Не в службу

— Ты мне не нравишься. Странно было бы обижаться, но негодование Юра все же почувствовал, упахавшись за месяц стажировки и получив такой вот короткий безосновательный фидбэк. Проглотив разогнавшееся было для более привычного «и чо ебать», он спросил: — Я какой-то заслуженный артист, чтобы всем нравиться? Судя по лицу, Барановская услышала как раз-таки невысказанное. Хотя судить по лицу Лилии — Лилия, до чего же неподходящее имя для состоящей из одних острых углов стамески — дело напрасное. Но может, и зря Юра так. Линии на ее лице, об которые можно было если не порезаться, то споткнуться, вычерчивали портрет вполне себе привлекательный. Несмотря на холодную красоту, Юра не сомневался, что в молодости Михайловна еще не так отжигала. — Врачу необязательно всем нравиться, — согласилась Барановская. — Но большинству ты бы приглянулся. Пахарь без отрыва от работы — сказка. И в чем же тогда претензия, не догонял Юра. Лилия постучала пальцем по столу кратко и нетерпеливо. Ногти у нее были обрезаны под корень. Юра ждал — он никуда не торопился, а лобызать перед руководством в надежде получить рекомендательное письмо поскорее уж точно не собирался. Нет так нет. Поскорее ему хотелось собраться разве что в часть. Барановская не выглядела так, словно хотела отказать. Вот это, если честно, нервировало. Чего-чего, а копаться в логике своих действий Юра не намерен был допустить. Хотя кто он такой, чтобы перечить главврачу, которая настроена была именно на это. — Ты что-то копишь в себе. Работаешь с таким усердием, будто уже в штате столичного госпиталя. Похвалила бы за самоотдачу, но мне не нужен работник, сегодня справившийся с горой раненых, а завтра не явившийся на смену из-за того, что скрутили в СИЗО. И кто это у нас такой дятел. Юра посмотрел в сторону, выбирая между коллективом и Виктором, мысленно поморщился, заключив, что бочку гнать за стукачество в его случае несолидно. Сам попался, сам и расхлебывай. — Это досадное недоразумение, — нашелся он. Взгляд военно-полевого медика вонзился в него хирургическим ножом. Юра кожей чувствовал, как Барановская копалась в его внутренностях, намереваясь найти то, что гноилось, надавить туда и вытащить. — Уверен? — с сомнением протянула она. — Почему один из всей вашей шайки попался, тоже сможешь объяснить? Да вы никак с особистом переобщались. — Без оправдательных речей, — прищурилась Барановская, как только Юра открыл рот, чтобы ответить то же самое, что и Виктору. Заступился с пацанами за честь дам, че я, лысый, что ли. Ну, прилетело пару раз, в потасовке и не такое бывает. Ну, уронили. Подумаешь, менты шустрее обычного подоспели, ну и взяли. — Мне было… — фиолетово, пофиг, поебать, что со мной будет. — Все равно. Барановская нажала на клавишу, во всеоружии накатать рекомендательное письмо, которое, Юра был уверен, пока красовалось лишь шапкой. — Сейчас тоже? — сухо, но уже гораздо более участливо спросила она. — Не знаю, — признался Юра, ощущая, как внутри пустеет. Не оттого, что месяц труда мог вот-вот пойти насмарку, а оттого, что даже на это ему было очень глубоко похер. И ведь не скажешь же ей, что приехал сюда чисто по совету Никифорова в надежде, что учеба действительно вылечит, не догадываясь, что она же истощала настолько очевидно. Можно же было не доводить свой организм до такого, не ехать никуда, а дать себе время хоть немножко поразмыслить, додуматься до того, чтобы прочесть записку, и связаться, когда еще не было поздно. Нет, Юра так и не написал и не позвонил, хотя тянуло страшно, прямо взбесилось все внутри от одной несчастной записки, высчитав все его старания избавиться от чувств в ноль. Даже если он не верил в то, что Леруа сошелся со своей женой — ну не пишут такие письма перед тем, как вернуться к другим — Юра явственно ощущал, видел по предпраздничной суете вокруг, по смеху на семейном застолье соседей в собственной вечерней тишине за методичками, по совместным походам тепло одетых пар по магазинам, что уже поздно. Откровенно говоря, на месте Джей-Джея он бы ни от чего из вышеперечисленного не отказался. В чем смысл отворачиваться от родных перед самым семейным праздником в году и бежать туда, где грозят посадить, убить, где не признавались в том, что ждут, с самого отъезда ждут, до бессонных ночей ждут, до пережавшего горла? Я в полном порядке, Михайловна, просто давеча узнал о том, что пару месяцев трахался с американским морпехом и бывшим капралом канадских ВС, и нет, это не два разных человека. Юра не знал, как ему эту информацию варить, пытался визуализировать Джей-Джея командиром, пусть, например, отделения, с твердой стойкой и не расшатанной непоколебимостью во время выполнения задач. А ведь удавалось, на удивление, гладко и просто, Леруа ведь изначально казался напыщенным и уверенным в своем превосходстве, все делал по-своему. Проныра без тормозов, все же умел включать голову, когда надо. Или наоборот, отключать, полностью полагаясь на инстинкты. Такое не натренируешь, даже если ты морпех ебучий. Никифоров Юре поведал, что служил он в отряде некоего Джакометти — сержанта опытного, хоть и с ебанцой, таких там