A groan behind the wall

***

      Чимина, который ни разу в своей жизни не выезжал за пределы родного Пусана, всё время сравнивают с каким-нибудь раком-отшельником, застрявшим в своей старой ракушке. В прочем, прошлая жизнь его не держит особо. Он и сейчас не может понять, счастлив ли в этот момент, когда разбирает свои сумки, или несчастлив. Было бы лучше, если бы ему пришлось чем-нибудь пожертвовать из-за переезда в другой город, который кажется ему совершенно другой страной. Он должен был, как и все, почувствовать горечь из-за утраты, но ничего подобного не произошло. Расстраивает факт того, что ему нечего оставлять в прошлом, будто он сегодня не новую жизнь с чистого листа начал, а остался на всё том же старом, заполненном парой строчек.       На душе пока пасмурно, он оказывается ещё и обделён вниманием соседа, который почему-то долго не возвращается, а Чимин уже с нетерпением сидит на краю своей кровати. Он то сожмёт в руках простынь, то, опомнившись, разгладит её, то встанет, чтобы снова обойти комнату, то обратно сядет, вздыхая в тишине. Этот вздох будто идёт со дна его души, Чимин устаёт находиться в одиночестве, и когда оно становится ощутимее, парень начинает бояться его. В комнате ни звука.       Он оглядывается на дверь, услышав чужие голоса в коридоре, уже готовится улыбнуться, но ручка находится в прежнем горизонтальном состоянии, на неё никто не нажимает. У Пака всё внутри чешется, он буквально горит желанием познакомиться хоть с кем-нибудь, только пугает своей шириной этот незнакомый коридор и возможное столкновение с какими-нибудь грубиянами, от которых его мать всё время отгораживала, боясь дурного влияния. Он ждёт Намджуна, чтобы поговорить с ним хотя бы о чём-нибудь, обсудить какие-нибудь пустяки, поинтересоваться о его личной жизни, учёбе, университете, попросить, в конце концов, показать этот не родной сердцу город.       Спина, выпрямленная струной на протяжении длительного времени, затекает, Намджун наконец-то появляется на пороге комнаты с полотенцем, накинутым на влажные волосы, он передёргивается всем телом, когда Пак вновь приветствует для чего-то, одаряя широкой улыбкой.       — Чёрт, ты напугал меня! — взволнованно говорит Ким, укладывая руку на область сердца. — Я уже забыл про тебя.       — Да? Я не хотел, извини, Джун. Может, у тебя есть что рассказать мне? — Чимин ёрзает на постели и поднимает заинтересованный взгляд на парня, следя за каждым его движением.       — Тебе сколько лет?       — Девятнадцать почти, а что?       — Отлично, значит, я старше тебя.       Ким усаживается на стул, вытаскивает из под стола гантели, расставляет ноги так, чтобы удобнее упереться локтями в колени, и, принимаясь делать упражнения для бицепсов, опускает голову, из под влажной чёлки заглядывая то на соседа, то на твердеющие при каждом движении руки мышцы.       — Во-первых, ты должен слушаться меня. Я ведь старше, так? Во-вторых, не мусорить в комнате, — Чимин уже открывает рот, чтобы сделать замечание по поводу валявшейся одежды по всей комнате, но замолкает, потупив взгляд, когда Намджун шикает на него, видимо, понимая, что тот собирается сказать. — В-третьих, не шуметь, если я сказал, что ты слишком громко слушаешь музыку, – тебе придётся убавить громкость. В-четвёртых, не будить меня по утрам. Если ты проснулся раньше меня, будь добр, ходи как мышь. В-пятых...       Чимин, заворачивая ноги на постель и скрещивая их, наблюдает за процессом, взгляд прибивая к движущейся вверх-вниз гантели, словно эти действия для него в данный момент важнее всего на свете. В голове он рассчитывает, сколько примерно весит каждая гантель, и думает, не стоит ли и ему вместе с Намджуном начать ходить в тренажёрный зал, потому что Пак слышал, что он здесь, вроде, есть. Может, ему удастся сблизиться с соседом, который сейчас кажется ему отчасти надменным и холодным, озвучивая не совсем справедливый список правил на целый лист? Чимину бы ручку взять и блокнот, у него ведь не голова, а дуршлаг, забудет сейчас всё, что Намджун ему говорит, а потом виноват будет перед ним по всем пунктам. Он замечает на шее выпуклую вену, взглядом скользит выше, добирается до губ, которые не переставая двигаются, Ким, вроде, сообщает что-то важное.       — Эй! Эй, Чимин, ты слушаешь меня?       