wild horses

Когда все только начинается, Пол - обычный восьмилетка, со сбитыми коленками и дырявыми ботинками. Каждое утро мама упаковывает ему бутерброд и яблоко в школу, пока отец читает газету, а по воскресеньям она аккуратно приглаживает его прическу перед походом в церковь. Пока что он еще не держал в руках гитару, ему неведомо ощущение стальных струн. Полу всего лишь восемь, и он не так уж и много понимает в этой жизни. - Поначалу все не то что бы ужасно. В конце концов, Пол – выходец из рабочего класса; считай, ты не вырос в Ливерпуле, если не видел драку хотя бы раз в жизни. Это не кажется чем-то ужасным, потому что Пол даже и не понимает, что в самом деле происходит. Поначалу. Пол может легко справиться с пьяной злостью и летящими в его сторону ударами. Он маленький и юркий, он легко может спрятаться, а иногда получается сбежать – сбежать от криков, грохота и побоев. Если и не получается – он знает что делать. Старшеклассники во дворе постоянно его задирают, так что синякам и ссадинам всегда находится объяснение. Когда ему восемь с половиной, он сидит в своей комнате, прислушиваясь к ветру за окном, а его запястья болят оттого что отец слишком сильно схватил его за руки. Ему интересно – делают ли такое же другие отцы со своими детьми? На следующий день Пол решает спросить своего друга Чарли. Тот лишь смотрит на него округлившимися глазами. «Нет, - говорит Чарли притихшим голосом, - а что? Твой па делает с тобой такое?» Полу режет глаза и жутко хочется плакать, поэтому он идет к учителю, чтобы отпроситься с уроков. Он говорит, будто у него болит голова – и это не совсем вранье, потому что после вчерашней затрещины до сих пор звенит в ушах . Он знает, что если немного поплакать, то можно без проблем получить билетик домой. «Да уж, ты весь день был какой-то унылый», - говорит учительница, и Полу очень хочется заметить, что он такой постоянно. Этим вечером Пол в одиночестве сидит за обеденным столом, вспоминая испуганный голос Чарли. Именно тогда становится действительно кошмарно. - Иногда Пол до бессилия плачет эти горючие слезы, которые, обжигая, продолжают течь, как бы ты ни пытался их остановить, плачет, пока в груди не появляется ощущение зияющей пустоты. Тогда его отец сидит перед ним на коленях, шепча слова в его макушку. «Я не хотел делать тебе больно» «Мне очень жаль, что ты заставляешь меня делать с тобой такое» «Просто иногда я злюсь, понимаешь?» Пол не особо вслушивается. Он не знает, верит ли он в эти слова, но все равно молча кивает. «Только запомни, Пол. Ты не должен никому рассказывать об этом, слышишь?» «Да, пап», - тихо отвечает он, как вдруг на него накатывает волна какой-то бессильной ярости и страха, и ему хочется быть как можно дальше и от отца, и от этого дома. Он лишь снова заходится слезами, потому что знает, что это невозможно. - Припекает солнце, день знойный и жаркий. Пол едет на велосипеде до магазинчика на углу, в самом конце Фортлин Роад. Синяк на щеке саднит, спину больно разгибать, и он попросту выплакал все что мог. Поэтому на оставшиеся карманные деньги он накупает себе конфет и ест их до конца дня. «У тебя все хорошо?» - спрашивает пожилая леди из-за прилавка. Она выглядит хрупкой и субтильной, но с добрым лицом – именно такая, какой Пол представляет себе свою бабушку, будь бы она сейчас жива. Буквально на пару секунд он задерживается в дверях, где-то в голове промелькнула слабая искорка надежды, но он сразу же вспоминает, что если не помоет тарелки, то вместо чая, скорее всего, получит подзатыльник. Он резко кивает, чтобы не тратить время на болтовню, и едет домой так быстро, как только может. - Самое яркое воспоминание Пола о его матери – это цвет ее волос. Светлые, почти пергидрольные, полностью контрастирующие с прическами остальных членов семьи. Пол помнит, как они переливались на солнце, и помнит ее нежные объятия, когда можно было уловить легкий запах шампуня. Ему запомнился цвет ее глаз, когда он пытался приподнять ее веки, так же как запомнился запах ее духов, когда он проверял пульс под звук бьющихся бутылок, ощущая ее кровь босыми ногами. Хотя особенно запомнились, все-таки, ее волосы. - Однажды учительница естествознания просит Пола остаться после уроков, в то время, пока они заполняют таблицу Менделеева. Сидящие вокруг одноклассники тихо хихикают – это ужасно злит. Да что они вообще знают? Мисс Холберри довольно любезна, если даже не чересчур. У нее светлые волосы, как и у матери Пола, а по росту она почти такая же, как и дети в ее классе. Пол насторожен. Он всегда насторожен, потому что в последнее время его отец тоже подозрительно любезен. «У тебя все хорошо дома?» - спрашивает она таким же дурацким голосом, что и