The red thread

Глава 7.       Аудиторе осторожно потянулся, зевая, и повернулся на бок, спугнув глазеющего на него Фабретти. Это было даже лестно. - Я знаю, что ты не спишь. Можешь не прятаться, - Эцио убрал алую ткань с его лица, и встретился с выразительным взглядом графа. - С новым годом, - неуверенно проговорил тот, подтягивая сбившееся одеяло к груди. - С новым годом.       Они смотрели друг на друга заново, не таясь. Эцио с удивлением заметил, что у Мариуса хватает духа не отводить глаз, в то время как юноша думал лишь о том, насколько ему нравится то, что он видит. Ему очень хотелось коснуться небритых скул и провести по мягким губам до пересекающего их шрама, но он стеснялся и потому только мял пальцами одеяло. - Вставать собираешься? - Эцио подпер голову ладонью, приподнявшись на локте, и стылый воздух коснулся его плеч и спины. - Холодно, - Мариус подтянул колени к животу, скользнул взглядом с шеи ассассина по ключицам до широкой груди, споткнулся о сгиб одеяла, преградившего ему путь ниже, и, наконец, зарделся. - Значит, нужно развести огонь, - Аудиторе улыбнулся, глядя на золотую макушку Фабретти, скрывшего в подушке свое красное лицо. И хотел было коснуться его волос, но опустил руку, усомнившись в правильности поступка. - Тогда иди и разводи. Я вчера это делал, - приглушенное ворчание совпало с хлопком упавшего с крыши снега. - И правда.       Эцио подобрал с пола одежду, неторопливо оделся (хотя надевать грязную и рваную сорочку не было никакого желания), и вышел из комнаты.       "Разок можно. Хорошенький, несчастный. Не мог отказать его просьбе. Salvami...Ну кто останется равнодушным? Лишь бы проблем не появилось. И кто научил его так отдаваться? Леонардо? Тогда понимаю, почему он так привязался к нему. На месте да Винчи, я бы тоже не отпускал, вот только, как я понял, Мариус не особо его жалует. Стар? Не удовлетворяет? Хм, интересно, каково ему было со мной..."       Аудиторе выглянул в окно на сверкающие мягкие сугробы. Ветер стих, и снова светило солнце, а в ветвях высоких деревьев громко переговаривались птицы. "Нет, не интересно. Я был хорош, он тоже, ночь вышла прекрасной, и хватит об этом. Лучше подумать, что сказать герцогу. Выспросить у него информацию, наверное, не будет большой проблемой. Но что он попросит взамен? Убивать его мне незачем. Договориться о сотрудничестве? Военное положение Милана к этому располагает. Что ж, попробуем. Или просто занять город? Пусть Шут с братом повеселятся, устроят массовую зачистку, и тогда можно будет попросить Макиавелли, чтобы устроил там логово - лишним не будет. Да и Гведоли ратовал за эту идею, вот пусть и держит ответ."       Поленья громко затрещали, отвлекая его внимание. Комната с очагом была небольшой. Каменная кладка стен местами покрылась мхом, пыль лежала на всех поверхностях и впиталась в ткань обивки стульев и софы, чехлов, которыми была накрыта остальная мебель. Этот дом не посещали уже многие годы: вероятно, хозяин умер, а отпрыскам не до охоты. Или здесь случилось что-то ужасное?       Аудиторе обошел весь первый этаж, и, перед тем, как подняться выше, нашел за кухней небольшую комнату, где на полу лежала одежда, сброшенная Мариусом перед купанием. "Вот почему волосы были влажными. Надеюсь, он не подхватит простуду, из-за того, что голышом щеголял. Впрочем, я проголодался, да и он, наверняка, тоже. Отнесу ему, а то как же граф да в неглиже при свете дня появится?"       Фабретти выбрался из кровати, как только справился с утренним желанием - порождением похоти. Он бы и рад был провести весь день в тепле одеял, но пробудилось беспокойство: закопошилось, как мышь в амбаре, не давая сомкнуть глаз.       В комнате было холодно, но Мариус не обращал на это никакого внимания. Безынтересная обстановка и пустые шкафы не заняли его, и потому он остановился у окна, разглядывая окружающие дом деревья. На ветвях сидело несколько черных птиц: они с безразличием смотрели по сторонам, пока одна из них не бросила клич - и все вспорхнули, осыпав снег на землю и становясь размытыми тенями вдалеке.       