Холод в сердце

Мой сон сегодня был беспокойным. Мешанина образов впивалась в мой мозг, разрывая черепную коробку изнутри. Я захлёбывался в озере тьмы, которое, словно болотная трясина, затягивала меня всё глубже и глубже в свои сети. Было страшно и холодно. Липкий ужас подкрадывался к сердцу, сжимая его в своей костлявой руке без намёка на кожу. Когда вязкая субстанция начала заливаться в мой приоткрытый от ужаса рот, я резко очнулся, словно кто-то дёрнул невидимый рубильник восприятия. Сердце глухо било в висках, тело окоченело от холода, и это при условии, что я не могу замёрзнуть по определению - всё-таки ледяной маг! Веки поднялись лишь с десятой попытки, а тело не хотело слушаться своего хозяина: руки не подымались, ноги словно приросли к лесной земле, погрязнув в ней, будто в грязевой луже после сильнейшего ливня. В горле скреблись кошки, на лице, более бледном, чем обычно, выступила испарина. Только минут через десять я смог более-менее прийти в себя, восстановить рваное дыхание, успокоить разбушевавшееся от иррационального страха сердце. Солнце ещё не встало над горизонтом - было самое, что ни на есть, раннее утро. В лесу, в котором я решил заночевать, буйствовала природа. Птицы, перелетая с дерева на дерево, весело тянули свои песни. Их трели окружали меня, успокаивали, отгоняя остатки страшного сна. Или не сна? Я окинул взглядом свою временную стоянку. Разведенный вечером костёр давно догорел, оставив после себя лишь серую золу. Исполинские деревья скрывали крохотную полянку - место моего обитания - от любопытных глаз, сомкнув свои стройные ряды. Это было самое удачное место за последние пару дней, которые я провёл в пути к Ущелью Дьявола. Но моё сердце не покидало ощущение, будто за мной уже сутки ведётся пристальное наблюдение. Наблюдатель, впрочем, скрывался идеально: я чувствовал его внимание, но не мог определить, откуда оно исходит. Было ощущение, что со всех сторон меня окружают враги, готовые в любой момент броситься в атаку и разорвать неприятеля на мелкие кусочки, которые даже опознать потом никто не сможет - тело будет либо слишком сильно изуродовано, либо от него не останется ничего, кроме тёплой лужи, быстро впитывающейся в землю алой крови. А может и её не останется. Однако непонятная для меня сила сдерживала существ от необдуманных действий, всё дальше и дальше направляя их вслед за мной. И они не отставали, следуя по пятам, наступая на них днём и окружая стоянку ночью. Бывало ночами я слышал хриплые стоны и завывания, но никто так и не приближался к выставленным барьерам, не тревожил хрупкие контуры сигнальной магии, не попадал в хитро расставленные и спрятанные вокруг стоянки ловушки - всё было слишком тихо и спокойно. Настолько, что напрягало сильнее, чем открытый бой. Я развёл костёр заранее собранным с вечера хворостом, похвалив себя мысленно за сообразительность. Пламя заплясало бликами по земле и влажной от утреннего тумана траве, наполнило свежий воздух весёлым треском сухого, сбережённого от влаги магией дерева. Мой походный рюкзак сильно опустел, но провизии всё ещё хватало для утоления голода. Если верить картам, то до Ущелья Дьявола оставались считанные мили, однако единственная дорога пролегала через узкую лощину, со всех сторон окружённую непроходимым магическим лесом, в котором не раз бесследно исчезали даже сильные волшебники и волшебницы. Сама лощина была не менее опасным местом: у неё была дурная слава земли, кишащей всевозможными монстрами и демоническими отродьями. Даже Церковь, радеющая за искоренение зла, не спешила лезть в это гиблое место. Насколько я слышал, было предпринято три попытки построить храм, но все они не увенчались успехом. Всё началось со смерти строителей. Первый сорвался с лесов, ничего такого, подумал тогда я, обычное дело на стройке. На следующий день на одного из главных подрядчиков