пожилая леди из магазина на прошлой неделе. «Да, мисс Холберри», - отвечает Пол, глядя себе под ноги и надеясь, что сердце не выпрыгнет из груди. Он крепко держит руки вместе и не поднимает взгляда, ведь его учили не смотреть людям в глаза, когда врешь. Она хмурится. «А это тогда что такое?» - говорит она, когда задирает рукав Пола и показывает на желтеющий синяк своим аккуратно наманикюренным пальцем. Он резко отдергивает руку, и в этот же момент понимает, как сильно ему хочется все ей рассказать. Перед глазами поплыло. Глядя на ковер, Пол только лишь нервно заламывает пальцы. Мисс Холберри терпеливо ждет, но ее молчание только усиливает тревожность, звенящую в висках, и слова отца эхом раздаются в его голове. «Ты не должен никому рассказывать об этом» В горле встает ком. «Я… Я упал. Во дворе» Она вздыхает, и Пол нерешительно отступает назад. Сначала кажется, будто она разозлилась, но на самом деле она выглядит очень грустно. Он не понимает, почему, потому что это наверняка не из-за него. Этим днем моросит дождь. Пол собирался поиграть с мячом в парке, но он не хочет ни с кем разговаривать, и потому идет до Пенни Лейн, где пинает мячик около машины банкира, пока на него не накричат. - В их гостиной стоит старое пианино, и когда никого нет дома, Пол пытается научиться на нем играть. Иногда на маминых пластинках тоже можно услышать пианино, и если он будет достаточно стараться, то может быть сможет выучить какие-нибудь мелодии. Играть на этом инструменте куда интереснее, чем делать домашние задания, и со временем он начинает прогуливать уроки, предпочитая им разучивание песен. Ощущение клавиш кажется чем-то неимоверно приятным и по-своему красивым, и иногда, сидя на неудобной скамейке и наблюдая за разливающимися между пальцев лучами солнца, можно на какой-то момент и вовсе забыть тот кошмар, что происходит каждый день. - Как и любой мальчишка из Аллертона, так или иначе Пол учится ругаться - в основном, глядя на тех жутких парней в кожаных куртках из доков, иногда – прислушиваясь к ссорам родителей. С каждым днем они оба становятся все озлобленнее, даже его мама, которую, казалось, невозможно спровоцировать. Порой он просыпается по ночам, и лежит в темноте, слушая, как те препираются и кричат, а когда вновь наступает эта удушающая тишина – он смыкает глаза покрепче. Парень по имени Адам из шестого класса был отстранён от уроков за то, что назвал свою учительницу блядью. Эта новость дошла до Пола через слухи, которые школьники заговорщическим шепотом рассказывают друг другу в коридорах. Пол точно так же называет своего отца в одной ссоре, почувствовав в себе дерзость, хотя и понятия не имеет, что это означает. Но он смотрит прямиком в глаза, пока колени не начинают дрожать, а руки не становятся липкими и холодными. Спустя несколько минут Пол очнулся: окровавленные волосы прилипли к виску, а рука согнута в обратную сторону. Он кричит еще прежде чем успеет почувствовать боль, и это первый раз, когда ему пришлось побывать в больнице. - На свой десятый день рождения Пол целует девчонку по имени Аманда, потому что Эдди из параллельного класса сказал, что тот ей нравится, а значит, она хочет его поцеловать. Она пахнет стираными простынями, а свои каштановые волосы всегда собирает в хвостики, вне зависимости от погоды. После случившегося Пол еще немного смущается и застенчиво потирает нос, говоря ей, что она красивая. Он не уверен, правда ли так считает, но все же. В день после дня рождения в его голову стукнула мысль поцеловать своего друга Чарли. Она возникла внезапно и совершенно неожиданно, пока тот пил чай и вспоминал вчерашнее. От этого вдруг очень хочется плакать, ведь он не может никому рассказать, а иначе его обзовут педиком, а это будет значить, что он целуется с мальчишками – что плохо, потому что тогда старшеклассники могут тебя побить и отобрать деньги. Заметив его молчание, мама спрашивает, что случилось. Пол отвечает, что не голоден и бежит вверх по лестнице, прежде чем его отец успеет закричать. - Когда ему снятся кошмары, Пол напевает себе какие-то безымянные песни, которые любит его мама, представляя себя на сцене, где многотысячные толпы фанатов выкрикивают его имя. А потом он снова засыпает, хотя и слышит, как этажом ниже его отец кричит, а мама плачет. Спустя какое-то время все эти звуки становятся всего лишь фоновым шумом. Он не помнит своих снов, когда просыпается. - Пол находит семь бутылок виски в кухонном шкафчике – под мойкой, позади всяких флакончиков с бытовой химией. Он выливает их все в раковину, просто чтобы утихомирить свою злость. Янтарная жидкость пахнет отвратительно, как антисептик, и осознание того, что он делает, вытравливает из головы любые другие