The red thread

      Рим, 29 декабря 1499 г. - Diavolo! (1) Ты мог сказать и раньше, что начались проблемы со спусковым механизмом! Ты меня до смерти напугал! - Не собираюсь извиняться за это. Рассказывайте, мое терпение на исходе, - Аудиторе неторопливо обматывал ладонь бинтом: от неосторожного движения руки своевольно выскочивший клинок рассек кожу, едва не пропоров пальцы ассассина.       Трое собрались в гостиной. Мариус, скрывая в ладони лицо, закинув ногу на ногу, молчаливо и печально сидел в углу софы у окна. На диване напротив Эцио застыл белым призраком. Леонардо суетливо разбирал его наручник, заняв диван напротив камина, между ассассином и сыном тамплиера. - В прошлом году Мариус оказался на пороге моего дома в Венеции. Я тогда как раз собирался ехать во Флоренцию, а оттуда - в Милан, - заговорил художник. - Его отец просил взять его в ученики и приглядеть за ним, пока у них дома все не наладится. Если хочешь, я дам тебе письмо, которое граф писал мне. - Оно мне не нужно. - Как знаешь, - пожал плечами да Винчи, копаясь в механизме. - Николо боялся, что Мариус попадет в армию герцога, когда начнется война, но, думаю, это был только предлог. - Да это уже и не важно, - Эцио откинулся на спинку дивана, рассматривая Фабретти из-под козырька капюшона. - Мариус, ты все молчишь. Нечего сказать? - Нечего, - отозвался юноша, отнимая ладонь от лица. Он не смотрел ни на кого вокруг, предпочтя следить за пляской теней на стене.       "То еще трепло. Фонтан прямо не заткнуть," - ворчливо подумал Аудиторе, а вслух продолжил. - Ты знаешь, что твоей отец был членом ордена тамплиеров? - Эцио, оставь его. Мариус не знает ничего такого, - вступился Леонардо, заметив дрогнувшие губы и увлажнившиеся глаза ученика, отрицательно качнувшего головой. - Меня не проймешь слезами и видом побитой собаки, - ассассин намеренно сурово остановил художника и вновь обратился к Фабретти. - Что тебе известно о тайнике и его содержимом? - Ничего! - со слабым возмущением в дрогнувшем голосе отозвался тот, не сдерживая вновь хлынувших слез. Круговерть оттенков тоски по родным не давала сосредоточиться, и он начинал испытывать стыд за то, что неподобающим образом ведет себя перед мужчинами. - Мне надо успокоиться, - тихо пробормотал он, поднявшись и намереваясь покинуть гостиную, но ассассин встал, чтобы преградить дорогу. - Эцио, bastardo senza cuore (2), - хватая Аудиторе за локоть и оттягивая в сторону, зашипел да Винчи. - Ты был на его месте! Дай ему прийти в себя, он никуда не сбежит!       Уязвленный напоминанием ассассин вырвался из пальцев художника и отошел к камину. - Я скажу тебе все, что знаю, просто перестань давить на Мариуса, - примирительным тоном нарушил краткое молчание Леонардо, возвращаясь к наручнику и поправляя пружины механизма. - В то время я занимался художественным оформлением фасада и перестройкой крыши палаццо Фабретти. Под конец работы Николо заказал мне чертежи для потайной двери. Их у меня с собой нет, но я могу прислать их тебе. Они должны храниться в одной из моих мастерских. Насколько помню, Николо хотел, чтобы дверь была незаметна и имела секрет, чтобы посторонний не мог просто так войти. Я учел его пожелания, сделав расчеты и схему двери с двумя потайными замками. Для того, чтобы открыть ее, потребуются два ключа, - Леонардо поставил лезвие на место и проверил работу механизма. - Знаю, что один из них - кинжал, другой - подвеска в виде полого треугольника, внутри которого круг, заключивший в себе перевернутый треугольник. Я покажу тебе, - художник вытащил из кармана домашнего платья клочок бумаги и огрызок карандаша, быстро набросал рисунок и поднес ассассину, который все еще стоял у огня, наблюдая за языками пламени. - Где граф расположил эту дверь, мне неизвестно. Но, думаю, ты сможешь ее найти, у тебя же много опыта в подобных делах.       Ассассин спрятал рисунок и проговорил: - Bene (3), я справлюсь. Но узнай у Мариуса, где могут быть эти ключи. Кажется, наше с ним общение обречено на провал. Наручник готов?       Ответа дождаться не получилось - в дверь дома постучали продолжительной трелью.       Фабретти умывался, освежая лицо холодной водой. В голове все никак не укладывалось, что он больше никогда не встретится с отцом и обожаемой им матерью, что больше не будет долгих разговоров и нежных объятий, шутливых упреков и теплых песен, что дарили успокоение в грозовую ночь. Душу скрутило разбухшее одиночество, сплетенное крепкой вязью доселе неизвестного холодного страха. Никогда прежде он не оказывался так близко к человеку, от которого веет угрозой смерти. Никто не говорил с ним таким тоном, даже венецианский трактирщик, которому однажды Леонардо по забывчивости задолжал денег. Пугающий, будто каменный, голос ассассина все еще звучал в его голове. "Побитая собака...может, так и есть," - вытирая лицо жестким полотенцем, думал Мариус. "Но у этой собаки есть зубы."       