***
Спустя две недели после рокового Нового года жизнь постепенно возвращает себе былой ритм. Те же пары, лекции, домашние задания. Будто бы ничего не случилось. Подавляющая половина Рейвенвуда в курсе о том, что Джастин чуть не умер в канун праздника, и неизвестно, кто об этом проболтался, потому что Ширли, Мета и Пэм держали рот на замке. Да и это уже неважно. Из-за того, что он чуть не умер, сплетни и слухи уже перестали казаться такими страшными. Ведь в жизни есть вещи куда более важные, чем непрошенное мнение незнакомых людей. Пэм всё это время пыталась выйти на контакт с Джастином. Она отправляла ему сообщения на телефон, чувствуя себя глупой. Но и это было никчемным и неважным, потому как из-за этой трагедии невзаимные чувства перестали казаться ужасной бедой. Делински уже ни на что не надеялась в этом плане, и всё, чего она хотела, чтобы Джастин поправился. Даже если она не знает, что с ним происходит и чем он болеет. По некоторым сведениям, Джастина навещали только родственники, а остальных он не подпускал на пушечный выстрел. Врачи так же отгоняли от его палаты посторонних, будто бы он президент, а не едва ли выживший студент. Ширли, не нарушая своего обещания, была рядом. Каждый день. Ей самой не очень хотелось смеяться и веселиться, так как она чувствовала, что это может быть неуместным. Но порой юмор спасал её в разных ситуациях, и она хотела, чтобы это спасло и Пэм. Потому она шутила рядом с ней, порой самыми глупыми шутками, а потом заразительно смеялась. Делински лишь немного улыбалась в ответ. Рыжий цвет, к слову, быстро надоел Грейс, и она решила вернуть себе свой прежний каштановый. Сказала, что из-за рыжих волос чувствует себя ведьмой. Но вот Пэм зато понравился её новый образ с короткой прической. Она даже купила выпрямитель, чтобы больше не быть кудрявой, но пользовалась им не часто, чтобы не испортить структуру волоса. В середине января она подсаживается к Питеру в компьютерном кабинете. Тот сидит в клетчатой светлой рубашке и черных джинсах, пока на столе перед ним лежит кипа учебников по программированию. На экране ноутбука — открытая страница текстового документа с кучей непонятных символов и терминов. — Привет, — здоровается Истхоуп, легко улыбнувшись Пэм и вернув свой взгляд к компьютеру. — Привет, — Пэм против воли улыбается в ответ. Хотя бы потому, что у Питера заразительная красивая улыбка. — Мне нужна твоя помощь. — Так… — он кивает, намекая на продолжение. — Но это не совсем законно. Питер хмурит брови и недоуменно смотрит на Пэм, сидящую рядом. Он оборачивается, чтобы осмотреться и понять, что их не подслушивают — все заняты своими делами. Когда он возвращает свой взгляд к Пэм, то говорит уже тише: — Пэм Кейси, я уже говорил, что не умею взламывать пентагон. Перестань брать меня на слабо. — Нет, я не за этим пришла. Она заправляет короткие пряди за уши и опускает голову. Только сейчас она понимает, насколько глупа и безрассудна её просьба, ведь из-за этого могут возникнуть немаленькие проблемы. И втягивать в них Питера — идиотизм. Друзья так не поступают. Питер внимательно смотрит на неё, выжидая ответа. Но поняв, что она не собирается с ним торопиться, он выгибает бровь и спрашивает: — А за чем тогда? — Я передумала. Забудь, — она встает из-за стола. — Нет, постой, — он тоже встает и обхватывает её запястье. — Если я могу как-то помочь тебе, то я хочу это сделать. Сидящий неподалеку блондин в черной толстовке разворачивается с недовольным лицом. Он обращает грозный взгляд на Питера и Пэм, прежде чем выплюнуть короткое: — Заткнитесь на хрен оба, вы мешаете людям. — Извини, Стэн, — Питер примирительно улыбается и поднимает ладонь. Стэн закатывает глаза и отворачивается к своему ноутбуку, где пытается дописать реферат по экономике. Бедняга оформил только титульный лист, так что ему действительно нужно много времени и сосредоточенности на данное задание. Питер закрывает крышку своего ноутбука и кладет его в сумку, после чего закидывает её на плечо. Он берет Пэм под локоть и выводит из кабинета, прикрывая за собой дверь. — Так о чем ты хотела попросить меня? — еще раз спрашивает Истхоуп, облокотившись спиной о стену. Пэм всё еще не уверена в адекватности этой затеи. Но внутренние импульсы подначивают её даже на такое. Она бы никогда не подумала, что всерьез посчитает эту затею гениальной, к тому же втянет сюда и своего друга. Переминаясь с ноги на ногу, она поджимает губы в сомнении. Но видит, как Питер выжидающе смотрит на неё. Он действительно хочет помочь ей. Из жалости или из чувства дружеского долга — уже не важно. И ей хочется пищать от восторга, когда она, изложив свою идею, видит положительный кивок Питера и слышит его серьезно настроенное: «я в деле».***
