«Хаки»

      Дорога до Дождливой Долины занимает около сорока минут. Когда жилые дома и супермаркеты пропали из поля зрения и скрылись в ночи, а за окном оказались лишь высокие сосны, Пэм показалось, что дышать стало легче. Или, может быть, это потому, что от Джастина веяло чем-то теплым.       Он источал тепло. То, как он расслабленно держал руль; то, как изредка поворачивался к Пэм, и, Боже, улыбался своей фирменной слабоватой улыбкой; то, как мягко он подпевал старым песням, играющим по радио — всё это казалось таким не свойственным для Джастина. За пару месяцев знакомства Пэм запомнила его напряженным, холодным и будто бы витающим в своем мрачном мире, но за эти сорок минут он будто стал другим человеком.       И Пэм совершенно не знает, как вести себя так, чтобы не спугнуть его. Как бы не залезть в его душу и снова все не испортить.       Она получила три сообщения от Ширли.       «Где ты?»       «Если ты не ответишь мне хотя бы в течение часа, я звоню в полицию»       «ДЕЛИНСКИ»       Пэм совсем забыла оповестить её о том, что не вернется сегодня в комнату. Поэтому быстро написала:       «Прости, что не предупредила. Я с Джастином. Вернусь завтра. Не переживай»       и отключила звук на телефоне.       Джастин паркует машину рядом с двухэтажным простым домом из темного дерева. Из зашторенных окон горит желтый свет и слышится приглушенный звук телевизора. Пэм думает, что это странно, что пожилые люди не спят в такое время, но не задает лишних вопросов.       На улице довольно прохладно, пахнет мокрым асфальтом и свежестью леса, располагающегося неподалеку от ряда таких же домов, как дом бабушки и дедушки Джастина. Он слегка вздрагивает, когда холодный воздух проникает ему за шиворот.       Пэм останавливается почти у самого крыльца — небольшого и отделяющего дом от земли двумя ветхими ступеньками, явно выдержавших уже не одно десятилетие.       — Что-то не так? — спрашивает Джастин, склонив голову и подойдя ближе к девушке.       — Ты уверен, что это хорошая идея? — неуверенно бормочет Делински, и её кудри от легкого дуновения ветра налипают ей на лицо. — Сейчас ведь совсем позднее время, вдруг они против гостей и… В общем, ты уверен?       Она замирает, когда Бибер одним быстрым движением пальца убирает пряди с её щеки. Кажется, даже не дышит — лишь смотрит, как парень, убрав руку от её лица, пятится к ступенькам.       — Ты бы не была здесь, если бы я считал иначе.       Кивком головы он приглашает подняться. И Пэм следует за ним.       Дверь оказывается открытой (наверное, как раз об этом и говорил Джастин), и нос наполняет пряный запах старой обивки мебели и старого дерева. Половицы скрипят почти под каждым шагом двоих, именно это и дает понять жильцам, что у них гости.       Джастин проходит по маленькой прихожей, уставленной маленьким узким столом, круглым зеркалом над ним и гардеробным небольшим шкафом.       Прежде, чем Бибер успевает оповестить о своем присутствии, из низковатой арки появляется пожилая женщина, такая же невысокая и, можно даже сказать, худощавая. Морщинки на её бледном лице двигаются из-за возникшей улыбки.       — Джастин, милый, — она делает пару шагов и заключает парня в объятия, прижимаясь к его груди и слегка поглаживая по спине. — Я надеюсь, ты здесь потому, что соскучился, а не потому, что у тебя снова проблемы с матерью, — она говорит, отстраняясь от него и смотря снизу вверх.       У женщины седые волосы до плеч, большие синие глаза в обрамлении редких светлых ресниц, высокие линии скул и ясный, как день, взгляд. Она смотрит им на Джастина, будто в восхищении и детской радости, и это придает ей какую-то определенную щепотку молодости.       