мысли. Когда отец бьет его этой ночью, он уже не пьян. Он смотрит на Пола, и в его глазах нет того пугающего блеска, и в нем, кажется, больше не остается ничего хоть сколько-нибудь простительного и человечного. Только лишь жестокость и слепая ярость, и каждый удар становится в десять раз больнее, ведь в этот раз он действительно понимает, что делает. И Пол уже не знает, жалеет ли он о содеянном. Впрочем, это уже не важно, потому что спустя пару недель коллекция на полках кладовой снова начинает пополняться и все становится на свои места. - Иногда кажется, будто что-то налаживается. Тетушка Джин, добрая леди средних лет с ярко-красными волосами и нескончаемыми сладостями в сумочке, дарит Полу проигрыватель и несколько старых пластинок, и теперь он может часами наблюдать, как игла проходит по бороздкам на виниле – это успокаивает. Он понятия не имеет, чьи песни записаны на этих пластинках, но это неважно, ведь теперь у него есть хоть что-то свое. Его мама присаживается рядом и подпевает тихим, но очень красивым голосом. Они вместе танцуют по комнате, будто актеры в кино, мама говорит с ужасающим французским акцентом, прямо как Бриджит Бардо, и в ее глазах сияет такая радость, что Пол не помнит, как давно он действительно так искренне смеялся. Иногда кажется, что все становится только хуже. Учитель английского звонит им домой, обеспокоенный успеваемостью Пола, а отец, говоря по телефону, смотрит на того с пугающим выражением разочарования на лице. Он не злится, нет, просто кладет трубку и холодно говорит: «Я ожидал от тебя большего, Пол», но эти слова делают куда больнее, чем любые его побои. - После этого Пол работает усерднее, даже если ради этого придется меньше спать и пропускать завтраки. Его учителя перестают звонить им домой и оставлять его после уроков, радость от хотя бы каких-то успехов перекрывает любое разочарование от троек за тесты. Он кое-как набирает проходной балл, но его все равно берут в Ливерпульский Институт, где ученики больше, старше и круче, чем Пол когда-либо видел. Впрочем, это в любом случае лучше, чем Куорри Банк, и когда он получает письмо в загадочном сером конверте, его мама смеется, а отец улыбается – действительно искренне улыбается, впервые за несколько лет. Он даже похлопал Пола по плечу, и это первый раз за многие годы, когда его прикосновения не причиняли боль. Пол чувствует себя хорошо. Так, словно он больше не разочарование. - Лето 1953 долгое и холодное, и Пол проводит его, околачиваясь на Пенни Лейн и выпрашивая сладости. Ему не хочется быть дома, так что он берет с собой Майка, чтобы и тот был подальше от этого всего. Пол может вытерпеть ругань и крики, но только не это затишье, которое продолжается уже несколько дней. По субботам они оба идут смотреть на уличных музыкантов, и иногда Пол кладет в их шляпы монетки, просто чтобы получить в ответ благодарную улыбку. Одним дождливым августовским днем его мама, что сейчас выглядит ужасно уставшей и какой-то поникшей, берет его в магазин, чтобы купить новую школьную форму. В жилетке и рубашке с накрахмаленным воротничком неудобно и жарко, и все это вызывает неприятное предчувствие. Он не обращает внимания на парней, которые смеются над его одеждой и обзывают по пути в школу. Думают, будто бы он не слышал всего этого раньше. - Парни в Институте старше, выше, и всем дерзят, они носят галстуки полуразвязанными, а их штаны явно уже, чем следовало бы. И в чем бы Пол себя ни убеждал, он всего лишь пять футов ростом и до ужаса их боится, проводя большую часть времени, пряча голову в коленях и прикрываясь руками. Их это, впрочем, не волнует. По сути, когда Пол оглядывается, он нередко замечает приклеенную к его спине бумажку с надписью «пни меня». На третьей неделе учебы ему разбивают нос где-то на велосипедной стоянке - это сделал тот парень, что пахнет дубленой кожей и сигаретным дымом. Он называет Пола педиком, прежде чем ударить куда-то в лицо, а тот просто стоит и терпит, потому что ничего не может сделать в ответ. Сегодня он идет домой, утирая рукавом капающую кровь. - Пол снова едет на велосипеде до магазина на углу: солнце уже нисколько не греет, а в магазине тепло, леди у кассы называет его «сынок» и иногда дает ему бесплатные конфеты. Он выдает свою самую очаровательную улыбку, на что она поглаживает его по голове и просит быть осторожным. Она видела его синяки и побои, и, кажется замечает их каждый раз. Этой ночью Пол задумывается, было ли бы ей дело, если бы он все рассказал. - Пол больше не может плакать, потому что теперь в его комнате нет двери; отец снял ее с петель, потому что у него якобы болит голова от ее скрипа. Пол вспоминает о своей головной боли после отцовских побоев, когда