— Питер, ты на месте? — Почти. Дай мне пару минут. Пэм стоит в подсобке, надеясь, что какая-нибудь из местных уборщиц не решит начать уборку прямо сейчас. Через решетчатые ставни в двери она осторожно выглядывает больничный персонал. На горизонте чисто. Диспетчерская пустует, докторов нигде не видно. Но выходить нельзя, пока Питер не даст команду. Спустя около половины минуты он её подает. В наушниках Пэм раздается решительное: — Палата сорок два, четвертый этаж, отделение терапии. У тебя около минуты, пока по главным лестницам не начнет ходить персонал. Воспользуйся запасной, она слева от тебя. Делински выскальзывает из подсобки, и, накинув огромный капюшон на голову, пробегает к двери с надписью «запасной выход». Поднимается по узкой лестнице и параллельно осматривает её на наличие камер наблюдения. Она приподнимает провод наушника, чтобы прошептать в микрофон: — Видишь меня? — Нет, на запасных лестницах камеры не установлены. К третьему этажу Пэм почти выдыхается. Она переступает через ступеньку, чтобы быстрее добраться до нужного пункта. Почему-то она чувствует, что ей нужно быть рядом с Джастином сейчас. Даже если он сам не хочет никого видеть, она должна убедиться, что он в порядке. Хватаясь за перила, девушка снова делает рывок и поднимается по лестнице. Останавливается у двери с окном, чтобы проверить, нет ли кого на горизонте. Она спрашивает это у Питера, снова поднеся микрофон к губам. Тот отвечает, чтобы она не останавливалась. Перед сорок второй палатой у Пэм подкашиваются колени и пересыхает в горле. Она боится туда заходить, но это же ей и не терпится. Оглянувшись, она снова проговаривает в микрофон: — Пришли мне сообщение в случае тревоги. — Понял. Удачи, Пэм. Девушка благодарно улыбается, после чего убирает наушники из ушей и кладет их в глубокий карман толстовки. Которая, кстати, принадлежит Питеру. Она надела её в целях того, чтобы не привлечь внимание, хотя по сути должно было быть наоборот. Она открывает дверь, чувствуя замирание сердца. Проходит в палату и тут же закрывается. Оборачивается и видит… что он жив. И почти невредим. Джастин, одетый в больничную белую пижаму, лежит с закрытыми глазами на койке у окна. К его пальцу прикреплен пульсоксиметр, пока на мониторе аппарат отсчитывает его давление. Судя по показателям, оно пониженное. Аппарат мерно пиликает и гудит. Пэм скидывает со своей головы капюшон и осторожно подходит к парню. Она боится внезапно разбудить его, но ей также хочется поговорить с ним как можно быстрее. Потому что: а) она невыносимо соскучилась по нему; б) у неё не так много времени до прихода врачей. Она смотрит на его мирное спящее лицо и не понимает, почему именно на него столько всего свалилось в его восемнадцать лет. И не понимает, почему видит его так редко — человека, которого хочет видеть рядом каждую минуту. Бибер медленно поворачивает голову на подушке и приоткрывает тяжелые после сна веки. Хмурит брови и аккуратно выдыхает, снова отворачиваясь и закрывая глаза. — Что ты здесь делаешь? — устало спрашивает он, будто это не первый посетитель за всё время. Пэм обидно, что он даже не смотрит на неё. Но, по крайней мере, она сама видит его. — Прости, — её губы дергаются в виноватой улыбке. — Я знаю, что ты не хочешь никого видеть, но я… Я… Я испугалась за тебя. — Это для меня ничего не значит, — Джастин открывает глаза, смотря куда-то в стену. Его брови по-прежнему сведены у переносицы. Только сейчас, когда он развернут к ней профилем, она замечает, что он опять похудел. Если на Новом году он еще выглядел, как человек, то сейчас