Не в службу

Юра потрогал языком щеку изнутри, удостовериться, что не кровило. Откинул голову назад, стараясь не прикладываться к стене, прикрыл глаза и спокойно сказал: — Будешь дальше пялиться — зенки оторву. Хрипловатый голос показался чужим. Зато подействовал: не отрывавший от него взгляда тип отозвался смешком, но отвернулся. Юра припозднился с мыслью, что с ним могли сделать в камере за его неосторожный базар и, главное, воспрепятствовали ли бы этому сотрудники органов. Но почему-то было глубоко насрать. Даже если Виктор никак не отреагирует на его звонок и не отправит своих, чтобы вызволить его из московского обезьянника — плевать, заночует и тут. Пусть это и не было справедливо. Угораздило же так тупо вляпаться. Юра подумать не мог, что его поймают и запрут как какого-нибудь буйного алкаша, когда собирался на первую посиделку с новым коллективом. В составе-то их было раз-два и обчелся, пацаны-одногодки, нормальные, ровные, и пара девчонок, из-за кого, собственно, вся история и началась. Не сказать, что они все так уж сдружились, но за честь дам постоять против не следящих за языками гондонов парни вызвались единодушно. Не споешься и не сопьешься тут с будущими врачами, когда ваш наставник Лилия Барановская. Каменнее женщины Юра не встречал. В целом-то не с кем особо было сравнить, привык с мужиками работать. Когда впервые ее увидел, не мог отделаться от мысли, что она проглотила палку, настолько прямо держала спину все время. Нестандартный навык для военно-полевого медика, который, по ее же словам, сгибался в три погибели, чтобы пациентов дотащить, укрыться и подлатать. Назидала Барановская с видом препода, меньше всего желающего делиться знаниями. И в то же время делилась охотно. Хрен знает, как это работало, но Юра за месяц подчерпнул от нее куда больше, чем за несколько лет в училище. Про спиться он, кстати, не шутил — в первый же день стажер Миха втихую предложил собраться всем вместе и накидать столько шотов, сколько Барановская скажет «вы его убьете» за весь курс. Если у пациента сделать разрез в неправильном месте, вы его убьете. Если прибегнете к прижиганию, вы его убьете. Если используете обычную нитку, вы его убьете. Если обмотаете разрезанное горло, то передавите сонные артерии, и вы, вероятнее всего, его убьете. Все эти вещи Юра знал базово, но Барановская впечатала их всем в головы в красках, рассказывая свой опыт и истории. Мало где кто-то не дожил, что впечатляло, но и не оказывалось чем-то недостижимым, ведь многих на поле боя оставляли умирать. Кровь фонтаном — давящую повязку, осмотреть. Разрывная в живот — оставить. В голову — оставить. Если вовремя оказать правильную помощь, выживет, не соглашался Юра. Будешь тратить время на живой труп, когда можешь реально помочь десяткам, сотням раненых, спрашивала Барановская, добавляя, что некоторые тяжело раненые просто не доживут до осмотра хирурга. Голос ее не дрогнул. Юра был у нее на карандаше, потому как лез куда не надо. Вызывался помогать, однажды сам зашивал руку пьяному невменько под чутким присмотром Барановской. Кровищи было. Пинцетом осколки вынимал — прилетело бедняге розочкой, доклюкался кто-то бутылку разбить. Врач почти никогда не улыбалась, но одобрительный взгляд Юра запомнил. И уезжал в гармонии с собой, избавившись от ненужных мыслей на время. Такие посещали его голову с каждым днем все меньше, и он почувствовал нечто сродни благодарности Виктору. Ее он точно заслуживал. Никифоров появился в части сразу после больничного уже без пластырей, и Юра поначалу избегал сталкиваться с ним взглядом. Но майор трындел, смотрел, улыбался, в общем, вел себя так, словно ничего не произошло, и Юра забил, расслабившись. Напряжением и рычагом давления к окончательному решению уехать послужил вообще отдельный эпизод. Еще до присяги в части разбушевался вирус, подкосив половину призывников, которых Юра немедленно изолировал, в душе не ведая, что кто-то