Каким бы добряком и ребенком нимфы его ни считали, а Фабретти был дворянином, выросшим среди избалованной вседозволенностью знати. Пусть ему претили некоторые выходки, он знал о них, и сейчас не боялся замараться. В плотной вязи чувств проросла и раскрылась алым цветком ненависть, стебель ее был соткан из обиды, а шипы - из злобы. Мариус не собирался упиваться жалостью к себе и отпускать свою жизнь плыть по течению как придется. В конце концов, он обещал отцу позаботиться о землях. И о матери. Снова едва не заплакав, он с силой растер лицо, отбросил полотенце и направился обратно, по пути заслышав стук в дверь.       Эцио застал Мариуса у двери. Освещая засов короткой свечой в резном подсвечнике, тот пытался оттянуть громоздкую конструкцию, но для этого требовалось две руки. "Так, Аудиторе, постарайся не пугать," - подумал он, подходя ближе и осторожно касаясь плеча юноши. Тот вздрогнул, обернувшись, и оттесняемый рукой ассассина, отошел ему за спину.       За дверью стоял Биаджо, одетый как посыльный и размахивающий тремя конвертами. - Добрый вечер, синьор! Почта для мессера да Винчи! Золотая монетка пришлась бы по вкусу за быструю доставку! - Входи, Биаджо, и не паясничай, - усмехнувшись, Аудиторе закрыл за ним дверь. В узкой прихожей они стояли едва ли не нос к носу друг друга. - Ты узнал? - Да, синьор. Через два часа отправляется несколько повозок с Пьяцца Навона. Я договорился с пузатым Пио. Вы его быстро узнаете, на нем желтая симарра (4) до пяток и дурацкий малиновый берет с длинным павлиньим пером, не спутаете. Правда, он затребовал денег за перевозку, и мне пришлось сказать, что вы заплатите, когда придете. Пио довезет вас прямо до Пескары. - Еще что-нибудь? - Не опаздывайте, иначе Пио вам всю плешь проест. И вот, почта, возьмите, - сунув в руки Эцио письма, Биаджо собирался уйти, но спохватился и, жестом попросив ассассина наклониться, тихо зашептал. - Кстати, синьор. Не знаю, важно или нет, сами решайте, но кто-то интересовался сегодня мессером Леонардо у местных мальчишек - попрошаек. Куда и когда ходит, где живет, с кем, ну и все в таком роде. - Ты узнал, кто? - Он не представлялся. Все ребята сказали, что он был brutte come la merde de gatto (5), рожа вся в шрамах, и говорил он, как чужак. Не буду утверждать, чего сам не видел, может, мальчишки и приукрасили чего. Но пока я их слушал, вспомнил того наемника в Брешии. Хотя какого черта ему здесь делать?       Эцио цыкнул - эта новость была не из приятных. Сунув в руку мальчишке монету, он снова поблагодарил его и открыл дверь. - Скажи Нино, чтобы срочно прислал сюда пару ребят. И Будь осторожен на обратном пути. - Не беспокойтесь, синьор, я не один,- улыбнулся Биаджо и припустил по улице в темноту кварталов.       Аудиторе запер дверь на засов и щеколду, с несколько секунд обдумывая, как поступить. Кому бы понадобилось выслеживать да Винчи в Риме? Может, он задолжал кому-то или перешел дорогу? С его характером это было бы не сложно. Но ассассин все больше склонялся к мысли, что за Леонардо следит тот самый наемник тамплиеров. И все потому, что приютил у себя сына неугодного графа. Как он и предполагал, раскрыть отсутствие Мариуса в университете было делом нескольких дней, и Аудиторе не мог бы оказаться в Павии вовремя. "Как, с одной стороны, удачно все сложилось..."        Если бы дело касалось только Фабретти, Эцио ушел бы не раздумывая - на него ему было плевать. Но оставить без защиты да Винчи он не мог. Пропускать повозку не хотелось несмотря на то, что ему уже и не нужно было сильно торопиться. А значит, времени на решение проблемы оставалось очень мало.       Прислушиваясь к себе, чтобы понять, сможет ли он с незажившей раной выдержать бой (и возможно тяжелый) против этого наемника, Эцио не сразу почувствовал, как его тронули за руку, да так осторожно, что легко было спутать с прикосновением ветра. Обернувшись, он столкнулся с прямым взглядом карих глаз, очерченных темными линиями густых ресниц. Мариус же видел только молчаливую тьму внутри глубокого капюшона с утяжеленным козырьком и, оробев от этого, отступил, обхватив себя за локти, но не сдался. - Синьор...Я...хотел бы ответить на ваши вопросы, но, боюсь, мне совсем ничего не известно. Кажется, я вовсе не знаю, чем занимается моя семья, - теперь юноша отвел взгляд, покусывая губу. - Вас интересует мой дом? - Да, можно сказать и так, - сложив руки на груди, Эцио с интересом выжидал. - Мы можем заключить сделку? - решившись, Фабретти вернул свое внимание Аудиторе. - Я так понимаю, вы - ассассин. И совсем не из сказок, которыми пугают детей.       Он не видел, как губы мужчины дернулись в улыбке. "Сказочным персонажем мне еще не приходилось быть," - подумал Эцио, но предположение юноши оставил без ответа. - Ты хочешь нанять убийцу? - Я хочу смерти тем, кто убил моих родителей. Однако я не знаю, кто сделал это, и потому не могу заказать их. Мое предложение иного рода. Если то, что Вы сказали раньше - правда, меня захотят убить. А я этого пока не желаю. Поэтому Вы должны будете помочь мне вернуться домой и вступить в наследство. Взамен я дам вам все, что захотите: доступ к любому уголку палаццо, деньги. Только скажите, сколько.       