«Хаки»

      — Ну? И как оно?       Подсобка накурена так, что различить любой объект не сможет даже не обкурившийся человек. В затхлом воздухе, пропитанным еще к тому же средствами для мытья полов, ощущается едкий запах травы.       Двое, прислонившись друг к другу головами, передают поочередно неровно скрученный косяк, дымящийся блекло-зеленым дымом на одном конце. Он светится оранжевым цветом каждый раз, когда один из парней втягивает в себя быстродействующий яд, который они называют «приколом» или как-нибудь так же глупо, но уже по-другому.       Они познакомились на вчерашней вечеринке, устроенной в мужском общежитии кем-то из второкурсников. Запомнили друг друга по тому, что трезвые столкнулись плечами в коридоре, и Ноа, поняв, что никто не наблюдает, вынул из кармана пакетик с травой. Джастин тут же загорелся идеей и пошел за своим новоиспеченным диллером.       Подружиться с человеком потому, что он толкает тебе наркоту по дешевке, не входило в планы Джастина, когда он сюда поступал. Но раз уж это случилось, а трава неплохо расслабляет его, то почему бы и нет?       В накуренном состоянии, тогда, на вечеринке, Джастин рассказал Ноа о его синестезии.       — Это, — говорил он, — особое восприятие некоторых явлений.       Ноа втянул дым и, помедлив, выпустил его через ноздри, опрокидывая голову назад и соприкасаясь затылком со стеной. В ушах начало звенеть, а то, что он закрыл глаза, даже не понял до конца. Подумал, что выключили свет в общежитии.       Когда он их открыл и увидел рядом с собой Джастина, обхватывающего губами косяк и втягивающего его дым так, что скулы углубились, Ноа усмехнулся:       — Типа как?       Бибер тоже откинул голову и открыл рот, через который плавно, облепляя его носогубные складки и переносицу, тёк вверх светло-зеленый дым.       — Типа, вот, голос у тебя серо-красный, — Джастин струей выдохнул последние остатки дыма, смотря на стену перед ним.       Клэйтон засмеялся и покачал головой, что еще больше вызвало у него расплывчатость изображения и сбило функции глазомера. Иными словами — всё перед ним завертелось и поплыло.       — Херню несешь, — говорит он и принимает косяк из рук Джастина. — Таких цветов не бывает.       Ноа не понимал, что для таких, как Джастин, может существовать что угодно. От желто-лиловых голосов до колючих и громких прикосновений. Мир для него воспринимался иначе, и понял он это тогда, когда впервые поцеловался, в классе, наверное, шестом.       Это была девочка с рыжими волосами и цветными брекетами, она постоянно носила желтый портфель с Лило и Стичем и воняла сырными бутербродами. Джастин долго не понимал, почему это произошло именно с ней, но он все больше придерживается варианта, что это потому, что он был голоден, и терпкий (липкий и яркий) запах сыра — отличный обед.       Сыра на её губах было больше, чем в долбанной Голландии.       Когда Джастин поделился этой историей с Клэйтоном, тот начал вспоминать свой первый поцелуй. Помнил лишь имя той девочки, как она была одета и какой у нее был цвет губной помады. Но когда Бибер спросил, как пахли её волосы и какой температуры у неё были руки, Ноа понял, что все эти детали сложились в одно слово — море.       Девушка, которую впервые поцеловал Ноа, была морем, потому что кожа на кистях была у нее холодная, а ближе к сгибу локтя становилась теплее, если проводить пальцами — температура такая же, как и когда погружаешься в воду. Сначала чувствуешь мурашки от холода, а потом свободно ныряешь в теплую глубину. Светлые волосы пахли банановым мороженым, которое в городе Клэйтона было особенно продаваемым, и частенько фургон с этой сладостью парковался у пляжа.       Ноа кажется, что это было сто лет назад. Но когда Джастин сказал, что она, та девушка — море, то стало понятно: первый поцелуй был всего лишь четыре года назад. И кисти её рук были холодные, и волосы пахли банановым мороженым.       Поняв хотя бы самую малую часть того, как живет и ощущает жизнь его новый друг, Ноа стал с энтузиазмом расспрашивать его о полученных ощущениях.       На вопрос «и как оно?», Джастин отвечает, не раскрывая глаз:       — Темно-синий и... Моцарт, симфония номер сорок.       Ноа давится дымом. Распахивает глаза, поворачивается лицом к Биберу, выглядящим абсолютно невозмутимым в тот момент, когда приподнимает веки.       — Моцарт? Симфония номер сорок?       — Ага. Такие же ощущения.       — Никогда не слышал… — как-то смущенно выдавливает Ноа, снова прижимаясь спиной к стене подсобки.       — Погоди, — говорит Бибер и лезет в карман джинсов.       Он вытаскивает свой телефон и некоторое время что-то листает, пока Ноа приканчивает косяк. Когда от него остается один бумажный фильтр, парень, на всякий случай, тушит кончик о подошву кроссовок и кидает косяк в специальный пакет.       Когда в подсобке, накуренной настолько, что это больше похоже на природный катаклизм, начинает играть Моцарт, появляются странные чувства.       Ноа вскидывает брови.       Моцарт.       Симфония номер сорок.       В прокуренной подсобке.       И слушают его два недо-наркомана, которые еле могут посчитать пальцы на собственных руках — настолько изображение расфокусировано и сбито.       Клэйтон начинает дирижировать руками, едва ли не попадая по лицу Биберу, который изображает усердного скрипача. Оба выглядят настолько нелепо, что когда они смотрят друг на друга, то начинают смеяться так, что чуть ли не хрюкают.       — Нам пора, а то уборщицы спалят, — говорит Бибер, когда они успокаиваются.       — Да, а то еще поделиться попросят.       И снова прыскают от смеха, наклоняясь друг к другу и сталкиваясь головами.