свалилась статуя ангела, плохо закреплённая на фасаде. Говорят, его тело отскребали от мраморного пола весь следующий день. Конечно, стройка на этом не прекратилась, но люди уже были напуганы. На следующей неделе бесследно исчезли ещё трое. Представители Церкви были напуганы, и недостроенный храм так и был оставлен гнить в вечных туманах лощины. Вторая попытка началась через год после первой - как раз сменился епископ, отвечающий за эту часть страны. В этот раз всё было даже хуже: люди исчезали со стройки, их находили лишь через несколько дней, бесцельно бродящих по границе Запретного леса. Они были не в своём уме, бормотали что-то себе под нос. Все, кто исчез, возвращался назад седой от страха, с помутневшим рассудком, на лечение которого не соглашались даже лучшие менталисты - личность людей была разрушена грубым ментальным вмешательством, их мозги превращались в кашу, не способную к осмысленным действиям. Они навеки остались рабами собственных страхов, превратившись в овощей, способных действовать лишь на инстинктах. Стройка завязла сама по себе, все строители попросту отказались приходить в это проклятое место. Каменные своды недостроенного храма оцепили, наложив мощные барьерные чары, чтобы никто больше не погиб в этих недостроенных стенах. Но, как и всё в этом мире, задумка людей не оправдалась. Люди, получив запрет на что-то, всегда пытаются обойти его с ещё большим рвением. Жители и приезжие продолжали бесследно пропадать, сходить с ума. Вскоре большая часть жителей попросту сбежала из города, не выдержав этого психологического давления. Остались лишь самые сильные духом и самые старые горожане, которым попросту было больше некуда податься. Я думаю, что остальные участники экзамена отправятся в обход, чтобы зайти к ущелью с другой стороны, да и, сдаётся мне, Макаров так и задумывал, давая неделю на путешествие - этого бы с лихвой хватило, чтобы обогнуть горы. Но что-то тянуло меня именно в этом направлении. Какая-то невидимая сила желала, чтобы я вошёл в туман, окружающий эту лощину и городок в ней плотным сизым кольцом. Возможно, я поступаю глупо и необдуманно, бросаясь сломя голову в такое место, но своим чувствам я привык доверять. Моих сил должно быть достаточно, чтобы пройти лощину насквозь - это удавалось и другим волшебникам до меня без особых проблем. Главное, не лезть в руины Храма и в Запретный лес. Пока я ел, солнце успело подняться высоко над землёй, заглядывая своим плоским любопытным брюхом в моё временное убежище. Туман расступился под действием солнечного света, улучшая видимость на многие мили вокруг. Я оперативно собрал лагерь, поместив все свои вещи в инвентарь, и отправился в путь. Лощина встретила меня тишиной. Птицы, ещё секунду назад певшие с веток, внезапно замолкли, стоило мне лишь перейти невидимую черту, отделяющую лес от туманной местности. Туман сгустился также внезапно: он обволок меня со всех сторон, принимая в свои холодные и влажные объятия. Потянуло могильной сыростью. Лес преобразился: деревья, казавшиеся до этого надёжной опорой и защитой, предстали сейчас в неожиданном амплуа. Окружённые густым, непроглядным туманом они выплывали из него лишь за секунду до возможного столкновения, и каждое дерево казалось каким-то искажённым, наполненным тьмой и страхом. Я замер, накладывая на себя дополнительную защиту, и попытался аурным зрением просканировать местность вокруг. Но, к моему сожалению, туман был магический, а через него я не мог разглядеть ничего. Постепенно начали выплывать очертания обветшалых домов, видимо, безымянный городок, о котором я слышал, растянул свои сети намного дальше, чем я думал. Дома были почерневшие от постоянной влаги, дерево, из которого они были выстроены, казалось, было готово превратиться в труху от малейшего дуновения ветерка. Но ветра не было. Не было ничего. Ни пения птиц, ни