The red thread

Глава 15. Рим, 07 июня 1500 года. - Микелетто!       Властный рык Чезаре Борджиа отразился эхом от каменных сводов спальни в кастелло. Личный помощник, убийца и, можно сказать, друг главнокомандующего неспешно спустил ноги со стола и повернул голову к вошедшему. По виду Чезаре можно было бы легко догадаться, что пребывал он в скверном расположении духа. Впрочем, Микелетто Корелья к этому уже привык. - Чезаре, - приветствуя, Микелетто поднялся, глядя, как нервно Чезаре сел в свободное кресло рядом с ним. - Что-то случилось?       Корелья давно понял, что рядом с Борджиа нужно вести себя максимально спокойно. Можно позволить себе отпустить несколько шуток, в меру скабрезных, но при этом быть готовым выполнить любое желание господ, даже самое глупое или жестокое. С последним у Микелетто проблем не было. Как и Чезаре, он не отличался добродушием и кротостью нрава. - Как у тебя язык повернулся спросить такое, - раздраженно проворчал главнокомандующий, наливая себе вина в кубок. - Кто должен владеть всей информацией? - Разумеется ты, - пожав плечами, Микелетто налил вина и себе, после чего уселся в кресло, пристально наблюдая за лицом Чезаре. - Да и мне известно многое. Что из этого тебя так взбудоражило?       Чезаре одарил Микелетто уничтожающим взглядом, но напоролся на его спокойную полуулыбку и отвел взгляд. - В Риме бардак! Мне стоило больших трудов и, главное, средств подчинить себе все районы города! И что теперь, Микелетто? Кто-то режет моих командиров как собак! Это сильно ослабляет сферы моего влияния и подрывает мою репутацию. Знаешь ли ты, кто в этом виноват? - Чезаре резко отставил кубок, отчего вино пролилось на стол. - Догадываюсь, - кивнул убийца. Ситуация в Риме действительно была насущной и большой проблемой. - Так говори! Чего молчишь?! Я что, пришел к тебе в недомолвки играть?! - Чезаре вскочил и нервно заходил по комнате. - Я думаю, ты и сам знаешь своего врага. Ассассины несколько обижены на Борджиа, и нет ничего удивительного в том, что они нанесли ответный удар. Удивительно только, что это произошло так скоро и...в таком объеме.       Чезаре поджал губы и остервенело сдернул перчатки с рук. - И ты так спокойно мне это заявляешь? - А как надо? Эмоции не помогут в решении этого вопроса.       Молчаливо согласившись с доводом убийцы, Чезаре отбросил перчатки на застеленную покрывалом кровать. - С этим срочно надо что-то делать. Моя казна пустеет с небывалой скоростью. Война с Романьей затягивается, а тут еще и Рим начинает выходить из под контроля. И почему все должно сваливаться на меня в одночасье?! - высказавшись, Чезаре упал спиной на постель, раскинув руки в стороны, и уставился в каменный потолок.       Корелья несколько секунд понаблюдал за картиной «апатия на покрывале» и все-таки решил подняться. - Доспех не мешает? - остановившись у ног Чезаре, поинтересовался он. - Мешает. Сними.       Развратный образ жизни всей семьи Борджиа позволил Микелетто и Чезаре стать любовниками еще в пору их юности. Но любовь между ними была странная и совсем не та, что воспевалась поэтами. Микелетто испытывал мазохистскую привязанность к Чезаре, не упуская возможности превзойти его в каком-либо бою. Что чувствовал сам Борджиа было неизвестно и самому Чезаре. Он воспринимал Корелью как данность, не задумываясь о том, что рядом с ним нет более преданного человека, чем Микелетто. Однако, пусть и неосознанно, только рядом с ним он позволял себе расслабиться и отдохнуть, несмотря на то, что не раз хотел отрезать Микелетто его колкий язык. - Так чего ты хочешь от меня? - Корелья сел в постели, прикрыв наготу покрывалом, и взъерошил свои короткие рыжеватые волосы. Чезаре ответил не сразу, лежа к нему спиной. - Найди мне способ добраться до Аудиторе. Хочу сделать ему как можно больнее, прежде чем убью. Хочу знать обо всем — его семью, друзей, шлюх, и больше всего — где их логово. Надо уничтожить эту ассассинскую заразу, пока она не уничтожила нас. А я пока займусь казной.       