"Здравствуй. Я не сдержал обещания и пишу тебе спустя месяц. Не вижу смысла в том, чтобы заниматься бесполезным занятием, так что знай: твои предсказания не сбылись. Может, мне нужно больше времени? Надеюсь, у тебя получилось лучше, и сейчас, читая эти строки, ты морщишь лоб, силясь понять, кто же их автор. Как ты мне и говорил, я вплотную занялся своими домами. Денег пока хватает на одновременное восстановление одной оружейной и винодельни. Отремонтированные лавки уже работают и приносят некоторый доход. Хотя с торговлей все еще не так хорошо, как было во времена отца. Надеюсь, что ты хоть в этом был прав, и все наладится. Через три дня должны приехать старые друзья отца из Франции. Постараюсь договориться с ними и возобновить поставки вина. Возможно, приедет брат мамы - дядя Луи. Боюсь этой встречи и жутко нервничаю. Заставил Роберто проследить за тщательной подготовкой дома к приезду гостей. Он был недоволен. Может, я был слишком резок? Как ты и просил, я написал Леонардо, что со мной все хорошо, возвращаться к нему не буду, но жду в гости, если он окажется поблизости. Надеюсь, я был достаточно мягок и вежлив. Если встретишь его, передавай привет, потому что ответа от него я не получил. Вероятно, занят со своими учениками и творениями, как всегда. Приезжал человек от герцога. Я передал ему один из сундучков, которые мы видели с тобой в подземелье. Надеюсь, этого ему хватит. Хотелось бы, чтобы все войны уже закончились и началось мирное существование. Свое одиночество я все равно не могу назвать жизнью. Надеюсь, у тебя все хорошо. Буду рад получить какой-нибудь ответ, если у тебя найдется несколько минут на его написание. Со всей осторожностью, М.Ф. 13 февраля 1500г."
- Язва, - усмехнулся ассассин, перечитав часть письма и отложив его в сторону, чтобы взять следующее. Несмотря на то, что письмо он получил так поздно и так не вовремя, Эцио был рад читать ровные строки текста, слышать интонации графа и представлять, каким было его лицо, когда он старательно выводил пером маленькие витые буквы."Снова здравствуй. Прошло несколько недель, а я так и не получил от тебя ответа. Это - форменное хамство с твоей стороны. Могу я вызвать тебя на поединок за подобное оскорбление? Предлагаю использовать в качестве оружия гнилые томаты (у нас испортились три ящика, надо же их как-то реализовать!). Стараюсь быть честным с собой (и с тобой, так уж и быть) и думать, что ты невероятно занят, но жив и здоров. Не мог же ты внезапно действительно все забыть! Не верю, не буду верить в это, и...лучше приму то, что ты не хочешь поддерживать вообще никаких отношений со мной. Но ты обязан сказать мне об этом откровенно и честно (лучше на бумаге, так я больше поверю). В прошлом письме я говорил, что должны приехать гости из Франции? Приехали все: и друзья отца, и дядя со своей женой и тремя дочерьми! Я тогда порадовался, что тебя здесь нет - все мои сестры настоящие красавицы, а ты знаешь, насколько я могу быть придирчив к чужой внешности! Мы много о чем разговаривали с Луи (это мамин брат), Франциском и Бенджамином (два давних приятеля отца, но намного моложе его, чем я был порядком удивлен). Франциск обещал через месяц прислать своих партнеров для закупки первой партии с обновленной винодельни. Кстати, я повстречал изумительного человека! Его зовут Бенвенуто. В свои 62 года он обладает невероятным чувством юмора, трезвостью и живостью ума, и знает рецептуру и технологию изготовления вин. Согласился нанять его, когда строительство будет окончено. Надеюсь, он не успеет умереть до того времени. Когда мне становилось невыносимо грустно, я безобразничал с Бенджамином. Но он так отвратительно смеется, что дальше шуток и глупой детской возни у нас не зашло. Вчера они уехали, и мне немного грустно. Наверное, поэтому тешу себя воспоминаниями и пишу тебе. С каждой строкой надежда на получение от тебя весточки тает, но я упрям. Прошу тебя, дай знать, как твои дела. Можно без подробностей и одной строкой...Не знаю, как закончить, чтобы не сболтнуть лишнего. М.Ф., 5 марта 1500г."
Эцио нахмурился, небрежно уронив листок поверх предыдущего. Настроение, улучшившееся после прочтения первого письма, накренилось и стремительно начало падать. "Что это за Бенджамин? Может, тамплиер? Очень, мне кажется, тамплиерское имя. Конечно, тамплиер, и думать нечего. Какие еще могли быть друзья у его отца? И что это за детская возня? У нас обычно, после такого все тело болит несколько дней, и синяки не проходят. Детская возня - это кулачный не смертельный бой...Ох, да кого я обманываю," - хмурясь, Аудиторе сел, нехотя распечатал третий конверт и приблизил исписанный лист бумаги, весь в кляксах, к огню свечей."Надеюсь, ты все-таки умер. Если это так, прошу родственников, читающих эти строки, потратить несколько минут своего времени и ответить мне, когда же этот невыносимый человек представился перед...уж вряд ли Богом. Если же все-таки ты в добром здравии, я желаю тебе ушибиться мизинцем ноги о самый выпирающий угол какой-нибудь деревянной мебели!.. Пишу тебе ночью, поэтому прошу простить мой, возможно, неровный почерк. У нас гроза. И каждый раскат грома, кажется, сотрясает все палаццо, а молнии так расчерчивают небо, будто Бог хочет расколоть его на множество частей. Не знаю, стоит ли рассказывать о том, как идут дела в палаццо, интересно ли тебе это? С одной стороны, все хорошо. С другой, Сфорца Моро выступил против французов, началась война, армия в полной готовности прошагала через мои земли. В начале месяца я встречался с приближенными короля и смог договориться о том, чтобы солдаты проявили уважение к моим территориям. Они так и сделали: никого не тронули, все оставили в прежнем виде. Теперь я буду должен устроить грандиозный праздник за свой счет, если в войне победят они. Надеюсь, герцог собрал достаточную армию... Эцио, не знаю, чем я так провинился перед тобой. Пожалуйста, прекрати испытывать мое терпение, я волнуюсь. Напиши мне. Мне...это необходимо. М.Ф., 27 марта."