дуновения ветерка. Лишь тягучая, выпивающая из души все соки, тишина. Лесная тропинка сменилась раздолбанной брусчаткой, то и дело из тумана вылетала яма или рытвина, поэтому приходилось быть вдвойне осторожным, чтобы успевать следить за окружением и смотреть под ноги. Внезапно преследующее меня по пятам ощущение чужого присутствия испарилось. Я замер, напрягая все свои инстинкты и готовясь в любой момент броситься в любую сторону, уходя от внезапной атаки. Но шли секунды, а её всё не было. По моему виску скатилась бисеринка холодного пота. Происходящее резко перестало мне нравится. Шумно вдохнув влажный воздух, в котором мне чудился аромат свежей крови, я двинулся вперёд, стремясь выйти на открытое пространство центральной площади. К счастью, городок был действительно небольшим, путь к площади занял у меня не больше пяти минут. Широкое пространство полностью утонуло в молочной пелене, я не мог разглядеть края площади, находясь в центре. Я не чувствовал опасности, но то и дело мне чудилось, что в тумане, буквально в паре тройке метров от меня, кто-то стоит. Я слышал сиплое дыхание на границе сознания, неясные шорохи. На границе видимости показалось мрачное каменное здание, на фасаде которого висела чудом сохранившаяся вывеска “Утопленник”. Очень милое название для гостиницы. Я бросился в сторону, уходя с линии атаки, моментально принимая стойку магии разрушения. Но никого уже не было рядом. О неудавшейся атаке свидетельствовали лишь три глубокие борозды, оставшиеся в брусчатке. Я нахмурился, но, не почувствовав опасности, вошёл в здание гостиницы. В здании было на удивление тепло, хотя на улице царил жуткий холод. Оно неплохо сохранилось. В отличие от плачевного состояния всего остального города, здесь чувствовалась атмосфера спокойствия и безопасности. Или кто-то очень хотел, чтобы я почувствовал себя здесь в безопасности и ослабил на минуту бдительность. Холл гостиницы был слишком чист и ухожен, что было странно, ведь все жители покинули городок уже много лет назад. Мебель была обёрнута в чехлы, чтобы не потеряла своего первозданного вида со временем, будто заботливый хозяин собирался вернуться сюда спустя какое-то время. Столы, стоящие рядом с удобными диванчиками, были искусно вырезаны из красного дерева, их красоту лишь подчёркивали замысловатые узоры на фигурных ножках. Я осторожно приблизился к одному из них, проведя пальцем по лакированной поверхности. Мой палец остался чист. Сомневаюсь, что в этом месте остался штат горничных, которые с заботой и любовью каждый день убирали всё это место до блеска. Аурное зрение также не внесло ясности – в доме отсутствовал любой признак заклинаний консервации. Однако, я мог поклясться, что время для отдельно взятого отеля словно перестало идти, замерев в тот момент, когда хозяин, простившись, ступил за порог. Я подошёл к стойке, на которой в явно дорогой и старинной вазе стояли фиалки. Они были словно только что сорваны с клумбы, такие яркие, дышащие жизнью. На секунду мне показалось, что они даже светятся изнутри. Но, видимо, это был лишь обман зрения. И всё же. Свежие цветы, ухоженная гостиница. И это всё в заброшенном городе. - Палятся, ой, палятся, – я покачал головой, щелчком пальцев зажигая свечи на старинном канделябре, стоящем рядом с вазой. Конечно, несколько светлячков бы справились с освещением лучше, но мне не особо хотелось светить волшебной силой, когда я нахожусь в условно-враждебной зоне. Взявшись за тяжёлую ножку, я осветил стойку, желая найти хоть какую-то зацепку, которая бы пролила свет, на происходящее в этом безымянном городке. Из темноты, сверкнув позолоченным боком, показалась кнопка звонка, перед которым сверкала табличка с незамысловатой надписью: “Нажми меня”. Я фыркнул, обогнув стойку, чтобы посмотреть на место работы администратора. Под стойкой оказались пронумерованные