Долго они не разлеживались, не имея такой привычки. Быстро одевшись, Чезаре поспешил уйти, но замер перед дверью. - Вот еще что, - он обернулся, - разыщи этого изобретателя, да Винчи. Нужно убедить его послужить нам на благо. Но я сам с ним поговорю, твоя задача доставить его ко мне в целости и сохранности. Поэтому вместо меча на этот раз используй свой шарм.       Микелетто ничего не оставалось, как оценить шутку, а после ухода главнокомандующего всерьез задуматься, как добраться до ассассина. Легкой эту задачу назвать было нельзя. Милан, 08 июня 1500 года.       Ромео отдыхал в саду палаццо, глядя на то, как в отдалении несколько крестьянок под руководством управляющего готовят клумбы к посадке цветов. Садоводство заботило его меньше всего, но ведь нельзя устать смотреть на то, как горит огонь, течет вода и кто-то работает. Мыслями Ромео был там, где, как он думал, никогда не окажется. В силу своей молодости и буйного нрава, сейчас он переживал непривычное ему состояние восторженной влюбленности, охватившей его в момент знакомства с молодым графом. Ромео не был пуританином и ханжой, и в свои восемнадцать брал от жизни все, что хотел. Конечно, насколько это позволял Кодекс ассассинов, которому он был верен, хотя фраза «ничто не истинно, все дозволено» периодически воспринималась им слишком буквально.       Фабретти был красив ровно настолько, чтобы Аудиторе-Сфорца захотел получить его как трофей, но если бы все было так просто, то сейчас Ромео не был бы так озадачен.       Письма отца, которые он тайком прочитал, несомненно были написаны графом. И Ромео не был так глуп, чтобы не понять истинный смысл написанного. Но он не понимал, что мог прекрасный граф найти в его старике. Он привык уступать отцу в мастерстве боя, стратегии и тактике. Но на любовном поприще они никогда не соперничали, и ситуация, в которой теперь оказался Ромео, его озадачивала и раздражала.       Хуже всего, по мнению молодого ассассина, было то, что он совершенно не хотел применять к Фабретти силу. И совсем не хотел его унижать или причинять боль. С другими объектами своей страсти Ромео так не церемонился. Виной этому было то ласковое отношение Мариуса к Ромео, которое было молодому Аудиторе-Сфорца в новинку. За эти несколько дней граф не подтрунивал над ним, не стыдил, не выказывал превосходства над его внебрачным происхождением, и даже заступился, когда за ужином Эцио несколько раз отпустил колкости в адрес сына.       Несколько раз на прогулках Ромео оставался наедине с графом, который его и приглашал. Мариус показывал поместье и окрестности, рассказывал незатейливые истории и народные предания. Ассассин чувствовал теплое дружеское отношение Фабретти и, в силу своей моральной распущенности и проницательности, боялся принять его за нечто большее. Особую неловкость создавали многочисленные приятельские прикосновения графа, которым тот не придавал абсолютно никакого значения.       Вот и терзался Ромео мыслями, как ему быть. Твердо убедившись в своем желании заполучить Фабретти хотя бы на одну ночь, Ромео раздумывал о том, будет ли ему этого достаточно, и как этого добиться. И если раньше он только хотел использовать информацию против отца, то сейчас понимал, что его приоритеты пошатнулись и не пришли в равновесие: ему хотелось всего и сразу, но кроме этого -что было совершенно ему несвойственно — он бессознательно задумывался о будущем и чувствах чужого ему человека. Все это вкупе серьезно усложняло решение проблемы.       «Надо внимательно понаблюдать за ними. Определенно есть какой-то изъян в их сладких отношениях. Кроме отца, разумеется. Как только выясню — воспользуюсь. Или оно того не стоит? А, что б тебя!» - Аудиторе-Сфорца взлохматил свои светлые, как у матери, волосы и откинул голову на спинку садовой скамьи, увидев перед собой Биаджо. - Опа. Хотел застать врасплох? - язвительно поинтересовался Ромео, пряча за словами свое удивление. - Вот еще чо. Орсо звал, говорит, дело есть. - Меня звал или Эцио? - Тебя. Мастера наказал не трогать. Пусть отдыхает, сказал. - Ага. А мне, значит, отдых не положен? Вот хитрец, а обещал-то развлечений...-припомнил он слова отца, сказанные еще в Риме. - А ты от безделья маешься. Пшли. Заодно по городу прогуляешься. Развлечешься. Льерна. 