Последний конверт был вскрыт сразу по прочтению третьего письма. В душу закралось беспокойство, подтачивающее обычное безразличие к любовным посланиям."Приветствую. Вероятно, я больше не буду писать...Я все-таки постараюсь отпустить и похоронить последнюю надежду на наше...хоть какое-нибудь общение. Сразу не получится, поэтому, возможно, через неделю я еще раз отправлю исписанную бумагу в неизвестность. Я передумал все варианты. Если бы ты был мертв, мне уж кто-нибудь бы написал об этом! Если ты в поездках...как далеко тебя занесло, что за несколько месяцев ты так и не получил моих писем?..Это, наверное, лучший вариант из тех, что пришли в мою голову (все перечислять не буду, пожалею бумагу). Признаюсь, что я искал кого-нибудь, чтобы в моей спальне хоть на пару ночей стало менее одиноко. Я был на нескольких праздниках, общался со многими людьми и старался хорошо провести время. И мне это удалось!..Однако, засыпать мне все равно приходится в одиночестве, и кажется, будто постель становится ледяной равниной, где ничто не может меня согреть. Вскоре, думаю, и вовсе спать перестану. Лучше так, чем терпеть эти мучения. Надеюсь, что тебе мерзнуть не приходится...Черт тебя подери, знал бы ты, как мне жутко от этих мыслей! Вчера французы одолели герцога. Не знаю подробностей, но Милан вновь принадлежит французской короне. И мне придется весьма раскошелиться...Впрочем, попробую сторговаться. Когда был в обществе, снова слышал, какие ассассины мерзавцы. Некоторые из наших жителей надеются, что Папа обратит внимание на эту проблему и решит ее. Однако другие открыто выступают против их высказываний. Перепалки едва не превращаются в скандалы и бои... Береги себя. Я как-нибудь тут справлюсь. Прощай?..Или ты все-таки вспомнишь, как писать?..Или попроси кого-нибудь сделать это за тебя (только на случай, если ты по какой-то неудивительной причине лишился рук. Меня это не смутит, если ты так думаешь). М.Ф., 11 апреля 1500г."
Эцио опустил листок, разглядывая свои руки, испачканные за день. С момента его возвращения в убежище на Тиберине, ему еще не удалось умыться. Он увидел, что на обратной стороне листа остались размазанные следы его пальцев, отчего ему стало не по себе. Тогда ассассин поднялся и в приготовленном еще вчера тазу с холодной водой вымыл руки со всей тщательностью. "Последнее письмо датировано началом апреля. Он что, действительно больше мне не писал?" - с неожиданными разочарованием и досадой подумал Эцио, обтирая пальцы тонким полотенцем. - "Или Ромео отдал не все конверты?..С этого сорванца станется." Он оглядел просторную комнату, в которой то тут, то там, укрытые вечерним мраком, лежали разные вещи - доспехи, оружие, сундуки и книги; и в углу - смятая остывшая кровать. Ассассин признался себе в том, что все это время ему было не теплее. Миланское герцогство, 13 января 1500 года. Эцио гнал лошадь к приближающимся границам герцогства. Встречный холодный ветер будто хотел содрать след прощального поцелуя с губ, и, как бы желая сберечь его, ассассин поднял воротник. Впереди высились горы, вглубь которых ему предстояло пробраться. Замерзая, ассассин останавливался, чтобы развести огонь, и в его языках видел золотые локоны и улыбку Фабретти. - Стареешь, приятель, - сказал Эцио сам себе, подвигаясь ближе к огню и поглядывая на кобылу. - Размяк. В Тоскане будет столько прелестных дам, что этот мальчишка и не вспомнится! Не могу же я променять округлые девичьи формы, их грацию и гибкость на костлявую плоскость! Кобыла фыркнула, и ассассин принял это за ответ. - Нет, во всем остальном он, конечно, не проигрывает, но...Ты же умная лошадь! Должна понимать, что делу время, а потехе - час...К тому же, не хочу я больше на север ездить! Здесь холодно. Не то, что дома... Кобыла фыркнула еще раз и перешла поближе к Аудиторе. - Хотя знаешь, это приятно - быть нужным и желанным. Вот не понимаю, чем он зацепил! Нравится - и все! У тебя так было? Конечно же нет...- ассассин потер висок, глядя на равнодушное к его терзаниям животное, и позволил себе окунуться в приятные воспоминания. К вечеру он, покрытый снегом, уставший от трудного пути по горным тропам, но полный решимости завершить свою миссию, оказался у входа в пещеру. О дальнейшем пути карта умалчивала, и Аудиторе понимал, что ему следует полагаться только на чутье ассассина. Лошадь он оставил внутри пещеры у входа, понадеявшись, что умному животному не захочется самостоятельно уходить из укрытия на снежную гористую местность. Взял с собой необходимое снаряжение, сделал факел и, освещая неширокую дорогу, двинулся за артефактом. Пещера уходила вглубь горы. Сырая ровно настолько, чтобы ассассин порадовался тому, что пришел сюда зимой, а не весной, в разгар оттепели. Пробираясь с каждым осторожным шагом все глубже, Эцио не ощущал недостатка воздуха, и ему начинало казаться, что он идет словно по древнему коридору, являющимся частью чего-то большего, какого-то невероятного сооружения, созданного внутри горы. Его окружали природная тишина, давящая и рождающая слуховые галлюцинации, и мрак; видел он ровно столько, насколько позволял ореол света от горящего факела, потому всякие мысли о невероятной архитектуре строения в дальнейшем он отнес к разыгравшейся фантазии. Только врожденное умение определять грядущую опасность успокаивало - пока бояться было нечего. Спустя час неторопливого и аккуратного шага по каменистой тропе, виляющей то влево, то вправо, то обрывающейся ступенями в половину человеческого роста, Аудиторе вышел на небольшое плато, окруженное с трех сторон глубочайшей пропастью, глянув в которую Эцио поспешил отпрянуть. "Нельзя долго смотреть в бездну, - подумал он. - Иначе она может взглянуть на тебя. А лететь туда...-ассассин прислушался к своим ощущениям, посветил в бездну факелом, еще раз глянув с расчетливым любопытством, - можно очень долго. Буквально - до конца жизни." В центре плато стоял одинокий трухлявый ящик, крышка которого была сдвинута наполовину. Опустившись на колено, ассассин осторожно осмотрел сам ящик, пол рядом и осторожно снял крышку. Сперва ему показалось, что ящик пуст, однако приглядевшись, он различил посеревший от времени свиток. Кое-как установив факел, с нехорошим чувством, что миссия далека от завершения и ему предстоит еще длинный путь, Эцио осторожно, боясь повредить находку, развернул свиток."Мое имя, по словам Магистра, тленно и ничтожно, посему нет смысла оставлять его хоть в чьей-либо памяти. Расскажу лишь, что здесь должно было храниться нечто, чему нет места в нашем мире. Мой наставник - сеньор Альберти - ужасался возможностям этого дьявольского устройства, приговаривая, что весь мир падет к ногам того, кто им владеет. Магистр требовал укрыть устройство от чужих глаз в этом древнем хранилище. Сеньор Альберти просил скрыть его так, чтобы больше его никто не нашел. Нас было двое. Я уйду сообщить Магистру, что его поручение выполнено. А Лука и устройство отправились в бездну, из которой нет пути назад никому и ничему. Я не мог подвести сеньора Альберти. Даже ценой такого греха. И покуда оставшуюся жизнь мне придется молчать - пусть сейчас я исповедуюсь этому листу. А если кто найдет сей лист - не ищи устройства - погибнешь."