Тишина давила и помогала беспокойству разрастись. Мариус чувствовал себя почти так же, как и вечером: пустым и омерзительно тяжелым. В такие минуты он ненавидел одиночество, в котором никто не помогает отвлечься от неповоротливых мыслей - в пустой голове они рождались исподволь и не были приятными; все сплошь черные гнетущие и порой опасные воспоминания так и норовили поглотить все его существо.       Пальцы Фабретти бездумно поглаживали шею - синяки на ней были ощутимы даже от легких касаний, но он не мог остановиться, раз за разом возвращаясь в придорожный лес и подставляясь воображаемым рукам мертвеца, пока с силой не схватил себя, до боли, чтобы протрезветь и очнуться от безумства.       "Я люблю жизнь. Почему я позволяю этому уроду продолжать жить и снова мучить меня? Нет-нет-нет, так не пойдет. Он мертв. Мертвее не придумаешь - валяется там, безголовый. И теперь он точно никак не сможет навредить. Разве что у хищного зверя будет несварение, если позарится на труп. Хватит жалеть себя! Все обошлось, и тащить в будущее этот мусор нельзя!" Мариус улыбнулся, глядя на запотевшее от дыхания стекло, и провел по нему пальцем. "Я не знаю, как отблагодарить Эцио. Сделка сделкой, но...Я и не представлял, что способен на вчерашнюю выходку. Мне было так плохо, что, казалось, это единственное средство...Боже, что он обо мне подумает? А я таращился на него сегодня все утро...Уверен, что он это заметил. Из огня да в полымя! Как мне стыдно! Но, черт подери, в его руках было так спокойно и хорошо! Получится ли когда-нибудь снова ощутить что-то подобное?" - в приливе воспоминаний, Мариус коснулся своей груди и повел ладонью к спине, обнимая себя так, как это делал ассассин, и лелея возрожденные воспоминания совсем иного рода, нежели раньше.       В такой позе его и застал врасплох мягкий, как у самого опасного хитреца, голос Аудиторе. - Мариус?..       Фабретти вздрогнул, обернулся, испуганно и удивленно рассматривая человека в дверях, будто не верил в его существование. В тот же миг он осознал свою наготу и на подогнувшихся ногах, метнулся из стороны в сторону в поисках убежища. Он его не нашел, и потому, прикрывая пах ладонями, подбежал к кровати, стянул с нее медвежью шкуру и закрылся ею.       Эцио наблюдал за ним несколько долгих секунд, прежде чем позвать. Разглядывал плавные линии его юношеского тела, довольный тем, что несмотря на худобу, ребра все-таки не проступают. Именно эта радостное ощущение и насторожило ассассина, считавшего, что он уже не в том возрасте, когда нужно заводить романы, ведь ради плотского удовольствия всегда можно найти кого-то в публичном доме. Однако в случае с Фабретти что-то было не так: например, вот эта его забавная беготня не раздражала ассассина, а пробуждала в нем юношеский задиристый характер.       Разрушив молчаливую заминку, они заговорили, притом вслух - подыгрывая один другому, но мыслями - создавая свой личный ад. - Твоя одежда. Без нее немного не удобно, да? - "А у него не только личико хорошенькое, но и фигура соблазнительная. Если, конечно, обращать на это пристальное внимание." - Спасибо. Положи куда-нибудь. - "И иди к черту. Провались ты пропадом. Постучать не мог!" - Ты, кстати, голодный? - "Ух, как краснеет. Можно подумать, целомудренная святоша. А если вспомнить, что ночью вытворял - дьявол же!" - Да. Сумка с продуктами должна быть где-то в кухне. Хочу разогретое мясо. - "Господи, разреши мне куда-нибудь провалиться...Он так и будет меня взглядом сверлить? Еще и посмеивается...Да ведь он издевается!" - Разумеется, ваша светлость. Еще какие-либо пожелания к позднему завтраку? - "Подразню еще немного...