много. Итальянца в форме американской элиты Виктор встретил еще будучи лейтенантом в Афганистане, перебросился парой пылких фраз, напряженно вслушиваясь в наушник. В зоне военного конфликта шмалять куда не попадя грозило серьезной эскалацией, и ни разрешения, ни приказа не поступило. Никифоров, тогда еще молодой и зеленый, знать не знавший, что переведется в особый отдел с ранением, несопоставимым с продолжением боевых операций, пиндоса и его ораву запомнил хорошо — так же, как и то, что Джакометти был единственным, кто уцелел впоследствии, обнаруженный вооруженным до зубов врагом. Разношерстный состав, заметил Юра, канадцы, итальянцы, небось и русских там за своих принять могут. Не совсем так, мягко возразил Виктор, парни туда по своей воле идут, но нацизм и расизм там у них как с добрым утром, привыкли, не замечают, но в уме держат. Я тоже в уме держу, опустил взгляд Юра, угрозу твою и буйство пьяное. Никифоров, впрочем, за поведение свое извинился на следующее же утро, то и дело морщась: дескать, ты же знаешь, как у нас погоны обмывают, офицерье осиневшее. Юра считал, что извиняться тут не за что. Виктор глушил минералку и смотрел, и непонятно было по его взгляду, раскаивался ли он в действительности или так, сбросил груз для галочки. Единственное, что Юра понял, так это то, что его угрозы не были пустым звуком. И только из-за этого ему не хотелось, чтобы Джей-Джей совался обратно в Россию. «Глотку перережу» звучит забавно, но только не из уст того, кто это практиковал на деле. Юра ни на секунду не забывал, что способности Виктора находились за гранью его устоев, а уж с таким мотивом… Похуй мне на его обещания, Вить, но пока я здесь, ты его не достанешь. За тем и дело встало: пока Юра был рядом, Виктор никого доставать и не собирался. И если Леруа вернется, Юра не отойдет от особиста ни на шаг, на то пошло. Леруа вернулся, вспоминал Юра, только к своей жене. — Они вместе живут в Оттаве, — кратко проинформировал Никифоров, когда Юра все же не выдержал и спросил то, что расталкивало прочие мысли и мучило его почти всю ночь. Что и требовалось. Юра открыл банку корнишонов помятому после пьянки Виктору, чтобы тот выпил рассол, и едва ее не выронил, протягивая. Особист дернулся помочь, скривился от очередного спазма головной боли, благодарно кивнул. Майор был рядом, надежный, вполне уравновешенный даже в таком неопрятном виде, а как ведет себя Джей-Джей вне воинской части я вообще не знаю. Я ничего о нем не знаю, осознавал Юра, глядя в пустоту, в отличие от Вити, его мотивы мне понятны, по крайней мере, теперь, и когда-нибудь я отважусь пойти с ним до конца. Справедливо заметить, что Никифоров больше к нему не лез — так лишь, касался иногда мимолетно плеча, запястья, поясницы. Делал он все это невзначай так, что у Юры не возникало даже мысли, что он задерживался пальцами на его коже сквозь ткань неслучайно. И насколько сильно Виктору хотелось от этой ткани избавиться. Не за что извиняться, мысленно повторял Юра, просто дай мне время. Я пойду, обязательно пойду с тобой до конца, как только свыкнусь с мыслью, что Леруа днюет и ночует со своей законной. Юре совершенно не хотелось представлять его с женой, но в голове уже начали проноситься картинки, как он завтракает с ней, ездит за покупками перед Рождеством, мчится после службы к ней, целует ее, кружит ее, роняет в постель, а она смеется, млеет под его ласками, извивается под его телом, прямо как Юру выгибало от всего, что Леруа с ним делал. Мудак, мудак, чтобы я еще раз… Юра вынырнул из мыслей, обнаружив, что Барановская вот уже несколько минут что-то печатает. — Холодный разум должен быть. А у тебя там совсем неспокойно, — сказала Барановская, распечатав лист и протянув Юре. Тот несмело принял, пробежавшись взглядом по словам и не увидев ни одного отрицательного. — Не стоит что-то начинать, прежде не разобравшись в себе. Мой тебе совет. Совету Юра последовал сразу же, направившись туда, где сами стены разбирали его по полочкам, безболезненно и легко. Домой. Но пока ехал, перечитывал записку, путая себя еще больше. Известить Никифорова он не удосужился, решив отдать ему ключи уже по приезду. В части. Он не намеревался его избегать, просто не хотел уединяться с ним там, где почти все не случилось в первый раз. В части царила своя неразбериха. В день, когда Юра наведался, канадцев отправляли домой, с песнями и плясками, как положено, чтоб их. Юра даже краем глаза не хотел смотреть на это дружественное безобразие, миновав плац и юркнув в медпункт. Заменявшая его сестра Ира встретила его в халате на голое тело и, прости господи, чепчике. Юра ужаснулся, спросил, ты как тут не мерзнешь, метнулся к батареям, убедившись, что отопление, наконец, дали. Ну да, когда он уезжал, вопрос с этим стоял на повестке полмесяца. Ира, тощая и симпатичная, хотя с Милкой не сравнится, конечно, отмахнулась, закрыла чью-то карту, поинтересовалась, как стажировка. Юра обвел взглядом свой кабинет, удовлетворился чистотой, сказал, заебись, и стянул куртку. — Когда выходишь? — спросила Ира, заметив, что он в гражданке. Юра пожал плечами: — Хоть сегодня, форма здесь есть. К зампотылу