Аудиторе вздохнул, опустив свиток. Огляделся. Нехотя обошел плато, со всех сторон пытаясь разглядеть дно пропасти, даже сбросил ящик, но не услышал звука его падения. Недовольно поджав губы, ассассин цыкнул и тут же пожал плечами, усмехаясь. "Что ни делается - к лучшему. Может, действительно артефакт покоится где-то там внизу. И пускай. Я не нахожу ни единого варианта спуститься туда живым. И вряд ли кто другой найдет. Кто бы ты ни был, - ассассин подразумевал автора оставленного послания, - надеюсь, ты не лгал." Более задерживаться здесь смысла не было. В Монтериджони ассассин был спустя два дня. Палаццо Фабретти он объехал десятой дорогой. Рим, остров Тиберина, вечер 02 июня 1500 года - Выезжаем завтра, как только рассветет. - А я там на кой ляд нужен? Эцио повесил карту на стену и обернулся на строптивого отпрыска. Улыбнулся, утихомиривая порыв раздражения. - Семейный выезд. А ты, как ни прискорбно, мой сын. - Не хватает мамы для полноты картины. Не думаешь, что я буду более полезен здесь? - Здесь есть кому остаться, не спорь. Катерину мы вызволим сразу же, как только получим информацию о месте, где ее держат. У тебя такой информации случайно нет? - Нет. - Вот и прикрой хлебожуйку, - ласково пропел Аудиторе сыну. - Ступай собираться. - Может с нами кто-нибудь еще поедет? Чтобы ненароком какого семейного скандала по пути не вышло...Или вдруг тебя догонит старость по пути? Сердце там...Нервы... Эцио смерил Ромео презрительным тяжелым взглядом. - Поедет тетя Клаудия. Иди вон, пока я не рассердился. Младший ассассин пожал плечами, поворачиваясь на выход. - Это уже хоть что-то. Долго мы пробудем там? - Зависит от обстоятельств. Проверим, как дела у Орсо, поможем при необходимости. Посетим праздник с толпой вельмож. Все как ты любишь. Уверен, ты найдешь себе развлечение. Ромео вышел из кабинета отца не прощаясь. Как только дверь за ним закрылась, Аудиторе мысленно придушил сына несколько раз, выдохнул и взглянул на карту, где были отмечены три захваченные башни, ранее принадлежащие Борджиа. Рим был огромен, и распространить свое влияние во всех его уголках было делом невероятно сложным. Еще большей проблемой стало примирение гильдий воров, наемников и ассассинов и установление их взаимодействия. Уж насколько Эцио восхищался Макиавелли, но в данной ситуации был им крайне недоволен. Являясь Главой Ордена он поступил хитро и некрасиво, переложив это тяжелое бремя на Аудиторе, и предоставив ему решать наисложнейшие вопросы. - Я - лицо политическое, Эцио. Тебе будет сподручнее, - коротко пояснил Макиавелли несколько месяцев назад. В силу своей горячности Эцио, конечно, со всем рвением взялся за дело. Но спустя почти пять месяцев упорной, тяжелой работы, битв, ранений и потерь, Аудиторе устал. Нет, у него не опустились руки. Он продолжал так же рьяно отвоевывать квартал за кварталом, набирать учеников, тренировать их и восстанавливать Орден. Но силы его были, как и у всякого человека, не бесконечны. Вчера они освободили третью башню от влияния Борджиа, но значительно большей кровью, чем рассчитывал ассассин. Допустив непростительную ошибку, Эцио потерял своего ученика, который был рядом практически с того момента, как Аудиторе возглавил Орден. Сейчас он корил себя за то, что недооценил противника и переоценил свои силы. Только оказавшись в Логове, распределив раненых и сбросив с уставшего тела доспехи, Аудиторе отчетливо понял - ему нужен отдых. Ночью, разбирая почту, он отложил одно из писем и принялся за его чтение только после того, как со всеми прочими было покончено."Il mio amico (2), спешу сообщить, что дела идут неплохо. Готово Убежище - теперь мы можем разместить около пятнадцати человек. Рекрутов, правда, пока нет - самые умелые были убиты в битве при Новарре, французам же пока я не доверяю, слишком мало времени прошло. Был при дворе - оставлю свое мнение при себе и сообщу, что я все-таки не публичный человек. Мне больше по нраву более уединенные виды деятельности. Как мы и думали, граф не отказал в помощи: оружейные мастерские и ткацкие лавки здорово выручают. Планирую, что к концу месяца арсенал будет заполнен. Денег хватает. На этом заканчиваю, твой друг, Орсо Гведоли. Хотя.... Думаю, следует обмолвиться также о том, что Фабретти просил ничего тебе о нем не писать, и я не могу пойти против воли нашего союзника в данном регионе. Но будет не лишним сказать, что вечером 04 июня в палаццо Фабретти состоится праздник в честь дня рождения хозяина. Приглашены все семьи высшего общества и друзья. Кажется, у меня завалялось одно лишнее приглашение, в которое следует вписать нужное имя. Может, пришлешь ко мне Шута?"