мог оказаться неравнодушным к его ухаживанием за больными. Недоуменно уставился на шоколадку на своем столе после приказа одеваться, втянул воздуха в легкие, чтобы посоветовать выздоровевшему мамку свою угостить, но слова застряли в горле. Боярышев наблюдал за ним выжидательно, а потом на полном серьезе сказал, даже в военкоме медсестра рядом с тобой тухнет, красивый ты, никто не обижает, а у меня КМС по боксу, всех положу. — Стелишь, — оценил Юра, записывая данные в карту. — Забудь о таких разговорах в армии. Свободен. Боярышев накинул поясной ремень на шею, пока заправлял рубаху в штаны, и улыбнулся: — Как же теперь забыть-то. А я же теперь спать не смогу, зная, что рядом такая красота, какие твои любимые цветы, а халат покороче есть, я из-за тебя стрелять не могу, я так соскучился, все время думаю о тебе, ты меня с ума сводишь, я насовсем, правда, я тебя никому не отдам. — Свободен, я сказал, — не поднимая головы, отчеканил Юра. Отабек его новости о стажировке удивился, молча прожигая взглядом после имени Виктора. Как показалось Юре, неодобрительно. Он так и не рассказал Беке ни о срывах особиста, ни о своем собственном, за который было стыдно больше всего. Бека и не настаивал, просто попросив его не пропадать. — Тебя отвезти, может? — предложил Отабек. — Если в выходные, сходим там куда-нибудь. — Вит… Виктор сам подбросит, — неловко пробормотал Юра, разбинтовывая ему ключицу. — Ему туда по работе надо. — Ну, раз надо, — задумчиво произнес Бека, не откомментировав и тот факт, что особист и так в последнее время частенько подвозил Юру до дома. Юра сам не понял, как это произошло, да и что в этом такого, раз соседи, тем более майор сам предложил. В тот момент осознал, что можно было подумать невесть что. Но оправдываться не стал. Он ни разу не пожалел о своем решении. Стажировка давалась сложно, но интересно, времени побродить по столице не было совсем, однако он и не то что бы стремился, по уши уходя в учебу в хате Никифорова, которую тот, как и обещал, практически не посещал. Миха Юриной пассивностью был недоволен, и все порывался сводить его куда-нибудь пробздеться, оживиться. Не вдвоем, с коллективом. Юра не догонял, в чем его пассивность проявлялась, когда он сутками ебашил на стажировке, но почти спустя месяц сдался. Месяц. Новый год, стало быть, скоро. Канадцы отчалят домой к Рождеству. А я в кутузке. От собственного смешка Юра открыл глаза, уставившись вперед меж прутьев. Особист приехал сам. Юра наблюдал сквозь решетку, как он остановился у стола в гражданском пальто, потребовал освободить своего подопечного максимально вежливо. А когда не подействовало, показал корочку. Юра не вслушивался, хоть и прочесть по губам сухое «Майор Никифоров. Особый отдел» труда не составило. Сотрудник забряцал связкой ключей практически моментально. Виктор терпеливо ждал, смотрел, конечно, с немым укором, но потом вгляделся в лицо Юры, нахмурился, но промолчал. — Кто? — только и спросил он, когда они вышли из здания, в котором Юра готовился провести ночь. — Шакалы какие-то, — потрудился ответить Юра. — Смогли сбежать. Никифоров закурил. — Опознаешь? — Нахер надо, — поморщился Юра. — Мы нажрались, они нажрались, в кафехе сцепились. — С коллективом гулял? — Типа того. — И поймали только тебя. Юра не стал отвечать, как ему было похер на полицейскую сирену, когда ему дали в челюсть и уронили, добив пинком под ребра. Хорошо руками закрыть успел. Виктор открыл ему дверь своей машины: — Где болит? — Нигде, — соврал Юра. — Ты из части что ли в Москву примчался? — Я собирался приехать завтра, — неразборчиво пробормотал особист с сигаретой в зубах. Выдохнул. — В больницу поедем. — Не надо в больницу. Виктор обошел машину, выбросил сигарету, сел на водительское сидение, потянулся к Юре, приподняв ему одежду до груди. — Можем к Барановской, — не успокаивался он, просканировав и опустив одежду. Юра удивленно вскинул брови: — Зачем? Пара царапин