загляну. — Его сегодня нет, без содержания взял. — Тогда к Михалычу, как все это утихнет. — А, канадцы, — протянула Ира. — Слушай, интересные такие, не то, что наши. — Юра изогнул бровь. — Ну, не в этом смысле. Так улыбаются, аж душа нараспашку. Или как будто умом тронулись, молча согласился с ней Юра, ты еще самого распахнутого не успела застать. — Михалыч, кстати, только речь прощальную вроде должен был толкнуть, — сказала Ира. — Наверное, у себя уже. Полковник оказался в кабинете не один. Юра хотел было закрыть дверь обратно, но Михалыч сказал, заходи-заходи, сержант, к работе уже готов, а почему не в форме? Юра помялся, ответил только, форма в санчасти, поймав взгляд Виктора, обернувшегося к нему вполоборота с задумчивым видом. Если он и удивился, то благополучно скрыл. — У нас как: задачу поставили, а человечка не выделили, — продолжил разговор Дмитрий Михалыч. Виктор тут же отвернулся к нему. — Майор, лучше тебя кандидатуры в кратчайшие сроки я не найду. — Я вообще-то в отпуск планировал, — заявил Никифоров, потерев подбородок ладонью. Не понимая, о чем речь, Юра поспешил покинуть не касающееся его совещание: — Мне сегодня приступать? — Погоди, Плисецкий. — Михалыч встал со стула, обошел стол, присев на его краешек. Никогда Юра таким взбудораженным его не видел, даже не прогнал. — Майор, мне целую роту здоровых лбов нужно подготовить. Канадцы, вон, все разъехались, кто-то же тренировать их должен. Ставить мне некого, всех озадачил, чтобы толкового офицера или прапора нашли — без толку. Ну ты же боевой офицер, только ты справишься. — Я не тренирую, — нахмурился Виктор. — При всем уважении, Дмитрий Михалыч, в такое время перед праздниками и дергать кого-то не стану. Откажутся. А вам бы посоветовал поставить начфиза, через пару недель может и офицер какой объявится. — Разрешите поинтересоваться, — встрял Юра, заебавшись от непоняток. — В чем, собственно, проблема? И сразу же едва не прикусил себе язык, выдержав буравящие взгляды двух офицеров. — Приказ пришел подготовить спецроту для соревнований, — по-своему миролюбиво оповестил Никифоров. — Но у нас такой нет, — заметил Юра. — И не будет без тренера. Неотрывно глядя на Виктора, Юра аккуратно произнес: — Отпуск можно отодвинуть. Особисту, разумеется, это не понравилось. — Не в этом дело, — отрезал он, вдруг убрав руку с подбородка и несильно хлопнув ею по столу. — Давайте так. Дайте мне пару дней, и я найду, чем помочь. — Рассчитываю на тебя, — согласился Михалыч, посмотрев на Юру вроде как с благодарностью, хотя за что благодарить, Юра не понял. — Сержант, сегодня отдохни. Завтра приступишь. Слава яйцам, уважили. — Есть. Но радоваться было рано. — Товарищ старший сержант, зайдите ко мне в кабинет перед уходом, — приказал особист. Юра прождал у кабинета минут пять, прежде чем Виктор объявился, отперев дверь. Решив не тянуть время, Юра сходу протянул ему ключи, как только дверь за ними захлопнулась. — Почему не написал? — спросил майор, взяв ключи и не спеша проходить к своему столу. — Середина рабочей недели же, — заметил Юра. — Я бы за тобой машину отправил. Да пиздец, сколько можно. — Нафига? Я сам в состоянии. — Ладно-ладно. — Никифоров поморщился как от головной боли. — Так ты возвращаешься к работе? Юра с ответом помедлил. — Доработаю до нового года. Виктор смотрел на него напряженно и выжидательно. — А там отпуск. А там посмотрим, мысленно возразил Юра, почему-то не решившись высказать вслух. — Почему не хочешь тренировать солдат? — съехал он с темы. — Потому что тренер из меня никакой, — улыбнулся Никифоров. — Да и потом, кого здесь тренировать? Ты же всех бойцов видел. — У нас много крепких солдат, — нахмурился Юра. Виктор тему развивать не стал. — Ты уже уходишь? — В роту загляну. — Ах да, Алтын. Я через час заканчиваю, подбросить тебя? — Не надо, — мотнул головой Юра, с хера-то поспешив с оправданием: — К дедушке спешу. — Тогда до завтра. — Виктор легонько хлопнул его по боку. — Дед Коле привет. Словно он хотел влезть в его семью. Словно он уже влез в его семью, никого не спросив. Особисты ведь не спрашивают. Скоро он будет влезать в мое личное пространство чаще, чем положено, оставаться запахом на моей коже, а затем следами, когда удастся влезть поглубже. Деда пригласит его встретить с нами Новый год, а там уже и отпуск в Японии, где стены совсем тонкие, хлипкие, и там по-любому все случится, каждую ночь будет случаться, не отвертишься, и Виктору придется зажимать ему рот, потому что Джей-Джей говорил, Юра, Юрочка, такими темпами нас скоро услышит вся часть. А стены в медпункте гораздо толще. Юра привалился к стене коридора плечом, как только вышел из кабинета. Он потихоньку смирялся с тем, что мысли о Джей-Джее его не оставят, по крайней мере, пока его записка грела карман куртки, обжигая пальцы каждый раз, как Юра прятал руки. Но выбросить ее не хватало духу, как будто бы если он избавился от единственной вещи, оставшейся от Джей-Джея, он стер бы часть себя. Потому-то и запихнул в карман, слабо надеясь, что записка выпадет оттуда по чистой случайности, и Юра ее не обнаружит. А когда заметит, то пожмет плечами, мол, ничего