Аудиторе вздохнул. Возиться с мальчишкой ему было не с руки, да и в пути он мог только задержать. Но что-то в его надломленном голосе, во всем теле, зажатом в нерешительной позе, в закушенной губе и беззащитном взгляде заставило ассассина согласиться.       Впоследствии, делясь воспоминаниями, Эцио будет говорить, что Фабретти был похож на ребенка, который стыдливо и робко выпрашивает желанную дорогую игрушку, зная, что у родителей нет денег. В ответ на что Мариус будет злиться, яростно жестикулировать и в неподобающих дворянину выражениях объяснять, что тогда он бросал ему вызов, холодно и расчетливо подходя к решению вопроса. Каждый из них все равно останется при своем мнении, и Аудиторе никогда не вспомнит то, о чем подумал в узкой темной прихожей с запахом свечной гари: "Деньги. Разумеется, я сделаю это ради денег. Их много не бывает. Обберу эту тамплиерскую казну до последнего денаро!(6)" Но не будем забегать вперед.       Леонардо развалился на диване, обнимая одной рукой пузатую бутыль, и потягивал вино, бездумно глядя в огонь. Он отдыхал от пережитого нервного возбуждения, не зная, что двое, вошедшие в гостиную, несли новую порцию вестей. - Кто приходил? - поинтересовался художник, переводя взгляд на них. - Посыльный, - Эцио бросил письма на столик. - Новости не из приятных, слушай внимательно. У тебя есть враги? Такие, которые могли бы послать за тобой?       Леонардо задумался и мотнул головой. - Нет. А что еще случилось? - Тебе нельзя здесь оставаться, - Аудиторе взглянул на Мариуса, задержавшегося у стены. Фабретти нервничал, что было заметно по тому, как он теребил кружевные рукава сорочки. - Скоро придут мои братья, они помогут тебе перебраться в безопасное место, но из Рима тебе надо уехать. Отправляйся в Венецию или Флоренцию, там тебе ничто угрожать не будет. - Подожди, - Леонардо сел, отставив бутыль и потерев виски. - Нам. Твои ребята помогут мне и Мариусу. Я без него никуда не поеду. С чего ты вообще взял, что за мной кого-то послали? - Не за тобой, Леонардо. А за ним, - Эцио махнул на Фабретти рукой. - Поэтому он отправится со мной.       Да Винчи вскочил, покрывая ассассина последними словами и обвиняя в твердолобости и недоверии, чем весьма испытывал его терпение. Схватив Мариуса за плечи, художник попытался убедить его не слушать Аудиторе. - Тебе не нужно ехать с ним! Если он тебя запугал - не бойся, он ничего не сделает! - Мастер, - Фабретти снял его руки, сжав в ладонях. - Это было моим решением. - Ничего не...что? Ты с ума сошел? Это же безумие! Ты будешь в опасности! Кто будет тебя прятать? Кто будет о тебе заботиться? - Я справлюсь. Поймите, что я должен вернуться домой. Я обещал отцу. - Это глупо, caro!..Ты можешь всегда жить со мной, неужели этого недостаточно?..       Мариус промолчал, отводя взгляд, и Леонардо обнял его, не желая признавать свое поражение. Грусть топила его сердце, мешая мыслить верно. - Эцио, можешь оставить нас на минутку?       Ассассин и так намеревался уйти, чтобы не становиться свидетелем драматичной сцены, к тому же сверху донесся тихий клич братьев. Эцио поспешил на крышу, где его встретил, прячась у дымохода, улыбающийся Нино. - Синьор, вы просили прийти. - Ты быстро. Почему один? - Я приглядываю за Биаджо, пока Орсо нет. Не потребовалось много времени, чтобы прийти. Наши друзья поблизости, не беспокойтесь.       Аудиторе сел рядом с информатором, вдыхая холодный воздух. Ночь раскинула темное полотно над Римом. Где-то горели факелы, а в окнах - свечи. По улицам бродили задержавшиеся гуляки, где-то далеко нестройно пели песни, аккомпанируя на расстроенной мандолине и пустых бутылках. Ассассины говорили недолго. Поняв свою задачу, Нино отправился к братьям, а Эцио задержался, не желая раньше времени возвращаться в тепло дома, где его другу разбивали сердце.       Леонардо был один и в растерянности вертел книгу в руках. Когда все идет к черту, стоит отпустить, если ты не в силах ничего с этим поделать. Так думал он, открывая книгу на первой попавшейся странице и мельком замечая белую тень, проскользнувшую в комнату. - "Он мчит меня, лишив последней воли туда, где лавр над пропастью царит, отведать мне предоставляя повод незрелый плод, что прибавляет боли скорей, чем раны жгучие целит", - зачитал художник, покачивая головой и, цыкнув, захлопнул книгу, посмевшую обличить его в такой неподходящий момент. - "Утешиться мы, бедные, готовы: тот, кто поймал доверчивых дотоле, влачит наитягчайшие оковы" (7), - помедлив, отозвался Аудиторе. - Что я слышу? Ассассин цитирует сонеты? Вот же невидаль! - Не считай меня закоренелым невеждой. Все-таки у меня есть мать и сестра, а это, знаешь ли...оставляет определенный след. Иногда Клаудию не заткнуть - как начнет, так и не остановится, пока все стихи мне не перечитает. Тебе смешно, а я их даже запомнил!       Аудиторе улыбнулся, глядя на художника. Тот, казалось, смирился с неизбежным и теперь пребывал в печальной растерянности. - Эцио. Обещай, что позаботишься о нем. Он...очень хороший, вот увидишь. - Я сделаю то, что должен. Если окажется, что он всего-навсего играет простачка, а на деле придерживается семейных традиций тамплиеров - я убью его. И так будет лучше для всех. - Хотя бы дай ему шанс, - без надежды переубедить ассассина, Леонардо замер у окна. - Пока наши с ним цели совпадают, Мариус будет в безопасности. Несколько дней назад, Павия, 25 декабря 1499 г.       