«Хаки»

      — Делински!       Пэм поворачивает голову и видит в другом конце этой огромной гостиной Биби, в желтом платье с разноцветными пайетками и с красным пластиковым стаканчиком в правой руке. Левую она держит над головой, подавая знак Пэм, чтобы она подошла.       Всё здесь соткано и сконструировано будто бы всеми лучшими дизайнерами и архитекторами. Пэм до этого видела лишь фотографии этой потрясающей виллы, но стоя сейчас на мраморном чистом полу, видя огромное панорамное окно с видом на бушующий океан и высоченные светлые потолки, хочется побрызгаться антисептиком, чтобы не дай Бог здесь что-то испортить.       В одной только гостиной на первом этаже оказывается около двадцати человек. У каждого второго в руках стакан с алкоголем. Пэм хмурится, учуяв резкий запах спирта.       Она подходит к Биби, которая явно рада её видеть. Её загорелая кожа блестит от мягкого приглушенного света люстр, а глаза светятся уж очень неестественно. Видимо, думает Делински, Мосс уже достаточно выпила.       На самом деле несмотря на всю эту грандиозность и масштабность вечеринки, Пэм хочется поскорее оказаться в своей университетской комнате. Залезть под плед, включить документальный фильм на ноутбуке и посвящать время только себе, а не тратить его здесь — среди незнакомых пьяных людей.       — Рада, что ты пришла, — Биби перекрикивает музыку, долбящую из огромных колонок в двух углах комнаты. — Налить тебе что-нибудь?       — Нет, я не хочу, — Пэм натягивает улыбку и кладет свой кардиган на стул, стоящий рядом. — Кто организовал всё… это?       — Мета.       От знакомого имени Пэм вскидывает брови, но тут же старается сохранить безмятежность. Поворачивается к Биби, залпом допивающей что-то из её стакана. Когда капли стекают из уголка её рта, она убирает их кончиком безымянного пальца.       — Ага. Мета… — хмыкает Пэм и качает головой.       Биби усмехается, и это первый раз, когда на её лице появляется что-то, похожее на настоящую улыбку. Конечно, эта улыбка насмешливая, но в ней нет ядовитости или фальши.       — Моя «подружка», — одной рукой она изображает кавычки. — Я пришла сюда назло ей, потому что знаю, что она не хочет видеть меня здесь.       — А где сама Мета?       Мосс в ответ безразлично пожимает плечами и наливает в стакан водки. От противного резкого запаха у Пэм непроизвольно морщится нос.       — Наверное, бегает хвостиком за Нэт, — и снова опрокидывает в себя стакан, после чего морщится и ставит красный пластик на журнальный столик рядом с ней. — Пойду потанцую. Обожаю Лил Пипа*.       И, пьяно вальсируя и еле удерживаясь на своих голых ступнях (при входе в эти хоромы необходимо снять обувь), Биби пробирается в центр толпы, тут же примыкая своим телом к телу какого-то высокого темнокожего парня.       Пэм переводит взгляд на десяток бутылок водки, стоящих рядом с этим столиком. Половина из них уже почти полностью благополучно осушена, и удивительно, что на этой вечеринке еще никто не побежал с тряпкой и ведром в другой конец комнаты.       — Не сегодня, Сатана, не сегодня, — Делински качает головой, смотря на бутылки, после чего, придерживаясь стены, идет через гостиную к двери, ведущей… куда, блин, ведет эта дверь?       Как оказывается, она ведет во двор, обустроенный так же лучшими дизайнерами этой планеты. Удобное патио с гамаками и огромной печью для барбекю, на которой уже соблазнительно греются огромные куски мяса. Возле этой самой печи стоит невысокий тучный мужчина с залысиной и в белой рубашке и штанах, колдуя над блюдом так, будто он делает не шашлыки, а чертов шницель для президента.       И плевать, что шницель на печи для барбекю не делается.       Пэм сразу догадывается, что это повар, потому что его движения и поведение у тлеющих углей настолько легкое и отточенное, что за этим наблюдать — сплошное удовольствие. Пэм даже чувствует, как у неё урчит живот.       Причем настолько громко, что повар это слышит. Он поворачивается, и оказывается, что у него есть смешные черные усы, как у Дали. Мужик улыбается.       — От моих блюд даже у мертвого слюнки потекут! — с ужасно забавным испанским акцентом говорит он, после чего собирает все пальцы у большого, подносит ко рту, целует, а потом разжимает ладонь.       Пэм понимающе кивает и смеется, ведь этот повар прав — за такую вкусно-пахнущую и аппетитную еду не жалко и душу продать.       