теперь не поделаешь. Он столкнулся с Отабеком на улице по пути в казарму. Бека затормозил, прищурился недоверчиво, словно Юра на год уезжал, а не на месяц, резко пробормотал: — Сговорились, что ли? Как будто Юра знал, что канадцы отчаливают сегодня. Его это даже позабавило. — В смысле? Ты не рад? — Рад, конечно. — Отабек сморгнул эмоцию, которую Юра так и не понял, потянулся обнять. — Пошли в чепок? Я туда как раз. Перекусить Юра бы не отказался, да еще и в компании Милы. Та сияла пуще прежнего, а завидев Юру, кинулась к нему на шею, взяла за руку, повела в подсобку, где, спрятавшись комочком в пустой коробке из-под печенья, жалобно мяукал котенок. Юра поворчал что-то про антисанитарию вида ради, но с собой не совладал, опустившись на корточки и бережно погладив за ушками. — Ну чего ты, чего, — окончательно растаял Юра, беря котенка на руки и прижав к груди. — Кормила его хоть? — Давала ему всякого, он только молочка попил, и то чуть-чуть. — Всякого давала она. — Я ее сегодня нашла. Иду на работу, слышу звуки, не поняла, а эта кроха прямо под дверью сжалась и пищит. Жалко, замерзла. — Девочка, — протянул Юра, не переставая гладить дрожащего котенка. — К себе пристроишь? Мила озадачилась: — Ну, не здесь же ее оставлять. — Попович не против? — вклинился вдруг Отабек. А не похуй ли, недоуменно воззрился на него Юра, перед тем как вновь обратить внимание на сверкающий взгляд Милы и машинально опустив взгляд на ее ладонь. Кольцо. Однако ж, нихуя себе. — Замуж позвал? — тупо спросил Юра. Мила скромно улыбнулась, спрятав руки за спину. — Типа того. — Нормально я на стажировку съездил, — хохотнул Юра, тем не менее, улыбнувшись искренне: — На свадьбу-то позовете? Мила взгляд потупила, как будто ей было стыдно хвастать. Но новость прекрасная, хвастай, нормальный мужик, не пальцем деланный. — Не знаю, может, вообще свадьбу играть не будем. — Свадьбу сыграть должны, — заметил Отабек, взяв у Юры котенка и приютив у своей груди. — У нас вообще две играют. — А у нас два дня гуляют, — ввернула Мила. — Пойдемте, накормлю вас, как раз еще обед остался. А на западе, интересно, как гуляют. Церковь, дом, фуршет, все дела. Красивые шатры и брачная ночь под балдахином. И все это было, все это у него было. Разговор, как ни странно, на свадьбе не заострился, плавно перейдя в обсуждение подготовки бойцов части к соревнованиям. Нужно собрать роту из самых крепких, объяснял Отабек, чтобы участвовали в операциях. Как учения, только на постоянной основе и с изнуряющими тренировками. Ты там будешь, сразу определился Юра, подметив горящий взгляд младшего сержанта и поделившись, что тренером намеревались поставить особиста. — Лишь бы толковый был, — пожал плечами Бека. — Майор, по идее, нормальный мужик, уважать есть за что. Гниловат, правда, но ему по статусу положено. А вообще даже интересно, если согласится. Не согласится, твердо уверился Юра, со своими ранами точно нет. И увезет меня в Японию, а потом в Москву, поступать в академию. Всего этого он вслух, конечно, не сказал. Он все еще думал. А ясно думать мешала записка, измятая в кармане куртки, висевшей на вешалке в паре шагов от их столика. Но одно Юра всё-таки решил, глядя, как мерцают глаза счастливой женщины, дождавшейся своего возлюбленного — это письмо он порвет. Он как раз собирался это сделать после трапезы уже на улице, когда к нему вышел Отабек. — Ты прочитал, — полувопросительно сказал он, закурив. Снег, частивший крупными хлопьями с неба, успевшего быстро почернеть, грозил потушить то и дело загорающийся кончик между его пальцев. — Да, — все же ответил Юра, сжав записку в кулак. О Леруа они с Отабеком говорили только один раз после отъезда, и Юра надеялся эту традицию не нарушать. Но Бека сегодня был настроен решительно. — Твоё дело, Юра, но у тебя, по крайней мере, осталось от него хоть что-то. Джей-Джея этой возможности ты лишил. — Ты меня сейчас обвиняешь? — вскинулся Юра. Отабек оставался невозмутим: — Я встречался с девушкой в Алматы перед тем, как призвали в ДШБ. — Десантно-штурмовая бригада, перевел для себя Юра, очередная элита. — Она не дождалась, вышла замуж, а я после дембеля переехал в Россию, потому что там мне нечего было делать. И только спустя два года узнал, что она писала мне письма домой. Ни через телефон, а прямо на почту. Представь. Замужем, но пишет другому. У нас это такой позор, уму непостижимо. Мама прятала от меня эти письма, никому не говорила, чтобы не запятнать ни ее, ни мое имя. А у меня столько вопросов было в голове. Зачем за другого вышла, если меня любила? Родители у нее строгие были, может, ее по традициям украли, и она не посмела перечить. Но какие нахер вопросы могут быть, если я знаю, что она любит и ждет? Я решил для себя, что уведу ее, заберу с собой во что бы то ни стало, никому никогда больше не отдам. Юра слушал его размеренный голос, отмечая, что впервые Отабек был с ним настолько откровенен. А они ведь ни стопочки не выпили — так лишь, чаем отметили счастье молодых. Выходит, не на одного Юру эта новость так подействовала. — Забрал? — тихо спросил он. — Отговорили, — усмехнулся Бека. — Писем она не