***
Если бы Чимину прежде подробно расписали Сеул во всех его красках, то он бы, наверное, подумал, что вместо города какой-то настоящий многоцветный Диснейлэнд. Намджун ведёт его по шумным улицам, и идёт он уверенно, выпрямив спину и делая широкие шаги. Он, в принципе, и в домашней одежде выглядит весьма роскошно и брутально, но сейчас – когда Чимин с нескрываемой радостью разглядывает парня, шедшего рядом с ним в коротком пальто, – отдаёт какой-то большей мужественностью, твёрдостью характера и решительностью. Ему даже становится интересно, как это он так красиво волосы укладывает, что его чёлка волной укладывается назад, открывая вид на привлекательное овальное лицо. У младшего глаза разбегаются от всех разнообразий; рекламы, баннеры, экраны и громкоговорители буквально везде: над головой, на стенах зданий, прибиты к асфальту, расклеены на автобусных остановках. Чимин оказывается до глубины души потрясён Сеулом, а у Намджуна взгляд спокойный и незаинтересованный. Пак думает, что тот наверняка уже привык к этой яркой и насыщенной жизни, бьющей фонтаном, к тому, что буквально каждая витрина издаёт такой яркий свет, что даже ночь здесь кажется днём. Чимина задевают плечом, но парень и не думает кинуть в ответ что-то грубое, он просто извиняется, выдавая всю ту же добродушную улыбку, которая, кажется, с его лица совсем не сходит, а Намджун находит это подозрительным и глядит на восторженного соседа сквозь тёмные очки. Он ведь точно ничего не употребляет? Наверное, к нему следует присмотреться, не хочется вылететь из общаги из-за того, что к нему, возможно, барыгу подселили. Виноват Чимин будет, а заодно выгонят и Намджуна, не совсем честно ведь будет. По пути Ким встречает старых друзей, точно так же перебравшихся из Ильсана в Сеул, они останавливаются и принимаются увлечённо расспрашивать парня о его нынешней жизни так, словно они не виделись с ним уже долгие годы, тогда как на самом деле прошло значительно немного времени. Намджун вынужден останавливаться, отвечать на вопросы, которые он слышал за этот год множество раз, кивать, соглашаться с тем, с чем он, на самом деле, не согласен, лишь от него поскорее отстали; выдавать неловкие улыбки, жать руки и обещать встретиться в скором времени. А Чимин, наблюдающий за оживлёнными беседами, инициативу в которых по большей степени проявляет вторая сторона, постепенно понимает, что Намджун хоть и знаком со многими людьми, но не является охотником до частых встреч и каких-то вечеринок. Однако собеседник он интересный. Теперь ему не ясно, как следует общаться с соседом, чтобы ему не надоесть, потому что этого не хочется в самую первую очередь. — А ты парень нарасхват, — замечает Чимин, когда они заходят в бар. — Тут и там все тебя выхватывают. — Есть такое. И каждый раз Чимин изворачивается так, чтобы найти что-нибудь подходящее для ответа, чтобы продолжить развивать тему. Так что, пожалуй, это единственный плюс в его склонности к болтливости, за которую его вечно стыдят, сравнивая с девчонкой. Намджун часто отвечает сухо, безэмоционально, и Паку начинает казаться, что дело вовсе не в соседе, а в нём самом. Может быть, это он такой скучный, глупый и слишком нудный? Может, у него рассказы пресные и утомительные? Он вдруг становится задумчивым и не торопится выпить принесённый алкоголь. Разглядывая мутновато-белую жидкость, Чимин углубляется в размышления, кажется, эта ситуация с Намджуном сильно пошатнула его и без того шаткую самооценку. Теперь же Пак отчаянно собирает её руины, чуть ли не рыдая над тем, что остаётся в итоге. Ему не очень приятно осознавать это в свои восемнадцать лет. Возможно, именно поэтому у него только один друг, который учиться отправился в Тэгу. Чимин принимается анализировать. Его всегда привлекали участия в каких-нибудь школьных мероприятиях или конкурсах, изо всех сил он старался влиться в бурные обсуждения одноклассников, но почему-то в серьёз его особо никто не воспринимал. Бывало, его перебивали или выражали резкое несогласие с его словами, ругали за высказанное мнение, звучавшее, как им казалось, глуповато. Чимин человек стеснительный, характер у него мягкий, как у отца, наверное, ему стоило прежде набраться дерзости и пылкости у своих одноклассников. Да, у них были скверные черты характера, однако Пак прямо сейчас не против променять несколько своих достоинств на их наглость и самоуверенность, потому что у тех, вроде как, и друзей больше было. А то, как они проводили свои школьные годы, вызывали не слабую зависть у Чимина. Он совсем тускнеет, вспоминая прежние мучительные чувства, которые возникали у него всякий раз, когда он замечал подобных людей. У него пропадает желание пить, Чимин со стуком ставит стопку, не зная, как ему сейчас поступить. Был бы он в Пусане, отправился бы к морю и прогулялся по