Мужчина возвращается к своей работе, и Делински, надев свободные тапочки – видимо, уготованные специально для гостей мероприятия – ступает на искусственную траву. В патио развлекается достаточное количество людей, пускай даже и поменьше, чем в самой вилле.       Слышно гремящую изнутри музыку, но атмосфера снаружи гораздо спокойнее и порядочнее. Какой-то высокий парень развалился на гамаке и раскачивается из стороны в сторону, что-то напевая и время от времени пригубливая пиво из темной бутылки; группа каких-то девушек азиатской внешности сидит на газоне и что-то увлеченно обсуждает; несколько людей танцуют в сторонке у высокого деревянного забора.       Среди всех гостей Пэм ни разу не замечает Ширли, Джастина, или хотя бы того темноволосого парня, что приехал с ним. Даже несмотря на такое количество народа, одиночество весьма ощутимо обволакивает и заставляет чувствовать себя неуверенно. Пэм кажется, что она — ребенок, потерявшийся между витринами в супермаркете.       Она вздрагивает и жмурится, когда неподалеку от себя слышит громкий хлопок, а после — свист. Повернув голову она замечает, что какие-то очень пьяные парни запустили фейерверки в небо (непонятно, где они нашли их), и, видимо довольные своим действом, громко смеются.       Спустя считанные секунды в патио влетает длинноногая брюнетка в белом топе и джинсовых шортах. Её темные шелковые волосы разлетаются по плечам, когда она резко останавливается и смотрит в небо, на происходящий в нем взрывающийся разноцветный кошмар.       И это, судя по всему, Мета. Хозяйка вечеринки.       Аристократично красивая и невероятно рассерженная.       За ней в патио постепенно вливается еще несколько людей, со стаканчиками в руках и поднятыми к верху заинтересованными взглядами. Как только они видят фейерверки, то восторженно кричат и фотографируют на телефоны.       — Вы гребанные мудилы, пошли отсюда вон! — кричит Мета на этих парней, и они сразу затихают. — Эти фейерверки были для папиного дня рождения!       Наверное, каждый в этом патио уверен, что Мета оставшиеся два фейерверка засунет в задницы этим засранцам и запустит.       Когда ребята перепрыгивают через забор и убегают, Мета накрывает лицо руками и вздыхает. И тут же Пэм вспоминает, что Биби пришла сюда назло этой девушке. В какой-то момент Мету становится жалко — её ждет еще одна головная боль. В желтом платье и с блестящей карамельной кожей.       Длинноногая потирает виски и бредет ко входу в виллу, но останавливается, замечая Пэм. Она бесстыдно оглядывает её с ног до головы, и, не скрывая презрения, спрашивает:       — Ты кто?       Да уж, её еще никто так не опускал парой слов.       Делински открывает рот, не зная, что сказать. Под пристальным и осуждающим – и весьма раздраженным – взглядом голубых глаз она будто теряется в пространстве. Сразу же хочется раствориться в воздухе.       И не успевает она ответить, как спустя пару секунд после вопроса Меты, рядом возникает крепкая мужская фигура.       — Она со мной.       Голос Джастина очень странно действует на Пэм. Из её головы до сих пор не уходит образ его, плачущего на улице и не имеющего и малейшего понятия, что за ним наблюдают.       Пэм застукала его за таким интимным моментом. Будто ворвалась в его душу, посягнула на чужую боль.       А сейчас он стоит рядом, со всунутыми в карманы руками, равнодушным взглядом и – черт бы его побрал – сногсшибательным запахом парфюма.       Мета сощуривает глаза и подходит ближе к Пэм и Джастину. И только Делински кажется, будто наэлектризованный воздух сейчас попросту спровоцирует взрыв. Потому что как только брюнетка оказывается в полуметре от них, смотря на Джастина самым что ни на есть враждебным взглядом, можно начинать отсчет до того момента, когда сдетонирует конфликт.       — Что, нашел себе новую игрушку на ночь, Бибер? — она цедит это буквально сквозь зубы, и её длинные руки напрягаются, а кисти сжимаются в кулаки.       А Джастин — как за бетонной стеной. Ядовитость, исходящая от Меты, никак его не касается. Будто он ничего и не слышал вовсе. Только вскидывает бровь.       — Завидно?       — Мне просто жалко девочку, — Мета жмет плечами, после чего смотрит на Пэм, явно не понимающую, какого черта происходит. — Когда он разобьет тебе сердце, я смогу помочь придумать план его убийства.       Брюнетка касается плеча Делински и смотрит на неё так, будто последняя потеряла всю семью в Афганистане. Всё её презрение будто куда-то испарилось. Потом Мета снова грозно глядит на Бибера, и, не желая больше тут оставаться, входит в виллу.       Пэм выдыхает.       — Я не понимаю, что произошло сейчас, — признается она, смотря на Джастина, взгляд которого прикован к кому-то из гостей в патио.       — Тебе и не нужно. Наслаждайся вечеринкой, — кидает он равнодушно и отходит от Пэм.       Она сейчас буквально разорвется от гудящих мыслей в голове. Это что, вечеринка с конкурсом «кто страннее всех себя ведет»?! В любом случае, это еще одна причина, по которой Делински хочет смотаться отсюда побыстрее.       Ей здесь нечего делать — она слоняется из помещения в помещение, иногда застукивая некоторых гостей за непристойными делами: наркотиками, обжиманиями в темных углах и не только. Ощущается, что эта роскошь — лишь прикрытие. Люди здесь ведут себя как дикие животные, разве что только не грызут друг другу глотки и не крушат все вокруг.       Хотя Делински уверена — еще несколько ящиков водки на почти пятьдесят человек и тут точно начнется апокалипсис. Поэтому нужно поскорее найти себе что-то вроде спасательного бункера.       И Пэм находит его на пристани. На тихой, безлюдной пристани, доски которой время от времени омываются водой. Девушка скидывает со своих ног тапочки и ступает на древесину, проходя все ближе и ближе к краю длинного моста. Она смотрит вокруг себя и видит, как Санта-Моника погружается в приятную глазу тьму. Теплую и совсем нестрашную.       Пэм садится на край и свешивает ноги вниз. Поверхность воды пузырится и волнуется, иногда касаясь пенкой пальцев ног. Этот едва ощутимый прохладный массаж успокаивает Делински. Теперь она забывает про свои сожаления и раздраженность. Есть только она, эта пристань, шум и поцелуи воды.       Вот только недолго, потому что она слышит сзади чьи-то шаги и оборачивается. Тот парень в серой толстовке, приехавший с Бибером. Он тоже снял свою обувь, неся кроссовки в левой руке.       — Кажется, кому-то действительно не нравятся вечеринки, — усмехается он и садится рядом.       Его бедро касается бедра Пэм, и теперь она ощущает, как нарушилась эта гармония её одиночества и морской атмосферы. Вздыхает и смотрит вдаль, игнорируя заинтересованный взгляд брюнета.       — Я, кстати, Ноа.       Ноа — еще один человек на этой вечеринке, который еще не пьян и не обдолбан. И, на удивление Пэм, с ним спокойно. Даже несмотря на то, что он практически незнакомец.       — А я Пэм.       Ноа усмехается.       — Я знаю, как тебя зовут.       — Откуда? — Пэм поворачивается к нему и хмурит брови.       Парень смотрит на то, как последние закатные лучи солнца касаются только одной стороны её лица, вторую скрывая в наступающем мраке. Её резкая и почти квадратная линия челюсти вызывает странные ощущения в Ноа, ведь до этого он предпочитал девушек покрасивее.       Тем не менее, в этой Делински что-то есть. Он это давно понял. Понял с той самой поры, как увидел её впервые несколько недель назад.       Он пожимает плечами и отворачивает голову, опуская взгляд на колыхающуюся поверхность темной воды. Ноа болтает ногами, и всплески воды касаются его джинсов, оставляя на них капли.       — Джастин рассказывал.       Джастин рассказывал?       Что он мог рассказывать?       Пэм напрягается каждой клеточкой тела, даже не понимая, почему. В эту же секунду её голова наполняется вопросами: зачем, когда, как часто, и что именно он рассказывал. Может, он рассказал про ту вечеринку? Или как держал ей волосы, пока она блевала?       — Что рассказывал? — спрашивает Делински, не скрывая интереса и выглядя чересчур очаровательной.       — Ну, — Ноа вдыхает так, что у него поднимается грудь. — Иногда — про ваши ссоры. Про церковь. Про твой цвет и как он его раздражает.       Парень мгновенно замирает, потому что понимает, что ляпнул лишнего. Он не хотел проговариваться про синестезию Джастина, потому что знает, что тот старается держать это подальше от чужих непонимающих ушей.       Ноа осторожно смотрит на Делински, ожидая, когда она начнет задавать кучу вопросов. Но она лишь разочарованно поджимает губы и вздыхает.       — Цвета хаки, — вспоминает она. — Он говорил мне.       — И..? — Ноа пытается узнать, что именно он говорил ей.       — И я не понимаю, что это значит. Он просто сказал, что ненавидит этот цвет. Но на мне, вроде бы, не было чего-то подобного цвета, — она опускает взгляд на свои руки. — Только браслет.       Она поднимает левое запястье, демонстрируя тонкое зеленое изделие бижутерии. Сам браслет — из меди, украшенный искусственными квадратными камнями изумруда. Очень простой и непримечательный, но отлично смотрится на тощем запястье Пэм.       