она разливается под черепом, отдавая в переносицу, и тогда он плачет под кроватью, надеясь, что никто не услышит. - На улице уже довольно холодно, а пальто Пола в крови, поэтому он трясется всю дорогу в школу, пытаясь игнорировать бегущие мурашки. Вахтер окидывает его идиотским оценивающим взглядом, спрашивая, есть ли у него вообще одежда для такой погоды. Пол глядит себе под ноги и иногда поддакивает, делая вид, что слушает, когда мама читает ему нотации о последствиях воспаления легких. Даже после стирки на ткани остались побледневшие пятна, но никто ни о чем не спрашивает. Пол едва ли не мечтает, чтобы хоть кто-нибудь поинтересовался. - Иногда Пол сочиняет свои мелодии, играя на пианино, когда никто не слышит. Он придумывает бессмысленные песни, которые и сам вскоре забывает. - Когда Пол идет домой, тот парень с сигаретами бросает ему в спину горсть камней и смеется прямо в ухо. «Давай, придурок, дерись», говорит он и делает подсечку, так что Пол мгновенно оказывается сидящим на земле. Пол повинуется и дерется, пока не сбивает костяшки на пальцах и не зарабатывает себе разбитую губу, однако так или иначе снова оказывается лежащим на земле. Парень с сигаретами стоит над ним и ухмыляется, и на какую-то долю секунды его очерченная бледным зимним солнцем фигура напоминает отца в свете люстры гостиной, и в груди разливается знакомый и неприятный холод. Пол чувствует себя как кролик в руках мясника, а парень с сигаретами только лишь скалится. «Может быть в следующий раз повезет больше, малявка», говорит он с усмешкой, и Пол слышит, как звенят монеты - его монеты. Только усилием воли он заставляет себя встать, просто чтобы не валяться в снегу на аллее и не расплакаться прямо здесь. Сегодня ему снова придется стирать пальто. - «Мне так хочется убежать», говорит он однажды своей матери, когда они идут в магазин за продуктами. Солнце яркое и теплое, лето становится все ближе, и золотистые лучи играют в маминых потускневших волосах, падая на ее изможденное лицо, когда она поднимает глаза к небу. Это, кажется, даже похоже на молитву. Она вздыхает, потирая глаза, а изгиб ее рта выдает, что она пытается не заплакать. «Мам, ну почему мы не можем просто уйти?» его голос звучит отчаянно и даже немного плаксиво, так же как и у его младшего брата, когда тот что-то выпрашивает. Он сразу же себя одергивает, ведь он уже давно вырос. «Потому что все не так просто, солнышко». Она слегка тискает его руку, грустно улыбнувшись. Пол чувствует, как уголки его губ ползут вверх в безысходной ухмылке и разочарованно вздыхает. С каждым днем его мама становится все худее, она выглядит все более уставшей, ее щеки впали, а глаза потемнели, но она все еще держится. Полу кажется, это только потому что когда-то она все же любила своего мужа. Он не уверен. «Однажды ты поймешь», говорит она наконец, покрепче взяв его за руку, отчего Полу остается лишь сморгнуть горячие слезы. Этой ночью он долго думает о том, какова она, жизнь без страха? - Пол находит в шкафу снотворное, флакончик из пятидесяти таблеток. Они позволяют нормально спать, не просыпаясь каждую ночь от кошмаров. - В автобусе Полу приходится ездить на одном сидении с парнем по имени Джордж. Он ужасно тощий, долговязый, а еще он младше чем Пол. Всего на пару месяцев, но даже эта разница позволяет почувствовать себя немного круче. Джордж довольно милый и приятный в общении, можно даже сказать, остроумный, но это все не имеет никакого значения, когда Полу выдается плохой день и ни с кем не хочется разговаривать. Тот в любом случае рад трещать что-то про гитары и Литтл Ричарда, пока Пол молча слушает и кивает. «Почему ты так мало разговариваешь? Вроде не похож на застенчивого», спрашивает Джордж в один день, когда Пол был особо неразговорчив. Пол молча пожимает плечами и снова отворачивается к окну, глядя на мелькающие дома. Такое немногословие само по себе было довольно доходчивым, но Пол добавляет: «просто не вижу смысла». Хотя это только лишь половина правды, потому что он, в конце концов, просто боится сказать что-то, о чем может пожалеть. - Приходит Рождество, и с утра Пол находит у кровати пластинку Чака Берри, аккуратно обернутую в газеты, со своим именем, подписанным в углу. Пока его мертвецки пьяный отец спит в гостиной, Пол включает проигрыватель на самой низкой громкости, думая о том, что надо не забыть поблагодарить маму этим вечером. На какое-то мгновение она выглядит особенно нежной, и Пол оказывается в ее крепких объятиях, что пахнут вином и французскими духами. Вечером, когда на улице уже стемнело, Майк капризничает, а Пол, вообще-то, голоден, поэтому он берет с собой брата и едет до ближайшей забегаловки. Она все еще открыта, как и любой