Пока он будет злиться на меня, может, не станет беспокоиться о других бедах?" - Раз уж так настойчиво интересуешься, то я хочу фруктов, горячего красного вина и чего-нибудь сладкого, - "Привалился к стенке, как в галерее. Я ему что, статуя, чтобы так разглядывать? Нет, он и вправду издевается!" - Но можешь не переживать за отсутствие у тебя кулинарных талантов. Я оденусь и сам все сделаю. А теперь...иди куда-нибудь. Ты лошадей проверил? - Думаешь, с ними что-то случилось? Конюшню я запер, да и снег не даст им открыть двери. - А вдруг крыша обвалилась?! Иди и проверь! - топнув ногой для весомости, Мариус плотнее обвернулся темной шкурой, удерживать которую ему было не просто. - Да не обвалилось там ничего, - отмахнулся Эцио, не в силах совладать с весельем, растягивающим губы в улыбку. - Брось, дались тебе эти лошади. Ты мне лучше скажи... - Пешком в Инсбрук я не пойду, чтоб ты знал. И если они сдохнут от голода или холода - в этом будешь виноват ты и только ты...Я прошу тебя, исчезни отсюда и дай мне, в конце концов, одеться! Ей-богу! - сорвался граф. - Так ты меня стесняешься? Что же ты раньше не сказал? - Эцио изобразил удивление. - А ты справишься? Я слышал, что аристократам помогают надевать...- его речь прервала брошенная подушка, от которой он легко увернулся. - Мариус, я понял. Держи шкуру, а то упадет. Ох, и чего я там только не видел? - Эцио выскользнул за дверь, но далеко не ушел, прислонившись к стене у проема. - Ничего ты там не видел. Щупал - да, но не видел! - издав неразборчивый, но определенно досадливый звук, граф поспешил негромко добавить: - И вообще граф не должен перед простолюдином отчитываться! - Да-да-да...Но с чего ты взял, что я простолюдин? - ассассин с интересом прислушивался к торопливым шагам и шороху одежды, среди которых раздался недовольный вздох. - Не подслушивай! Я не с тобой разговариваю! - А с кем же? - Ты невыносим, Эцио Аудиторе. Честное слово. Тебя забавляет все это? А меня нет. Хватит, потому что я уже запутался!       Мариус и вправду перестал ясно понимать, что он должен говорить и что он говорит на самом деле. К этому времени в его голове уже сформировалась мысль о том, что ему желанна близость с ассассином. И он стыдился этой мысли изо всех сил. - Я предлагал свою помощь, но ты ясно дал понять, что оденешься сам. В чем запутался? В сорочке или штанишках?       Наступившее молчание означало конец шутливой перебранки, и Эцио собирался уже заглянуть в комнату, как из нее вышел граф, поправляя рукава сорочки. Вид у него был обиженный. - Мариус, не дуйся, - мягко попросил Эцио, следуя за ним. - Я не дуюсь, просто мне надоели твои издевки. И в конце концов...- Фабретти обернулся, возмущенно вскинув голову. - Да! Я стесняюсь! А почему я не должен?! Пойду приготовлю что-нибудь поесть. А ты займись, чем хочешь.       Аудиторе не нашел, что сказать, и потому только развел руками, позволяя Мариусу скрыться в кухне и вновь остаться наедине со своими переживаниями. Несколькими часами позже, на подъезде к границе Тироля.       Пейзаж полнился усыпанными снегом вершинами гор. Солнце достаточно грело, чтобы к вечеру растопить сугробы и превратить дорогу в вязкую и хлюпающую под колесами повозки грязь.       Эцио закрепил поводья, чтобы не держать их в руках, и обернулся к Мариусу, вытянувшемуся в кузове. С тех пор, как они выехали, тот и слова не обронил, да и до того ограничивался лишь краткими репликами по существу. - Все еще со мной не разговариваешь? - Нет, просто размышляю. - Можно спросить, о чем? - О всяком. - Ну, раз тебя так увлекают эти мысли - Бога ради.       Ассассин не собирался упрашивать графа побеседовать. Не хочет говорить - пусть отмалчивается. Почему его беспокоит застоявшаяся тишина, Эцио не задумывался, только пытался побороть слабое, но растущее раздражение. Он опасался того, что только выстроившиеся деловые отношения с Фабретти теперь осложнятся из-за одной единственной ночи. И причину этого он видел не столько в поведении Мариуса, сколько в том, что сам придает случившемуся непозволительно большое значение. - Я могу спросить тебя? - Если ваше сиятельство снизошло до вопроса, почему бы мне, простому смертному, не ответить? - Я хочу все расставить по своим местам, чтобы стереть эту чертову неловкость! Ты можешь быть хоть чуть-чуть серьезен? - О чем ты? Я всегда серьезен. - Не важно, забудь. Дурная была идея. Пусть все остается, как есть.       