***

      Первый день учебы в университете прошел для Пэм неплохо. Можно даже сказать отлично, если бы не похмелье, боль между ног и столкновение с Джастином Бибером, который прошлой ночью лишил её невинности.       Преподаватели отметили хорошие способности Пэм в областях психогенетики и математики. Девушка решала примеры с такой скоростью, что аудитория всегда делилась на две группы: первая не без удивления наблюдала за ответами Пэм, а вторая закатывала глаза и называла её зубрилой.       Пэм почти не обидно. Она уже не в восьмом классе, чтобы обращать внимание на подобные вещи.       У неё есть то, что она хочет развивать и показать миру — свой интеллект, энтузиазм. Она уверена, что обязательно добьется своей цели, и будет помогать другим их добиваться. Помогать тем, кто сам еще не решил, чего хочет от жизни.       Пэм прекрасно ладит с детьми. Ей жаль, что у неё нет братьев или сестер, чтобы оказывать заботу и внимание. Она и её родители уверены, что в будущем Делински станет хорошей матерью.       После занятий она направляется в свою комнату женского общежития. Вообще, она живет с соседкой, которую она пока ни разу не видела, но тем лучше — есть время побыть одной.       Общежития, женское и мужское, расположены друг напротив друга, и разделяет их лишь небольшое футбольное поле, огражденное высоким забором из железной клетки. Сам университет находится в паре сотен метров от обоих корпусов. Его специально разместили так, чтобы студенты не опаздывали на ранние занятия, но некоторые умудряются найти отмазки.       Пэм, сидя за одним из письменных столов у окна, раскладывает перед собой учебники и книги, чтобы законспектировать нужный материал. Она слышит приглушенные мужские вопли вперемешку с возгласами и поворачивает голову на звук, исходящий с улицы.       Приподнявшись и вытянув шею, девушка видит, что на футбольном поле собрались первокурсники. Девять парней и одна девушка. Выглядит странно, поэтому Делински решает отвлечься и посмотреть за игрой.       Даже учитывая, что сентябрь обещает быть холодным, и на улице так сыро и прохладно, игроки одеты в шорты и толстовки. В том числе и худая темноволосая девушка, чьи шорты выше колена открывают вид на стертую кожу голеней.       Футбол — вещь беспощадная.       Как, в принципе, и спорт в целом. Пэм ни разу не любительница физкультуры, и узнав, что она все же есть в её расписании (две пары в неделю), едва ли не взвыла от досады.       А вот брюнетка, которая только что забила гол, вызвав бурные овации и крики, кажется, отлично разбирается в спорте. Почему-то Пэм чувствует гордость, отчего и улыбается, сдерживая себя в том, чтобы тоже не начать хлопать в ладоши.       Когда-нибудь и ее очередь придет доказать людям, что женщины тоже на многое способны.       Та девушка на поле — рыба в воде. Взгляд у нее профессиональный и сопернический, когда она смотрит на участников из команды противников. Когда Пэм разглядывает их, то замечает Джастина, который тоже одет не по погоде — серый кашемировый свитер с высоким горлом и шорты чуть выше колен, обтянутых эластичным грязным бинтом.       Джастин, опустив ладони на колени и тяжело дыша, так же с вызовом смотрит на брюнетку, тоже пытающуюся восстановить дыхание после такого грандиозного гола. Не переставая выдыхать теплый пар, Бибер что-то говорит ей, отчего его команда тут же протягивает громкое удивленное «у-у-у» и саркастически смеется в лицо девушке.       Но та, не поменявшись в лице, показывает средний палец Биберу, и тот выпрямляется, горделиво пошевелив плечами и подбородком.       Он выплевывает на асфальт, разворачиваясь и направляясь к своей команде, но неожиданно поднимает голову вверх и замечает Пэм в окне.       Взгляд у него такой темный и враждебный, что Делински кажется, будто это она забила ему гол и развязала войну между ними.       Почувствовав неудобство от такой откровенной слежки, девушка отходит от окна и кладет руки на учебники, разложенные на столе перед ней. Пэм старается понять, почему так сильно горят щеки и место между ног.       Неужели она, ни разу до прошлой ночи даже не целовавшаяся, западает на плохих парней? От такой клишированной банальности Делински качает головой, не веря, что она становится героиней из глупых подростковых фильмов.       Она — вся из себя такая умница, принцесса, дева-Мария, и он — грубый спортсмен, который просто воспользовался её телом.       Внезапно Делински понимает, что не хочет быть такой. И чтобы измениться, ей потребуется помощь той брюнетки с поля.