Может быть, это странно, что один только взгляд может сделать человека совсем другим.       Джастин улыбается и коротко целует женщину в лоб.       — Всё в порядке, Клем, — говорит он мягко и тихо.       Женщина, наконец, замечает Пэм, неловко мнущуюся около порога. Её ясный взгляд касается лица Делински, исследует её с головы до ног, не скрывающий любопытства. Женщина явно удивлена. Она косится на Джастина и после этого ставит руки вбок.       — Ты привел леди и не соизволил даже предупредить меня, чтобы я хотя бы накрыла стол? — говорит она с укором, но без строгости. — Манер бы тебе, Джастин.       — Это получилось спонтанно, — оправдывается он и подходит к Пэм.       — Извините, что без предупреждения, — подхватывает она и замечает, как женщина ухмыляется краем губ, как иногда это делает Джастин.       Она стягивает с себя цветочный фартук и аккуратно вешает его на крючок в стене. Разглаживает ладонями светло-желтый джемпер с белым орнаментом, после чего подходит к Пэм и мягко берет её за ладонь обеими руками. Снова тепло улыбается, морщинки у глаз поднимаются.       — Ничего страшного, моя хорошая, — уверяет она. — Как тебя зовут?       — Пэм Делински.       На самом деле она чувствует себя немного не в своей тарелке. Ей очень странно находиться здесь, в загородном доме, с абсолютно чужими людьми, пускай и приветливыми. Особенно странно чувствовать рядом Джастина.       То есть… правда чувствовать его рядом. Тепло, исходящее от его тела, согревает её спину.       — Я Клементина Тилли, но ты можешь называть меня Клем, — она отпускает её руки. — Не люблю фамильярность.       — Приятно познакомиться.       — Ах, вы, наверное, голодны? — Клементина прижимает ладони к своим щекам. — Я сейчас приготовлю что-нибудь. Джеральд, как обычно, съел целую тару котлет и никому ничего не оставил. Проходите, не стойте на холоде!       Маленькая кухонька (кухней назвать её сложно) соединена с такой же миниатюрной столовой: стол стоит посередине комнаты, правее находится кухонный гарнитур, весьма скромный и дешевый. На шумящем холодильнике приклеена куча полароидных фотографий, закрепленных магнитами.       Клем тут же подходит к плите и включает газ, после чего подносит зажигалку и ставит металлический круглый чайник. Она роется в ящиках в поисках чего-нибудь сладкого, пока Джастин ведет Пэм к столу и приглашает присесть.       — Да где же он… — бубнит себе под нос Клем, открывая уже четвертый ящик.       — Что ты ищешь? — спрашивает Джастин, усаживаясь напротив Пэм.       Она пытается скрыть от себя тот факт, что хотела, чтобы Джастин сел рядом. И старается выглядеть непринужденно. Разглаживает свой свитер и складывает руки на коленях.       Наверное, опять цвет виноват? Этот хаки? Вот бы еще понять, что это значит, мысленно вздыхает Делински.       — Банановый джем, — Клем выпрямляется и снова ставит руки по бокам. — Где же я его оставила?       — Клем? — доносится мужской хриплый голос из-за двери в углу. — С кем ты там говоришь?       — Секунду, — оповещает женщина и направляется в сторону, скорее всего, спальной комнаты.       Джастин и Пэм остаются один на один. Помимо шума холодильника, плиты и телевизора, который находится в спальне, слышно еще и волнительные вздохи девушки. Под столом она сминает и разминает пальцы, из-за чего раздается характерный тихий хруст.       Бибер слегка склоняет голову и смотрит на неё.       — Хватит переживать, — уверенно произносит.       Она снова вздыхает, после чего заправляет пряди за уши. Опускает руки на колени и смотрит куда угодно, лишь бы не на Джастина — сейчас, почему-то, особенно тревожно на него смотреть. Обстановка здесь слишком… интимная. Доверительная.       