писала, уже, кажется, полтора года. Но дело не в этом, а в том, что у нее двое детей. И муж пашет, чтобы всех прокормить и, видимо, справляется. Знаешь, Юра, я никогда не думал, что бывают в жизни такие моменты, что раз — и уже поздно. Ведь если бы я раньше узнал, что она все еще любит и ждёт… Сигарета потушилась на половине. Юра рискнул украдкой посмотреть на Отабека, и тут же повернулся к нему всем корпусом, резко вдохнув от вида потерянных глаз, наполненных такой болью и сожалением, что они грозили вот-вот разразиться ручьями ни разу не выплаканных слез. Юра не нашел ничего лучше, чем обнять его, вот так, сбоку, обхватить ладонью его холодное лицо, чтобы приблизить его голову к своей, прижаться лбом к его щеке и почувствовать мокрое. Родной мой, сколько же ты держал это в себе? — Никогда не поздно, — произнес он то, во что сам отказывался верить до конца. — Нет, Юра, — нетвердо возразил Бека. — Кем я буду, если уведу жену у законного мужа, отберу детей у их отца? Скорее всего, настоящим подонком. — Счастливым? — предположил Юра. Все в этой части перевернулось за какой-то месяц, убеждая его в верности решения остаться в Москве. Он не мог больше там работать, физически чувствовал, что не мог, особенно когда накинул халат на форму, явившись на следующий день в уже пустующую санчасть. Спасал положение только Абрамов, и то при всем своем недюжинном энтузиазме угнетенный задачами от руководства. Спецрота, да. Юра потихоньку готовился, зная, что всех отобранных обязательно проверят повторно через медпункт, обнял Беку крепче положенного, заметив, что у того-то как раз с настроением был полный порядок. И это после одной допущенной скупой мужской слезы. — Можно поздравлять с успешной стажировкой, красный крест? — разулыбался Отабек. — Ага, и с выходом на службу. Бека повел плечом, с несвойственным ему задором заметил, что недолго-то осталось, Новый год всё-таки, новые планы. Либо решил украсть свою ненаглядную, либо готовился к повышению, прищурился Юра. — Ты чего такой загадочный? — не выдержал Юра очередной его ухмылки. — Так, — сразу посерьезнел Отабек. — Слова твои вспомнил. Ну, про те, что никогда не поздно. Неужто и впрямь решился на что-то, затормозил Юра прямо у порога в штаб, но тут Алтын оставил его, развернувшись и потопав к своим подчиненным. Штабной заметил его, окликнул, и Юра поспешил подняться к полковнику, по пути быстро пробежавшись по бумагам в своей руке. Ирочка, умница, все по полочкам разложила. Постучавшись и открыв дверь, Юра про себя выругался, в основном сетуя на штабного, который поднял его к командиру части прямо во время совещания, но Михалыч, как и вчера, подозвал к себе рукой. — Заходи уж, раз пришел, тут надолго, — сказал полковник, далее обратившись к восседающему перед ним офицеру. — Чего гонять в такой мороз из-за пары бумаг. Офицер что-то согласно пробормотал, даже не оборачиваясь, как и стоявшие к Юре спиной офицеры в бушлатах и шапках, которых тот шустро обогнул, отдавая документы на подпись. На мгновение ему показалось, что правую сторону закололо, но он не заострил внимания, предпочтя поскорее ретироваться. — Я ценю то, что особый отдел решил пойти нам навстречу, полковник Фельцман. — Михалыч, походу, никуда не торопился, обстоятельно изучая бумаги. Юра перевел с них взгляд на сидящего напротив офицера федеральной службы безопасности с грузным лицом и массивной челюстью. — Но, признаться, не ожидал, что майор Никифоров справится так быстро. — Майор Никифоров к этому отношения не имеет, — пробасил Фельцман. — Считайте, что инициатива сверху. Юра не впирал, с какого перепугу Михалыч не вздернул его по струнке за то, что вломился в его кабинет во время приема полковника ФСБ — по всей видимости, начальника Виктора, больно уж вид у него был особый и грозный — пока покалывание в правом боку не накрыло волной все его тело, промурашив до кончиков пальцев. По правде, он мог бы обождать снаружи. Он мог бы зайти к полкану после обеда. Он мог бы вообще написать заявление на увольнение вчера и вернуться обратно в Москву, но документы бы пришлось собирать все равно и, опять же, почтить присутствием эту «богом забытую часть», как выразился Виктор, в последний раз. Тогда бы точно обошлось без тяжести в воздухе, навеянной, как ни странно, отнюдь не очередным особистом. — Прямо подарок судьбы, — усмехнулся Михалыч, уставившись прямо. — А с чего вы решили, что он сможет подготовить мне роту высококлассных спецов? Плисецкий, держи. Юра взял папку одеревеневшими ладонями, наконец сместив взгляд вверх, увидев старшего лейтенанта Дорофеева у дверей, мимо которого прошел, и подарка судьбы, что стоял рядом. Не офицер это был и не солдат. Это был капрал канадских ВС и американский морпех. Юре показалось, что его резкий выдох услышали все, но в кабинете продолжали раздаваться и другие звуки, тиканье часов, шуршание бумаг, голоса офицеров — все, что он едва ли мог расслышать сам. Жан-Жак Леруа стоял в своей форме, только с такой же шапкой, как у них, расставив ноги на ширине плеч и сцепив руки за спиной. Взгляд его не выражал ничего, но Юра видел по кругам под его глазами, по впалым щекам, как он