всего, какие нахрен больницы и Барановские? Майор выглядел напряженным. — Точно пара царапин? — Двинули в челюсть и под ребра, я руками закрыл, — отчитался Юра, подавив порыв закатить глаза. — Если станет легче — им больше досталось. Виктор усмехнулся, кажется, угомонившись. И откуда у него страх такой, что если его поймают, то обязательно изнасилуют? Сдался он этим конченым. Юра коллектив свой не винил, ну решили выпить всем составом в кафе или рестобаре, он не ебал, твердо считая, что сам был виноват, не сверкнул пятками когда надо. Да и похер совсем как-то было. В квартире Никифорова Юра разулся, не раздеваясь, прошел сразу в кухню попить воды. Хотел было направиться к бару, но сперва посчитал вежливым спросить хозяина: — У тебя есть что выпить? — Воду пей, — строго отозвался майор, повесив пальто в прихожей. Юра подошел к нему со стаканом, проглотил воду. — Тогда дай закурить. — Ты же не куришь. — Особист отобрал стакан. — Умойся иди, обработаем тебе все. — Сказал же, не надо, — нахмурился Юра, глянув в сторону. — Я спать. И повернулся к гостиной перед тем, как Виктор резво, но мягко развернул его к себе. — Ты что вообще творишь? Вопрос звучал устало и раздосадованно. Не разочаруешься тут, когда на учебу отправил, кров предоставил, а здесь одно расстройство. Такой вот я проблемный тебе на голову свалился, мрачно подумал Юра, ты мне плюшки все, а я в неприятности попадаю, дрянь неблагодарная. — Устал я, — бесцветно бросил Юра. Майор смотрел внимательно, будто пытаясь прочесть в его глазах причину, хотя кого Юра обманывал — тот прекрасно все понимал. — Давай отдохнем, — внезапно смягчился Виктор, проведя ладонью по его предплечью, прежде чем отпустить. — Я отпуск возьму. Слетаем куда-нибудь на Новый год. Юра примерз к полу, широко распахнув глаза: — Куда? — Туда, где тепло. — Никифоров коснулся его пряди, спадающей на глаза, заложил за ухо. — Забудешь… обо всем. Раз учеба не помогает? Все-то ты видишь, Вить. Юра молчал, попросту потеряв дар речи от предложения своего персонального аттракциона невиданной щедрости, который буквально был готов на всё, лишь бы… Лишь бы что? — Почему ты со мной так возишься? — едва слышно спросил Юра. Виктор улыбнулся так, будто вопрос его позабавил. Наклонил голову, полюбопытствовал: — А ты не догадываешься? Неправда, нет, он же профессиональный лгун, играющийся судьбами других, какие чувства у него вообще могут быть, кроме азарта и злорадства. Тогда зачем ему все это? — Аптечка в ванной, — сказал майор, подняв брови и закрыв глаза мимикой человека, совершенно утомившегося днем. И ведь сорвался же с военного городка после работы по первому зову. — Не надо туда, где тепло, — произнес Юра, глядя в пол. Собравшийся было в спальню Никифоров притормозил. — В Европе в это время года красиво, — пространно заметил он. — В Японии, говорят, тоже. Юра сглотнул ком в горле. — Япония звучит интересно. Проснулся он ближе к полудню на диване в гостиной с прилипнувшим к небу языком и сухостью во рту. Болезненно простонав, перевернулся на другой бок, предвкушая не самый приятный путь до кухни, и сонно уставился на бутылку минералки на полу. Дай тебе Бог здоровья, поблагодарил Юра особиста, присосавшись к горлышку. Самого Виктора в квартире не оказалось. Это Юра понял спустя время, конечно, протупив в телефоне пару часов в постели, прежде чем соизволить встать, умыться, принять душ и подшатнуть бодун лапшой быстрого приготовления. Лицо посвежело еще после душа, и Юра похвалил себя, что вчера все-таки послушался и обработал ссадины. В групповом чате телеграмма пацаны понаотправляли кругляшков с отекшими от отходняка и замеса рожами, дружно гогоча друг над другом. Юра не остался в стороне и отсалютовал, принимая удивленные поздравления, что вышел из спецприемника. Дедушке позвонил, спросил про планы на Новый год. Дед Коля как обычно пустился в рассказы о соседке, ежегодно приглашающей его угоститься