Ноа кивает и кривит губы, не зная, что еще сказать.       — Ты его сосед? — спрашивает вдруг Пэм, опустив руку и резко вспомнив эту деталь.       — Ага.       — Значит, ты что-то знаешь про цвета… — девушка отводит задумчивый взгляд, пытаясь построить логические цепочки. — Скажи: Джастин — шизофреник?       Клэйтон взрывается от смеха и откидывает голову назад. Он смеется так сильно, что у него розовеет лицо и болит живот. Пэм, наблюдая за этой картиной, хочет провалиться сквозь эту пристань и утонуть, потому что понимает, что ляпнула что-то тупое.       Хотя, нет. Если бы Джастин действительно был шизофреником, это объяснило бы его поведение. Какие-то загадочные слова про цвет, постоянно меняющееся настроение, стеклянный равнодушный взгляд…       — Ладно, я поняла, поняла, хватит уже, — бурчит Делински и стыдливо отворачивает голову.       — Извини, просто это действительно смешно, — Ноа заканчивает заливаться хохотом, но по-прежнему улыбается. — Иногда я и сам так думаю.       — И вообще где он? Разве ты не должен сейчас быть с ним? — Пэм поворачивается к парню снова.       — Я же не его собачка. К тому же, я искал тебя.       Неподалеку слышатся какие-то нецензурные выкрики и смех. Ноа и Пэм поворачивают голову, обнаруживая, что у берега развлекаются несколько ребят — трое парней и две девушки. Среди них Пэм узнает Ширли, остальные ей не знакомы. К слову, Грейс очень пьяна, потому что она что-то говорит тем людям, после чего стягивает с себя футболку и джинсы, оставаясь в нижнем белье. Девушка, одолевая поток волн, заходит в воду по колено, и, раскинув руки, кричит в небо, что она молода и прекрасна.       Пэм смеется и качает головой, а Ноа справляется с шоком. Первая поднимается с пирса и идет обратно, и Ширли, заплыв уже достаточно далеко – как бы она там не потонула, думает Пэм, – видит её и машет одной рукой, второй загребая воду.       — Пэм, ныряй ко мне! Вода — офигительная!       Делински качает головой, не переставая улыбаться. Все же, она думает, ей досталась самая необузданная и спятившая соседка по комнате.       — Я не взяла с собой купальник, — громко отвечает она.       — Он тебе не нужен!       Ширли набирает в рот воды и выплевывает струей, крича, что она дельфин. Её тело под водой выглядит еще более худым и бледным. Она ныряет с головой снова и снова, уже переключив свое внимание на тех ребят, с которыми она пришла к берегу — они тоже разделись до белья и плескаются в океане вместе с ней.       Когда Пэм и Ноа спускаются с пирса, снова надев свою обувь, они замечают, как все гости выходят из виллы, держа в руках бутылки с алкоголем и подносы с едой. Несколько парней тащат дрова и складные стулья. Мета идет впереди вместе с какой-то блондинкой под руку.       Они останавливаются в нескольких метрах от воды, и парни скидывают дрова, после чего обставляют вокруг стулья.       — Я уже в который раз не понимаю, что происходит, — выгнув бровь, говорит Пэм.       — Мета говорила, что это будет вечеринка с костром. Типа проводы лета и все такое, — Ноа жмет плечами. — Я пойду выхвачу себе пару шампуров, чтобы было на чем зефир жарить.       И он уходит к ребятам, которые несут остроконечные шампуры.       Ширли все еще плещется в воде со своими новыми друзьями, Биби опрокидывает уже сотый, наверное, стакан водки, Ноа помогает разводить костер и просит у кого-то зажигалку, чтобы подкурить сигарету, Мета и её подруга – как выяснилось, это та самая Нэт, – руководят происходящим. И только Джастина нигде не видно.       Уже достаточно стемнело, поэтому красный свет от костра становится единственным предметом освещения. Десяток людей столпилось и расселось на стульях вокруг огня, еще десяток сидит на пледах рядом и поедает чипсы и пьет пиво, третий десяток плещется в воде, четвертый – делает снимки или целуется на пристани.       Пэм стоит неподалеку от костра, рядом с каким-то рыжеволосым парнем, напевающим Ариану Гранде и жарящим зефир на шампуре. Девушка чувствует себя одинокой еще больше, а желание вернуться в общежитие усиливается.       Она поворачивает голову и видит какую-то черную фигуру, выделяющуюся на фоне освещенной блеклым лунным светом поверхности воды и песка. Спустя несколько секунд получается различить парня. Спустя еще несколько Пэм понимает, что это Джастин. Его ступни омываются водой, а руки он по-прежнему держит в карманах (как будто приклеились, ей Богу). Он смотрит куда-то вдаль, будто пытается зацепиться взглядом за горизонт океана, исчезающий во мраке ночи.

