A groan behind the wall

***

      В полночь Чимину не спится, он беспрерывно вертится на постели: то сбрасывает с себя одеяло, чувствуя тепло, идущее от пола, то натягивает обратно, когда фантазия вступает в своё дело. Пак вслух говорит о несправедливом отношении мира к себе, о том, что он, в принципе, ни в чём не виноват, и называет Намджуна бесчувственным имбецилом. Жалость парня к самому себе прерывает протяжный стон за стеной, Чимин затыкается, прислушиваясь и думая, что ему кажется, а после снова продолжает, скрещивает руки на груди и обиженно глядит в потолок. Стон снова повторяется, в этот раз он звучит ласковее и громче, заставляя Пака напрячься всем существом и ухом прижаться к стене, пытаясь понять, что же за ней происходит.       Чимин, признаться, не специалист, но, как ему кажется, стон не болезненный, а наоборот – томительный, переполненный восторгом. Его сердце начинает неистово беситься в грудной клетке, посылая слабый румянец к щекам. Он сильнее жмётся к стене, желая с ней слиться, чтобы чётче расслышать каждый любовный звук, но за ним следует звонкий удар, и Чимин, изумлённый, отползает к краю кровати и едва не падает на пол. Расширенными глазами он водит по голой стене, боясь вновь приблизиться к ней, но, как бы далеко он от неё не находился, звуки всё равно достигают его и нагло врываются в уши, лаская барабанные перепонки. Пальцы шарят под подушкой и набирают номер Намджуна.       Тот сбрасывает раз за разом, и отвечает только на пятый, не скрывая в голосе своего негодования.       — Намджун?       — Ну чего ещё тебе? Я же говорил, чтобы ты не звонил мне.       — Тут... тут... как бы сказать... — неуверенно начинает Чимин, делает выдержанную паузу, не зная, как продолжить, и, когда Ким уже собирается сбросить звонок, резко выпаливает: — Тут что-то странное за стеной происходит?       По ту сторону молчат, а после раздаётся короткий смех, перекрываемый ударяющей по динамикам музыкой.       — О-о-о, — вытягивает восхищённое Намджун, улыбаясь и принимая более комфортную позу на кожаном диване, — помирились уже, что ли?       — Ты о чём? Что мне делать? Может, там... там помощь нужна?       — Ты что, любитель оргий? — интересуется парень. — Если так – тогда вперёд и с песней.       — Да ты объясни мне, Намджун, ты бы только слышал, что тут происходит! — и Чимин уже думает, не следует ли ему поднести телефон к стене, чтобы заверить в этом парня.       — Поверь, я за прошедший год достаточно наслушался этого, за стеной живут те ещё извращенцы, и они, кажется, не догадываются, что их в нашей комнате отлично слышно.       — А мне-то что делать?! — возмущается парень, возвращаясь на кровать и накрываясь одеялом. — Я уснуть из-за них не могу.       — Не знаю, придумай что-нибудь, у меня с этим проблем нет, так что мне вообще без разницы. Под подушку там попробуй залезть, не знаю я, короче.       Чимин вновь находит тупик в общении с Намджуном, он понимает, что тот сейчас сбросит трубку.       — Ладно, удачи...       Прикрывая голову подушкой – которая, кстати, ему совсем не помогает – Пак тщетно убеждает себя в том, что он совсем не завидует той ненасытной парочке за стеной. Ну и что с того, что они не замолкают в течение получаса? Ну и что, что эти стоны вызывают в Чимине слабое возбуждение? Нет, он совсем не завидует, но желает постучаться в комнату за стеной и попросить соседей поубавить свою громкость.       Спустя какое-то время, тянувшееся невыносимо долго, он поднимается на постели – хмурый, с взъерошенными волосами – понимает, что настаёт его предел, и опускает пятки на пол, но задумывается на мгновение, и от всей его решительности вмиг не остаётся и следа. Подавленный, Чимин заворачивается в одеяло и, желая хоть как-то спастись от этих страстных стонов в соседней комнате, падает к Намджуну на кровать – тот ведь всё равно не будет ругаться. Парню даже кажется, что здесь теплее, уютнее и комфортнее, хоть постель Кима никогда не бывает заправленной. Возникает мысль, что здесь Паку самое место. Его душа отчего-то переполняется приятными воспоминаниями о прогулках с Намджуном, когда небольшой нос улавливает знакомый мужской одеколон, и на лице вырисовывается блаженная улыбка, а те стоны, до этого казавшиеся ему самой настоящей пыткой, как-то незаметно становятся ненавязчивым фоном, на который он больше не обращает внимание.       И совсем безобидными становятся грубые высказывания Намджуна за эти прошедшие два месяца в адрес Пака. Да, бывает, они ругаются, и всё же Чимин благодарен судьбе за чудо, о котором он только мечтал. Разве каждому посчастливится наблюдать, как отжимается каждое утро Намджун между кроватями, наблюдать его каждое возвращения из душа, наблюдать его беспечное, но такое притягательно выражение лица парня, когда он сосредоточенно читает какие-то пособия, лёжа в кровати? Чимин может выделить ещё уйму положительных сторон совместного проживания с таким парнем с особенным шармом, но, в общем-то, сейчас он ограничится своими самыми любимыми пунктами. Нет, Чимину думается, что, возможно, в какой-нибудь из прошлых жизней он был самой Матерью Терезой. Случаются между ними и конфузы, которые, в основном, вызваны поведением Пака, порой не контролирующего своих действий или слов. Одни назовут это гомосексуализмом в открытой форме, а для Чимина такое отношения – простая дружелюбность и открытость души.       Он вертится в своём хлопковом коконе, бросает мимолётный взгляд на окно, прикрытое тонкой занавеской, и, как только воспоминания начинают тускнеть, снова слышит стоны, но уже не такие звонкие. Чимин пыхтит, с ненавистью прожигая в стене дыру и пытаясь параллельно при этом продолжать копаться на задворках памяти, в голове внезапно возникает отрывок из памяти – тот день, когда ему не посчастливилось (или посчастливилось) войти в комнату в самый неподходящий момент.       — Да ладно тебе, — бросает простое Намджун, поспешно завязывая шнурок на домашних штанах, — порно все смотрят. А те, кто говорят, что не смотрят, — он спешит перебить смущённого соседа, когда тот только раскрывает свой рот, — нагло лгут.       — Но я и вправду не смотрю это!       — Кому ты заливаешь? Здесь все свои. Только не надо, если вдруг заметишь кого-нибудь за просмотром порнушки, стоять в проходе, разинув рот. Как ребёнок, честное слово.       Чимин, не видя причин сдерживаться, начинает сдавленно смеяться, зарываясь носом в подушку. Он, к своему же стыду, из-за долгого общения с Намджуном постепенно утрачивает связь с лучшим другом. Разговоры – даже в социальных сетях – выходят не такими объёмными и не такими интересными. В беседе чувствуется незаинтересованность двух сторон, что-то пресное появляется в словах, и Чимин, как-то незаметно для себя, всё реже и реже пишет сообщения на почту другу, иногда забывая об этом, а иногда просто не видя в этом смысла. Он бы забеспокоился об этом, забил во все колокола, если бы не его нужда в Намджуне. Тот ему, в принципе, заменяет и старшего брата, и друга, и отца, и сестру, и деда, и всех-всех-всех. Тот вечно чем-то недоволен, но, если его подкупить (той же самой уборкой), обязательно подаст "руку помощи", хотя Чимину иногда на подсознательном уровне ощущает, что Ким питает к нему настоящие дружеские чувства, скрывает только тщательно и говорит обратное.