ячейки, видимо, обозначающие номера отеля. На стене висел шкафчик с ключами, на каждом из которых была бирка с соответствующим номером апартаментов. Быстро пройдя по всему списку глазами, я обратил внимание, что отсутствовал ключ от номера 210, и, что любопытно, ячейка с тем же номером была единственной закрытой. Двести десятый, значит второй этаж. Подхватив тяжёлый канделябр, я направился к тёмной лестнице, ведущей на следующий этаж. Лестница скрипела под каждым шагом, норовя обрушится под моим немаленьким весом в любой момент. На втором этаже меня встретил небольшой холл, в котором находилось две комнаты: двести первая и двести вторая. От холла в обе стороны отходили два длинных мрачных коридора. Несмотря на протяжённость, комнат с обеих сторон было всего по четыре, они находились по одну правую сторону от прохода, тогда как с левой стороны находились окна, открывающие вид на туманную площадь. Окна были массивными, с тяжёлыми тёмными ставнями, над которыми нависал увесистый карниз, держащий на себе пару портьер, спадающих до самого пола и лишающих коридор остатков и без того тусклого света. Коридор заканчивался стеной, на которой висел портрет седого коренастого мужчины средних лет, его взгляд, обращённый в сторону зрителя, казалось, пронизывал тебя насквозь двумя ледяными буравчиками, заставляющими внутренности сворачиваться тугим узлом, перемалывая кости и сдирая заживо кожу. Я резко обернулся, почувствовав на спине чей-то пристальный взгляд. На секунду мне почудилось, что в том конце коридора мелькнула тень, тут же скрывшаяся из виду. Когда я вернул свой напряжённый взгляд на портрет, едва сдержался, чтобы смачно не выругаться: с тяжёлой, почерневшей от времени рамы, на меня смотрел слепой старик, опирающийся на трость и готовый развалиться от любого движения. Я сжал зубы до скрипа, резко направившись назад в холл – коридор, выбранный мной, оканчивался комнатой двести шесть. В этом месте ничего не изменилось, и лишь влажные отпечатки босых ног на полу, едва блестящих в тусклом свете свеч, показывали, что тень мне не предвиделась. Мрачной тенью я скользнул в другой коридор, оканчивающийся ровной стеной, и остановился лишь перед нужной дверью, без удивления обнаружив в замочной скважине искомый ключ. Кто-то явно решил поиграть со мной в прятки в темноте, даже не задумавшись о том, что я в любой момент могу оборвать его жалкую жизнь, стоит ему лишь показаться мне на глаза. Внимательно осмотрев коридор и не найдя причин для беспокойства, я с тихим шелестом провернул ключ в скважине, отправив его в карман. Запоздало в мозг пришла мысль, что я мог сделать дубликат из льда прямо в скважине ячейки, чтобы не мучатся сейчас с нарастающей мигренью и вопящей паранойей, которая с каждым мгновением нахождения в этом городке выла всё громче, переходя постепенно в тональность приличной сирены, которая орёт каждый раз, когда Гилдартс или я возвращаемся в гильдию. Дверь отворилась бесшумно, без ожидаемого мною скрипа петель, а вот то, что я увидел в самой комнате, мне с первой же секунды не понравилось. На старинной люстре, с тихим скрипом покачивающейся из стороны в сторону, висело обнажённое тело молодой девушки, которая смотрела на вход остекленевшим взглядом давно потухших глаз. Её грудь пронзали два мясницких крюка, вонзённых в спину, на которых она и была повешена, а всё тело было испещрено тонкими, но глубокими порезами, из которых, к слову, кровь уже перестала сочиться. Пол в номере был на удивление чист, ни одной капли крови с тела не попало на него. Быстро сориентировавшись и просканировав комнату на наличие посторонних, я запер дверь, наложив на неё дополнительно барьер от проникновения и сигналку. Уже через пару минут, сняв истерзанный труп с крюков, я бережно уложил девушку на кровать, подвесив над ней пару блуждающих огоньков – мне уже было всё равно на обнаружение, тем