перед ней снова тощий мальчишка с острыми скулами, тонкой шеей и синяками под глазами. Неужели доктора не замечают такого состояния?! Ей нечего на это ответить. Она не знает, есть ли такие слова, которые можно сказать и не получить в ответ новую порцию презрения. Пэм аккуратно присаживается у его ног, боясь, что он встанет и спихнет её со своей койки, но сейчас ей все равно. Она не боится. Главное, что она чувствует, что Джастин живой, пускай и такой измотанный и нездорово бледный и худой. На удивление, он никак не реагирует на это. По-прежнему смотрит в стену, будто специально игнорируя пристальный и обеспокоенный взгляд Делински. — Долго тут сидеть будешь или мне медсестру позвать? — раздраженно выдыхает он, повернувшись на подушке и посмотрев прямо ей в глаза. Он выглядит так же, как и в первые дни их знакомства, когда он презирал её цвет и ему было мерзко даже находиться рядом с ней. Разница между теми временами и этим моментом в том, что сейчас Джастин не отходит каждый раз, когда Пэм становится ближе и распространяет на него цвет хаки. Теперь он позволяет ему трогать себя. Но он понимает, что не хочет этого. — Не зови никого, — Пэм проглатывает очередную дозу боли и старается не распасться на кусочки. — Я не займу у тебя много времени. Пожалуйста, позволь мне побыть тут немного, и больше я тебя трогать не буду. — Ты уже говорила это. Повисает недолгое молчание. Делински недоуменно смотрит на парня, не понимая, что он имеет в виду. Тот не затрудняется уточнить: — Ты поклялась, что оставишь меня, — он осторожно приподнимается на локтях, стараясь при этом не шевелить указательным левым пальцем с прикрепленным к нему пульсоксиметром. Принимает сидячее положение, предварительно поставив подушку повыше за своей спиной. — Обещания нарушать плохо, Делински. Но рушить клятвы — еще хуже. Это был удар прямо в сердце. Делински сжимается и нервно усмехается, опустив голову и смотря на свои сплетенные пальцы. Она сжимает губы, чтобы не дать себе заплакать. Пытается не принимать близко к сердцу то, что Джастин сейчас сказал. Ведь он знал, что это заденет её. И все равно позволил этому случиться. Возможно, ему действительно всё равно, и она придумала себе идеальный мир, в котором она и Бибер могут быть вместе. Сейчас, когда этот мир вспыхнул и начал гореть синим пламенем, она чувствует, как на сердце остаются ожоги. — Но ведь теперь ты понимаешь, почему я нарушила свою клятву, — говорит она тихо, потому что если повысит тон хотя бы чуть-чуть, то у неё сорвется голос. — Возможно, ты мог бы понять. Сейчас ей кажется, что если она посмотрит на него, то точно расплачется. С каждой секундой, проведенной здесь, она понимает, что это было плохой идеей. Черт, а она ведь еще и втянула в это Питера, у которого из-за этого могут возникнуть проблемы. — Я понимаю, — он кивает и равнодушно смотрит на неё, склонив голову. — Эм… — Пэм смаргивает слезы и ладонью вытирает глаза, чтобы поднять взгляд на Джастина. — Как ты себя чувствуешь? Джастин усмехается, выглядя при этом раздраженным и нервным. — Поумнее ничего не могла спросить? — он саркастично смеется. — Как ты, блять, думаешь, я себя чувствую, при этом прикованный к постели и выглядящий, как труп? Головная боль просто разрывает его мозг. Из-за этого идиотского пониженного давления он еще больше хочет абстрагироваться от всех и тем более от Делински. Которая с первого раза, видимо, ничего не понимает. Пэм и это проглатывает. Она закусывает губу, опустив взгляд и отвернув голову. Сердце по-прежнему ноет от предательства и боли. — Я надеялась, что тебе стало лучше, — она пожимает плечом. И искренне старается понять причину, по которой до сих пор сидит здесь и выслушивает это. Позволяет Джастину слово за словом опускать её и ранить. Любая другая девушка на её месте не стала бы это терпеть и ушла бы, но Пэм… слишком влюблена. А разве это оправдание? — Мне станет лучше, если ты лишишь меня этого тупого разговора, — правой рукой Джастин потирает переносицу, закрыв глаза. И совсем неожиданно для самой себя, внутри Пэм боль переключается на злость. Она поворачивается к Биберу и выпаливает, даже не подумав: — Знаешь, может я и чувствую к тебе что-то, но ты просто неблагодарный урод. Если бы это было ток-шоу, то зрители бы точно замолкли в шоке, а потом выдали пораженное низкое: «у-у». Для эффектности не хватает только звонкой пощечины и хлопков дверьми, но Пэм понимает, что это не глупая мелодрама. И она не собирается бить Джастина, даже если он это заслужил. По крайней мере не сейчас, когда масса его тела может посоревноваться с её собственной. Но Джастин все равно выглядит так, будто ему только что отвесили пощечину. Не сколько болезненную, сколько неожиданную. Совсем неожиданную. Он впервые слышит столько презрения в голосе Делински. И что-то у него в груди щелкает. Она смогла дать ему отпор. Неужели он ранил её настолько?Adam Lambert — Outlaws of Love
— Как ты меня назвала? — Бибер сужает глаза и чуть наклоняет голову вперед. — Так, как ты услышал, — она складывает на груди руки и встает с койки. — Я плакала из-за тебя месяцами и слала тебе бесконечное количество сообщений, а сегодня даже продумала целую операцию по тому, как попасть к тебе в палату, чтобы спросить о самочувствии. Я, блин, и Питера в это втянула! — она разводит руками. — А ты, хоть и больной какой-то неведомый хренью, еще смеешь вести себя так, будто я тебе обязана! Делински ругается. Джастину на минуту кажется, что это всё сон. Сумасшедший сон. Но её слова по ощущениям как та же пощёчина. Потому что он и без этого знал, как выглядит со стороны. Всегда знал, но не мог вести себя иначе. Это сложно, и если он постарается это кому-то объяснить, то вызовет еще больше вопросов. Но Пэм… Пэм могла бы понять. Он в этом уверен. И по той же причине он молчит. Парадокс. — Всё сказала? — раздраженно спрашивает он, оторвав спину от подушки и свесив ноги с койки. — Или есть что-то еще, что ты хочешь мне сообщить? — Оу, значит, теперь ты хочешь меня слушать? Потому что да, мне и правда есть, что сказать, — она подходит ближе к нему, и её серьезное и рассерженное лицо слегка пугает Бибера. — А знаешь почему? Потому что держала всё это в себе. Каждый раз, когда я вспоминала о тебе, мне хотелось забиться в дальний угол и плакать до потери сознания, потому что не понимала, почему именно тебя выбрало мое сердце. Ты беспардонный, напыщенный и грубый, и еще к тому же не ценишь то, что имеешь! Джастин раздувает ноздри от злости. Его не на шутку начинает это раздражать. Он знает, что девушка права, но так же он знает, что не нужно ему об этом напоминать. В данный момент она просто констатирует ему очевидные факты. — Да? — язвительно спрашивает он. — Да, твою мать! — у Делински дрожит голос. — И знаешь, в чем вся соль? Что даже сегодня, когда я приду домой, я по-прежнему буду тебя, идиота, любить! А ты ведь.. Он хватает её за руку и резко тянет на себя, поднимая голову и вливаясь в её губы поцелуем. Потому что у него нет никаких сил, чтобы выслушивать её. Чтобы понимать, что она права. Пусть помолчит. Его руки мягко ложатся на её талию и притягивают к себе ближе. Пэм запускает пальцы в его волосы, сжимая кончики. Она принимает поцелуй и продлевает его, и любит это так же, сколько ненавидит. Это еще один признак её слабости перед ним. Потому что стоит ему поцеловать её, и она прощает все его грехи. Из-за этого поцелуя рана в груди сжимается и жжётся. Делински не выдерживает и плачет, и её слезы капают на щеки Джастину, который не обращает на это никакого внимания. С прикрытыми глазами он целует и обнимает её, прижимая к себе. Когда Пэм наклоняется и ставит колено рядом с бедром Джастина, монитор рядом начинает чаще отсчитывать пульс, теперь не пониженный, а повышенный. Бибер, расположив руку на бедре девушки, улыбается с закрытыми глазами, не прерывая поцелуй. Но ему приходится сказать: — Тише, тише, — шепчет в её приоткрытые влажные губы — такие же, как у него самого. — Ты так убьешь меня. Тяжело дыша и держась за его шею, она медленно отстраняется от него. Смотрит ему в глаза своими — большими, зелеными, и напуганными. В уголках скопившиеся слезы обращаются в дорожки на щеках. Джастин хмурится, не отрывая внимательного взгляда от её лица. Он обхватывает её поясницу и снова притягивает к