Аудиторе улыбнулся, убирая письмо в запираемый на ключ ящик стола. Решение отправиться на праздник было принято практически сразу, ведь еще свежи были в памяти причитания сестры о том, что у нее теперь слишком много забот и никакой возможности развеяться. Конечно, ассассин немного лукавил. Рим, остров Тиберина, несколькими часами позже Ромео прохлаждался на крыше Убежища. Сложив руки на груди, он разглядывал огни ночного города, их отражения на водяной глади каналов, с удовольствием подставляя открытое лицо теплому летнему ветерку. Его разбирало любопытство. За годы, проведенные рядом с Аудиторе, он знал его как Мастера ассассина, строгого учителя и посредственного занудного отца. Он многому научился у него, но приятельскими родственными отношениями они так и не обзавелись. И теперь Ромео, проницательный и внимательный молодой человек восемнадцати лет от роду, сын Катерины Сфорца и Эцио, наследник всех ярких черт своих родителей, гадал - не показалось ли ему, что получив письма, которые он нашел в разбитом вазоне у входа в поместье Монтериджони, Эцио изменился в лице - будто ребенок, получивший заветный подарок на Рождество. "Нет, это я, конечно, преувеличиваю. Но определенно автор этих писем ему знаком. Наверняка очередная девица, с которой он провел ночь - и был таков! Мне чертовски любопытно. Ну в этом ведь ничего постыдного, верно?.. В конце концов, может, у меня родился братец или сестрица! Должен же я знать!" - усмехнувшись, Ромео достал из-за пазухи письма, которые нагло украл со стола Аудиторе, когда тот отвернулся и крепил карту Рима. "О нет, Ромео, ты идешь по скользкой дорожке. Ай-ай-ай. Нехорошо-то как..." - высунув кончик языка и приподняв брови, юноша развернул одно из писем и, подставляя лист под свет от настенного факела, принялся читать одно письмо за другим. "Ай-ай-ай, Ромео. Ай-ай-ай," - каждый раз насмешливо сетовал он и продолжал чтение. Покончив с последним письмом, Ромео убрал их в карман куртки. "Выводы делать рано. Подождем. Если я все правильно понял..." -не окончив мысль, Ромео скверно заулыбался, предполагая, что держит в руках возможный инструмент давления на отца. Милан, палаццо Фабретти, 4 июня 1500 года. Яркое полуденное солнце высилось на матово голубом без единого облачка небе. Становилось жарко, и только ветер, грозивший к ночи пригнать бурю, позволял находиться на улице с удовольствием. Яркая зеленая трава с обеих сторон подъездной дороги к палаццо была скошена умелыми крестьянами накануне и сейчас радовала глаз управляющего. Сальви сидел на скамье неподалеку от входа в палаццо и смотрел, как работники заносят внутрь ящики с вином и цветы в вазах. Внутри распределением всего добра занималась Матильда. Граф сразу после завтрака в окружении своих старых приятелей и приятельниц - детей местной знати, отправился на прогулку к небольшому озеру в получасе езды от палаццо. Роберто нередко раздумывал о том, как изменились граф и жизнь поместья. Вот уже второй месяц палаццо являлось местом проведения большей части городских праздников: знать собиралась непосредственно в палаццо, в то же время в ближайшей деревне юный граф устраивал праздники для своих крестьян. Роберто был доволен тем, что Мариус взял себя в руки и, перестав тратить силы на страдания, занялся делами поместья. Сальви предполагал, что к этим изменениям каким-то образом был причастен местный банкир Гведоли, который пару раз в неделю, иногда и реже, объявлялся в палаццо. С графом они говорили за закрытыми дверями кабинета, и в их дела Фабретти никого не посвящал. Роберто же никого не посвящал в то, какими догадками полнилась его голова. К слову, дел у управляющего поместьем хватало. Граф возложил на него обязанность контролировать работу крестьян на полях, виноградниках и винодельнях, две ткацкие лавки он поручил Матильде, несмотря на ее сопротивление, а оружейные мастерские и торговлю граф контролировал сам. Интересуясь у графа, каким образом ему удалось в короткие сроки наладить сбыт сельскохозяйственных, скобяных и тканных товаров, Роберто получал неопределенный ответ: все исключительно на личных взаимоотношениях и небольшом проценте с продаж. По поводу отношений графа с высокопоставленными членами общества Роберто имел свое мнение, но даже если бы и хотел им с кем-то поделиться, то не стал бы. Пока дела шли хорошо - это было совершенно ни к чему. - Роберто! - прозвучал звонкий голос графа с дороги, ведущей к палаццо. Мариус возвращался с конной прогулки в окружении своих приятелей. Граф отделился от друзей и подошел к управляющему. - Как все идет? Нет никаких заминок? - Никаких, синьор, - поднявшись, ответил Сальви. - Занесли последние ящики с вином. Насколько известно, работы по украшению палаццо уже завершены, рядом с кухней лучше и не проходить - запахи от угощений могут свести с ума. Думаю, ваши гости будут довольны. - Они обязаны быть довольны - я выложил круглую сумму на устройство этого праздника, - Мариус стал серьезным. - Позвольте вопрос, синьор: если торжество обошлось слишком дорого - стоило ли его устраивать? - Стоило, Роберто. В конце концов, нечасто у меня день рождения. К тому же надо создать видимость моего благосостояния, чтобы ни у кого вопросов не возникало... - Только видимость? - Пока дела идут хорошо, но мне нужен больший доход, чтобы подобные праздники не омрачали мое существование после того, как я загляну в доходную книгу. Комнаты готовы к приему гостей? - Уточню, синьор. Я поручил это трем служанкам, не думаю, что они уже управились. К слову, сколько гостей у нас останется после праздника? - Не знаю, друг мой. Сколько захочет, я думаю. Наш дом должен стать дружественным ко всем семьям. - Мне кажется, что это весьма сложная задача. Невозможно быть другом для всех. - Надо попытаться, Роберто. У