берегу, чтобы развеять ужасные воспоминая, отдающие горечью и заставляющие ощущать дискомфорт. Но парень ведь не в своём родном городе, он вообще без понятия, где находится, так что если Чимин вдруг где-нибудь потеряет Намджуна, то обязательно заблудится, потому что память у него отвратительная. Ким возвращается из уборной, застёгивая по пути ремень, и за раз опустошает содержимое стопки, как только зад его касается твёрдой поверхности стула. Чимин, опоминаясь, с предельной внимательностью разглядывает старшего, словно ожидая от него каких-то слов или действий, смотрит на чужую пустую стопку, после переводит взгляд на свою стопку и предлагает её парню, неуверенно отодвигая алкоголь от себя. Ким вопросительно поднимает бровь, требуя объяснений. — Да что-то не хочется пока, я, может, потом выпью. А ты пей, пей, я же плачу. И Чимин ведь действительно самый обычный человек на всём свете, поэтому его резко опустившийся настрой отражается на лице и в тоне голоса. Взгляд потухший, уголки губ не подняты в улыбке, скулы не приподняты, а голова опущена к столу. Намджун принимает, выпивает так же быстро, как и первую стопку, и, шипя, тыкает в парня пальцем – утешать людей он совсем не умеет. — А? — Ты чё такой кислый? Ты же недавно всё шутил и смеялся. — А я скучный, да? — Чимин думает, что Намджуну открыться можно, более того, он уверен, что его новый сосед способен дать хоть какой-нибудь дельный совет, по крайней мере, именно такой образ он и создаёт – хорошего и надёжного друга, который своих в беде не оставит. — Ты только прямо скажи. Я не боюсь правды, сейчас именно в ней я и нуждаюсь. Будь прямолинеен настолько, насколько это возможно. Ким тянет озадаченное "э-э-э", размышляя, как Чимину вообще удалось за время его отсутствия довести себя до таких мыслей и едва ли не растянуться непонятной массой по столу. Намджун ведь не психолог, особенно плохо ему удаётся подбадривать людей, он реалист и человек откровенный, только теперь Пак вызывает у него какую-то жалость, ему и в лицо сейчас всё не скажешь. — Да нет, не особо. Если бы ты таким был, я бы уже давно послал тебя куда-нибудь нахрен. — Чимин ухмыляется на такие слова, но не расслабляется, ожидая, когда парень продолжит. — Знаешь, я встречал людей, которые гораздо скучнее тебя, в них только и приходилось палкой тыкать, чтобы они хоть как-нибудь оживлялись. Между прочим, мой сосед был вот таким вот типом. Я даже не всегда понимал, живой ли он. Бывало, я вообще забывал о его существовании, он ограничивался только общежитием и университетом. Когда тон намджуновского голоса понижается, а голос становится будто бархатным, Пак понемногу выпрямляется, осторожно заглядывая на парня снизу вверх. В груди тают остатки грусти, пока Ким принимается утешать так, как он умеет. — Короче, история случилась: мне как-то раз удалось в комнату девушку провести – опустим подробности этой хитрости – момент, в общем-то, наступил довольно-таки пикантный, я уже настроился, и вдруг этот мой сосед зашевелился на кровати и попросил нас быть потише, типа мы ему заснуть мешаем. Видел бы ты наши рожи, — он строит изумлённую мину и ухмыляется, вспоминая, как на него тогда кричала девушка, едва не переходя на ультразвук. Чимин сначала краснеет, сводя губы в тонкую полоску, а после, сдавшись, выдаёт громкое "пф" и заходится в смехе, забрасывает голову назад, прикрывая рот ладонью, Намджуну даже самому на мгновение смешно от этого становится, и улыбка сама по себе возникает на лице. До этого момента старший был убеждён в том, что такие люди, как Пак, действительно простые, а личность у них серая, в них нет ничего особенного, только этот парень, кажется, является исключением в данном правиле. Нет, тот не делает ничего особенного, что способно привлечь к нему толпы людей, но даже этот его звонкий смех вызывает лёгкость на душе, будто внутри наступает ранняя весна. С лица младшего сходит уныние, его глаза привычно щурятся и снова выглядят какими-то маленькими и хитрыми. Намджун приходит в удивление от осознания того, как же мало требуется, чтобы вывести соседа из подавленного и омраченного состояния. Кажется, Чимин действительно нуждается в том, чтобы кто-то поддерживал его всю жизнь. И впервые за долгое время Ким позволяет кому-нибудь завести с ним душевный разговор, потому что этого ему, признаться, немного не хватает, не так, что жить невозможно, но выговориться ему порой надо. А Чимин позволяет себе напиться впервые за долгое время, ощущая, что компания позволяет, да и Намджун его в одиночестве сейчас не оставит, ну, просто потому, что того ноги никуда не уведут. Он смешивает пиво с соджу, много смеётся и больше не контролирует себя и свои мысли, которые тысячами копошатся в его голове. На них даже посетители косо смотрят, как бы укоряя их в поведении, но Чимину