поляной. Лежа на диване, Юра скосил глаза на минералку и бросил трубку, пообещав, что приедет уже через неделю. Стажировка должна была вот-вот закончиться. А потом можно попроситься в отпуск или уволиться совсем, чтобы поступить в академию. Отдохнуть с Виктором и остаться учиться в Москве. Опять же, в квартире Виктора. Вот это я охуел, ухмыльнулся Юра, не чувствуя никакого воодушевления абсолютно. А майор молодец, подсластил так, что он даже не понял, когда перестал относиться к нему настороженно, принял и подпустил. Или может зря Юра так, если Витя действительно к нему неровно дышит. Ничего плохого он, по сути, не сделал, даже наоборот. Благодетель. Благодеятель, хмуро подумал Юра, интересно, когда у тебя крыша снова поедет. А может виной всему был он, и Виктор искал пути избавиться от Джей-Джея тупо из-за ревности? Да ну бред какой. Хотел взять себе под крыло отличного опытного бойца, да только отличный опытный боец кулаком засветил и дал по съебам, посоветовав федералу патриотичной угрозой не копать там, где не следовало. Юра закрыл глаза, без сопротивления встретив мгновенно появившуюся высокую крепкую фигуру в темно-синем берете. Где ж ты такой взялся, солдат, мало тебе со смертью играться, так ты на шантаж с федералами дерзишь. Сердце потянуло бессовестно сладко, не упустив возможности задержаться в мыслях о том, кого так усердно гнал из головы. Его сосредоточенное лицо во время занятий, в секунду меняющее выражение, чтобы от души поржать с Отабеком, и слабеющая улыбка при взгляде на Юру на губах, но не в глазах. Как они темнели по ночам. В самую длинную их ночь, когда Юра с охрипшим горлом отдал дань его выносливости, не чувствуя ног. Юра резко выдохнул, перевернувшись на живот. Не туда, не сейчас. Но память его уже не слушала, низко и ласково нашептывая, как горели губы от поцелуев, как потрясающе содрогалось его тело в сильных руках, которые потом заботливо укрывали тканью, легко поднимали, несмотря на возмущения, мяли разнывшиеся от тяжелого дня ноги и поясницу, убирали крошки с губ, скользили по лицу, стирая слезы. Всплеск возбуждения спал. Юра хотел было поднять закопавшуюся злость, но издал какой-то беспомощный звук, ткнувшись лицом в подушку, позволяя слабости вытащить его из реальности на несколько мгновений, поныть, что никакое время не сумеет избавить его от мучений. И плевать, что не думал о нем уже несколько дней, себе-то не ври, Юра, откуда тогда такая апатия ко всему, почему тогда вчера единственный так глупо попался полиции? Юра обреченно закрыл глаза. Ну сколько можно, я ради этого что ли упахивался, чтобы снова вспоминать? Как долго это будет продолжаться? Пока не свяжешься с ним, подсказало внутри. Тут Юра встрепенулся, аж присев и догнав, что организм сыграл с ним злую шутку с похмелья. Воспоминания о бывшем на отходосах, такое ли уж нечастое явление? А когда он у нас был настоящим. Блядь, нахмурился Юра, который больше не видел смысла отвергать тот факт, что они не просто постель одну делили. Начхать, что думал Джей-Джей, для него самого игры закончились давно. Тело само подняло его и направило к рюкзаку, куда он положил записку, которую не читал, но решил взять с собой в Москву. Юра не спрашивал себя, почему и зачем, просто взял и положил в карман в надежде, что однажды наберется храбрости и либо откроет, либо выбросит. Либо получит ответ на вопрос, волнующий больше всего. Юра удивился, хотя удивляться тому, насколько легко раскрывалась бумага, было крайне глупо. Уставился на неровный, кое-где пляшущий почерк — писавший явно спешил. Уселся поудобнее рядом с рюкзаком на полу, готовый в любой момент скомкать и запихать обратно. Но, разумеется, не сделал этого, пока не дочитал до конца. Записка была ожидаемо на английском. «Юра, я не умею писать письма. Эта жалкая записка — подтверждение, но в первую очередь, оправдание, с которым ты меня, конечно, нахуй пошлешь. Правда, я надеюсь, что все же дочитаешь