нас нет возможности защищать наши владения вооруженным способом. Сальви незаметно осмотрелся - не слышат ли их разговор, прежде чем продолжил. - А как же Ваши друзья, ассассины? Мариус поморщился и отмахнулся. - У них здесь свои интересы. И я не хотел бы обращаться к ним за помощью. Но и портить отношений с ними нельзя. Такие враги не по зубам никому. - Как скажете, синьор, - уступив графу и не подвергая вслух сомнению сказанное им, отозвался Сальви. - Сейчас полдень. Прикажете подать обед для Вас и Ваших друзей? Должно быть, долгая прогулка утомила всех? - Да, Роберто! Отличная идея! Обед, а потом надо будет разместить этих... - он махнул в сторону приятелей, столпившихся и хохочущих неподалеку от них, у тропинки в сад. - Пусть отдохнут. Нам предстоит долгая ночь. - Слушаюсь, синьор. Мариус легкой походкой добрался до своей спальни, попутно принимая поздравления от прислуги и временных работников. Заперев за собой дверь, он, чувствуя прилив усталости, повалился на кровать. Но не пролежал и пяти минут, как вскочил, сбросил с себя симару, сапоги, штаны для верховой езды и, оставшись в одной нижней рубашке, стал придирчиво выбирать одеяние для праздничного обеда. Оставив ворох не понравившейся одежды, Фабретти приложил к лицу темно-зеленый колет с черным кружевом. - Слишком мрачно, - неожиданно прозвучал мягкий и глубокий женский голос из-за спины графа. Мариус дернулся, резко оборачиваясь, и прикрываясь колетом, чтобы тут же расслабиться. - Беатриче, ты как всегда вовремя! Помоги! Беатриче Марино, жгучая брюнетка с пышными вьющимися волосами, яркими темными бровями над глубоко синими глазами, дочь Джузеппе Марино - венецианского купца, временно гостившего у своих родных в Милане, стала доброй приятельницей Фабретти в конце марта, когда придирчиво выбирала в его швейной мастерской ткань для простого платья, отказываясь от всех модных расцветок. В тот день Мариус завел с ней беседу о причинах ее столь скромного выбора, и ответ его удовлетворил - ей не хотелось быть как все. - Если ты хочешь быть ярче сегодняшнего солнца - надень золотой колет, - отозвалась девушка, томным движением кисти указывая на груду одежды. - Но я бы посоветовала...-она задумалась, подбирая комплекты в уме, - вот этот винный колет, его роспись золотыми нитями не такая пошлая, как может показаться на первый взгляд, вот эту сорочку...Боже, нет, здесь ужасно много кружева. Возьми эту! - Беатриче наклонилась и беззастенчиво копалась в тряпье, подавая находки в руки графа. - Штаны вот эти сойдут. Чулки найди сам, - разогнувшись, она прогнулась в спине, выпятив немалых размеров грудь, так прижатую темно-синей тканью лифа, что, казалось, она скоро выскочит, ущемленная в своих правах на существование. - Благодарю, о прекраснейшая. Что привело тебя в мои покои?- приступив к облачению, наиграно пафосно поинтересовался Мариус. - Жаловаться пришла на нелегкую свою долю. И поздравить с тем, что ты стал на шаг ближе к могиле. Я не смогу присутствовать на празднике... -Как?! - перебил ее граф. - У меня были на тебя планы! - У меня тоже есть на меня планы, а главное - эти планы есть у моего отца, который решил устроить мне счастливое замужество. И ехать мне знаешь куда? -Куда? - В Гранаду! - Испания? Какого черта там забыл твой батенька? - Торговые отношения, сам понимаешь, - недовольно жестикулируя, Беатриче без спроса уселась в кресло у окна так, чтобы не видеть графа, но при этом не находиться к нему спиной. - Одним словом...Могу предложить тебе жениться на мне самому. Думаю, отца твоя кандидатура устроит. Тогда я смогу остаться на праздник. Хочешь жениться на мне? - приподняв широкую бровь и заостренный подбородок, она горделиво взглянула на замершего Фабретти. Тот округлил глаза, застегнул пуговицу на поясе штанов, поджал губу и помотал головой. - Нет? - полувопросительно отозвался он. - Никакой от тебя пользы, - разочарованно вздохнула девушка. - Но послушай, если хочешь - я мигом найду для тебя пару! - граф продолжил одеваться, а Беатриче рассмеялась. - Глупости. Я не против воли отца. Но подарок мне надобно вручить тебе сразу - как сказал батенька, деньги во все времена были наилучшим подарком. Поэтому я не стала морочить себе голову. Держи, - она поднялась и взяла с тумбы резную шкатулку, которую оставила там при входе. - Они всегда пригодятся. - Благодарю, Беа, - подивившись весу шкатулки, граф отставил ее и порывисто обнял девушку. - Но может, ты все-таки останешься? До Гранады несколько дней пути, так одним больше - кто заметит? - Тот, у кого все дни расписаны по времени - мой отец, - улыбнулась она. - Я напишу тебе, как только устроюсь на новом месте. - Хорошо. Пообедаешь с нами? - Да ну что ты! По доброй воле оказаться в обществе напыщенных идиотов?.. Ну, может, они не все такие, - уступила Беа под осуждающим взглядом графа. - Но все-таки как хорошо, что я пока еще могу себе позволить отказаться от столь заманчивого предложения. Они еще некоторое время беседовали о разных мелочах, пока служанка, учтиво постучав в двери, не сообщила о том, что обед подан. На прощание Беатриче сказала графу: - Будь осторожен с теми, кого приглашаешь в свой дом. Люди разные, но большинство из них - отвратительные лжецы, подхалимы и воры. Не успеешь оглянуться, а твой успех уже встанет кому-то поперек горла, и будь уверен, что такие люди весьма влиятельны, и они сделают все возможное, чтобы прибрать твое богатство к своим рукам. Мой отец, а он редко ошибается в прогнозах, говорит, что тебе недолго почивать на лаврах. - Почему? Он говорил что-нибудь конкретное? -Нет. Меня не допускают до деловых разговоров. Это то, что я смогла подслушать. И вот еще один добрый совет - заведи себе постоянного любовника или женись. Идущие о тебе слухи рано или поздно