08 июня 1500 года.       В то время, как Ромео страдал в палаццо, Мариус, Эцио и Клаудия гостили у друга Фабретти — графа Маркезино Станга (1) неподалеку от Милана — на побережье красивейшего озера Комо. Из-за сложной политической обстановки и плохого самочувствия стареющий граф не мог лично присутствовать на празднике в честь дня рождения Фабретти, потому прислал приглашение на отдых в его владения. Мариусу пришлось потрудиться, чтобы уговорить Эцио поехать. Еще пришлось настоять на том, что Клаудию необходимо взять с собой, так как она сможет завязать отличные новые знакомства и отвлечь внимание графа на себя, пока они будут отдыхать вдвоем на уединенном пляже.       Прозрачная вода небольшой бухты и белая галька берега радовали глаз. Погода стояла безветренная и солнечная, а на ярком голубом небе облаков почти не было. - Ты хочешь разместиться здесь? - Эцио позволил себе усомниться в правильности выбора места для отдыха. - Да. Пока сюда заглядывает как можно меньше народа, именно тут я и хочу быть. А что тебе не нравится? - Я уже достоин более мягкого ложа, нежели камни, - вздохнув, Эцио остановился и сбросил с себя мешок, который насобирал Мариус для пикника. - Старичок ты мой, - улыбнулся Фабретти, опускаясь к мешку и начиная приготовления. - Попрошу не обзываться. Я еще не стар. - А ворчишь, как настоящий старик! Смотри, какая погода, какая природа! Ну и что, что камушки? Мы же ночевать тут не будем. Местные говорят, что июнь на редкость теплый в этом году, и вода хорошо прогрелась. Предлагаю больше времени проводить там, а не на берегу. - Может, я ограничусь рыбалкой?       Мариус хотел сдержаться, но не смог. Бросив разбирать мешок, он стал стягивать с себя сапоги. - Тогда иди на берег у кастелло и рыбачь там. А я буду тут купаться.       Причина, почему Эцио не хотел покидать палаццо Фабретти, заключалась в том, что он устал от поездок. Ему хотелось с комфортом проводить заслуженный отдых, любуясь природой из окна уютной гостиной или спальни, а не трястись опять на лошади несколько часов ранним утром. По той же причине он не был рад и пляжу. Однако он понимал желание Фабретти устроить разнообразие видов отдыха, пусть и не нуждался в нем. - Мариус. - Иди рыбачь, - повторил граф, снимая сорочку и принимаясь за штаны. - И как тебя одного тут голым оставить? - Как-нибудь уж справлюсь. - Все. Хватит дуться. Я ворчал — правда. Больше не буду, - присев на корточки рядом с графом, он посмотрел на выброшенные из мешка покрывала и фрукты. - Ловлю на слове, - раздевшись, Мариус поежился, привыкая к касаниям воздуха. - Пойду проверю воду.       Не задерживаясь, он осторожно сделал несколько шагов, спускаясь к воде. Боязливо пощупал ее ногой и несмело стал входить в озеро. Эцио не мог взять и мгновенно исполниться радости, но подумал, что если нельзя что-то предотвратить, то это необходимо возглавить. И, быстро сняв с себя одежду, решительно догнал вошедшего по колено в воду строптивца. Воду, к слову, назвать парным молоком было нельзя, и Эцио позволил себе подумать, что местные жители либо лгуны, либо весьма закаленные люди. - И чего ждем? - взяв Мариуса за руку, он не сбавляя хода и не обращая внимания на озвученное сопротивление, потянул его дальше, где поглубже. - Изверг! - задыхаясь от возмущения и прохлады воды, выкрикнул Фабретти.       Эцио отпустил его, когда вода стала графу по грудь, сам же, оттолкнувшись, проплыл гораздо дальше. Прохлада воды все-таки подействовала на него благотворно — освежила, снимая дурное настроение. Или же это была заслуга его мелкой пакости? Вернувшись через несколько минут, ассассин недоуменно уставился на графа, при этом позволяя себе насладиться прекрасным видом. Мариус выбрался на мель рядом с берегом, и, освещенный золотыми лучами солнца, закрыв глаза, полулежал на камнях, прикрытый волнующейся прозрачной тканью воды,. - А как же купание? - Я купаюсь. - Ты лежишь. - В воде. Значит, купаюсь. - Нет. Купаться — это грести, работать телом, всеми мышцами... Ты что, плавать не умеешь? - скрестив руки на груди, Эцио стал откровенно насмехаться. И то, что издевка попала в цель, было видно по поджатым губам Мариуса. - Умею. Просто не так хорошо, как ты. - Покажи. - Не хочу. - Значит, не умеешь. Все ясно. Пойдем, научу. - Да не хочу я! - возглас оборвался уже на руках ассассина, поднявшего Фабретти. - Я тоже многого не хочу, а делаю, - Аудиторе улыбался, унося его обратно на глубину.       