более, если тот, кто сотворил это с девушкой всё ещё находится здесь, я был бы не прочь, чтобы он сам пришёл ко мне в руки. Как я и предполагал, раны были тонкими, но глубокими, нанесённые так, словно кто-то собирался слить кровь из ещё живой девушки. А то, что на момент, когда её насадили на крюки, она была ещё жива, указывали рваные края ран и искусанные в мясо губы: девушка явно пыталась вырваться до того, как ослабела от потери крови и болевого шока. Что больше всего меня напрягало в данной ситуации – труп был свежим, максимум день или два назад эта девушка была ещё жива. Также я обратил внимание на то, что пальцы девушки были стёрты в мясо, а в разворочённых ногтях были многочисленные занозы. Что произошло? Её тащили и она, пытаясь до последнего сопротивляться, пыталась цепляться за паркет? В паре шагов от кровати я действительно обнаружил кровавые борозды, оставленные пальцами девушки. Значит, её тащили в центр комнаты из угла, куда она, по-видимому, в страхе забилась. Может, там остались какие-то зацепки? В самом дальнем углу комнаты, между массивным комодом и портьерами, куда девушка забилась, надеясь спасти свою жизнь, было пусто, лишь клок выдранных волос валялся на паркете. Скорее всего, убийца, найдя жертву, схватил её за волосы, чтобы вытянуть её из своего укромного места, а затем, не особо церемонясь, тащил её за ноги. Из-за тьмы, окутавшей уголок, я не мог увидеть мелкие детали, которые бы могли пролить свет на это дело, поэтому, подумав, я осветил место светляком. Моё внимание привлёк кусочек обложки, торчащий между стеной и комодом, видимо, засунутый туда в спешке. Кроме этого, по-видимому, дневника, здесь были видны следы борьбы: на стене, в месте, где девушка сидела, прислонившись спиной, я разглядел кровавые разводы. Видимо, она была ранена ещё до того, как её подвесили, словно тушу животного на скотобойне. Книжка поддалась легко, как оказалось, зазор между комодом и стеной был куда шире, чем я видел со своего положения. Дневник, а это оказался действительно он, был потрёпанным, из добротной кожи, такие стоили на рынках тысячи драгоценных, видимо, семья девушки была обеспеченной, раз позволяла себе преподносить девушке такие дорогие подарки. С усталым вздохом я приземлился на кровать, противно скрипнувшую под моим весом, но выдержавшую грубое обращение с моей стороны. Я облокотился спиной на подушки, совершенно не обратив внимания, что на расстоянии вытянутой руки от меня лежал свежий труп и по совместительству владелица книги. Светлячок, следуя моей воле, завис над моей головой, освещая странницы бледным светом. На титульном листе, ровным почерком было выведено: “Личный дневник Куроко Лисы”. - Ты уж прости, Лиса, но мне нужно разобраться, что к чему в этом проклятом месте, – я посмотрел на искажённое гримасой смерти лицо, щелчком пальцев распыляя труп на атомы. – Покойся с миром, Куроко Лиса. Грустно оглядев место, где ещё секунду назад лежала девушка, я, тяжело вздохнув, вернулся к чтению, перевернув слипшуюся от крови страницу. “6 ноября. Сегодня дядя подарил мне этот дневник! Даже по одному внешнему виду можно понять, что он принадлежит богатой особе. Вот девочки обзавидуются… (дальше идёт неразборчивый, перечёркнутый текст. Мне не удалось разглядеть ничего важного). 14 ноября. Как обычно помогала дяде в гостинице. Мне кажется, что он с каждым днём становится всё более ворчливым, хотя куда уж дальше-то! Он запретил мне идти гулять, поэтому я вынуждена сидеть здесь и писать о своих переживаниях в дневник. Это несправедливо! 20 ноября. Семья Ридденсов уехала из города. Так грустно видеть, как мой любимый город медленно, но верно становится совсем пустым. Мои подруги пытаются уговорить меня бросить дядю и отправиться с ними в большой город, но я не могу так поступить! Он моя единственная семья, в конце концов. Чтобы не случилось, я не покину город. 