Эцио не любил подобные разговоры. В них ему всегда приходилось давать ложные обещания и безостановочно льстить партнерше. Исключением была лишь Катерина, с которой все разговоры так или иначе сводились к делу. Однако сейчас Аудиторе признал правоту графа и, рассудив, что такая беседа станет лучшим решением, кивнул. - Давай поговорим. Я хотя бы пойму, что в твоей голове происходит. - А ты будто не понимаешь? - Не понимаю. Весь день корчишь из себя обиженную невинность, а я должен гадать, почему? - Так, - Мариус сел, прикрыл глаза, успокаивая себя, чтобы со всем пафосом не натянуть белый капюшон ассассину до колен. - Давай установим правила. Я говорю - ты слушаешь, потом наоборот. Согласен? Вот и здорово. Итак. Я знаю, что мы знакомы совсем недавно, и, возможно, за это время я показал себя не с самой лучшей стороны. Но я также считаю, что имею на это право. И так как я понятия не имею, как ты ко мне относишься, то мне очень не хотелось бы, чтобы...чтобы...чтобы из-за вчерашнего порыва ты считал, будто я всегда так делаю и...со всеми. То есть не то, чтобы ты - особенный. Случись кому-то другому оказаться на твоем месте, возможно, я бы поступил так же. Не знаю. Но дело не в этом. Поэтому когда ты откровенно смеялся над моей застенчивостью, мне было обидно. Я не привык к тому, что меня кто-то видит неодетым. Тем более тот, кого я почти не знаю, а в свете последних событий еще и стыжусь, - граф выдохнул, снова набрался сил и обернулся к Аудиторе, который смотрел на него с прищуром. - Подведу итог: я хотел бы извиниться, что повел себя таким образом и доставил неудобства. - Неудобства, - повторил за ним ассассин и потер лоб. Это было последнее слово, которым он мог бы описать испытанное удовольствие. - Послушай. Мне и вправду странно слышать от тебя подобную тираду, зная, что я - не первый мужчина, с которым ты провел ночь. Не перебивай. Никто из нас не является девицей с обманутыми ожиданиями. Поэтому тебе стоит относиться ко всему проще. Мы сделали каждый свой выбор, так что не стоит стыдиться, или…чем еще ты забил себе голову? - Эцио помолчал, раздумывая, и не нашел, что бы добавить к сказанному. - Я все прояснил?       Фабретти покусывал губу и вертел в пальцах длинную соломинку. - То есть тебе не было неприятно? - Не было. - И ты никого не представлял вместо меня? - Никого. Зачем мне это, если я прекрасно знал, с кем занимаюсь любовью?       Мариус почти испугался этих слов, но постарался не подать вида. - Хорошо. Мне все понятно. Больше не будем об этом. Но я хотел бы добавить, что у меня было не так уж много любовников, как, возможно, ты себе навыдумывал. Поэтому не считай, что для меня провести с кем-то ночь так же просто, как...налить вина в бокал. - Да не оправдывайся, - усмехнулся ассассин, отворачиваясь к лошадям. - Я понял, что ты не распутник, соблазняющий всех и вся веселья ради. - Замолчав, Аудиторе некоторое время раздумывал над тем, что и вправду не ждал, что граф окажется таким стеснительным. И, не успев остановить свое любопытство, поинтересовался: - А почему ты спросил, представлял ли я кого-то на твоем месте?       Мариус, только устроившийся поудобнее, закатил глаза и снова сел, решив на этот раз перебраться на козлы. - Мы же решили больше не поднимать эту тему! - Да-да, но мне интересно. - Мне тоже было интересно, кто может быть таким счастливым...обладателем...То есть, кого ты...Нет, не так. Мне было бы любопытно узнать, с кем ты встречаешься. И кого ты можешь так...