и простишь. Я был уверен, что перед отъездом все-таки попаду в часть хотя бы вещи собрать. И увидеть тебя. Но посол, то есть, представитель посла, на следующий же день переобулся, и сейчас стоит над душой, пока я тут пишу, получается, прощальную записку. Мне много хочется сказать тебе, но именно сейчас в голову ничего не лезет. Зато представителю высказался как незахуй. Я понятия не имел, как сказать тебе о своем отъезде, так тужился, что кровью шея пошла. Анальгетиками обкололи, но не учли, что ты для меня лучшее лекарство, я так счастлив был слышать твой голос, ты не представляешь. Даже несмотря на то, что ты говорил. Ты бы знал, как я проклинаю тот день, когда отпустил тебя с особистом. Если бы я углядел, что он на тебя глаз положил… Знаю, что ты сейчас думаешь, не злись, рука сама поднялась, он должен был быть готовым ответить за свои слова. За то, что полез к тебе за моей спиной. Шантажировал мной. Я мог бы поступить с ним так же в крысу, но не мой стиль, ты уж извини. Если еще раз такое повторится, набери мне. Скажи Отабеку. Я пойду до конца. Я не отдам тебя, я уже говорил. Только если ты сам этого не захочешь. Ты ведь этого не хочешь взаправду? Все, что ты наговорил мне в отключке — это ведь ложь? Кроме того, что ты любишь меня. Напиши мне, скажи, что не хочешь. И я весь мир брошу. Постараюсь, по крайней мере, меня в Канаде такой пиздец ждёт, лучше тебе не знать. Но плевать, лишь бы ждал ты. Я примчусь, и никакие федералы меня не остановят. Не надо качать головой, ты меня знаешь. И я тебя знаю, солнце мое, ты ведь улыбаешься сейчас, верно? Я люблю тебя. Напиши мне, пожалуйста». Юра положил письмо на колени и уткнулся в него лицом, как будто буквы на бумаге могли преобразиться в Джей-Джея и обволочь в теплые объятия, поцеловать, нашептать на ухо все эти громкие слова, которые в самом ли деле оказывались пустышкой? Юра хихикал, злился, улыбался, пока читал, а теперь не мог определиться, жалел ли, что не выбросил, и сидел теперь, не в силах избавиться от разворошенных чувств. Джей-Джей дал ему понять еще тогда, в больнице, что не властен над ситуацией, по звонку все это додумался не высказывать, и остановился на выборе с запиской. Много опций у него было, но в суматохе не разберешь, так уж ли он заслуживал, чтобы на него продолжать сердиться? Юра оторвался от колен, мутным взором выцепив строку. «Солнце мое». Так уж ли это все было необходимо, когда сердце расслабило и растащило по телу растаявшей жижей? Мудак сладкоречивый. Мне решать, с кем я хочу и с кем не хочу, а тебе там в своей Канаде знать необязательно, что если и хочу, то только с тобой. Почти полтора месяца прошло, сидит на жопе ровно, а там и два пройдёт, и еще полгода. Точно. Юра смотрел на неаккуратно выведенные цифры номера Джей-Джея в конце записки и медленно потянулся за телефоном. Но не успел даже сохранить контакт, когда послышался звук отпираемой двери. Быстро запихал записку обратно в рюкзак, как нашкодивший школьник, только потом догнал, что нужды в этом не было. Разве что кто-кто, а Никифоров явно бы допытывался. Отставив рюкзак, он поднялся, выглянув из-за гостиной, и удивленно воззрился на парадку Виктора, когда тот снял бушлат, оставшись в форме с белой рубашкой. Удивления прибавилось, когда он обнаружил, что Никифоров был не совсем трезв. Майор разулся, нетвердо опираясь рукой об косяк, снял шарф и шапку, расстегнув пуговицы кителя и рубашки. Прошел в кухню так, словно Юры здесь не существовало. Тот поплелся за ним, уж очень интересно было понаблюдать за опьяневшим особистом. Виктор, вопреки ожиданиям, не глушил воду, а доставал из бара бутылку водки. Тут Юра напрягся, решив о себе напомнить: — Ты где так? И сразу же напомнил себе недовольную жену, даже руки скрестил. Никифоров в мыслях был с ним солидарен, судя по кривой ухмылке, с которой он покосился на него, открывая банку корнишонов. — Обмывали повышение, — довольно четко произнес