могут пагубно отразиться на твоих делах. - Какая ты умная, Беатриче... И кто же распускает эти слухи? - Думаю, тебе стоит поискать среди тех, кто уже побывал в твоей постели. Или наоборот - так в ней и не оказался. Не получая желаемого, многие становятся безрассудно мстительными. По дороге в Милан, вечер, половина седьмого, 04 июня 1500 года Эцио вспомнил, почему раньше предпочитал отправляться в любое путешествие самостоятельно и никогда не брал с собой сестру: эти бесконечные "остановите экипаж, здесь так красиво!" или " остановите экипаж, здесь чудесная таверна, я хочу есть!" или "мне надо в туалет! Остановите где угодно!", не считая "меня укачало" и "хочу размять ноги" порядком выводили Аудиторе из себя. Ему стоило немалых усилий сокращать время любой остановки, но этого было недостаточно, чтобы наверстать упущенное. Ассассин рассчитывал уже быть в Милане, вместо этого им предстояло еще около двух часов пути. Уговоры на Клаудию почти не действовали, от Ромео толку не было - тот лишь смотрел с ехидцей на то, как отец бессильно бесится. Вот и сейчас они остановились около небольшого постоялого двора в пригороде Лоди-Веккьо, небольшой Ломбардийской комунны. - Клаудия, прошу тебя, потерпи немного - скоро будем в Милане, а там делай, что душе угодно! - не оставлял попыток образумить сестру Эцио. - Ты сказал, что мы едем отдыхать, верно? Вот я и отдыхаю! Я не хочу ждать ни Милана, ни какого-то конкретного события. Я отдыхаю уже сейчас. Хочу - гуляю, хочу - ем, хочу - сплю. Мы вторые сутки в пути! Это весьма утомительно, знаешь ли! - Меньше бы гуляла - уже бы приехали давно! - На час раньше! - съязвила Клаудия, выбираясь из экипажа. - Мы опоздаем на праздник. - Ничего страшного. Зато пройдет самая нудная часть с торжественными речами и долгими расшаркиваниями. Мы приедем вовремя, братец, к самому интересному! - удаляясь к дверям таверны, парировала женщина. Аудиторе строго взглянул на улыбающегося сына, и тот, будто спохватившись, поторопился догнать свою тетю. - Cazzo, - выдохнул ассассин, покачав головой. - Меня ни во что не ставят в этой семье! Выбравшись из экипажа, он не спешил следовать за спутниками. Кроме них во дворе стоял лишь один завалившийся на бок экипаж, у которого отвалилось колесо. Возле него стоял возница и удрученно качал головой. - Незадача, - тихо прокомментировал ассассин, направляясь ко входу таверны. Солнце клонилось к горизонту, и дул прохладный ветер. "Будет дождь," - подумал он, прежде чем войти. - Что значит, у вас нет ни одного свободного экипажа? - Сеньора, он прибудет только завтра после обеда. К сожалению, в последнее время мы не можем позволить себе содержать много лошадей и возниц. - И что же делать? Эцио застал негромкий разговор какой-то женщины с владелицей таверны. И прежде, чем подумал, что попавшая в неприятности итальянка - это не его забота, Клаудия уже возникла рядом с ней. - Что у вас случилось? Простите, что влезла в ваш разговор, но я вижу, вы попали в беду, - сочувствующе поинтересовалась куртизанка. - Это ваш экипаж у входа? Без колеса? - Да, будь он не ладен. Словно мне не суждено добраться до Венеции вовремя, - покачала головой женщина. - Слава Богу, что колесо отскочило здесь, во дворе, а не на скорости - могли бы и убиться вовсе. - Это крайне ужасно, сеньора. - Сеньорина, если быть точнее, но кому какое дело? Беатриче Марино, рада знакомству, - по-деловому протянув руку Клаудии, резко проговорила незнакомка. - Клаудия Аудиторе. А там мой племянник Ромео и брат Эцио, - Клаудия указала на своих спутников и Эцио, истолковав этот жест по-своему, подошел к ним. - Чем мы можем вам помочь, донна? (3) - Вы, случаем, не держите путь в Венецию? - ни на что не надеясь поинтересовалась Марино. - Увы, нет. Мы едем в Милан. - Как интересно. А я - оттуда... Просить вас помочь с ремонтом развалюхи я и не смею, все равно на ней продолжать путь мне неохота, - Беатриче задумалась на мгновение. - Но вот...есть ли у вас свободное место в экипаже? У меня всего одна дорожная сумка, и если бы вы были столь добры и смогли бы довезти меня обратно в Милан, думаю, я нашла бы способ вас отблагодарить. Эцио взглянул на сестру. Та сделала выразительные глаза: даже не думай, что у тебя есть шанс отказаться! Спорить он не стал. - Разумеется, донна. Ромео поможет перенести ваш багаж. Клаудия, теперь может, мы не будем здесь задерживаться? Или ты так сильно голодна? - Поехали, - царственно ответила сестра, будто не заметила сочившийся в вопросе яд. Взяв Беатриче под локоть, она увела ее в экипаж. Ромео новой роли носильщика рад не был и сделал себе заметку как-нибудь припомнить это отцу. Некоторое время они ехали в напряженном молчании. Беатриче, хоть и была рада убраться из захолустной таверны, среди незнакомцев чувствовала себя некомфортно. После небольшой колкой, хоть и беззлобной перебранки Эцио и Клаудии, мужчины хмуро смотрели в окна, а женщина рассматривала свои ухоженные ногти. - Позвольте полюбопытствовать, а вы откуда держите путь? - чтобы хоть как-то разрядить обстановку, проговорила Марино. - Из Рима, - тут же отозвалась Клаудия, довольная тем, что кто-то заговорил первым. - Честно говоря, я впервые буду в Милане. Посоветуете, куда сходить? - Зависит от того, что вы любите. Разумеется, в первую очередь стоит посетить Собор Рождества Девы Марии на площади Дуомо. Его архитектура изумительна. Но лучше всего - отправиться на прогулки к озерам. Природа этих краев оставит незабываемые впечатления. - Мы планируем посетить палаццо Фабретти. Вы знакомы с той местностью? Беатриче приподняла бровь. - Как тесен мир и странны совпадения... В его палаццо я была не раз и могу сказать, что там прекрасный сад. А сегодня идет большой праздник в честь дня рождения графа. Как мне известно, он пригласил театр, должны были играть две комедии Плавта (4). Мне жаль, что пришлось уехать именно сегодня. Я бы с удовольствием их посмотрела. - Театр! - с досадой на упущенную возможность всплеснула руками Клаудия. - Комедии! - Зато погуляла...