уважающий себя английский магазин в Рождество, и Пол покупает две порции рыбы и чипсов. Почему-то очень приятно наконец засыпать, будучи сытым. Он долго думает над тем, как Майк выспрашивал его о том, что же случилось с их папой, и о том, как была рада мама, когда он подарил ей кое-как упакованное ожерелье, на которое откладывал несколько месяцев. Тогда ему думалось, что это теплое чувство в груди, наверное, знакомо всем нормальным детям. В любом случае, это Рождество намного лучше, чем в прошлом году, когда он валялся без сознания после удара по голове, а маме пришлось накладывать швы. - Парень с сигаретами – Мэтью Хамфрис, как Пол расслышал его имя, наконец-то исключен из школы, доверяя оставление тумаков отцу Пола. Он машет рукой и корчит рожи Полу в свой последний день учебы, и напоследок выкрикивает «прощай, пидор!». Пол показывает ему средний палец, и сразу же заходит обратно в помещение. После этого учеба в школе становится куда более терпимой. Парня, что внушал всем страх, теперь нет, и Пол может выдохнуть спокойно, потому как больше не придется ходить, вжимая голову в плечи. Он понимает, что если будет немного общительнее, то и люди к нему потянутся. То есть, люди действительно не против с ним говорить, и быть хоть сколько-нибудь популярным все же лучше, чем быть всеми игнорируемым. Он даже понравился какой-то девчонке из параллели по имени Холли, и он чувствует себя лишь немного виноватым, когда думает, что лучше бы на ее месте был симпатичный друг того самого Мэтью. Но, конечно же, если хоть что-то в жизни наладилось, то дома все обязательно станет хуже, как же. Его мама с каждым днем выглядит все бледнее и болезненнее. Иногда Пол может даже сосчитать черные синяки на ее руках. Они означают, что она больше не может выходить из дома, иначе люди будут неизбежно задавать вопросы, а из-за этого отец будет кричать. Она все чаще плачет, но плачет тихо, пока никто, как ей кажется, не слышит, закрывая лицо ладонями, и ее светлые волосы свисают по обе стороны ее лица, как выцветшие занавески. Майк прекрасно понимает, что происходит с ней и с его братом, и Пол наблюдает, как тот постепенно становится все более замкнутым и несчастным. В то же время отец становится только злее и унылее, и оттого еще сильнее напивается. Иногда Полу приходится спать под кроватью, где он каждую ночь давится слезами. - Как-то раз Пол прогуливает школу с Эндрю-Который-На-Год-Старше, и целый день они оба только и занимаются тем, что поносят своих учителей, ошиваясь на кладбище неподалеку от Вултона. Эндрю уже пятнадцать, у него есть симпатичная девушка по имени Алесса, а еще он отращивает какую-то дурацкую бородку, которая смотрится ужасно, но почему-то все равно всем кажется крутой. Они оба греются на солнце, а Пол пытается говорить более грубым голосом, чтобы казаться хоть немного старше. «Перестань, звучишь так, как будто тебя с детства курить заставляли», говорит Эндрю. Пол немного смущается, но после тот действительно предлагает ему взять сигарету из зелено-желтой коробки. Пол, как истинно вежливый засранец, принимает предложение, мысленно давая себе подзатыльник, и делает затяжку. Он жалеет об этом сразу же, как только едкий дым, обжигая, заполняет его легкие, заставляя закашляться. Его глаза слезятся, из носа течет, а во рту явно чувствуется отвратительный привкус пепла. Эндрю ухмыляется. «Да все в порядке, ты же еще сопляк, - говорит он, усмехнувшись, - попробуй еще разок, только с меньшим энтузиазмом. Вот увидишь, тебе понравится». «Хорошо», говорит Пол, все еще кашляя, и когда наконец ощущение, будто его легкие горят, отступает, он делает еще одну маленькую затяжку. В этот раз все так же жжет, но уже не так, как в первый, а когда Пол наконец выдыхает облака серого дыма, он чувствует себя немного более расслабленно. После еще нескольких затяжек это ощущение кажется совершенно естественным, будто бы с его плеч спал тяжеленный камень. Эндрю скалится. «Ну что, понравилось?». Пол с довольным видом кивает, пока Эндрю возится с зажигалкой. «Можешь попросить меня потом, если понадобится пачка». «Обязательно». На следующий день Пол делает фальшивую справку, якобы от врача, и не чувствует ни капли стыда, когда отдает ее учителю. - На его четырнадцатый день рождения мама дарит ему серебристую трубу. Она говорит, что его отец однажды тоже играл на такой в джазовой группе. Но отец и музыка вместе просто не укладываются у Пола в голове. Только лишь отойдя от шока от наличия у себя настолько ценной вещи, Пол обменивает ее (правда, добавив из своих сбережений) на гитару. Он уже давно засматривался на нее, стоящую на витрине, но цена в двадцать фунтов казалась чем-то запредельным. Когда Пол впервые берет