он. Юра посмотрел на его погоны, не уловив изменений. — Чье? — Как видишь, не мое. — Майор открыл шкаф, потянувшись за стопкой. — Будешь? Юра помотал головой. Неужто особист настолько расстроился? — Будет еще повод, — попытался успокоить он. Виктор налил себе полную стопку. — Повод был бы, если бы твой капрал не лез, куда не просят. — Кто? — не понял Юра. — Ой, ты же не знаешь, — наигранно поразился Никифоров перед тем, как опрокинуть в себя стопку, зажмуриться и закусить корнишоном. Жевал со вкусом, присаживаясь и отстегивая галстук, который повис на его рубашке, расстегнутой на две пуговицы. И заговорил только тогда, когда Юра начал терять терпение: — Жан-Жак Леруа, бывший капрал спецподразделения канадских вооруженных сил. Успешно прошел учебку в морской пехоте США. Ну универсальный солдат, — добавил майор со смешком. — Просто терминатор. От шока Юра не обратил внимания на откровенную издевку. — Капрал — это..? — только и смог выдавить он. — Это как у нас сержант, — услужливо объяснил Виктор. — А сержанты у них тогда кто? — Еще выше. На этом звании могут и всю жизнь прослужить, от ранга к рангу. Зарплаты божеские. Юра отвернулся, чтобы подавить приступ тошноты в тот момент, когда Виктор отпил еще. Он и не задумывался, как странно выглядело в личном деле Леруа отсутствие должностного списка, с такими-то отличительными навыками хотя бы по сроку службы. Оно и не мудрено, все канадцы по обмену приезжали рядовыми, включая того, кого приставили за своими следить и отчитываться. С задачей он справлялся, вестимо, плохо. Только почему бывший капрал и откуда нахуй взялась морская пехота США, Юра не одуплял. — Служил бок о бок с американской элитой? — с сомнением протянул он. — Морпехи же об этом хвастают направо и налево? — Если есть чем, — сказал Виктор. — Наши, правда, хвастают, даже если только учебку прошли. Там, видимо, другая история — вряд ли он отслужил в горячих точках. По крайней мере теперь понятно, откуда такая подготовка. Непонятно только, почему мне ничего не сказал. — Он мне этого не говорил, — тихо произнес Юра. Виктор хмыкнул, как будто это было само собой разумеющееся. — Я бы тоже не хвастал, если б после учебки меня вместо Афгана отправили домой, — пояснил он. — Курсант зеленый или бывший морпех со шквалом миссий за спиной. Разницу улавливаешь? Допустим, промолчал Юра, Джей-Джей птица гордая, кичиться таким положением дел не станет. И все же. — Учебка там одна из самых тяжелых, — заметил он. — Весьма, — согласился Виктор. — Большинство выдерживают, но не все проходят. Там морально давят так, что имя свое забудешь. Юра прищурился: — Разведчики твои там службу проходят. — Бинго, — улыбнулся Виктор, наливая себе еще. — И твой морпех их уже вычислил. Ничего удивительного, бойцы зеленые совсем. Да только ненаглядный твой вместо того, чтобы трубить во все пиндосские щели, поступил ювелирнее — тихонечко постучался в ФСБ. Юра обмер. — Что он сделал? Особист занюхал водку кулаком, всем своим видом отображая в действительности общепринятый стереотип пьяной офицерщины. — Спрыгнул в последний момент от перспективы стать разведчиком федеральной службы. Это Юра уже слышал. — И все? Виктор посмотрел на него, удерживая его взгляд, пока наливал себе четвертую стопку. Юра невольно вздрогнул, когда он со злостью отставил бутылку, не спеша выпивать. — Скажи, Юра, — посерьезнел майор. — Что мне еще сделать, чтобы ты не вспоминал этого недоноска? Юра в душе не знал, что ответить, но Никифоров продолжил: — Я все делаю для тебя, и что я вижу? Как ты оказываешься в какой-то жопе, потому что все еще не можешь забыть кого? Того, кто избил несчастного сослуживца до сотряса, и вместо наказания перевелся в спецвойска? Того, кто проебал задание, позволив товарищу остаться без руки? Того, сука, кто вернулся к своей жене? Тон особиста поднимался все выше, а с каждым вопросом Юру встряхивало, как от пощечины. Он вообще ничего об этом не знал, но