касаться. Вот и все. - Тебе так понравилось, что решил узнать меня поближе? - Эцио улыбнулся с долей грусти: испытывать подобие разочарования от самолично принятых решений было для него в новинку. "Одна ночь ничего не меняет. Мы едва знакомы. Он слишком юн. Я слишком занят. Нет, ничего из этого не выйдет. Глупость какая! Эцио, что с тобой? Что за лишние мысли?" - Если и так, то что? Да, понравилось, но..! Ох, отстань! - Фабретти с радостью бы сбежал куда-нибудь, лишь бы не продолжать разговор, но вместо этого дал волю своему раздражению. - Или ты опять издеваешься? Как тебе самому не надоело. Что плохого в том, что мне понравилось? Я на тебя не вешаюсь, ничего не требую, доберемся до Милана - распрощаемся и больше никогда не встретимся, живи этой мыслью! Хотя нет, знаешь, все-таки потребую: следи за дорогой. Молча. И поясню сразу: нет, я не влюбился в тебя, так что можешь не шутить на эту тему. Взрослый, а ведешь себя, как ребенок! - Выговорился? - Да. - Хорошо. Я польщен. - На здоровье. - Мариус. - Что еще? - Точно не влюбился?       Фабретти огляделся в поисках чего-нибудь подходящего для убийства, но, не найдя ничего, решил воспользоваться руками: схватил шею захохотавшего ассассина и потянул на себя. - Да кому ты такой сдался?! Кто вообще в тебя влюбится?! Убийца и язва! Состариться не успеешь - кто-то тебя прибьет! - Смотри-ка, а говорил, что не вешаешься! - удерживая руки, после его слов отпрянувшие, Эцио продолжил. - Ну все, пошутили и хватит. Давай о деле. В Инсбруке мы встретимся с человеком по имени Шут. Он тоже ассассин, но...со странностями. Я хочу тебя предупредить, чтобы в его присутствии ты не говорил о том, что имеешь хоть какое-то отношение к тамплиерам. - Но я не имею к ним никакого отношения, - все-таки высвободившись, Мариус сел рядом с Аудиторе. - Твой отец был тамплиером. А Шут не будет разбираться, насколько ты верен его идеалам. Убьет с особой жестокостью и повеселится с твоим трупом. Давай попробуем избежать конфликта интересов? К тому же, если ты не отправишься со мной к герцогу, тебе придется остаться с Шутом или его братом. - А просто подождать тебя где-нибудь я не могу? Мы ведь можем нанять комнату. - А если тот наемник был не единственным, кого послали за тобой? Нет, Мариус. Я не оставлю тебя без присмотра. - Тогда я пойду с тобой к герцогу. Ты ведь не дашь ему мне навредить? - Он этого вряд ли захочет. Ну, тогда решим все на месте. Мало ли...может, он уже покинул город?.. Инсбрук, вечер 1 января 1500 года       На въезде в город повозку остановила стража. Трое солдат окружили их, пока один особо тщательно приглядывался к путникам. - Кто такие? Что везете?       Эцио не растерялся, пожав плечами. Особое зрение подсказывало, что не стоит опасаться этих людей, которые просто выполняют свою работу. - Добрый вечер, господа! Да вот братец приболел, едем с племянником навестить. Праздник ведь, а братец без подарка остался. - Что в телеге? - Сено для удобства. У племянника больная спина, на твердом долго не может ехать. Проверяйте, если не верите. - Слезайте оба. Все проверим. Нынче в городе неспокойно, лишних приказано не пускать. - Лишних? - Эцио спрыгнул, поморщившись от прозвучавшего лязга оружия и доспехов, и помог спуститься Мариусу. Солдат, тоже услышав странный звук, подал кому-то знак, и из ворот к ним вышел начальник стражи, что понял ассассин по отличительным деталям его одежды. - Подозрительные личности, - доложил солдат на вопрос командира "в чем дело?" - Повозку проверили? - бегло осмотрев задержанных, спросил командир. - Еще нет. - Тогда за работу. С этими я сам поговорю, - отозвав Эцио и Мариуса в сторону, начальник стражи еще раз пристально их рассмотрел. - Ассассин, значит. Спокойно, я по символу признал, - не дав и слова вставить, жестко проговорил он. - Вашего брата здесь немного, но шуму они поднять успели. Ты их сменщик? - Понятия не имею, о чем Вы. Это из-за этого шума такой досмотр? - Эцио хоть и признал в нем союзника, но все равно осторожничал. - Можно и так сказать. Сделали видимость того, что народ дохнуть стал не по воле императора, а от невидимого врага. Бред, конечно, но кто мы, чтобы ослушаться? Потому, если ты на смену своим ребятам пришел, работай тише. Показательные казни...