был измотан, хотя даже вселенская усталость не мешала его глазам стрелять на поражение в полной решимости. Юра, застывший с приоткрытым ртом, тут же его захлопнул, сглотнув и прижав к груди папку, которую ослабевшие пальцы едва не выронили. И увидел ее — улыбку, очерченную не губами, но глазами, по дрогнувшим ресницам увидел, по быстрому, жадному скольжению по собственному лицу. — … и вот надо же, только вчера канадцев домой отправили, а тут вот, один как весь взвод пожаловал, — донесся голос Дмитрия Михалыча. — Как ты так быстро реабилитировался, солдат? — Капрал, — поправил Фельцман. Юра взглянул на лычки на погонах, такие же, как у сержантского состава. — Из госпиталя сбежал, насколько я знаю. Господи, какой дебил. — Это плохо, — нахмурился Михалыч. — Нам тут хворающего тренера еще не хватало. Плисецкий, займись-ка им, а мы уж решим, что с ним делать. — Есть, — не своим голосом сказал Юра. — Все уже решено, — безапелляционно выдал Фельцман. Юра и шагу не ступил, застыв, чтобы дослушать. — При всем уважении, — веско начал Михалыч. — Опыт в спецподразделении канадских вооруженных сил и учебке морской пехоты США, несомненно, большой плюс. Но как командир части, я имею полное право не допускать к своим бойцам солдата, чьё личное дело узнаю лишь сейчас. — Это все старания отца, — кратко пояснил особист. — И не беспочвенные, — заметил Михалыч, устремив взор на Леруа. — Я ничего не имею против, сынок. Без тебя, может, и часть бы расформировали, — откровенно сказал он, обратившись на сей раз к Фельцману. — Но вы должны понимать, что если он начнет представлять угрозу, то… — Не волнуйтесь насчет этого, — перебил его полковник. — Мы его проверили вдоль и поперек. Никакого мотива разведки, контрразведки или шпионажа. Но глаз с него не спустим. Это, кажется, Михалыча успокоило. Но он все же спросил: — А всё-таки, зачем вернулся? — Оставьте это ФСБ, — отрезал Фельцман. — Понравилось, — подал голос Джей-Джей, приподняв уголки губ и глазом не моргнув в ответ на убийственный взгляд особиста. Стоявший рядом Дорофеев незаметно пихнул его локтем. Юра отдал честь и направился к выходу, исполнять приказ. Дорофеев оставил их у штаба, и Юра шел чуть впереди, все так же прижимая к груди папку, слыша, как снег хрустит под чужими берцами позади в такт его шагам. Ни воспоминаний, ни мыслей в голове не возникало — она была кристально пуста, позволяя заполнять себя лишь доносящимися вокруг звуками — скрежетом ключа, скрипом двери в медпункт, захлопыванием двери в кабинет и шуршанием одежды. Юра снял шапку, рассеянно провел пятерней по волосам, зачесывая назад, и хмуро уставился на Джей-Джея, замершего у двери. Тот оглядывал кабинет медленно, внимательно, словно не был здесь несколько лет, а не полтора месяца. Самые длинные в жизни Юры полтора месяца. — Верхнюю одежду снимаем, — скомандовал он. Леруа послушался, прошествовав к кушетке и присев. И никаких поползновений к беседе. В целом, он заговаривать с Джей-Джеем вообще не собирался — уязвленный несколько недель назад Юра по щам бы себе за это надавал. Он только говорил, что делать, держал руками его голову, наклоняясь, скользнул пальцами под воротник с правой стороны, наткнувшись на пластырь. — Рана не беспокоит? Леруа отрицательно мотнул головой. Из-за этого движения пальцы Юры ненароком огладили его шею чуть выше пластыря ближе к подбородку. Юра отдернул руку сразу же, засунул ее в карман халата, хотел было развернуться, но впервые за все время осмотра заглянул в его глаза — и больше не смог двинуться. — Тело к осмотру приготовьте, — насилу выговорил он, сделав шаг назад и отвернувшись к столу. — Это обязательно? — с неохотой спросил Джей-Джей. Юра повернулся к нему, сдвинув брови, и Леруа вздохнул, бряцнув пряжкой поясного ремня и начав стаскивать с себя форму. Юра надел стетоскоп на шею и заставил себя дышать ровно. Не помогло — увидеть развернувшуюся картину он явно не был готов, расширив глаза. — Твою мать. Руки сами потянулись к крепкому торсу, исцелованному то тут, то там свежими гематомами. Джей-Джей попытался его ладони отодвинуть, но Юра отмахнулся, перехватив его руку, которая красовалась синяками с внутренней стороны. — Господи, что это? — в ужасе прошептал Юра. — Откуда? Леруа посмотрел на него устало. — ФСБ шутить не любит. — Фельцман? — спросил Юра, который в самом деле удивился, насколько спокойно федерал принял депортированного канадца. Еще и конвоировал в их часть самостоятельно. — Нет, но, возможно, с его разрешения, — сказал Джей-Джей. — После разговора с ним закрыли в камеру, там и люди в масках подоспели. Юра повернул его к себе спиной. — Ты понимаешь, что я должен об этом доложить? — Не доложишь, — обернулся к нему Леруа. — За мои выходки меня вообще могли закопать, чтоб не мешался. Юра припомнил разговор с Виктором. — Что ты сделал? Джей-Джей отвечать не торопился. — Капрал Леруа, или морпех, как тебя еще называть, — теряя терпение, обратился Юра. — Я жду объяснений. Немедленно. Джей-Джей снова вздохнул, попросив надеть хотя бы рубаху. — Тебе в больницу надо, — помотал головой Юра. — Не надо, там их же врач осмотрел. — Джей-Джей натянул