Каждый шаг тяжелых ботинок швейцарца отдавался эхом в широких коридорах университетского корпуса. Наемник не обращал внимания на многочисленные барельефы с изображением студентов и учителей, статуи внутреннего двора и красоту рельефов в углах потолочного фриза, и уж тем более не замечал, как солнце облизывает колонны аркад, прежде чем уступить небосвод холодным сумеркам. Хакел Кнехт целенаправленно шел к кабинету профессора Буджардини, который читал лекции по литературе и языкам. Именно его указал Ноэль Джакометти, как куратора скрывающегося графского наследника.       По натуре Хакел был человеком полностью оправдывающим значение своего имени (8): жестокий, волевой и агрессивный. Ему были чужды искренние проявления теплых чувств, за все годы (а ему было за тридцать) он ни разу не проявил милосердия или заботы о ком бы то ни было. Однако разговорить он мог любого: то ли проявлялись отменные актерские таланты, то ли к этому располагало его лицо - с одной стороны со следом старого ожога, с другой все в косых шрамах разной длины; нос его был сломан в далеком детстве и сросся неправильно, являя собой толстую гнутую линию, к тому же ему не хватало одной ноздри; брови были густы, растрепаны и навечно замерли так, чтобы взгляд блеклых голубых глаз внушал страх; рот был большим, и узкие невыразительные линии губ, плотно сжатых, прикрывали крупные зубы, желтовато-черные, от многочисленных боев обломившиеся. Коротко остриженные русые волосы закрывала старая широкополая шляпа. - Профессор, - коротко постучав, Кнехт вошел, захлопнув тяжелую дверь за собой.       Низенький толстый мужчина в полосатой симарре и таком же берете с удивлением взглянул на вошедшего, и хотел было поинтересоваться, кто к нему пожаловал, но Кнехт опередил его, подходя и отряхивая от пыли длинный плащ. - Меня послали забрать отсюда одного из ваших студентов. Фабретти. Мариус. Его родители скончались, - наемник оперся большими ладонями на темное дерево стола и навис над профессором. - Мне велено сообщить ему эту неприятную новость и отвезти на похороны.       Буджардини, подавленный скрытой угрозой в хриплом и отрывистом голосе незнакомца, кивнул, судорожно повертев в пальцах перо, забрызгавшее чернилами конспект лекции. - Какая ужасная весть, - пролепетал он, стараясь не смотреть на грязные руки наемника: отсутствие фаланги правого мизинца нервировало его. - Бедняжка...Оба родителя скончались, говорите? - Оба. Так где мне найти Мариуса? - не сводя давящего взгляда с профессора, Кнехт размеренно постучал по столешнице пальцами здоровой руки. - Эм...Дело в том, что он в группе с другими студентами направился в Болонский университет на празднование Рождества. - Когда вернется? - Завтра. К полудню. - Точно? - Разумеется. Для тех, кто не поехал домой на праздники были назначены дополнительные лекции с завтрашнего дня. - Хорошо. Где я могу дождаться его? Может, в его комнате? - Нет, простите, это запрещено правилами университета. Комнаты делят несколько студентов, потому будет крайне неловко предлагать соседу Фабретти ночевать...с незнакомцем, - Буджардини откашлялся, поднимаясь. - Но у нас есть гостевые. Пойдемте, я покажу вам. - Благодарствую.       Профессор едва доставал наемнику до подмышек. Торопливо перебирая ногами в мягких туфлях, он раскраснелся и вспотел, непрерывно отирая лицо белым платком, пока вел человека по коридорам к студенческим общежитиям. - Так как, говорите, погибли родители Фабретти? Несчастный случай? - Нет. Зарезали, как скотину, - Хакел не видел смысла в подборе выражений, но ему определенно нравилось, как его слова производят должное впечатление. - Вот...Вот как!..Французы? - Нет, - Кнехт помедлил. Память услужливо преподнесла мгновение залитых горячей кровью Изабеллы рук наемника. Он удержался от довольной улыбки, продолжив: - Наемники герцога Сфорца отомстили за то, что граф выбрал другую сторону конфликта. - Какой ужас...- не уставал причитать Буджардини, борясь с одышкой.       Вскоре они оказались в крыле общежития перед дверью угловой комнаты. - Вот. Здесь. Проходите,- открыв незапертую дверь, он жестом пригласил Кнехта войти. - Располагайтесь. Ужин в восемь. В общей столовой. Здесь всегда кто-то есть, спросите и Вам скажут, как пройти. Завтра, как только студенты вернутся, я отправлю Фабретти прямо к вам. - Ага, - кивнул наемник, захлопнув дверь перед носом профессора. Комнатка была маленькой, с одной кроватью, узким столом и стулом перед ним.       В то время, когда Хакел Кнехт, раздевшись, приводил в порядок ножи, палаш, удавку и любимые пистолеты для стрельбы на разные дистанции, профессор Буджардини, торопясь пуще прежнего, прибежал обратно в свой кабинет, заперся и, схватив лист бумаги, дрожащим почерком принялся за письмо. Он очень нервничал, то и дело оставляя кляксы или зачеркивая неверно написанные слова. Покончив с этим, он тут же отыскал университетского посыльного, потребовав срочной отправки письма. "Чтобы ушло в Рим сегодня же!" Всю последующую ночь профессор не спал, переворачиваясь с одного бока на другой, вскакивая и проверяя, заперта ли дверь, и то и дело молясь о спасении души.       