действуют мирным жителям на нервы. - У меня другие интересы в городе. - Нда? Жаль. Надеялся, что нашим работягам станет полегче с уборкой трупов. А это кто? - командир кивнул на Мариуса, стоявшего чуть позади ассассина. - Не имеет значения. Он со мной. - Политического убежища ищет? Император нынче не в духе, может и отказать. Ему и так, я слышал, миланский герцог жизнь подпортил...Но к ассассинам он лоялен, может, что у вас и выгорит. - Мы не к императору, - заканчивая разговор, Эцио кивнул на солдат, отошедших от повозки. - Все проверили. Пустите в город? - Пущу. Здесь неподалеку есть один постоялый двор, езжай туда. Там вам не будут лишних вопросов задавать, да и еда приличная. Как въедешь за ворота, сверни направо и до конца. Увидишь столб с вывеской, дальше разберешься. Если вдруг все-таки спросят, скажи, что я послал. - Спасибо, синьор. - Вместо спасибо лучше бы со своими поговорил, чтобы тихо работали.       Пообещав сделать, что возможно, Эцио ввел повозку в город. Как он и думал, направить сюда двух сумасшедших - не лучшая идея Макиавелли.       Инсбрук был небольшим городком, расположенным в долине альпийских гор, величаво возвышающихся, как природная неприступная и весьма устрашающая стена. Людей на улице встретилось немного, все они были тихими и неразговорчивыми. Справа от них между высокими берегами бесшумно растекался Инн. - О чем вы говорили с тем человеком у ворот? - разглядывая двух и трехэтажные здания, выстроенные по одной стороне улицы, поинтересовался Фабретти. - Я ни слова не понял. - Он посоветовал, где остановиться, - уровень владения немецким языком у Эцио был достаточен, чтобы понять суть быстрой и резкой речи, перемежающейся с итальянскими словечками. Но в целом не мудрено, что Мариус остался в неведении о происходящем. Да и, возможно, к лучшему. - Вот как. Ты специально учил их язык? - За годы всякого пришлось нахвататься. Вот и указатель...«Ариадна»,- хмыкнул ассассин, прочитав название двора, сворачивая и подъезжая к длинному двухэтажному деревянному дому. - Думаешь, тут заложен скрытый смысл? Приходите и узнаете путь? Помогу выбраться из лабиринта? - Лучше бы обойтись без всяких таких смыслов. Разбираться в хитросплетениях интриг заграничных дельцов мне совсем не хочется. Сегодня переночуем здесь, а завтра приступим к делам. - Почему не сегодня? - Потому что мы приехали вечером. Встреча должна состояться на рассвете, поэтому будь готов к тому, что я разбужу тебя рано.       Хозяева оказались весьма приятными людьми, вполне сносно говорившими на итальянском, и которым не пришлось рассказывать ничего лишнего. Муж и его помощник взяли на себя заботу о лошадях и повозке, в то время как жена определила гостей в разные комнаты. - Я же правильно полагаю, что вам нужно две спальни? - хмуря брови в ответ на легкое замешательство Фабретти, громко спросила она. Эцио она заселила в тесную комнатушку сразу у входа с лестницы, а Мариуса увела вглубь коридора. - Ну...да, - нехотя согласился он, оглядываясь на ассассина, который внимательно следил, куда определят его подопечного. - Тогда вот. Последняя осталась. Не сильно богато, зато чисто. Будет холодно — кутайтесь в два одеяла. С обогревом у нас беда. - Понятно. А горячая ванна у вас бывает?       Женщина смерила его взглядом мамочки, чей ребенок пытается рассказать ей что-то невероятно интересное, но абсолютно неразборчиво. - Хорошо. Нет, так нет. Но таз воды можно будет попросить? - Можно. Мальчишка принесет. Ужинать будете? - Будем, - поспешно согласился граф, у которого желудок прилипал к позвоночнику. - Тогда, синьор, спускайтесь в обеденную залу первого этажа, когда будете готовы.       