. Стал бы особист волноваться за иностранного бойца, как же. Глобально мыслил, шире. Да и в чем он не прав? Застреленный на чужбине солдат вполне себе мотив для подрыва мирных соглашений. И все это под носом особого отдела. Майор рисковал не меньше. Кереева Юра жалеть не торопился. Влип срочник по полной, разговору нет, но это же надо так с головой не дружить, чтоб наложить на себя руки из-за девушки? Юра много случаев застал, когда солдаты на стенку лезли и батареи грызли от грустных писем, некоторые даже совершали побег, а от суицида охоту отбивали бдительные сержанты. А Юра тогда и понять не мог, как можно было так убиваться. Ну, бросила и бросила, время сэкономила, и свое, и твое, солдат, зубы стиснул и терпи. Не умерла же, в самом деле. Сейчас Юра вообще не был уверен, как повело бы в его руках боевое оружие на случай, если Джей-Джей не выживет. Навел ты шуму, Леруа, за год не разгребем. Выпнут тебя на родину, впишут в черный список, чтоб за километр духу твоего близ границ не было. И я прямиком за тобой, а то мало ли, кирпич на голову упадет, и шагу от части не ступишь. — Ты как? — тихо заволновался Отабек. На стремный в данных обстоятельствах вопрос Юра ответил не менее стремно: — Никак. Я выпил. Бека погладил его по плечу, так и не выпустив из объятий: — То-то я думаю, тихий. Обычно рвешь и мечешь. — А чего тут рвать и метать. — Юра отодвинулся, проведя рукой по волосам. Пальцы наткнулись на резинку, рассеянно пощупали пучок и опустились на шею. — Мешаться только. Закончат и скажут. Хорошо все, скажут. Сержант молодцом, что дырку в шее пальцем закрыл, скажут. Или пуля позвоночник задела, инвалидом останется, скажут. Или артерию пробила, крови много потерял, мы сделали все, что могли, скажут. Тут же слетят погоны и лычки, часть расформируют стараниями особого отдела, прилетит канадская делегация и в лучшем случае просто заберёт своих рейнджеров домой, а тело самого, блядь, отличившегося предадут родной земле. Зато, наверное, с орденом. Юра поднялся со скамьи, чувствуя подступающую тошноту. Ноги держали слабо, и он всерьез собирался попросить Отабека отвести его в уборную, но прилип к полу, как только отворилась дверь, едва не прилетев нервно расхаживающему Никифорову по лицу. — Какое имя интересное, — сказал доктор, шмыгнув носом и стянув маску. — Откуда француз в нашей армии? Юра еле сдержал себя в руках, невольно отвлекшись на вовремя подскочившего Отабека. — По обмену, — нетерпеливо ответил Дорофеев, опережая взрыв всех присутствующих. — Как он? Похороны с почестями завоевавшему орден бойцу зазвучали в голове Юры так громко, что его едва не стошнило. — Жить будет, — доктор для убедительности кивнул. — Пуля навылет прошла. Ничуть не сомневался, вообще ни разу, если ты и скопытишься на этом свете, то ей богу, видимо, от моих рук и поехавших по пизде нервов, родной. Во сне прибью, в объятиях задушу, если не ухитришься увернуться и вцепиться зенками своими синими, герой ебаный, да чтоб тебя отправили обратно в свою Канаду, чтоб глаза мои тебя больше не видели, чтоб я понял, что без тебя больше не смогу. Игнорируя навалившееся облегчение, Юра напряженно спросил: — Позвонки? Врач бросил на него быстрый взгляд уставших красных глаз. — Не задеты. Так что послужит еще. Только на кой ему в чужой армии служить… Дальше Юра не слушал, свалившись на скамью вместе с Отабеком. А он-то как переживал, аж кровь от лица отхлынула, сделав его бледнее обычного. Джей-Джей меня прикрывал, говорил, бросился отводить направленное на меня дуло автомата, прежде чем пулю словить. Вокруг кипиш, в груди горит, а я лежу и думаю, как тебе все это рассказать. Рассказал бы, как есть, ответил ему Юра, чай не девица, в обморок бы не упал. Хотя, кажется, был близок. — Бека, — позвал Юра. — Что же теперь будет? Облегчение довольно быстро уступило место сгустившемуся в горле напряжению. Живой, это хорошо, только части такой солдат даром не сдался, либо наградят, либо пинком под зад на родину, там геройствовать и медсестер соблазнять. Либо и то, и другое. Заберут его у меня, никто и спрашивать не станет. Подумаешь, фантики собирали, ни во что серьезное это не успело вылиться, правда же? Только во что-то настолько красивое и захватывающее, что Юра бы ни в жизнь от этого бы не отказался. — Это не нам с вами решать, — подал голос приблизившийся Никифоров, остановившись взглядом на Юре. — На этот раз было близко, да, Плисецкий? Юра не потрудился встать, глядя на Виктора снизу вверх. Сидеть в присутствии офицера вряд ли считалось нарушением в стенах госпиталя, тем более, учитывая обстоятельства. — Товарищ майор, — обратился Юра. — Вы ведь знаете, чем все может обернуться? — Предполагаю, — веско бросил особист. — Живой — уже хорошо. — Вы говорили про дисбат, — не унимался Юра. — Что ж мы, звери что ли, раненого иностранца в дисбат? — деланно оскорбился Никифоров. — Восстановится пусть, а там уж видно будет. — А если серьезно? — А если серьезно, то езжай домой, Юра, — немного устало произнес Виктор. — К нему не пустят. Завтра, между прочим, рабочий день. И вопросов будет много. Нет, я, конечно, могу и сейчас тебя допросить вместе с Алтыном. — Товарищ майор, — вмешался Отабек. — Старший сержант Плисецкий в этом участия не принимал. Особист помотал головой: — Не сейчас, Алтын. Плисецкий, поехали, мне все равно переодеваться. Юра железно хотел остаться. Чтоб Отабека поддержать, которому тоже невесть что светило после проникновения на караульный пост, и чтоб сердцу спокойно было рядом с Джей-Джеем, пусть и за стенкой. Его б воля, он бы больше вообще от него никогда не отходил. Косячник. Как он до своих лет дожил с такой-то дурной головой? Еще столько же лет проживет, заверил Юра, любую лазейку найдет, не пропадет. И если Юры не будет рядом после, то он побудет рядом хотя бы сейчас, хотя бы так. — Я останусь, — непреклонно заявил Юра. — Я могу и в приказном порядке, — нахмурился Никифоров. — Вы сейчас ничем не поможете, старший сержант. Будьте добры отоспаться и не заставлять дедушку волноваться. И потопал к выходу. Козел, знал же, куда давить. Юра уже и не помнил, когда последний раз ночевал дома, теснясь на кровати вместе с Джей-Джеем в лазарете. А сейчас бы просто посмотреть на него. — Юр, правда, езжай, — попросил Отабек. — Чего здесь торчать, если к Леруа нельзя. Потом его навестишь, как в себя придет. — Самому бы его не убить, — вздохнул Юра, спрятав лицо в ладонях.