-не удержался от едкого комментария Эцио, за что получил в ногу тычок носком сестринской туфельки. - Да. Если я правильно помню - "Близнецы" и "Хвастливый воин" (5), - продолжила Беатриче. - Хорошо, что сейчас возрождаются забытые античные шедевры литературы. Если у вас есть приглашение на праздник, то вы можете успеть еще на последнее представление. Если все пошло по плану, то одну из пьес дадут ближе к десяти вечера. Эцио, хоть и смотрел в окно с отрешенным видом, однако внимательно слушал разговор и хотел не вмешиваться, однако любопытство, как говорится, сгубило кошку. - Смотрю, граф весьма раскошелился в этот раз, - обращая лицо к Беатриче, улыбнулся ассассин. - Его финансовые дела стали столь успешны, или неразумный отпрыск прожигает родительское наследство? Видите ли, я давал ему некоторые рекомендации по восстановлению производств. - Так вы приятели? Он о вас не упоминал, - Беатриче с подозрением присмотрелась к мужчине. - Можно и так сказать, - кивнул уязвленный неумышленной колкостью Аудиторе и подумал: "Вот паршивец. В глазах общественности сделал себя самым умным? Или приписал мои заслуги какому-то другому помощнику? Да брось, Эцио...он все сделал правильно." - Я не интересовалась, - соврала Беатриче, - но знаю, что он прислушивался ко мнению французских друзей семьи и своего дяди Луи. Поэтому его лавки приносят стабильный доход - одежду, ткани, овощи он направляет на рынки Венеции и Эмильи-Романьи, а вина поставляет во Францию небольшими партиями. На жизнь хватает. "Нет, не поэтому," - ворчливо и несколько ревниво (в чем не признался бы и самому себе) мысленно парировал ассассин, но вслух продолжил: - На весьма хорошую жизнь, смею заметить. А как он сам, что говорят? Не планирует ли женитьбу? Ведь сейчас он - весьма завидный жених. - Слухи ходят разные, - глянув в окно, повела плечом Беатриче. - Например? - Всякие беспочвенные глупости о том, как он меняет любовников каждую неделю, или что делал предложение двум дочерям миланского барона одновременно. - А на самом деле? - Раз вы с ним знакомы, то должны знать, какой он. И делать соответствующие выводы, - прекращая разговор на эту тему, Беатриче разгладила складки на юбке платья. "С него станется удивить..." - Эцио отвернулся к окну, отмечая вечерние краски окружающей природы. Далее в беседу снова вступила Клаудия, расспрашивая новую знакомую о разном, и их разговор принял исключительно женский характер. Когда солнце скрылось за горизонтом, небо потемнело и проглянули первые звезды, экипаж въехал в небольшую деревеньку в пригороде Милана. Повсюду были зажжены костры и уличные очаги, развешены незамысловатые украшения из ткани и цветов, были выставлены бочонки с пивом и вином - шли народные гулянья. Крестьяне праздновали с музыкой, танцами и песнями, и из всех уголков доносился смех простого народа. Эцио узнал эти места - до палаццо оставалось совсем недолго, стоило только свернуть на развилке дорог налево. - Синьорина, не желаете ли навестить графа? Или вам спешно надо домой? - Аудиторе не хотел делать круг - в город и обратно, ему хотелось как можно скорее добраться до места назначения, и причиной этому было вовсе не театральное представление. В пути он не раз задавался вопросом, почему сорвался с места и поехал к Фабретти. Назойливая мысль о том, что он просто должен это сделать, ему не нравилась, а те мысли, что он хочет его увидеть, ему интересно, как он справляется с поместьем и уж тем более, с кем делит или - желательно - не делит постель, Эцио Аудиторе, Глава Братства, зрелый мужчина, отгонял как надуманные, хоть с каждой минутой все больше начинал в них верить. - Я одолжу лошадь в конюшне Мариуса. Можете не заезжать в город, домой я доберусь сама, - буднично отозвалась Беатриче. Эцио остался бы крайне доволен этим ответом, если бы не вмешалась Клаудия. - Если уж мы все равно опоздали на самое интересное, то ничего страшного, если задержимся еще ненадолго. Так поздно отправляться одной, да еще и с багажом, девушке не пристало. Эцио, понимая, что сестра права, но не в силах справиться с нахлынувшим с новой силой раздражением, тяжело выдохнул, закрыв лицо ладонью. Клаудия хотела язвительно поинтересоваться, чем он недоволен, но ассассин жестом остановил ее попытки, выглянул в окно и скомандовал вознице ехать в Милан по прямой дороге. Ромео, весь вечер наблюдавший за отцом, хотел было предложить сопроводить Беатриче домой, пока Эцио с Клаудией присоединились бы к празднику в палаццо, но, спохватившись, мгновенно передумал и продолжил делать вид, будто дремлет. "Чего это я? На добрые дела потянуло? Пф..." Палаццо Фабретти, десять часов вечера, 04 июня 1500г. В залах палаццо шумело веселье. Тяжелый запах вин выветривался благодаря распахнутым настежь окнам, именно поэтому внутри не было смертельно душно. Шло второе представление, вызывающее громкий смех публики. "Хвастливый воин" нравился всем, невзирая на то, что среди гостей были точно такие же люди, как и главный герой. Все-таки верно, что удачнее всего та сатира, в которой люди узнают если не себя, то ближайших знакомых. Мариус порядком устал от шума и необходимости каждому гостю уделить внимание, свою роль играло и выпитое. Раскрасневшийся, он откинулся на спинку кресла, в котором восседал, как на троне. Рядом с ним в таких же креслах полукругом сидели его приятели - Анджело и Гоффредо Пеларатти - два брата, члены сената (6), избранные сразу после укрепления Милана в подданстве французской короны, Жанфранко Романо - весельчак, распутник и ярый любитель