Sia – Breathe Me (Instrumental)

      Делински подходит к нему, но остается на береге. Даже стоя от парня в трех метрах, она слышит и видит, как громко он дышит, и его дыхание смешивается с тихим шумом волн.       — Ты в порядке? — спрашивает она неуверенно, и её голос пропадает в ночной тишине, прерываемой лишь приглушенными песнопениями и разговорами гостей вечеринки в паре десятков метров отсюда.       Джастин поворачивается, смотрит на Пэм некоторое время. Отворачивается снова. Жаль, что девушка не успела разглядеть его взгляд.       — Сними обувь и подойди.       Его тон — ровный, ничего не значащий, и не звучащий даже, как приказ. Но Пэм повелевается. Снимает тапочки и касается ступнями воды, теплой и щекочущей её кожу, отчего она вздрагивает. Подходит ближе к Джастину, почти касаясь с ним плечами. И он даже на неё не смотрит.       — Удивлен, что ты не пьяная, — с легкой насмешкой говорит он, продолжая всматриваться вдаль.       Пэм краснеет и прочищает горло. Почему-то язвить ему сейчас в ответ не хочется. Не та атмосфера, и не тот момент. И она только недавно узнала о том, что он тоже человек, способный на эмоции.       — Ты не ответил на мой вопрос, — говорит Пэм, обнимая себя руками. Она должна была взять с собой кардиган, потому что как только полночь подбирается ближе, становится прохладнее.       Джастин вздыхает. Он молчит десять секунд, двадцать, тридцать, молчит целую минуту, прежде чем ответить:       — Я не знаю.       И вот теперь его голос уже не равнодушный и лишенный эмоций. Теперь он опечаленный, тихий. Таким голосом обычно объясняют, почему у них плохое настроение. Джастин снова молчит целую минуту, прежде чем заговорить опять, больше с самим собой, нежели с Пэм:       — Отсюда грань между линией океана и неба кажется такой тонкой. Будто её вовсе нет, будто небо — это лишь стена, в которую упирается вода. Как бассейн, — он снова вздыхает. — Но они так далеко друг от друга. Между ними несколько тысяч километров.       Пэм тоже начинает вглядываться в эту темную даль. Небо и океан почти одного цвета, поэтому действительно создается иллюзия того, что они очень близко, будто примкнуты друг к другу. Девушка втягивает воздух через приоткрытый рот, переводя взгляд на Джастина.       — Почему ты рассказываешь это мне? — она спрашивает тихо, и, почему-то, твердо уверена в том, что Джастин ей ответит.       Он слабо улыбается краем губ. В лунном тусклом свете его глаза выглядят блестящими, а ровный профиль завораживает настолько, что Пэм ловит себя на том, что пялится на парня.       — Потому что несмотря ни на что, ты имеешь удивительное свойство понимать меня, Делински.       И он уходит. Просто разворачивается и уходит к берегу, оставляя Пэм наедине с этой темно-синей картиной.       А она стоит там, слушает всплески волн, отдаленный смех Ширли, и думает о словах Джастина.       Она его не понимает. И почему он так считает — ей тоже непонятно.       Но, почему-то, спустя секунду в груди возникает приятная тяжесть. Потому что Пэм уверена, что даже если она не понимает его сейчас, она поймет его потом.       Она обязательно поймет.