ее в руки, он сразу же признает ее самой красивой вещью, что у него когда-либо была, с ее туго натянутыми струнами и мягким изгибом деревянной деки. Почему-то его мама выглядит немного разочарованной, когда тот показывает ей свое новое приобретение, но все же учит его нескольким основным аккордам и старой коротенькой мелодии из тридцатых годов. У нее очень красивый голос, и с каждым спетым ею словом все больше кажется, будто ей вновь двадцать, она молодая, беззаботная и счастливая, и ее радость настолько заразительна, что Пол невольно подпевает в куплетах. «Ты очень талантливый, Джеймс», говорит она вскоре после того, как песня закончилась. Она кладет руку на его щеку, а его настоящее имя, которое Пол не слышал уже очень давно, делает его просто беззащитным. Мама вздыхает и глядит в его глаза особенно нежно и как-то грустно, будто они видятся в последний раз. «Очень талантливый. И очень красивый». Обреченность в ее взгляде немного пугает, вытравливая знакомых бабочек в животе. Он смотрит в пол, собираясь отрицать все комплименты, но та перебивает. «Я не хотела, чтобы так получилось, солнышко. Мне очень жаль, правда», говорит она, сложив руки, и ее большие карие глаза немного блестят. «Я знаю, мам», отвечает Пол дрожащим голосом, будто сейчас заплачет. Он резко встает, так что ремень гитары врезается в плечо; он не может позволить себе расплакаться посреди гостиной, прямо перед собственной мамой, слишком уж гордый для этого. «Спасибо, что показала аккорды». - Одним днем в начале июля мама просит Пола присесть в гостиной, чтобы поговорить, и он сразу же понимает, что что-то не так. На улице сумрачно и сыро, и Пол прислушивается к стучащим по окну каплям дождя, пока его мама, вздохнув, пытается сложить обрывки мыслей в связные предложения. Она коротко обрезала свои когда-то красивые волосы, и теперь ее прическа лишь еще больше подчеркивает угловатость ее замученного лица. Наконец, она говорит. «Пол, милый. Я должна кое-что тебе рассказать». «Что, мам?», нетерпеливо спрашивает он, перебирая в голове всевозможные варианты, пока та сидит с отстраненным видом. «Что ты должна рассказать?» Она улыбается, совсем слабо. Легкий грустный изгиб ее рта кажется совершенно неуместным, ведь сейчас никак не время улыбаться. Она очень загадочна, и от этого почти хочется кричать, потому что Пол уже просто устал ото всей этой недосказанности. Он только лишь хочет узнать, наконец, ответ, и тревога в груди, кажется, ядовита. Он берет ее ладонь в свои руки, отчаянно вглядываясь в ее лицо. «Скажи в чем дело, пожалуйста» Наконец, ей, кажется, удается хоть как-то подобрать несколько слов. «Я… Послушай, Полли, милый»… Она останавливается, глубоко вдыхая. Пол слегка сжимает ее руку, пускай это и немного глупо. «Я – я не хочу, чтобы ты переживал из-за этого, но… я больна». Тяжелое чувство страха оседает где-то внизу живота, словно камень, и по спине бегут мурашки. И пускай обреченность в ее голосе ясно дает понять, в чем дело, Пол готов поверить в любые, даже самые наивные возможности, как утопающий, который хватается за тростинки. «В смысле… То есть, в смысле, ты простыла? У тебя, наверное, лихорадка? Т-ты ведь поправишься, правда?». С каждым словом его голос все больше надламывается, пока он едва ли не в истерике. «О, хороший мой», сдавленно говорит она, словно сейчас заплачет – Пол замечает, что так и есть. Кто-то постоянно плачет, и Пол тоже понимает, что плачет, когда из его легких вырывается этот ужасный звук, и мама обнимает его так, будто он может испариться в любой момент. «Я не хочу тебя терять, мам», шепчет он в ее плечо, отчего та лишь еще больше заходится плачем. - С тех пор его мать лишь постоянно ходит в больницу, где врачи постоянно выглядят неутешительно серьезно. Они много говорят, но не говорят ничего конкретного – либо то, чего Пол не понимает, либо то, что он хотел бы услышать, однако суть проста - у его матери рак, и ей осталось жить всего пару месяцев. Пол никогда не забудет того шока, когда каждое сказанное слово врезается в мысли, словно холодное лезвие, а в висках начинает звенеть, и он уходит, когда врачи начинают говорить что-то про радий, химиотерапию, и опухоли, потому что не хочет ничего знать о том, что убивает его мать изнутри. Он всего лишь хочет, чтобы она поправилась. - Кошмары становятся только хуже, настолько, что таблетки больше не помогают. Каждый раз, словно по будильнику, Пол, трясясь, просыпается в холодном поту в половину первого ночи, с навязчивым ощущением липкого ужаса, и только что увиденное, словно фильм ужасов прокручивается перед глазами. Он почти не спит. - Его мать забирают в хоспис, в место, где бесконечных одинаково белых стерильных комнатах стоит