Потому что он привел её в дом своих родных. Ночью. И ночевать они тоже будут, судя по всему, в одной комнате.       Когда Пэм перестанет так волноваться, когда дело касается Джастина? Почему каждый его взгляд, каждое его малейшее прикосновение вызывают такие эмоции — эту непонятную легкую дрожь и быстрое биение сердца?       Делински уверяет себя, твердит себе в мыслях, как мантру, что ей не нравится Джастин. Что она не влюбилась в него, как семиклассница в очередную поп-звезду.       Возможно, она просто боится его. Но больше склоняется к тому, что боится, что он когда-нибудь просто уйдет от неё. Снова исчезнет, как тогда, когда она лежала в больнице.       Это не должно быть таким значимым. Не должно. Пожалуйста, вылейте ведро холодной воды на голову Пэм, потому что ей явно нужна встряска.       — Я не переживаю, — давит она, разглядывая свои ногти. И чувствует, как Бибер все еще смотрит на неё.       Он усмехается, и эта усмешка почти похожа на ту, что он издавал каждый раз, когда донимал её в университете. На секунду у Пэм даже останавливается сердце.       — Заметно.       От его глаз ничего не скроешь. Этот парень разгадает тебя, как самую простую загадку, просто взглянув. Внимательно взглянув и сказав то, что может поддеть нервишки.       — Это простая манипуляция.       От воспоминаний у девушки бегут мурашки по коже, и это, конечно, тоже невозможно скрыть от глаз Бибера. Даже если её кожа сокрыта теплым оранжевым свитером, это не меняет того факта, что парень видит её насквозь.       Это так раздражает и пугает. В его присутствии легко можно ощутить себя беспомощным зайцем под внимательным наблюдением волка, готового наброситься в любую секунду.       Но к счастью Джастин не выглядит так, будто собирается вновь вернуться к своему хобби, а-ля управлению людьми и издевками. Его лицо спокойное и умиротворенное, может, даже усталое.       Когда Пэм наконец решает поднять на него глаза, слышится звук колёс и шагов. Колёс?       — Святые угодники, — пожилой мужчина на инвалидной коляске вскидывает брови, пристально глядя на Делински.       — Дед, не начинай, — качает головой Джастин и поднимается со стула, подходя к старику и здороваясь с ним крепким рукопожатием. — Это Пэм, — он указывает на девушку рукой. — Пэм, это Джеральд.       — Сэр, — она кивает головой и скромно машет, после чего снова поправляет волосы.       — Сэр? — он смеется грудным басом и качает головой. — Какой же я сэр? Скорее старый хрен на роликах.       Джастин тихо прыскает от смеха и приставляет кулак ко рту, скрывая улыбку. Пэм тоже хихикает и смыкает губы в тонкую линию.       — Джеральд, не ругайся.       Клем заходит в кухню с банкой джема в руках. Как раз к этому моменту чайник начинает закипать, слышится бурление воды в нем.       Джеральд одет в красную рубашку в крупную клетку и домашние черные штаны. На лицо он чем-то напоминает самого Джастина, но это лишь отдаленно, в малых чертах. Массой тела он так же невелик, как и его жена, острые впалые скулы с темной щетиной прорезают щеки, плечи — угловатые и выпирают даже из-под рубашки.       Руками он вертит большие колёса и придвигает свое кресло к столу. Все еще с интересом смотрит на Пэм, из-за чего она начинает нервничать еще больше. Если минутами ранее она игнорировала взгляд Джастина, то сейчас она отчаянно хватается за него, мысленно вымаливая, чтобы он нарушил эту неловкую тишину.       И он нарушает.       — Как дела у Дэвида?       — Так себе, — Джеральд переводит взгляд на Бибера. — Врачи прогнозируют еще полгода, как максимум.       Джастин приоткрывает губы, в его глазах скользит сожаление. Он опускает взгляд и кривит губы.       — Мне жаль.       — Все нормально, сынок, — отмахивается мужчина и ставит локти на подлокотники. — Не в первый раз друзей хороню. Вообще-то я думал, что первый склею ласты, так как твоя бабка явно иногда пытается сжить меня со свету.       — Я всё ещё здесь и всё слышу, — Клем встает на носочки, чтобы достать с верхних полок кружки.       — На это я и рассчитывал.       Клементина разливает чай в цветочный сервиз, после чего ставит его на стол. Нарезает хлеб и помещает в небольшую глубокую тарелку, и вместе с банкой джема ставит туда же. Сама она усаживается рядом с Пэм, позволяя ей уловить едва заметный аромат сладких духов.       — Расскажи нам о себе, Пэм, — просит женщина и улыбается.       Делински пожимает плечами, бросая быстрый взгляд на Джастина. Тот лишь намазывает джем на хлеб кухонным маленьким ножом.       — Мне восемнадцать лет, учусь в Рейвенвуде с Джастином, планирую стать детским психологом… — она начинает с банального, так как не знает, что обычно люди еще о себе рассказывают.       Клементина кивает, внимательно слушая и смотря на девушку.       — А как вы познакомились?       Джастин роняет ножик на стол, приковывая все взгляды к себе. Он ухмыляется, глядя на девушку, которая уже начинает гореть со стыда, вспоминая, чем все началось. Выдержав недолгую паузу, он продолжает сам:       — В коридорах кампуса. Мы случайно столкнулись.       Ну, надо же, как он откровенно врет и не краснеет. Даже Пэм, не сказав про это ни слова, чувствует, как жар приливает к щекам.       — Как интересно… — протягивает женщина, и Бибер спешит её прервать:       — Мы друзья, Клем. Не примеряй на нас свадебные костюмы.       Пэм клянется Богом, еще чуть-чуть — и она точно провалится сквозь землю.       А когда она тянется к тарелке с хлебом и касается своими пальцами с пальцами Джастина, после чего они оба быстро смотрят друг на друга и отстраняют руки, она понимает, что ситуация становится неудобнее. Бибер быстро приходит в себя и продолжает вешать лапшу на уши.       — У нас часто совпадают лекции, поэтому мы постоянно общаемся. Да, Пэм?       — Ага.       Ни черта подобного — за всю учебную неделю расписание Джастина и Пэм совпадает лишь пару-тройку раз.       Единственное, что у них совпадает — везение на нелепые и неловкие ситуации. Как, например, вот эта. Вот только Бибер умеет держать себя в руках, а Делински ёрзает на стуле и попивает горячий чай (который очень обжигает губы, но пить его надо для того, чтобы заткнуть себя и не сказать ничего лишнего).       Больше Клем не задает подобных вопросов. Она рассказывает про детство Джастина, когда он залезал на деревья и отказывался слезать, пока ему не купят водный пистолет или любимые кексы; рассказывает, как каждое лето он обязательно сбегал на пару дней в лес с их палаткой и пакетом продуктов из магазина. Джастин, конечно, против таких историй, но видя, как Пэм искренне смеется и начинает чувствовать себя более расслабленной, решает промолчать и лишь кивает Клементине.       Также она спрашивает, как так вышло, что в такое время он решил нанести им визит, еще и со своей подругой. Джастин и Пэм на этот раз рассказали правду, про фестиваль и страшный дом.       Джеральд не принимает особого участия в разговоре, ему больше по душе бутерброды с джемом. Хотя изредка вставляет свои пять копеек в виде какой-нибудь не очень цензурной шутки.       — Спасибо за чай, Клем, — он встает из-за стола и целует бабушку в щеку, после чего тянет руки к кружкам.       — Я сама помою, дай мне позаботиться о вас, — она тоже поднимается со своего места и захватывает посуду. — Вы, наверное, устали, так что пойдите лучше спать.       — Спасибо. Доброй ночи.       — Сладких снов, Джастин, Пэм.       Бибер смотрит на девушку и кивком головы снова указывает ей идти за ним. Они поднимаются по узкой скрипучей лестнице на второй этаж, где, как оказалось, находится комната Джастина. Старая комната Джастина. И она занимает весь этаж.       Небольшая одноместная кровать с белым постельным бельем стоит у зашторенного окна, рядом с ней — низкий книжный шкаф с кучей разных книг; чуть поодаль расположен письменный стол, убранный и с легким слоем пыли на светлом дереве. По всей комнате раскинут теплый светлый ковер, в углах на полу лежат картонные коробки, заполненные, очевидно, старыми вещами Джастина. На другой стороне стоит одинокий комод.       Пэм оглядывается, поворачиваясь вокруг своей оси. Она замечает несколько детских рисунков, приклеенных к стенам скотчем, а также страницы из комиксов. Ей трудно представить, что Бибер, весь такой серьезный и неприступный, когда-то увлекался комиксами.       Представлять его ребенком — еще труднее. По рассказам Клем он был очень веселым, когда проводил время здесь. У девушки теплеет на душе, когда она понимает, что сюда он мог сбегать от надоедливых родителей в любое время.       — Мне нравится, — говорит она и обнимает себя за плечи, даже не стараясь скрыть улыбку.       — Что именно? — уточняет Джастин, подойдя к кровати и развернувшись к девушке.       — Всё. Это место, твоя семья. Здесь уютно и безопасно.       — Знал, что тебе понравится, — он улыбается краем губ, опуская взгляд на простыни. — Вот только кровать здесь одна. — Он поджимает губы в раздумьях, — я постелю себе плед на полу, в таком случае.       Пэм усмехается, выдохнув через нос. Этим она обращает на себя внимание Бибера. Он вскидывает бровь и склоняет голову в немом вопросе. Делински кусает губу, поправляет прядь волос, а потом говорит:       — Удивительно, что после всего того, что с нами случилось, мы стесняемся спать в одной кровати.       Она удивляется своей же смелости. Как у неё хватило духу сказать подобное? Даже Джастин слегка теряется. Он пару раз моргает, прежде чем сунуть руки в карманы и подойти ближе, расплываясь в одобряющей улыбке.

Dean Lewis — Be Alright

      Красивый. Какой же он красивый, думает Пэм, когда он становится в шаге от неё.       — Не знал, что у тебя хватит храбрости сказать подобное вслух, Делински, — в уголках его губ появляются ямочки.       Она жмет плечами, борясь с искушением взглянуть на его губы. Сосредотачивает внимание на его глазах, горящих в свете теплых желтых ламп.       — Когда ты рядом, мне кажется, я ничего не боюсь.       Джастин застывает, его улыбка медленно угасает. Глаза наполняются каким-то неизведанным светом, но нетрудно понять, что парень снова растерялся. Он молчит, смотря прямо в глаза Делински и ища в них будто бы ответы на негласные вопросы. Да, он почувствовал, как хаки с каждым словом впился ему в кожу, оставаясь под ней и впитываясь в кровь. Снова.       — А меня? — спрашивает он тихо, честными глазами смотря на девушку.       — Что — тебя?       — Не боишься?       Она не знает правильного ответа. Всё, что она знает — она боится, что такая история, как у них с Джастином, никогда больше с ней не повторится, или что он решит ранить её. Но она действительно не чувствует страха, когда знает, что тот рядом и он готов помочь в любую минуту.       Боже, сколько же в ней сейчас смешанных эмоций и ярких противоречий. Они буквально превратились в хаос в её голове, в которой доныне царил лишь порядок.       Она посылает всё куда подальше, когда делает полушаг к Джастину, отпускает свои плечи и обхватывает руками его поясницу, прижимаясь к его горячей груди и слыша мерное биение сердца. Оно тотчас же ускоряется, и то же самое происходит и с её сердцем.       