Незаметно приблизившийся рассвет застал Буджардини за столом: спящим в обнимку с подушкой и издававшим неприлично громкий храп.       Кнехт не собирался ожидать самостоятельного прихода Фабретти, потому, рано проснувшись, собрался и вышел во двор, намереваясь забрать свою цель прямо из студенческой повозки.       Его терпение подходило к концу, когда въехала крытая телега. Студенты в длинных однообразных одеждах выходили и разбредались по двору. Среди них ни один не подходил под описание, данное Ноэлем: никаких женственных светловолосых юношей, похожих на убитую им в Брешии женщину, не попалось на глаза. Чувствуя подвох, Кнехт схватил первого попавшегося студента за плечо. - Кто здесь Фабретти?       Испугавшись, тот указал пальцем на молодого человека, почти вошедшего в здание кампуса: лицо типичного крестьянина, отросшие русые волосы, чуть прихрамывающая походка. Хакел выругался на родном наречии и поспешил за ним. - Фабретти! Мариус! Стоять! - приблизившись, рвано приказал наемник, выдыхая воздух с присвистом. Студент обернулся, и на глупом лице его проступил страх. - Пойдешь со мной. - К-к-куда? - Домой. - Н-но у меня...лекции. - Дома проблемы. Потом доучишься, - намертво ухватив его за руку, наемник повел его к конюшне. Еще вчера, оставляя там свою лошадь, Хакел приглядел удобное малозаметное местечко, скрытое деревьями, где и собирался приватно побеседовать с молодым человеком.       Студент упирался, но противостоять напору Кнехта было невозможно. Ударившись спиной о ствол дерева, он почувствовал, как дрожат ноги и хочется исчезнуть, лишь бы этот человек в черном грязном плаще не приближался. - Все еще будешь лгать, что ты - Фабретти? - лицо Кнехта было так близко, что студент щекой чувствовал, как из единственной ноздри вылетает воздух. - Тогда скажу, что твой дядька слепец, а ты - приемный. - Ч-ч-что вы хотите от м-меня? - заикаясь и вжимаясь в дерево, проблеял студент, отстраняя лицо от наемника, как почувствовал, что у его горла появилось нечто холодное и острое. - Правду. Ты Фабретти? - Н-н-нет. Я Бьянки! Фабио Бьянки! Граф оплатил мое обучение здесь! Уберите нож, прошу! - Зачем? - Хакел дал студенту возможность предложить что-нибудь ценное в обмен на свою жизнь, но тот не нашел, что сказать. Тогда наемник спросил сам. - Где настоящий Фабретти? - Я н-не знаю. Мне не говорили. Я даже не видел его никогда. Пожалуйста. У меня мама. Болеет. Отец тоже. Нам нужны были деньги. Пустите, я никому ничего не скажу! - Конечно, не скажешь, - безынтересно отозвался Хакел, с силой проводя лезвием по горлу Фабио, с удовольствием ощущая рассекаемую плоть и текущую по груди жертвы кровь, тут же впитывающуюся в ткань рубахи. Вслушиваясь в сладкие звуки умирающего, наемник глубоко вдохнул и медленно выдохнул, убирая клинок. Тело студента упало на короткую траву. Нехотя присев рядом, наемник обшарил карманы и сумку мертвеца, но не нашел ничего интересного.       В гневе от потерянного времени он влетел в кабинет профессора, но там было пусто. Чертыхаясь, Кнехт постарался успокоиться, и только тогда ему удалось узнать, где находится комната Буджардини, из которой так вовремя решил выглянуть профессор. Он все еще был в ночной рубашке, и, завидев наемника, поспешил запереть дверь, но не успел. - Il stronzo! (9) - взревел Кнехт, проламываясь в щель двери и напирая на отбегающего профессора. - Pezzo di merda! (10) Говори, где Фабретти, иначе подыхать долго будешь. Мне-то в радость! А тебе? - ногой отбросив толстяка на стул, Кнехт приставил окровавленный нож к щеке профессора, целя в глаз. - А ч-ч-что, еще не при-приехали? - почти взвизгнул Буджардини, отклоняясь назад, но наемник крепко удерживал его голову второй рукой. Прижав лезвие плотнее, так, чтобы на щеке образовался глубокий кровоточащий порез, наемник выжидающе смотрел в глаза профессора. - В Риме! О Господи! Он в Риме! - Где?! - сухо рявкнул Кнехт, перехватывая кинжал для быстрого и безболезненного смертельного удара, заставляя себя дождаться ответа. - Не знаю! У да Винчи! - У инженера? - Художника, инженера, зодчего и черт знает, кого еще! Он учит Фабретти! Мне было велено молчать! Большего я не знаю!       В коридоре раздался топот ног, и в комнату ввалились охранники кампуса, вызванные бдительными студентами, которых немало насторожил странный нервный человек. - Стоять! Убери руки! - Cazzo... - оттолкнувшись от тела профессора (к сожалению Кнехта еще дышащего, но близкого к обмороку), наемник рванул к удачно приоткрытому окну и выскочил наружу. Стража пыталась поймать его, но к моменту, когда они обежали преподавательское крыло кампуса, Хакела уже и след простыл. Рим, 29 декабря 1499 г.       Аудиторе, приоткрыв дверь, выглянул наружу и оглядел пустую улицу. - Обязательно напиши мне, как доберетесь и все уладите. Ни на что не претендую, просто хочу знать, что ты в порядке, - бормотал за его спиной Леонардо, поправляя дорожный плащ на плечах Мариуса. - Напишу. Берегите себя, мастер.       