нестерпимый запах хлорки, которой, кажется, там пропитано буквально все. Дом без нее кажется практически адом, поэтому какое-то время Пол ночует в гостях у своего друга Ивана, где они разговаривают о музыке, девушках, да и вообще о чем угодно, кроме родителей. Иван все время косится на фиолетовый кровоподтек на запястье Пола, но тот уже слишком устал, чтобы хоть на что-то обращать внимание. «Ты же много играешь на гитаре, да?» - спрашивает Иван после недолгого молчания. Его волосы зачесаны назад в подражании прическам а-ля тедди-бой, вроде той, что Пол пытался уложить на своей собственной голове, потратив огромное количество геля только лишь для того, чтобы еще раз убедиться, что в таком виде он выглядит совершенно идиотски. Его куртка, видимо, из настоящей кожи: вроде тех, что парни из доков носят с приколотыми к воротникам булавками. Пол чувствует, как где-то внутри кольнула зависть. «Ну. Сколько могу, столько и играю», если получается втиснуть это между паническими атаками и желанием умереть. «Просто все сложно, с мамой и все остальное, ну ты знаешь». «Ага», и Иван понимающе кивает. Пару секунд они сидят молча, пока у Ивана, кажется, не возникает идея. «У меня в школе есть один друг, он тоже занимается музыкой и всяким таким. Я бы мог вас познакомить, что скажешь?» Пол только слегка улыбается и пожимает плечами. От одной лишь мысли о новых знакомствах и вкладываемых в них силах становится тошно. Иван намек понял и больше эту тему не поднимал, начав вместо этого увлеченно рассказывать про новый фильм, где снимается какая-то актриса с большими буферами, или что-то в этом роде. Когда впервые за три дня Пол появляется дома, от его отца несет перегаром, и в качестве приветствия он получает подзатыльник: в свою комнату он поднимается под крики о том, что с ним разберутся позже. Полу в самом деле все равно, он просто лежит на своей кровати, безмятежно глядя в потолок довольно долгое время, слушая как играющие на улице дети смеются. Поддувающий в окно теплый легкий ветер приносит с собой запах свежей травы, что особенно приятно в жаркий день. Пол так и засыпает, полностью одетый. Конечно же, его отец остается верен своим словам, и утром Пол чувствует боль буквально везде, так, что едва ли может пошевелиться, поэтому он звонит Джорджу, чтобы попроситься у него переночевать. - Одним утром, Пол просто стоит в телефонной будке. У него не осталось денег, и он абсолютно точно уверен, что не хочет ни с кем разговаривать. Приближается зима, и вместе с всхлипами из его рта вырываются белые облачка пара, заставляя запотевать стекло, по которому с обратной стороны наперегонки стекают капли дождя. Его мать мертва. Ее больше нет, она умерла, и сейчас, наверное, лежит где-нибудь в морге, холодная, бледная и неподвижная. И ее лицо наверняка застыло с тем же самым выражением, с которым она лежала в этой ослепительно белой комнате, утыканная ведущими к гудящим машинам проводами, пока вокруг бегали врачи и медсестры. Последним, что она сказала Полу в этой жизни, держа его руку в своих болезненно трясущихся ладонях, было «пообещай, что позаботишься о себе». Как будто бы он не делал этого до сих пор. Капли дождя набивают ритм о стенки крошечной коробки. Пол смотрит на свисающую телефонную трубку, так и оставленную предыдущим посетителем, подумав кому-нибудь позвонить, но вместо этого он сидит и плачет, подогнув колени, пока дождь не прекратится вместе с наступившей темнотой. - «Что случилось?», спрашивает Джордж, когда впервые за эту неделю Пол появляется в школьном автобусе. Пол знает, что выглядит по-другому; он чувствует себя явно худее, бледнее и меньше – он уже давно нормально не спал и не ел, и часть его одежды стала ему заметно великовата. Джордж пристально рассматривает его исподлобья своими темными глазами. «Мама умерла», отрывисто говорит Пол, глядя в окно, только лишь чтобы не смотреть тому в глаза. Он видел эти улицы уже тысячу раз, но они все равно приковывают взгляд. «Ох», отвечает Джордж, после чего молчит остаток дороги. - Виски вновь появляется, только в этот раз его никто и не думает прятать, просто составляя на кухонных тумбах. Когда Пол видит своего брата с бутылкой, с интересом принюхивающегося к горлышку, он мгновенно выхватывает ее у того из рук, чувствуя в груди закипающую злость, и разбивает, бросая на пол. Майк с трясущимися руками наблюдает, как янтарная жидкость растекается между половиц. «Не смей больше никогда к этому прикасаться, ты меня понял?», спрашивает Пол со строгостью, хотя его сердце бьется так быстро, что, кажется, может остановиться. Майк испуганно кивает, и Пол пытается представить, что не заметил черт отца в лице младшего брата. Ему самому повезло унаследовать