От него удивительно вкусно пахнет. И его тело — горячее, крепкое, аккуратное, рядом с её — дрожащим и покрытым мурашками. Может, все-таки она чего-то опасается?       Но это всё неважно. Потому что спустя полминуты, бесконечные тридцать секунд, Джастин отмирает и осторожно обвивает её плечи, а щекой прижимается к её макушке. В следующую секунду он прижимает её к себе еще сильнее, но так, чтобы не сломать эту хрупкую девушку в своих объятиях.       Он сходит с ума. Потому что цвет хаки, цвет, от которого он бежал последние два года, снова стоит перед ним, и он обнимает его за плечи и позволяет ему закрадываться в потаённые уголки потемневшей души. Цвет хаки, который принадлежит его личной боли, Саше Уэлш, снова заставляет биться его сердце в разы быстрее.       Джастин чувствует, что прикосновения Пэм в разы отличаются от прикосновений Саши. Он чувствует вину перед последней, потому что однажды сказал ей, что её цвет — уникален, и он по-своему красив, пускай и не многие его признают.       Грязно-изумрудный. Цвет, каким обычно характеризуют глухой лес, или грязь от дождя под ногами, или запыленные листья кустов, растущих у самого шоссе.       Всем этим была Саша. Но Пэм — совсем другое. Объятия Пэм, её глаза, дыхание, речь, жестикуляция — всё это цвета раннего дождя летом или весной, цвета её браслета на левом запястье, цвета её больших чувственных глаз.       И всё это — не Саша. Не Саша…       Грудь Джастина вздымается от тяжелого вздоха, он снова сильнее прижимает к себе девушку, утыкаясь лицом в её кудри, пахнущие цитрусовым шампунем. Он чувствует, как под его руками дрожат угловатые тощие плечи, и от этого сходит с ума еще больше.       Возможно, всё не так плохо, как он думал. Возможно, его синестезия просто водила его за нос и не давала ему сблизиться с этой девушкой, с которой он впервые за долгое время почувствовал себя спокойно.       Они не отпускают друг друга около пяти минут. За окном мелко накрапывает дождь, свет на первом этаже угасает вместе с телевизором. Джастин нехотя отстраняется от девушки и трет глаза пальцами.       — Значит, ляжем вместе? — спрашивает он, убрав руки от лица и оставив на нем розоватые следы.       Она кивает с улыбкой, не в силах произнести и слова. Пэм до сих пор слышит, как стучит кровь в ушах, и чувствует, как сбилось её дыхание.       Джастин отодвигает одеяло и снимает обувь, после чего садится на кровать. Пэм, направляясь к нему, параллельно выключает свет в комнате, погружая её во тьму. Она теряет ориентир и останавливается в паре маленьких шагов от кровати, а потом чувствует, как рука Джастин находит её запястье и плавно тянет на себя. Она так же стягивает ботинки и ложится рядом, и Бибер накрывает их обоих теплым плотным одеялом.       Её спина прижата к его груди, но этого недостаточно — Джастин обхватывает её талию и прижимает к себе, после чего оставляет поцелуй на затылочной части шеи, чем вызывает дрожь во всем теле у Делински. Она втягивает воздух через приоткрытые губы, слыша шепот у своего уха:       — Я помню твои слабости, Делински. Теперь ты в моих руках.       Мурашки россыпью проходятся по её ногам, а место поцелуя на шее горит. Пэм определенно помнит эту фразу — в первый раз он сказал её, когда пытался привести её в чувства с помощью холодного душа. Даже сквозь густую пелену опьянения она запомнила эти слова наизусть.       Но сейчас, когда он говорит это с другой интонацией, более нежной и тихой, не подразумевающей зла, она спокойна.       И Пэм знает ответ на вопрос Джастина. Она его не боится.       Потому что теперь принадлежит ему.