Эцио закатил глаза и выпихнул Фабретти на улицу, прерывая затягивающееся прощание. - Ты помнишь, что должен делать, - пожав руку художника, он вышел, уводя Фабретти в сторону улицы. - Сними капюшон. - Зачем? Холодно же. - Надо, чтобы тебя видели.       Вздохнув, Фабретти выполнил требование, замечая, что ассассин отстал. - Иди вперед, не останавливайся. Дорогу знаешь. - Почему у меня чувство, будто меня обманывают? - прищурился Мариус, не сбавляя темпа. Ему не ответили.       С одной из крыш за ним зорко наблюдали холодные блеклые глаза. Понимая, что в Павии он сработал грязно и неаккуратно, Хакел решил в Риме быть предельно сдержанным. Выследил, разузнал, проверил, и только собрался нанести удар, как появился нежданный гость. Ассассинов Кнехт на дух не переносил, впрочем, как и любых других собратьев по ремеслу. Наемник не ждал, что Фабретти обретет такого защитника, но сложности его не пугали: ассассин был всего один.       Эцио прислушивался и вглядывался в тьму переулков и балконов, пока не заметил темную тень между домов. Коснувшись уголка капюшона, он дал знак братьям - "цель отвлечена, выводите да Винчи." На одной из развилок Фабретти замедлился, выбирая дорогу, и его пришлось подтолкнуть в нужном направлении. Тогда тот оступился и угодил в небольшую, но глубокую лужу. Мягкие туфли тут же промокли, вызвав недовольное ворчание владельца. - У Вас есть язык. Можете им пользоваться иногда. Я умею и люблю слушать. - Иди молча.       Они довольно долго шли по улице, потом между домов, через подворотни и портики, пока не выждали необходимое время. Тогда Аудиторе подпустил наемника так близко, насколько позволяла безопасность и, неожиданно для Фабретти, утянул его в один из неприметных углов между неказисто поставленными зданиями. Зажав ему рот ладонью на всякий случай, ассассин вглядывался в тьму через развешенные на бельевых веревках тряпки.       Несколько секунд спустя появился Кнехт. Озираясь по сторонам, он рванул вперед, глядя на два возможных выхода из двора и решая, куда могли подеваться его цели. Издав странный и неприятный горловой звук, наемник поспешил направо, скрываясь в следующих переулках. Постояв еще немного, Эцио вывел Фабретти, крепко удерживая его за руку. Теперь они почти бежали в обратном направлении, но недолго - пришлось свернуть и обойти несколько кварталов по новому пути, чтобы не пересечься с преследователем.       К Пьяцца Навона они успели вовремя. Обоз из семи повозок уже был готов к отправлению, а рядом с одной из них, в центре, нервно мерил землю шагами пузатый высокий человек в яркой желтой симарре. - Ну наконец-то! - воскликнул он. - Еще бы чуть-чуть и я бы уехал сам! Кто из вас едет? - Оба, - оглядываясь, отозвался Эцио. - Вот это дела! Мы так не договаривались! - решил было упереться торговец, но вложенный в его ладонь флорин немного успокоил его. - Это задаток. Остальное - в конце пути. - Что ж. Два человека, значит, двойная цена. Не забудьте об этом, - он жестом указал на телегу, приглашая запрыгивать.       Дно кузова было выложено старыми тряпками, на которые и пришлось улечься пассажирам. Сверху их накрыли толстым слоем сена и заставили бутылками с вином и маслом. Аудиторе и Фабретти устроились с максимальным комфортом, оставив только вокруг своих голов пустое пространство для лучшей циркуляции воздуха.       Торговцы еще некоторое время переговаривались, но вскоре тронулись в путь не спеша, подскакивая на каждой кочке и яме. Кто-то из начала обоза затянул веселую песенку, чтобы не так клонило в сон, но вскоре замолк. Тишина разбавлялась стуком копыт и колес, позвякиванием бутылок и скрипом ящиков с товарами.       Фабретти, не привыкший к подобным условиям, вертелся, пытаясь устроиться удобнее. Первым делом стащил мокрые туфли, но вскоре, когда ступни начали мерзнуть, пожалел об этом. Затем надел капюшон, так как брезговал испачкать волосы и подцепить какого-нибудь жучка из соломы. Подкладывал руки под голову, переворачивался с одного бока на другой, пока не нашел относительно удобную позу. - Хватит крутиться, - не вытерпел продолжительной возни ассассин. - Я не кручусь. Просто мне не удобно. - Тебе и не должно быть удобно, это не карета. Лежи и терпи. - Терплю. Но от этого моим ногам теплее не становится.       Аудиторе вздохнул, раздумывая. - У тебя что, сапог нет? - Есть, но я не брал с собой. Моя дорожная пара осталась в Венеции. - Здорово, - недовольно пробормотал ассассин, прикрывая глаза, надеясь хоть немного поспать. - Купишь в Пескаре. У тебя деньги-то есть? - Я - граф, конечно у меня есть деньги! - Я имею в виду, с собой. - Есть. - Вот и чудно. Купишь себе сапоги, чтобы босым не ходить. А туфли - это ты синьоринам оставь, им больше подходит такая обувь.       Фабретти недовольно и шумно выдохнул, подтягивая колени так, чтобы ступни, облепленные мокрыми чулками, оказались под плащом, при этом звонко стукнулся о бутыли. - И перестань крутиться, ей-богу! Как вошь! - донеслось сбоку. - А ну-ка оба заткнулись, - сверху, как глас божий, грохнул Пио. Голос у него был низкий и густой, и говорил он беззлобно, но так, что приходилось слушаться.       