белую рубаху с длинными рукавами, сразу же накинул гимнастерку. — Эти парни знают, куда и как бить. — Ты вообще что ли не сопротивлялся? — В моем случае такой исход был наилучшим вариантом. Видишь ли, майор Никифоров после моей неосторожной выходки закрыл мне путь в Россию. Не последний офицер, полномочия имеет. Условие было простое — не пускать меня в качестве капрала. О том, что на меня уже готовили представление, он прознал, даже не хочу думать, каким способом. Я ходил к своему капитану. Лучший мужик, которого я знаю. Просил отодвинуть это мероприятие, в конце концов, отказался. Потому что от капрала до следующего звания ишачить нужно года два, не меньше. Ну, а капитан вздрючил, что. Я понял, что в Канаде надеяться мне не на кого, связался с сержантом КМП. Это корпус морской пехоты в Штатах. По чистой случайности узнал про шпионов Виктора, но даже не думал использовать это в качестве давления — так лишь, блеф. Подумаешь, сколько иностранцев мечтает служить в КМП. Настоящая угроза в другом. Нашел в канадской пехоте лучшего радиста, связался с дешифровщиком — молодой боец, очень толковый, составил шифр для доклада базе. В Штатах с такой весточкой могли поставить на уши абсолютно все войска. Но прежде чем отправить, связался с ФСБ, вежливо попросил обнулить условие, поставленное их ветераном-майором, пока вся армия США не ополчилась. Утрировано, конечно, никто в открытую войной не пойдет, но никому не нужен тотальный обстрел собственных бойцов, которых едва ли не с детства готовили служить крысой. ФСБ подумали, сопоставили, что бывший солдат учебки КМП, только что вернувшийся из России, вполне мог положиться на доверие соседской нации, и пригласили тихонько все обсудить. У меня условие-то было только одно — вернуться в эту часть. Капралом. А тут, оказывается, еще и вакантное место появилось. Фельцман долго не думал, и впихнул меня в качестве тренера новой спецроты. — Проще всего было бы тебя убрать, — после недолгого шокированного молчания резюмировал Юра. — Сына чиновника? — лукаво сощурился Леруа. — Избить за борзость — да. Но не убить. Фельцман все никак не мог понять, зачем я так все намудрил, с какой целью. Намекал на пытки. Я намекал на своего отца, на то, что мои ребята на низком старте, и на то, что о безопасности волноваться не стоит. Поверили только после детектора лжи. Юра медленно покачал головой: — Ты еще более ебнутый, чем я думал. — Нормальный не пошел бы на такое, — согласился Джей-Джей. Юра вспоминал их последнюю встречу в больнице. Когда «костьми лягу, сделаю все». Даже не придерешься, боже. — Океан, значит, переплыл? — спросил он, еле шевеля губами. Джей-Джей его услышал. — Вброд, — он растянул губы в улыбке, и сердце Юры, до этого тихонько отмокающее в осознании происходящего, вдруг встряхнулось и запело, просто возопило, когда глаза напротив от любимого движения губ прищурились. — Если бы я прибыл сюда с флотом, ваши точно восприняли бы это как вторжение. Его правда. — А зачем ты сюда прибыл? — не без усердия добавил сухости тону Юра, заставив себя не забывать о том, что перед ним сидел женатый мужчина. Никифоров прокапал ему память основательно, надо отдать должное. Джей-Джей наклонил голову: — Ты не рад меня видеть? — А ты думал, я к тебе на шею брошусь? Как прекрасно давать волю некогда заснувшей злости. Юра ощущал настолько чистую эмоцию в первый раз за то недолгое время, пока учился, отвернувшись и сев за стол, тем самым давая понять, что продолжать разговор не намерен. Его спас стук в дверь — тоже раздавшийся вовремя впервые вообще за все время службы. Леруа, которому не дали времени ответить, молниеносно подорвался ее отворить. Распахнутая гимнастерка открыла вид на его рубаху и шею. Он вздернул брови, вытянул руку вперед и вверх, оперся ей об косяк, дав достаточно места для прохода, и в то же время как бы не пуская. — Товарищ сержант… — солдат замолк, недоуменно уставившись на несколько отличающийся камуфляж Леруа. — Капрал, — любезно поправил Джей-Джей, посмотрев вниз. — Что у тебя там? Юра покосился, едва не застонав при виде Боярышева, не особо старавшегося спрятать очередную плитку шоколада. — Я слышал, ты вернулся, Юра, — решив проигнорировать Леруа, Боярышев попытался его обогнуть. — Слушай, дай пройти, капрал, или как там тебя. — Тебя не учили, как правильно обращаться в присутствии старших? — тут же прессанул Джей-Джей. Юра заинтересованно вскинул взгляд: Боярышев был слажен немного крупнее Леруа, хотя и был одного роста. Но того это, естественно, не колыхало. Боярышев посмотрел на Юру и обратно. Леруа пару раз ободряюще взмахнул рукой. — Товарищ старший сержант, разрешите обратиться к товарищу капралу? Джей-Джей, одобрительно кивнув, указал подбородком в сторону выхода. — Кругом обратись, оборотень. Юра с силой закусил губу, чтобы смешок не вырвался наружу. На всякий случай предупредил: — У него КМС по боксу. — Понятия не имею, что это значит, — не глядя на него, отозвался Леруа. — Сейчас узнаешь. Боярышев решил познакомить его со своим кулаком тут же в кабинете, но Джей-Джей к демонстрации сегодня явно не был расположен, увернувшись и перехватив запястье