дам, сын одного из профессоров Павийского университета, приехавший в Милан, чтобы открыть свою школу изящных искусств, и Бенджамин Буаселье - моложавый мужчина с бородкой клинышком, прибывший из Франции дворянин, партнер Франциска Леграна, который со своей супругой сидел за столиком неподалеку. Буаселье был из той породы людей, которые нажили свое состояние путем не самым честным, а иногда и кровавым, однако к друзьям относился весьма трепетно. То есть мораль ему была ведома, но пользовался он ею в крайних случаях. Например в прошлый свой приезд, получив от Мариуса отказ, он, конечно, смертельно обиделся, но вскоре остыл и решил остаться с Фабретти приятелями и торговыми партерами. Вполне возможно, что на это его решение как-то повлиял Легран. Тем не менее, сидя сейчас напротив графа, Бенджамин не отказывал себе в удовольствии вместо представления рассматривать покрытые хмельным румянцем бледные щеки, заколотые в хвост вьющиеся золотые волосы, выбившиеся пряди вдоль длинной белой шеи. Ему думалось, что точеная фигура именинника преступно спрятана под белым удлиненным и приталенным колетом с золотым орнаментом по бортам, и Мариусу следовало бы остаться в одной рубашке (а лучше и вовсе без нее). Фабретти иногда ловил на себе взгляд Буаселье и внутренне морщился, однако старался не подавать вида. Мариус внимательно смотрел, кто пришел на праздник, и с удовольствием отметил, что почти никто не отказался от его приглашения. Весь вечер ему дарили подарки - от денег и картин до огромных цветочных арок, которыми украсили палаццо, осыпали комплиментами и поздравлениями, и Фабретти понял, что от такого повышенного внимания накатывает смертельная скука и усталость. Жаль было, что не пришел Гведоли - но тот заранее предупредил о невозможности присутствовать и обещал прислать подарок. Рассматривая собравшихся, граф придирчиво выбирал, с кем ему провести ночь, так как сегодня оставаться в одиночестве он был не намерен. И так он задумался, переводя взгляд с одной кандидатуры на другую, что не сразу заметил, а когда заметил, то не сразу понял, кто входит в зал, держа под руку привлекательную женщину. И обрушились на графа чувства великой тоски и обиды. Опустив голову, он пытался найти в себе силы взглянуть на Аудиторе, которого вместе с Клаудией провожали к свободному столу, но не нашел и, торопливо поднявшись, постыдно сбежал из зала. Стрекотали цикады, и в сад доносились звуки праздника. Представление продолжалось, зрители смеялись. На темном небе ярко сияли звезды, и ветер развевал ароматы цветов. "Как он мог?! Нет, каков подлец! Как он посмел объявиться здесь сегодня, да еще и с женой! Сделать из меня посмешище хочет? Это подло! Низко!" - остановившись в саду рядом с беседкой, Мариус несколько раз прерывисто вздохнул, и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. "Нет, сегодня не лучший день для сцен. Надо собраться. Надо вести себя как хозяин дома. Надо их...поприветствовать. Вежливо. И радушно." - Ты стал быстро бегать, - услышал он мягкий и чуть насмешливый голос. - Тебе не понравилось представление? Прошу прощения, что задержался. Фабретти резко повернулся, вскинув голову. -Зачем ты сегодня приехал?! Издеваться?! Жену свою притащил! Ну давай, смейся! Ни одной строчки полгода! Не хочу тебя видеть здесь! Убирайся к чертовой матери туда, откуда пришел! Эцио всматривался в юное лицо - и все ядовитые слова пролетали мимо его ушей. В медовых глазах замерли слезы, и ассассин видел перед собой не сердитого зазнавшегося графа, а обиженного ребенка, которого все его естество требовало успокоить. Властно и в то же время ласково коснувшись ладонью щеки Мариуса, Эцио притянул его лицо к себе, касаясь губ мягким настойчивым и долгим поцелуем. - У меня нет и не было жены. А дети рождаются и не в браке, sciocchino (7), - вдохнув забытый запах золотых волос, Аудиторе сделал для себя открытие и не постеснялся озвучить его. - Я скучал.Примечания:
1) Лучше поздно, чем никогда. Даже почти три года спустя я постараюсь завершить историю. Нижайше прошу прощения у тех, кто ждал. И если все-таки кто-то еще ждал - мое восхищение вами не знает границ! 2) Il mio amico (ит.) - мой друг. 3) Donna (ит.) - вежливое обращение к женщине. 4) Тит Макций Плавт (ок. 254—184 годы до н. э.) - древнеримский комедиограф. Плавт, как и все драматурги Рима, хоть и брал сюжеты из греческой комедии, но привносил в них элементы римской жизни. В его пьесах можно встретить упоминания о различных римских учреждениях и должностных лицах, римских праздниках, многих сторонах римского быта, также и театрального. Плавт сочувствовал плебейским слоям рабовладельческого общества и презирал людей, которые стремились к нечестному добыванию денег. В своих комедиях он высмеивает ростовщиков, сводников и торговцев. В пьесах Плавта много динамики, пафоса и патетики, а также здорового оптимизма. Он прекрасно соединял новоаттическую комедию с народной ателланой, в которой присутствовала буффонада, а также, хоть и непристойные, но остроумные шутки. Много в произведениях Плавта музыки и пения. (недосуг писать это же своим языком, поэтому вот, ссылка на источник: http://svr-lit.ru/svr-lit/populyarnaya-istoriya-teatra/drevnerimskie-dramaturgi.htm ) 5) Сюжеты комедий можете также посмотреть по ссылке, указанной выше, если не захотите читать их в оригинале. Они забавны. 6) Сенат в Милане того времени, насколько помню, был утвержден Людовиком XII, когда он в первый раз пришел править в Милан (то есть где-то 1498, кажется, году). Этот судебный и законодательный орган состоял из 13 миланцев и 13 французов, однако французы имели некий "чит" - в случае голосования 50/50, они могли принять/перетянуть решение в свою пользу. Читеры. 7) sciocchino (ит) - дурачок, глупышка (ласк.)