Эцио раздумывал над тем, продолжит ли свое преследование наемник, но надеялся, что, раз он умудрился упустить их в этот раз, у него не хватит ума выследить их снова. - Синьор, - донесся тихий голос Фабретти. - Как мне к Вам обращаться? - Можешь звать меня Эцио. - А фамилии вам не дано? Совсем безродный? - не имея желая обидеть, с наивным любопытством и толикой удивления поинтересовался дворянин. - Эцио Аудиторе, ваше сиятельство, - тем не менее ядовито ответил ассассин.       Мариус замолчал, уязвленный, и попытался заснуть. Но не вышло. Ему было неудобно, холодно и немного мерзко находиться в повозке, а душу терзали сомнения по поводу правильности принятых им решений: верно ли было оставить мастера и отправиться в путь с неизвестным ему человеком, стоит ли возвращаться домой, сможет ли он кому-нибудь доверять не только в дороге, но и по возвращении в Милан, а также защитит ли его этот ассассин, если наемник, от которого они ушли сегодня, вновь нагонит их.       Обоз проходил через мост. До выезда из города осталось совсем немного. Почти засыпая, Аудиторе заметил, что в кузове странно пахнет. Давно знакомый ему запах сухого залежавшегося сена мешался с сыростью дерева, гнилью забытых объедков и испортившихся овощей. Но к этому букету прибавлялся какой-то новый, совершенно неуместный запах цветов и чего-то еще.       Эцио повернул голову, сквозь солому разглядывая очертания Фабретти, который лежал лицом к нему и угрюмо морщился в рукав плаща. - Это от тебя так пахнет? - поинтересовался ассассин. Мариус с опаской глянул на него и весьма придирчиво обнюхал свои ладони и ткань одежды. - Не думаю. Скорее всего от повозки. Или от Вас, - последнее он добавил чуть погодя. - Вот уж чем, а нарциссами и фиалками ни я, ни телега пахнуть не должны, - фыркнул Аудиторе. - Ах, Вы об этом...Это запах мыла, которым я пользовался перед выходом. В отличие от некоторых, я моюсь чаще раза в год. - Многие моются чаще раза в год, - приняв камень в свой огород, буркнул Эцио. - Только некоторые не пользуются подобными штуками во время бегства от преследователя. Нас так любая собака найдет. - Ну, на этот счет не волнуйтесь, синьор. Вонь, что меня окружает, скоро так въестся, что я ничем не буду отличаться от последнего пройдохи из сточной канавы. - Скоро вы оба будете благоухать, как разложившиеся трупы, если не заткнетесь! - на этот раз Пио более грозно прервал их беседу. - Ворота уже видны.       Мариус помолчал и, не утерпев, спросил шепотом недоверчиво, но вполне миролюбиво: - Что, действительно сильно пахнет?       Получив короткий утвердительный ответ, юноша ворчливо и весьма самокритично резюмировал: - Я прям роза среди навоза, - и спрятал нос в сгибе локтя под тихий смешок ассассина.       К городским воротам они подъехали молча. С передних телег послышались возмущенные возгласы торговцев, препиравшихся с караулом. Уловив суть происходящего, Пио сделал вид, что копается в сумке, и предупредил своих пассажиров, чтобы были наготове - стража проверяет кузова.       Эцио обнажил клинок, прислушиваясь и ожидая неприятностей, а Мариус, слыша только собственное сердцебиение, прижал к груди ближайшую бутыль с маслом. - Что везешь? - раздался голос стражника. Он подсвечивал себе лампой и внимательно оглядывал повозку. - Да по мелочи. Вино и масло. А в чем дело? Сколько лет езжу - пропускают без всяких досмотров! Вам что, поработать в праздники захотелось? - Приказы не обсуждаем. Показывай телегу. - Да сам смотри! У меня только бутылки и сено, чтобы товар не побился. - Почему не в ящиках? - На кой ляд мне тратиться на ящики, если и так довезу? - Пио говорил уверенно, даже не слез с козел. - Последние на дрова пустили. - А товар твой? - Да не, - протянул торговец. - Хозяйский. Я только отвожу. - Так чего у хозяина ящики не взял? - Да что ты к ящикам прицепился?! Проверяешь телегу - проверяй, а учить меня работать не надо! - прикрикнул на служивого Пио. Стражник вытащил из ножен длинный полутораручный меч, и, встав одной ногой на подставку сбоку телеги, придерживаясь за борт, несколько раз проткнул им сено до деревянного дна кузова, и поводил клинком, со звоном задевая бутыли. - Ты мне товар не попорть, il coglione! (11) Размахался своей железякой! Совсем никаких мозгов под железной шапкой что ли не нажил?! - с замиранием сердца слушая позвякивания меча о стекло, Пио не выдержал и, вскочив, эмоционально зажестикулировал, привлекая всеобщее внимание. - Ты знаешь, сколько денег я должен выручить?! Не меньше двух десятков золотых! Ты и за год столько не заработаешь! Хочешь купить товар - тогда прошу! Бей все!       Подоспевший капитан отряда утихомирил Пио одним жестом. - В чем дело? - Проверяю телегу, - отрапортовал солдат. - Чисто? - Вроде. Бутылки да сено. Больше ничего мечом не нашел. - Тогда быстрее к следующим. Нечего время терять.       Солдат послушно спрыгнул и удалился. Пио внимательно оглядел кузов, поворчал для виду и сел, заведя беседу с торговцем на телеге впереди.       