таким образом, чтобы заломить. — Первый юношеский разряд по фигурке, — оскалился он, отпустив взвывшего призывника почти сразу. Все произошло так быстро, что, отвлекись Юра на секунду, вообще бы не подумал о разжегшемся конфликте. — Здесь ломать ничего не будем. Погляди-ка, кто-то на своих ошибках учится. — Боярышев, — позвал Юра. Тот посмотрел на него с негодованием и капелькой надежды на разрешение по справедливости. — В роту иди. Надежда в глазах солдата рухнула. Солдат был неглуп и соображал быстро. Хотя о каких соображениях могла идти речь, когда и так все очевидно. Он взглянул на Джей-Джея, чей взор не был овеян даже чем-то близко похожим на торжество, только спокойной уверенностью не упускать того, чего сам солдат никогда не смог бы достичь, даже если бы сумел избавиться от заморского бойца одним ударом. Горькое потрясение заставило его шагнуть назад. — Стой, — сказал Леруа, когда Боярышев уже развернулся. — Подарок-то вручи. Боярышев посмотрел на Джей-Джея уже без какой-либо злости, снова перевел взгляд на Юру, и без слов отдал шоколадку Леруа. Закрыв за ним дверь, Джей-Джей скосил глаза на Юру, хлопнув плиткой по своей ладони. — Много таких? Ответом Юра его не удостоил. Джей-Джей подошел к его столу, положил шоколадку перед ним, по-видимому, молча сделав выводы. Ну, и пусть. Ну, и дурак. — Мне это говорит тот, кто вернулся к жене, — абсолютно ровно произнес Юра, но, не выдержав, поднял взгляд, понаблюдать за реакцией. — Проверял бы свои источники тщательнее, Юра, — хмуро ответил Леруа, застегивая гимнастерку. — Я разведен. Юра проглотил удивленный возглас не столько от тона, сколько от самой новости, расходящейся с поставленными фактами Виктора. — И поэтому жил с ней все это время, — не сдавался он. — Бракоразводный процесс не самый быстрый, знаешь ли. Она все думала, что делать с домом, в итоге решила его оставить мне. Все остальное я отдал ей. Подающая на развод пара стремится как можно скорее разъехаться, упрямился Юра. Полтора ебаных месяца под одной крышей. Да по-любому здесь что-то не чисто. Не особняк же у них, в самом-то деле. Джей-Джей, затянувший поясной ремень, присел на диван напротив стола Юры, чтобы их лица оказались на одном уровне. Подался вперед, поставив локти на колени. — Я с ней не спал, — сказал он, выловив его взгляд. — В первый день, правда, чуть до этого не дошло. Но я не смог. Юра закрыл его карту с громким хлопком, встав с места, чтобы обойти стол и положить ее в ящик сбоку. — Я тебя об этом не спрашивал. Джей-Джей не поднимал головы, смотря исподлобья. — Можно тогда я спрошу? — И, не дожидаясь разрешения, молвил: — У кого ты жил в Москве? — У Виктора, — выплюнул Юра, захлопнув дверцу ящика. Этот звук пробудил в нем образ опьяневшего дикого взора, предшествующего яростному приговору майора. Что он сделает, когда узнает, что ты здесь? Юру содрогнуло, дыхание сбилось. Ужас от синяков на теле Джей-Джея вернул его в реальность, где федералы только спали и видели, как бы ликвидировать неудобного солдата. А один обещался перерезать ему горло. — Зря ты вернулся, Леруа, — выдавил из себя Юра. Все его существо было против того, что он говорил. — Уходи. Уезжай. Целее будешь. Ни одно живое существо не стоило того, чтобы терпеть избиения и быть на волоске перманентно. Джей-Джей поднялся, встал рядом, навис над ним волевой, неприступной скалой. Которой никакие федералы не страшны, ты же знаешь, Юра. — Давай, — подбодрил Леруа. — Прогони меня еще раз. Он стоял так близко, он звучал так спокойно. Юра повернулся к нему всем корпусом, чтобы принять на себя удар полноценно, готовился отшатнуться, но оказался как будто бы еще ближе. — Ты ведь даже не понимаешь, — начал он, подняв голову и вдруг зацепившись взглядом за темную прядь, спадавшую на левый глаз. Остановить свои пальцы он не успел, потянувшись убрать челку машинально, по старой привычке. Джей-Джей перехватил его ладонь. — Я сдамся, если ты сам этого захочешь. Те самые слова из записки. — Я знаю, — сказал Юра. — Я прочитал. И я так сильно боюсь за тебя. Барьер, который Юра вознес при осмотре, стремительно обрушился, шокировав долгожданной близостью. Тело уже не слушало разум, пальцы сами касались оливковой кожи беспрепятственно, ласкали дорогое сердцу лицо, медленно опускаясь к подбородку, сопровождаемые теплом бережно сжавшей ладони. Как он мог забыть, какие горячие у него руки. Джей-Джей прикрыл глаза, под которыми пролегли тени, как будто разом обрел наконец покой, прижался щекой к ладони Юры крепче, поцеловал. Юра провел кончиками пальцев по его губам, пораженно застывший в ощущении успокоившегося сердца, метавшегося в агонии несколько недель. Но тревога, чертова тревога не отпускала, она уже вросла в него корнями настолько глубоко, что успела загноиться. Юра выдохнул, убрал руку, с трудом не фокусируясь на том, как все внутри запротестовало от потери контакта, повторил: — Ты не понимаешь. В этот раз все намного серьезнее, Джей-Джей. Словно в подтверждение его слов, в дверь постучали. Юра шагнул назад, хотя все его тело стремилось закрыть Леруа собой, повернулся, и весь похолодел, когда в кабинет вошел Виктор.