сейчас всё равно, что скажут о нём остальные, тут ведь вокруг и курящие есть, почему они на них не смотрят? Он даже зовёт Намджуна потанцевать, как только слышит ритмичную музыку в заведении, но получает отказ, аргументированный тем, что из Намджуна танцор, как из бегемота акробат. — Ох ты ж! — восклицает Чимин, когда видит на часах одиннадцать тридцать два, и дёргает Намджуна, устало упирающегося локтями в стол. — Нам уже пора! Нас же... ж-ж... — Ж? — Ким хмурится, отлепляясь от лакированной поверхности, и пытается сфокусировать взгляд на парне, который вертится на месте, ища свой кошелёк. — Нас же оштрафуют! — пищит младший. — Н-ну ты же сам г-говорил, типа... не позже двенадцати, Зол-лушка... О нет... Чимин, разочарованный, плюхается обратно на стул, в ослабевших руках держа пальто, и виновато глядит на Намджуна, у которого глаза в кучу собираются. Ким причмокивает, старается захватить со стола мусор, собрать в стопочку все тарелки и выставить в ряд пустые бутылки. — Нам-мджун, ты, наверное, меня прибьёшь, но это... ну, это самое... — Чимин выдыхает горьким спиртным и трёт лицо запястьем. — Я кошелёк, кажись, дома оставил... — Ну круто, чё. У старшего в кармане мятые купюры, которые он всё время забывает сложить в кошелёк, приобретённый, между прочим, около года назад. Он насчитывает несколько тысяч, лезет в карманы за мелочью, всё высыпает и пытается даже посчитать, но голова, видимо, перестаёт функционировать, и вместо цифр перед глазами какие-то чёрные кляксы на белом листе. Он не уверен, достаточно ли кладёт денег на счёт, и не успевает даже попытаться убедиться в этом ещё раз, его подхватывает Чимин под локоть и, спотыкаясь о собственные ноги, уводит прочь, в общежитие, с заплетённым языком повторяя, что их не пустят, если они опоздают.***
Вообще, Намджун считает, что если и пить алкоголь, то напиваться стоит конкретно. Портишь организм – так делай это красиво! Вот какой его девиз, девиз молодого спортсмена. Лишний раз порадоваться двадцати годам ему помогает именно хорошая выпивка. Голова, к счастью, на месте и не трещит от боли, как бывает обычно при похмелье. Хоть сейчас вставай и отправляйся на пробежку, только желания пока что совершенно нет. Ким пытается подняться, точнее, отлепить своё тело от кровати, и ему бы это удалось, если бы не чужая голова, покоящаяся на его груди. Перед глазами каштановая макушка, которая бьёт чуть ли не в нос, слышится тихое сопение. Намджун вертит шеей, находит часы и понимает, что Чимин, в общем-то, был прав по поводу батареек. Солнце хоть и заливает светом всю комнату, но до сих пор остаётся непонятным то, сколько, собственно, сейчас времени. После подобных вечеров обычно Ким просыпается рано – часов в семь утра, но сейчас на дворе осень, значит, время уже ближе к обеду. Парень шевелится, хочет приподняться, но Пак, прицепившийся к нему, не позволяет сделать и одного свободного движения, оккупировав не только всего Намджуна, но и его кровать. — Эй... слышь... — хрипит Ким, жмурится и слабо толкает младшего в плечо. — Э-э-эй. Вместо утреннего солнечного приветствия Намджуна встречает сонное и опухшее лицо, издавшее тихое "мбвх". Чимин пытается разомкнуть губы, но те словно склеены и не позволяют словам выйти из его рта. Он поднимается на дрожащих руках, совершая слабые попытки сползти с кровати, но, не выдержав, заваливается на соседнюю сторону, левую ногу заворачивая на Кима и руку укладывая тому на плечо. — Потом, мам... я ещё чуть-чуть посплю... — Какая я тебе ещё мама? На низкий хриплый голос глаза Чимина мгновенно раскрываются, он торопится ретироваться с чужой постели, но задевает коленом живот парня, локтем проезжается по его носу, а пяткой больно задевает ногу. Хватаясь за голову, Пак заваливается на свою кровать так, что та, бедная, громко скрипит, и Чимин принимается извиняться перед Намджуном, но делает это невнятно и слишком быстро, старший и разобраться ничего не успевает. Намджун, не проронив ни слова, продолжает молча глядеть на соседа, который, вроде, снова в сон проваливается, и ему отчего-то нравится, как золотая полоса солнца, проникая сквозь белый тюль, заливает взъерошенные волосы Чимина, те начинают блестеть. Ким ловит себя на мысли, что это круглое лицо, вчера казавшееся ещё раздражающим, в прочем, выглядит довольно мягким и привлекательным. На груди остаётся тёплый отпечаток головы, Намджун натягивает на себя одеяло, боясь, что это тепло сейчас может уйти, он вертится на кровати, пытаясь найти удобное положение, но, понимая, что он уже выспался и что если продолжит лежать в постели, у него заболит голова, всё же вынуждает себя подняться и проследовать в ванную, пошатываясь и при этом прихватывая со стула повешенную домашнюю одежду, потому что у него этой ночью, видимо, отсутствовали силы, чтобы переодеться.