ParabaChronicles

      Смотровая площадка Нью-Йоркского Института пуста. Только ветер гуляет по темной крыше, а внизу спит огромный город. Джейс долго смотрит в ночную мглу, всю разукрашенную огнями, и ждет привычных мягких шагов. Алек опаздывает опять. Снова сидит в своем кабинете, часами глядя в схемы лей-линий или просматривая отчеты. Он хмурит лоб, поджимает губы и недовольно щурит глаза, прикрыв их веером густых ресниц. В отчетах снова полно ошибок, а в Институте полно проблем, решать которые нужно срочно, и на весах снова справедливость и опостылевший уже долг. Ему опять нужно сделать выбор.       Джейс представляет все это ярко, пока знакомые теплые руки не разворачивают его и не притягивают в объятья.       Они стоят на холодной крыше, даря друг другу свое тепло, и время будто бы замирает. Все абсолютно теряет смысл, кроме рук Алека, аромата, который жадно вдыхает Джейс, уткнувшись в тело парабатая, как утопающий в ветхий плот. Алек дрожит от порывов ветра, и Джейс старается его укрыть, буквально вжав Лайтвуда в себя. Брюнет всегда был теплолюбивым, а Джейс хотел его согревать. Это желание было инстинктом. Таким же мощным и бесконтрольным, как и желание защищать. Оно бурлило где-то под кожей, качало Джейсу по венам кровь. Согревать Алека как смысл жизни. Защищать Алека, быть рядом с ним. Чувствовать Алека как себя – каждой прожилкой своего тела и каждой стрункой своей души. Но это только лишь в идеале. Когда в реальности – все не так. У него есть только эта крыша. Крыша, куда Джейс приходит ночью, когда становится невыносимо. Просто не чувствовать его рядом до зубной боли и аритмии. Лайтвуд теперь – Глава Института, а Джейс – великий бесстрашный воин. Алек решает проблемы мира, а Джейс оказывает подмогу. У них обязанности и долг. У них обоих есть своя жизнь. По ночам Алек уходит к Бейну, Джейс наконец-то обрел Клариссу. И все практически идеально, все потрясающе хорошо. Если бы только не одно «но» – они не могут жить друг без друга. Это физически нестерпимо. Нельзя забрать от себя кусок и любоваться издалека, лишь навещая по выходным. Вот и они попросту не могут. Делают вид и вполне успешно, но это лишь временный эффект, как от того самого инь-фэня. Джейс ощущает глухую боль, когда не видит Алека долго. Это фанто́мная, тупая боль, что разъедает, сжигает кожу, и он не может терпеть ее.       Они условились – два дня в неделю, на этой крыше, плюс-минус в полночь. Джейс приходил как обычно первым, и ждал здесь Алека сколько мог. Лайтвуд задерживался надолго – дел всегда было невпроворот, а после все-таки приходил и обнимал его до хруста в рёбрах. Так, что у Джейса в глазах темнело и становилась так хорошо, так потрясающе и спокойно, словно целебный воды глоток.       А потом двух дней им стало мало. Алек искал повод для работы, чтобы остаться по вечерам, а Джейс задерживался на рейдах. Руна легко закрывала двери – никто не знает, что они здесь. Иногда это так бесит Джейса, и ему хочется, чтоб знали все. Кларисса Фэирчайлд, Магнус Бейн…все нефилимы из Института. Но они с Лайтвудом и так рискуют, а Джейс не может всё изменить, пусть и отчаянно безумно хочет опять забрать Алека себе, как это было давно когда-то, в какой-то прошлой, далекой жизни. Он обнимает Лайтвуда крепче, прижав порывисто к своей груди, быстро расстегивая рубашку, чтобы прильнуть к нему голой кожей и вновь почувствовать себя живым. Живым, счастливым и полноценным.       – Эй, почему ты опять так долго? – губы ласкают руну на шее, чертя на ней новые узоры. Алек дрожит крупной сладкой дрожью, прикрыв глаза веером ресниц, в ответ вцепляясь блондину в плечи.       – Джейс, я и так все дела забросил, чтобы побыть с тобой сейчас здесь, – губы встречаются в поцелуях, и Джейсу кажется, что он тонет. И только Алек – его опора в огромном, зыбком, безумном мире, гавань в бескрайнем штормящем море. Сам Джейс – безудержная стихия, но только Алеку она покорна – его губам, его взглядам, жестам, рукам, сминающим Джейсу кожу. Слова давно не нужны обоим, пальцы расскажут гораздо больше, когда спадет лишняя одежда и губы встретятся в тишине. Крыша – давно стало общей тайной, местом секретных, запретных встреч. Глаза у Джейса меняют цвет, вспыхнув неистовым золотым, и Алек ловит себя на мысли, что и у Магнуса, и у Джейса всегда меняется оттенок глаз в моменты тесной близости с ним. Оба теряют самоконтроль, это, наверное, должно льстить, но причиняет ему лишь боль. Алек целует парабатая, стараясь выбросить все эти мысли. Его хваленый самоконтроль также летит к чертям рядом с Джейсом, уступив место голым инстинктам – лишь просто чувствовать Джейса рядом и прикасаться к нему телесно, плевать на то, как суров закон.       – Мог, между прочим, поторопиться, – Джейс больно цапает его за ухо, вжимаясь бедрами в пах брюнета настолько тесно, как только смог.       – Поверь мне, Джейс, я поторопился. Я бросил просто кучу бумаг и 7 пропущенных звонков от Магса, ради того, чтобы прийти на крышу и провести время здесь, с тобой, – у него снова ворчливый тон, но в отведенном от Джейса взгляде мелькает еле заметно нежность, и Джейсу хочется закричать от чувства счастья в своей душе. Алек здесь только ради него, и это больше, чем просто счастье. Это безудержный адреналин, только усиленный их общей тайной. И даже смерть их не разлучит, и даже ей это не удастся. Джейс просто ей это не позволит. Алек его, он всегда им был – с первого взгляда их друг на друга и до последнего в груди вздоха.       Джейс обнимает Алека крепче, уткнувшись в шею ему лицом и слыша мерный стук его сердца. Завтра Джейс будет его делить с Конклавом, миром, Магнусом Бейном... Но здесь, сейчас, есть лишь эта крыша и тайна – общая на двоих.       Джейс обнимает Алека крепче. Эти объятья – причина жить.