1 декабря. Сегодня выпал снег. Конечно, для нашего городка это не особо удивительно, но я, как прежде, каждый год жду первого снега. Есть в нём нечто прекрасное и волшебное. 5 декабря (строки размыты, видимо, Лиса плакала, пока писала их). …ак он мог?! Я … после в..го, что … на… Я заперлась в 210 номере и проплакала весь день… Не могу поверить, что он бросил меня после всего, что между нами было… 1 января. Город пустует. Одна за другой семьи покидают свои дома. А после того, как Дамьен уехал… я не знаю, долго ли продержусь ещё в этом городе, где меня преследуют призраки прошлого на каждом шагу… 30 июня. Давно я ничего не писала. Даже и не знаю, с чего начать… Город опустел, здесь остались лишь мы с дядей, да семья Фоксов, живущих на окраине, рядом с руинами церкви. Дяде с каждым днём всё хуже, кажется, годы берут своё. Когда он умрёт, я наконец-то смогу свалить из этого проклятого городишки. 2 июля. Как давно не было ничего подобного! Господи, в наш забытый богом город приехали новые люди! И они остановились у нас! Я, наверное, улыбаюсь, как дурочка, но я действительно счастлива. А ещё, среди них есть такой милый парень… Когда мы пересеклись взглядом в холле, мне показалось, что он мне улыбнулся. Возможно, это мой шанс свалить отсюда навсегда. 10 июля. Какое горе… Семья Фоксов была найдена растерзанной в собственном доме. Люциа, так зовут самую красивую девушку из приезжей компании, говорит, что скорее всего в их дом ворвались дикие звери. Но как же так?! В нашем городе отродясь не было никаких диких зверей, этого просто не может быть! Эрик, тот парень, который мне понравился в первый день их приезда, полностью поддержал теорию Люции. Но я не верю, здесь что-то не чисто. И я докопаюсь до сути. 12 июля. Дядя слёг со странной болезнью. Я не понимаю, что с ним. С каждой минутой ему становится всё хуже, его кожа белее мела, а дыхание хриплое и тяжёлое… Я меняю ему компрессы каждые пятнадцать минут, но это не сильно помогает ему. Компания Люции отправилась сегодня поглядеть на руины Церкви. Что они вообще надеются там найти? Не понимаю. 13 июля. Господи, я не уверена в том, что увидела сегодня ночью, но, если ты есть, защити меня! Я заночевала в комнате дяди, и ночью мне почудилось, по крайней мере, я надеюсь, что мне лишь почудилось, что в комнату кто-то проник. Я не видела его лица, но слышала хриплое дыхание. Он прокрался к кровати дяди, словно вор, склонившись над ним. Что происходит? Я ничего не понимаю. Я забилась за штору, боясь даже вздохнуть, чтобы меня ненароком не заметили. Через пару минут человек покинул комнату, но до самого рассвета я не сомкнула глаз, мне было так страшно, что я не могла пошевелить даже пальцем. Утром я увидела страшную картину: Мой дядя умер… Я сообщила об этом за завтраком постояльцам, попросив, чтобы они покинули город до вечера. Люция согласилась на моё требование. Через пару часов они собрали вещи и ушли. (дальше почерк сбивался, конкретной даты не стояло, но было видно, что девушка торопилась). Они здесь, я слышу их шаги за стеной, их хриплые голоса, дьявольский смех. За что?! Чем я провинилась перед тобой! Они уже у двери, я слышу голос этой суки… ЕСЛИ БЫ НЕ ОНА, Я БЫ УЖЕ ДАВНО БЫЛА В ГОРОДЕ! Мне конец, они собираются ломать двери. Если кто-то прочтёт этот дневник – БЕГИ ИЗ ГОРОДА. ОНИ… (последние строки заляпаны кровью, видимо, в этот момент её настиг убийца)." Я сидел в тишине, отложив дневник в сторону, а перед моими глазами ярко встало воспоминание трёхгодичной давности: кровавые глаза, дьявольский смех и реки крови. В главном зале забили старинные часы, набатом пройдясь по этажам, заставляя кровь в моих жилах застыть. Двенадцатый удар прогремел, оставив после себя гнетущую тишину, в которой мой слух отчётливо услышал хлопок входной двери и тяжёлые шаги по скрипучей лестнице. Они здесь.