Женщина удалилась, оставив двоих рассматривать маленькие комнатки, не переступая их порог. Ассассин и граф обменялись скупыми вздохами и закрыли за собой двери. Выбирать не приходилось.       Мариус ворочался на жесткой узкой кровати под колючими одеялами. Ужин ему понравился, еда была выше всяких похвал, но на том его довольство и заканчивалось. После захода солнца температура значительно понизилась, а огонь в очагах не спасал. Фабретти мерз несмотря на то, что лег спать в одежде и периодически тер ноги одна о другую. «Потерпи. До утра осталось всего ничего...Часов шесть? Или восемь?» - пытался уговорить себя граф. И если бы холод и неудобство постели он мог бы стерпеть, то вот лицезреть паука, опускающегося с потолка на пол рядом с кроватью, было выше его сил. «Зато чисто…» - припомнил он слова хозяйки, брезгливо поджимая губы и оглядывая потолок более пристально. Дружная паучья компания рассредоточилась по углам и, разумеется, не обращала никакого внимания на постояльца, вот только ему казалось, что они готовятся к страшно изощренному убийству.       Мариус боялся пауков до поросячьего визга.       Побледнев, юноша сполз с кровати, держа опускающегося паука в поле зрения, стянул оба одеяла, поспешно обулся, не натянув сапоги до конца и стаптывая задник, схватил свою сумку и вылетел из комнаты. Громко шаркая обувью, он торопливо отыскал дверь Аудиторе и постучал. Сначала скромно и тихо, боясь потревожить, но затем все настойчивее, пока ему не открыли. Взгляд Эцио был сонным и недовольным: самое ласковое, что отражалось в нем, было «какого черта лысого ты приперся?» - Понимаю, что это нагло с моей стороны, но я не могу там спать. Пусти к себе. Пожалуйста, - затараторил Фабретти, но несмотря на умоляющий взгляд, получил весомое: - Нет. Иди спать. - Не пойду. Там холодно, жестко и там пауки! Штук пять! По всему потолку! - Так убей их.       Мариус понимал, что Эцио прав. Действительно, убийством можно решить любую проблему, если только ты можешь подкрасться к жертве и воплотить задуманное. А к паукам граф не мог подойти даже на пушечный выстрел: его ноги подгибались, нутро холодело и очень хотелось плакать. - А...а если новые приползут, пока я сплю? - надеясь скрыть панику, Фабретти попытался заглянуть в темную комнату за спиной Аудиторе и так и не понял, отчего комок льда скатился к желудку: то ли от боязни вернуться обратно в спальню к паукам, то ли от мысли, настигшей его именно в этот момент. - Ой...или ты не один? - Определенно не один, - буркнул Эцио, отходя в сторону. - Заходи. Устраивайся на полу. - На полу? - Или на стуле. Выбор невелик.       Войдя, Мариус огляделся и не нашел ничего нового: такая же узкая кровать, стул и стол у окна. По крайней мере, других людей не было, как и пауков. - Я мог бы лечь на кровать с краю... - Нет. Кровать очень узкая. Ты свалишься, а мне что, караулить тебя всю ночь? - не дожидаясь, пока тот определится, где будет спать, Эцио вернулся под одеяло, с удовольствием вытягиваясь на спине. Руки он забросил за голову и только сомкнул веки, как через его ноги, совершенно неуклюже, к стенке пробрался Фабретти и завозился, устраиваясь. - Тогда я с этого краюшку лягу. Ты меня даже не заметишь. - Мммгм, - возмущенно протянул Аудиторе, не подобрав слов. - Не ворчи. Зато теплее будет.       Мариус накрыл одним одеялом спину и вжался ею в стену, остальные одеяла выложил поверх Эцио, забился ему под бок, вытянувшись стрункой, и устроил голову на краю подушки под поднятым локтем ассассина. - Четыре одеяла лучше двух. - Да спи уже. - Спокойной ночи.       Ногам было неудобно. Закусив губу, тихонечко, крадучись, он переложил одну между ног Аудиторе, надеясь, что он не выкинет его за такую наглость. Но тот только раздраженно выдохнул и отвернул лицо. - Извини, - шепнул граф и закрыл глаза, отмечая детское счастье, выпустившее тонкие теплые и благодарные лучики в сердце.