Аудиторе расслабленно выдохнул и взглянул налево: дворянин не шевелился и, казалось, не дышал. Мысленно чертыхнувшись, он раздвинул солому между ними, присматриваясь к Фабретти. Даже в темноте было видно его белое лицо, глаза были распахнуты в ужасе, рот чуть приоткрыт, а в капюшоне плаща топорщилась нитками дыра от встречи с мечом. Замерев, Мариус прижимал бутыль к груди, и только по тому, как тряслись его руки, ассассин понял, что граф жив.       Обоз тронулся, неторопливо ускользая от света факелов у городских ворот и погружаясь во тьму ночного пути. Как только они оказались на безопасном расстоянии, Пио проговорил: - Эй, живы там? Путь свободен.       Эцио разгреб солому над собой и сел, с наслаждением втягивая свежий воздух. - Мариус, можешь вылезать. Снаружи определенно легче дышится, чем там, - выждав несколько секунд, ассассин раскопал дворянина, который так и не шевельнулся. - Мариус? - Эцио всерьез подумал, что ошибся несколько минут назад, и Фабретти все-таки помер. Всматриваясь в его лицо, ассассин позвал его снова и, услышав тихий всхлип, подбодрил юнца. - Все обошлось. Садись, тут тебе полегчает, - ухватив дворянина за шиворот, Эцио потянул его вверх, вытаскивая. - Полегчает? - с запинкой поинтересовался Мариус, неуклюже выбравшись на поверхность и сев рядом с ассассином. Сдернув с головы прорванную ткань капюшона, он выбрал все еще дрожащими пальцами срезанную прядь волос и потряс ею перед лицом Аудиторе. - Как после этого может полегчать?! - Ох, ну подумаешь, шевелюру проредили, - дернул плечами ассассин. - Не последнее же срезали! Велика беда, - Эцио насмехался, но понимал, как мальчишке повезло, что меч прошел у самого виска, не оставив даже царапины. - Да меня чуть не убили! При чем здесь шевелюра? - легкомысленно отбросив отсеченную прядь в сторону, Мариус ощупывал свою голову, опасаясь, что там окажется проплешина. - Что за варварство?! Руками разгребать нельзя, чтобы посмотреть?! Почему надо мечом тыкать?! И вообще! - перенаправив поток негодования с действий стражника, он уставился на молчаливо возвышающийся профиль ассассина. - Почему мы ехали тут? Почему не взяли лошадей и сами не выехали из города?! Для чего нужен был весь этот...балаган?!       Аудиторе потер подбородок, отмечая, как щетина привычно покалывает загрубевшую кожу пальцев. Истерика Фабретти веселила его, но он старался не смеяться над ним открыто. - Да вы, ваше сиятельство, вообще жизни не знаете, да? - Мороз, окрепший ночью, превратил его выдох в мгновенно исчезнувший завиток пара. - Что ж, вот вам и первый урок: внимательно подходите к выбору того, кого нанимаете. И уж точно не связывайтесь с тем, у кого проблемы с городской властью.       Фабретти выпустил досадливый стон, пряча лицо в ладонях. На него снизошло понимание, что его желание просто добраться домой не исполнимо без лишних сложностей. Чтобы хоть как-то выказать свое негодование, он раз, а следом и еще несколько, шлепнул ассассина тыльной стороной ладони по ноге, с каждым новым ударом увеличивая силу. - Вы! Должны! Были! Сказать!       Аудиторе перехватил его руку, задерживая и убирая ее на колено владельца. - Я ничего тебе не должен. - То есть сделка ничего для Вас не значит? - По условиям сделки, я обеспечу тебе защиту. Но рассказывать хоть что-либо не обязан. - Тогда Вы уже не справились. Насколько я знаю, защита подразумевает, чтоб с моей головы ни один волос не упал. А скольких я уже лишился? - ядовито поинтересовался Фабретти, для тепла зарываясь босыми ногами в солому и задевая бутылки, которые предательски звякнули друг о друга. - Товар не побейте! - тут же взревел Пио, ударяя поводьями. Эта ночь превратилась в сплошное нервическое испытание. - Никто не говорил, что будет легко, - пожал плечами Аудиторе, допуская мысль о том, что этот мальчишка совсем не понимает, в какой ситуации оказался и с кем говорит. "Не слово, а несчастье есть учитель глупцов," - подумалось ассассину словами Демокрита. "Может, если он переживет хоть одно серьезное нападение, поймет, что облысеть - самая малая цена за жизнь?.." - Почему бы тебе не поспать, пока есть время? - тон ассассина не располагал к дальнейшим препирательствам.       Фабретти с недовольством аккуратно переложил бутыли, устраивая себе место для ночлега, и свернулся калачиком, пряча ступни в подвернутой поле плаща.       Дорога петляла по равнине. Изредка всхрапывали лошади. Торговцы тихо переговаривались друг с другом. До Пескары было несколько часов пути, за которые Эцио тоже должен был отдохнуть. Кто знает, что их ждет впереди?

Примечания:

1) Diavolo! - Дьявол! (логично же, да?) 2) Bastardo senza cuore - бессердечный ублюдок. 3) Bene - хорошо. 4) Симарра - вариант мужской и женской распашной верхней одежды. Была различной длины, но с рукавами широкими и длинными. 5) Brutte come la merde de gatto - страшный, как кошачье дерьмо. 6) Денаро - самая мелкая монета миланского герцогства. 7) Леонардо и Эцио цитируют разные сонеты Петрарки. 8) Имя Хакел означает "топор" или "ужас". 9) Il stronzo! - Мудак! 10) Pezzo di merda! - Кусок дерьма! 11) Il coglione! - полный идиот!