себе, соприкасаясь с её лбом своим. — Ты чего? — мягко спрашивает он и оставляет такой же мягкий поцелуй на её губах. Она всхлипывает и крепче обнимает его, прижавшись всем телом. Джастин скидывает с пальца пульсоксиметр, чтобы обхватить девушку покрепче. Он чувствует, как она утыкается в его шею, оставляя там поцелуи, смешанные со слезами. Поглаживает её дрожащую спину и понимает, что ранил её настолько, как когда-то ранили его самого. И разве это того стоит? — Я не хочу, чтобы ты умирал, — всхлипывает Пэм в его шею. Джастину кажется, что он уже умер. Только что. Полагается ли в такой ситуации чувствовать вину? Или нет? Как он должен реагировать на это? Пообещать, что этого не случится? Но все люди смертны. А учитывая положение Бибера, для него разбрасываться подобными обещаниями бессмысленно. Он тяжело сглатывает, поцеловав девушку в плечо. Ведь теперь ему нечего ответить. — Пожалуйста, что бы это ни было — борись. Оставайся живым, — слёзно умоляет она его, не выпуская из объятий. Джастин выдыхает в её волосы. Он подхватывает её за бедра и садит к себе на колени, приложив к этому усилия. Не потому, что Пэм тяжелая, ведь как раз наоборот, а потому, что у него едва остались силы. Ему нужно время на их хотя бы частичное восстановление. Руками он обхватывает её лицо, заставив посмотреть ему в глаза. Девушка все еще плачет. — А что, если я не хочу этого? — спрашивает он таким голосом и тоном, будто действительно хочет знать ответ. Будто кто-то или что-то может вернуть ему тягу к жизни, как когда ему было пятнадцать или меньше. Его взгляд — честнее и чище некуда. В этих глазах Пэм видит ту обнаженную истерзанную душу парня. Её собственная начинает гореть. — Пожалуйста, — всхлипывает, — я тебя прошу, Джастин. Он не находит ответа лучше, чем поцеловать её. Глубоко, чувственно, искренне, позволяя ей снова запустить пальцы ему в волосы и при этом бережно обнимать её за талию. Целуя её, он понимает не сразу, что от раздражительности и слабости из-за пониженного давления не осталось и следа. Поцелуй всё исцелил, как по волшебству. Теперь Джастин куда более расслаблен, доволен и… здоров, наверное. Ему хочется верить в это. Когда телефон вибрирует в кармане Пэм, ей приходится с неохотой отстраниться от Джастина. Он опускает голову на её плечо, как кот, и девушка от такой нежности слегка теряется и не сразу понимает, что написал Питер. А конкретнее – он написал, что главный врач Бибера уже направляется к нему с первого этажа, и у девушки около двух или трех минут, чтобы уйти бесследно. — Кто это? — спрашивает Джастин, почти мурлыча. — Это Питер, мне пора идти, пока меня не застукали, — Делински «слезает» с парня, делая это с большим нежеланием. Как только она хочет отойти от него, накинув снова капюшон на голову, Бибер хватает её за руку и переплетает их пальцы (заставляя Пэм умереть). Он мягко тянет её на себя и смотрит на неё обеспокоенным внимательным взглядом. Его губы и глаза блестят из-за поцелуя, а у Пэм — из-за растущей улыбки. — Ты в порядке? — внезапно спрашивает он. — То есть… ты не болеешь? Делински трактует это, как заботу. На секунду она дает себе слабину и представляет, что она в отношениях с Джастином, и имеет полное право в любой момент поцеловать его; и каждые их поцелуи были бы такие же, как те, что сейчас случились. Она представляет, что Джастин может быть таким же нежным и заботливым всегда, и что может поддерживать тактильный контакт просто потому, что хочет доказать свои чувства и объяснить привязанность. За такое она бы продала душу. — Я в порядке, — улыбается она, — теперь. В ответ парень хмыкает и опускает голову. Он притягивает к себе девушку еще ближе, после чего снова поднимает на неё взгляд и вытягивает шею, чтобы оставить поцелуй на щеке, а потом тихо сказать: — Проверяйся у врачей, хорошо? — Хорошо, — Делински кивает. Она с неохотой расцепляет руки и выпархивает за дверь, оставляя Джастина сидеть в одиночестве и смотреть ей вслед. Он грустно усмехается собственным мыслям: а что, если целовать Делински каждый раз, когда ему будет становиться хуже? Тогда их поцелуи были бы регулярными. Грустно то, что это вряд ли поможет ему.