расспрашивать взбешенного Виктора не рискнул, зацепившись за единственное, что понял: — Вернулся? Никифоров поднял стопку. — Вернулся, — улыбнулся он, запив как тост. Юра моргнул, вместе со стуком опустошенной стопки почувствовав, как внутри что-то разбилось. — Ты врешь, — прошептал он. Негодование клокотало в горле, и он повторил громче: — Врешь ты все. Ничего из этого он не мог сделать. — Ну-ка сядь, — поморщился майор. Юра остался стоять, не заметив, как сжал руки в кулаки. — Не хочешь? Ну ладно, слушай так, тогда постараюсь покороче. Служба у твоего ненаглядного несладкой выдалась благодаря папаше. Солдаты золотых типов не любят, как и везде. А этот тип взял и избил одного из обидчиков, отправив того в больницу, а самого перевели в спецподразделение, где он не просто получил повышение до капрала, а взял на себя командование взводом. И получил по заслугам, проморгав медведя, которого успел убить, когда тот уже отгрыз подчиненному руку. Нет, за то, что несчастного не оставил, ему уважение, — смиренно поднял руки Виктор. — А канадцы решили его звания лишить. Справедливо, по-твоему? Нихуя, четко определился Юра, мало кто бы остался в одиночку отстреливать медведя в ближнем, шансов выжить мизер. А несчастного — оставить. — Справедливо за себя постоял, — ответил Юра, обдумав первый инцидент, который окончился сотрясением, он был уверен, случайно. Даже с такой подготовкой Джей-Джей и мухи не обидит. Если не довести. Только сейчас Юра поразился, как быстро его мозг успевал анализировать новые данные. — Как ты откопал секретную информацию? — Ну ты обижаешь, Юра, — оскорбился Никифоров. — Как ты там говорил? А, «я особист, я всегда обо всем в курсе». Даже о том, что морпех твой каждую ночь проводит в доме со своей законной. — Виктор поднял тяжелый взгляд на часто заморгавшего Юру. Встал из-за стола, неспешно подойдя к нему. — Я не в курсе только того, что именно он сделал, хотя догадаться нетрудно, судя по тому, что на западе все еще тихо. И я все еще майор. Юра думал, какие именно условия обозначил Джей-Джей ФСБ так, что его не послали нахуй, а пошли на поводу. Виктор проебался с подчиненными — все, что он понял, и Леруа схватился за эту лазейку, дерзнув пойти выше. Без подстраховки на такие угрозы не рискнешь. Только зачем, Джей-Джей? Ответ пришел сам собой. — Меня бесит не столько то, что из-за него мне отсрочили повышение, — прервал его мысли Никифоров. Юра покосился на него, умолчав о том, что майора за такой проеб могли запросто выпнуть из ФСБ. — Сколько то, что он делает с тобой, даже когда его здесь нет. Юре на это ответить было нечего. Виктор и не рассчитывал, оглядел его лицо, понизив голос: — Капрал, морпех. Новыми красками заиграл, да? — он пьяно хохотнул. — А то, что Рэмбо твоему ничего не стоит забить товарища до полусмерти, уже не в счет? Уже до полусмерти, выходит. — А чем ты лучше, майор? — повернулся к нему Юра. — Скольких людей убил? Никифоров, кажется, застыл, едва выговорив оправдание: — То война. Юра кивнул: — На войне все средства хороши. Даже такие, как довести своего же сослуживца до петли. Он примерно знал, что его ожидало, и не прогадал, когда Виктор схватил рукой его шею, прислонив к двери, ударившейся об стену. Он не душил, но по тому, как больно он сжимал пальцами ниже подбородка, Юра удостоверился, что задел за живое. Никифоров словил его сбившееся дыхание своим, наклонившись близко-близко, так, что молнии в его глазах могли выжечь в Юре любые поползновения заговорить снова. — Если он вернется, я собственноручно ему глотку перережу, — прошипел он. Ужас от этих слов вспыхнул так же ярко, как и погас, заставив Юру усмехнуться, глядя майору в глаза: — Он ведь уже вернулся к жене. Верно? Виктор сдвинул брови, без труда раскусив намерения Юры уличить его во лжи. И отпустил, сделав шаг назад. — Тогда и незачем переживать, — сделал вывод Юра, потерев шею и отвернувшись. Особист за ним не последовал.