внешность матери. Этой ночью таблетки не понадобятся: отец был в ярости из-за случившегося, и потому Пол провалялся в коридоре без сознания до самого утра. - Могила мамы Пола находится на церковном кладбище в Вултоне, и эпитафия гласит «любящая мать и верная жена». Иногда Пол навещает ее вместе с Джорджем, и тогда они сидят на свежем снегу и говорят о разной ерунде, просто ради повода быть здесь. Порой они берут с собой гитары, и тогда Пол поет под звуки мелодий, которым его учила мама, пока не забывает обо всем вокруг. - С приближением экзаменов учителя в школе перестают быть такими отрешенными, и на голову Пола сваливается очередная проблема. Ему бы хотелось сказать, что он нормально справляется… но тогда придется соврать, только если «нормально справляться» не означает постоянные панические атаки. Порой Пол ощущает такую безысходность, что он едва ли не готов бросить все и уйти жить где-нибудь под мостом. Есть лишь один плюс – теперь он может использовать учебу как очередной повод находиться подальше от дома. Впрочем, он кое-как вытягивает все предметы, кроме математики. Хотя это не имеет особого значения, потому что всем на самом деле плевать. - В этом году июль выдался жарким, солнце палит так, что, наверное, плавится асфальт, но Пола это совсем не интересует: его внимание сосредоточено на парне в клетчатой рубашке, что поет «Come Go With Me», не зная текста. Он тощий, высокий, почему-то берет аккорды для банджо на гитаре, и щурится, улыбаясь, и, боже, Пол еще никогда не был так влюблен. У Пола едва ли не случается сердечный приступ, когда Иван ведет его под навес и представляет ему того парня как своего друга – Джона Леннона, и приходится очень постараться, чтобы не превратиться в лужицу прямо здесь. Иван, как и всегда болтливый, начинает увлеченно рассказывать о том, какой Пол невероятный гитарист, и когда Джон начинает пристально изучать его своими глазами, тот отчетливо чувствует, как на щеках и ушах проступает румянец. Что-то такое во взгляде его прищуренных проницательных глаз заставляет почувствовать себя, как под микроскопом. «Ну тогда сыграй нам что-нибудь», говорит Джон грубоватым голосом, в котором слышится что-то испытующее, пока его друзья скалятся как волки перед добычей. Пол нервно сглатывает, и надеется, что Иван сумел заметить его убийственный взгляд. «Ладно, - говорит он наконец то, - давай сюда свою гитару». Джон приподнимает одну бровь и протягивает свою потрепанную акустику. Лак на ее корпусе потрескался, а по струнам владелец бил так усердно, что они едва не порвались. Пол почти готов начать тихонько ворковать над ней, как над несчастным дитем, но сразу же себя одергивает, вспомнив, что нормальные люди не разговаривают с музыкальными инструментами. Он проводит рукой по струнам, съеживаясь от звуков ужасной настройки, и начинает перетягивать их сверху вниз, на что Джон протестующе восклицает. «Ты чего вытворяешь с моей гитарой?» «Левша», говорит Пол, помахав левой рукой для наглядности. Он сам удивляется внезапной уверенности в своем голосе. «Я могу сыграть, держа ее перевернутой, но тогда я буду выглядеть как придурок». Джон издает легкий смешок, и Пол пытается не выдать своего волнения. Он нервничает, и его пальцы немного – немного – дрожат, но все же он играет Джону и его надменным друзьям Twenty Flight Rock. Его голос звучит ровно, ни капли нервозности, а гитара прочно держится в руках, и когда он замолкает, на лице Джона красуется небольшая улыбка, что означает, что он отлично справился. «Ну как, я прошел прослушивание?», спрашивает он, усмехнувшись. Ему кажется, что он чересчур дружелюбен, учитывая, что видит Джона впервые в своей жизни, однако сразу же заставляет свой внутренний голос заткнуться. Нельзя позволить этой тревожности опять все испортить. Только не в этот раз. «Я бы сказал, что да, сынок», отвечает Джон. Лицо Пола озаряет улыбка. Он протягивает гитару назад, но Джон перебивает. «Подожди. Сыграешь еще что-нибудь?» «Готов выслушать ваши предложения». Друг Джона подходит к тому поближе и говорит что-то ему на ухо, хихикая. «Почему бы и нет? – говорит Джон, усмехнувшись, - что насчет Джина Винсента?» «Ты сегодня везунчик», говорит Пол, перебирая первые аккорды «Be Bop A Lula» под восторженное присвыстывание Джона. Понимая это как призыв к действию, Пол начинает играть незнакомую песню, которую услышал что-то около года назад по радио, заменяя забытые слова неразборчивым мычанием в такт, но Джон, кажется, даже не замечает этого. Ему нравится, он говорит, что Пол хорошо, даже отлично справляется. Когда он уходит, Джон кричит ему вслед держать ухо востро, и Пол улыбается, в самом деле искренне улыбается, впервые за несколько недель.