Младший быстро вертит головой в стороны, как бы пытаясь выбросить ненужные мысли из головы, и отвечает тихое "ага".       — Я не баба, чтобы мне на грудь смотреть, — Намджун хмурится и, убедившись, что парень слушает его, продолжает: — Если в общагу заявишься позже двенадцати, пустят по отпечатку, но в минус уйдёшь. Если накосячишь, отдуваться сам будешь, понятно? Не пытайся мной прикрыться, не ввязывайся в потасовки, не размахивайся кулаками налево и направо, думай, прежде чем кому-нибудь что-нибудь ляпнуть. Понял? Из каши я тебя вытаскивать не собираюсь.       Чимин кивает, и Намджун кладёт гантели обратно на пол, широкими ладонями проводит по ноющим мышцам на руках. Он разглядывает соседа строго и грозно, будто видит в нём потенциального соперника, и сильнее сводит брови на переносице, хотя Чимин не знает, куда уже больше, те сейчас в одну полосу соединятся.       — Не смотри на меня так, — тушуется Пак, поднимается с кровати и принимается снова обходить комнату из-за разыгравшихся нервов, собирает чужую одежду и, задумавшись, разглаживает её ладонью. Многая помечена брендовым значком, видимо, тот серьёзно относится к спорту.       От каждой вещи – будь это футболка, свитер, водолазка или даже домашние штаны – пахнет одеколоном с древесным ароматом. Вообще, Чимин любит больше что-то сладкое или цитрусовое, так что даже в таких, как кажется, простых делах он находит резкую противоположность себе, ему теперь начинает казаться, что они с Намджуном будто с двух разных галактик. Чимин из глухой деревни приехал, а Намджун, кажется, коренной житель Сеула, это не то чтобы задевает, но заставляет ощутить между ними заметную разницу. Пак не до конца избавляется от своего диалекта, даже стесняется его, а потому старается меньше говорить и больше слушать. Да и голос его собственный не особо привлекательный (так думает Чимин). Он слышит странное тиканье, не похожее на тиканье исправно работающих часов, и, поднимая голову, находит настенные часы, стрелка которых, не сдвигаясь, дёргается в сторону.       — А ты в курсе, что у тебя часы не ходят? — замечает Пак и в упор глядит на часы, чтобы не пересекаться с проницательным взглядом соседа, который молча сканирует его и тем самым смущает.       — Ага, знаю, за батарейками только лень ходить.       — Да тут же магазин почти под попой... — хмурится Чимин. — Я могу сходить.       — Ты что, мальчик на побегушках?       Пак удивлённо раскрывает рот, молниеносно перебирая наиболее удачные варианты ответа в голове, и не понимает, как Намджуну удаётся попасть в самую точку, потому что, если быть честным, Чимин таковым и является. Его учителя-то, на самом деле, любили не за хорошие отметки (которых у него почти никогда не было), а за то, что он был самым отзывчивым учеником из класса. И на каждое предложение или просьбу учителя Пак, как самый инициативный из класса, поднимал руку первым, потому что он людям помогать любит и делает это охотно. Наверное, поэтому его и называли "мальчиком на побегушках", некоторые даже были уверены, что он подлизывался к учителям, тем самым пытаясь добиться их расположения. Неужели он настолько часто отзывался на просьбы учителей, что об этом теперь говорит его внешний вид?       — Да нет же... — пугливо отвечает младший и поправляет локоны на покрасневших ушах, стараясь их прикрыть. — Просто... в доме ты должен себя комфортно чувствовать, приходить сюда и не беспокоиться каждый вечер о том, что тебе ещё следует поменять батарейки или, к примеру, подкрутить болт. Разве не так? Тем более, я ведь тоже буду теперь жить здесь.       — Да меня это как-то и не особо волнует, — Намджун кривит губы и изображает на лице озадаченность, вызванную словами Чимина, и, тут же найдя себе оправдание, говорит: — У меня часы в телефоне есть, мне и этого достаточно.       — Ну я всё равно куплю.       Чимин думает, что, кажется, наступает подходящий момент, выражение лица старшего становится смягчённым, тот теперь выглядит более открытым к общению и не таким суровым. Пак бросает на свою кровать всю собранную одежду и присаживается на второй стул, радостно глядя на парня. Лицо Чимина вновь выражает радость и от того становится каким-то подвижным, позволяя счастливым эмоциям командовать губами и глазами, которые, как обычно, начинают медленно сужаться.       — Ты поможешь мне тут обустроиться, Намджун?       — В смысле? Я тебе что, в няньки нанимался? Мы просто люди, которые случайным образом оказались в одной комнате. Мы просто делим её пополам и дышим одним воздухом, — отвечает невозмутимо Ким и удобнее усаживается на компьютерном стуле, падая на спинку, раздвигая ноги и складывая руки на животе. Вид у него какой-то важный для человека в домашних штанах и белой майке.       — Да я же тут никого не знаю! А ты парень столичный, коренной ведь, да?       — Нет, я из Ильсана.       — Но ты ведь наверняка здесь быстро освоился, да? Как рыба в воде! Ну, Намджун, будь другом, выручи, а? Я угощаю!       Намджун уже хочет отказаться, отправить этого несносного парня куда подальше, но, как говорится, еда лишней не бывает, поэтому он, делая вид, будто ещё сомневается, задумчиво наклоняет набок голову.       — Соглашайся, Намджун! Хочешь, всю неделю в комнате прибираться буду? Или... или... — Чимин растерянно оглядывает комнату, крутя руками в воздухе и стараясь найти в окружающих предметах какой-нибудь намёк на новое предложение. — Хочешь, массаж буду делать? Меня мать научила, она массажисткой работает!       — Ладно, — для натуральности Ким удручённо вздыхает, делает это тяжко и с лживым недовольством, в актёры ему надо было идти.       Старший ещё раз оглядывает лицо Пака, круглое и сияющее, и думает, что ему, в принципе, не такой уж и тупой сосед попался, а он этого больше всего опасался. Намджун глупых не любит и не боится говорить им об их уровне интеллекта напрямую, "Чего сиськи мять?" – думает он каждый раз, когда ему попадается, как он любит выражаться, одноклеточные. Ким не назовёт себя достаточно образованным человеком, но в точных науках он разбирается, хоть и ненавидит математику. Чимин до этих минут создавал образ какого-то простофили, провинциального "гуся", простодушного и недоразвитого. Последний пункт Намджун уверенно вычёркивает из составляющих образа Чимина и в этот список добавляет "подстилка".       — Так что, сегодня пойдём?       — Да когда хочешь. Только я по вечерам в зал хожу, так что подстраивайся под меня.       — В спортзал? А я могу с тобой сходить? — Чимин дёргается на стуле, прижимая правую ногу к себе, и Намджун демонстративно закатывает глаза. Не поторопился ли он с выводами?       — Нет, Чимин, что ты там делать будешь?       — Как это что? — охает младший. — Как и все остальные – качаться! Знаешь, я гибкий, меня в детстве ещё на танцы отдали.       — И? — Ким недоумённо приподнимает бровь.       — Ну... выдержка же у меня есть, вытерплю все нагрузки.       — Тебе тренер потребуется, да и не факт, что ты продержишься там долго. Знаю таких – походят пару дней, пожалуются на то, что мышцы ноют, и бросят это занятие, придумывая какие-нибудь тупые отмазки. Ты ведь вон, парень какой-то хилый, — Намджун хлопает соседа по плечу, не рассчитывая силу, и тот от удара дёргается в сторону, недовольно дуя губы.       — Ничего я не хилый... у меня ноги сильные.       — Ну, ноги...       Ким обращает внимание на крупные бёдра, при таком положении крепко обтянутые красными домашними штанами, и думает, что даже его ладони не способны обхватить их. И их полнота в тысячу раз привлекательнее, если сравнивать с худыми, почти костлявыми ногами.       — Не знаю, подумаю. Не привязывайся ко мне, слышишь? — Намджун поднимается с места, собираясь на этом окончить их диалог. — Я вижу, что ты парень простой, готов выполнить всё, как собачка, если только попросить. — Чимин краснеет из-за замечания, понимая, что всё действительно так и есть. — Так что когда попадёшь в группу, не показывай это остальным, иначе будут пихать куда попало и просить о чём угодно.       Губы Пака снова растягиваются в улыбке, ему приятно от того, что к нему проявляются хоть какую-то заботу, даже если это какой-то бестактный жест. Кому-нибудь этот совет мог бы показаться даже слишком понятным и незначительный, но Чимин так не думает, позволяя себе решить, что Намджун теперь воспринимает его как соседа. А Ким в свою очередь решительно не понимает того, почему же Чимин такой безобидный и покорный и смотрит на него с каким-то благоговением. Может, этот вид тому придаёт его вечно улыбчивое и смущённое лицо? Или, может, детский, не присущий людям его возраста голос? Нет, Намджун не знает.