Мариус умел грести исключительно по-собачьи. В этом Эцио убедился, отпустив его там, где граф мог бы достать ногами дна, но, испугавшись, даже не попробовал. Со смехом поймав его снова, ассассин позволил вцепиться в себя руками и ногами и подумал, что, может, и правда не стоит его ничему учить, чтобы вот так просто наслаждаться близостью.       Успокоившись, Фабретти ослабил хватку, и теперь просто любовался видами, то поглаживая ассассина по плечам и шее, то перебирая его мокрые волосы, собранные в привычный короткий хвост. - Если мы собираемся предаться разврату, то лучше найти местечко на берегу, - спустя некоторое время, озвучил подкравшуюся мысль Аудиторе. - А почему бы не попробовать здесь? - тут же отозвался Фабретти, ощущая пальцы мужчины, мягко сжимающие его ягодицы. - На камнях вряд ли будет комфортнее.       Эцио настаивать не стал, отдавшись новым ощущениям. Большое озеро, качающее их мелкими волнами, окружали синеющие горы, покрытые лесом. Место и вправду было спокойным и уединенным. До ближайших построек было несколько минут хода. Несмотря на приближающийся полдень, на пляж никто кроме них так и не пришел.       Спустя время они все-таки выбрались на берег, расстелили большое покрывало и улеглись, обсыхая под жарким солнцем. - Я заметил, что ты много внимания уделяешь Ромео, - заговорил Эцио, перевернувшись на живот и поглядывая на Фабретти из-под прикрытых век. - Мне стоит отправить его домой? - Я всего лишь хотел, чтобы он не чувствовал себя неловко. Кроме того, он твой сын — как иначе мне нужно было себя вести? - Мариус лег на бок и подпер голову рукой. - Мог бы его просто не замечать. Я его взял не для отдыха, а в помощь. - И как он должен тебе помогать? - Как член братства ассассинов. Для него здесь есть работа, Орсо должен ввести его в курс дела. Говорят, неподалеку от Милана есть остров с монастырем. (2) И некоторые его монахи ведут...совсем не праведный образ жизни, да еще и нам мешают. - А ты мог приехать так, чтобы не работать? - Нет, Мариус. Мое положение обязывает всегда быть наготове, владеть информацией и вовремя предпринимать меры. Ситуация не располагает к праздности. Борджиа день ото дня пытаются заполучить все больше власти, гибнут мои друзья и близкие. Мне бы хотелось поскорее остановить все это. - Получается? - Не так быстро, но определенные проблемы я им создаю. - В чем сложность? Деньги? - Нет, это не проблема, когда умеешь находить доходные места. Братство не так велико, а на обучение новичков приходится тратить много времени. Не все доживают до посвящения, - Эцио с грустью вспомнил недавно погибшего ученика, вновь ощутив угрызения совести. Сейчас вместо позволенного отдыха он мог бы многое сделать в Риме. - А я мог бы стать одним из вас? - после непродолжительного молчания поинтересовался Мариус, щурясь на яркое небо. Эцио добродушно рассмеялся. - Не обижайся, dolce, но нет. Просто будь нашим союзником, этого хватит с лихвой. К слову, раз уж мы союзники, - Аудиторе сел, осматривая запас еды — водные развлечения пробудили в нем аппетит. - У тебя все хорошо? Никто не докучает?       Поразмыслив, Фабретти выразился аккуратно, неторопливо подбирая слова. - Есть одна неловкая ситуация… - Говори, - Эцио невольно насторожился. - Оговорюсь сразу, что я не хотел бы, чтобы кого-то убивали, - Мариус предупредительно взглянул на ассассина, на что тот лишь плечами пожал. - Мне кажется, ты нагнетаешь ситуацию. В чем дело? - Нужен твой совет, - решившись, Фабретти собрался с мыслями. - Петрарка в одном трактате пишет, что в наши дни прелюбодеяние стало той нормой морали, которую не в праве судить ни закон, ни правосудие. Но вместе с тем еще существует понятие супружеской верности, пусть оно и считается самым редким цветком, который не найти за весь день. Продолжая метафору… - Может, прямо скажешь? - с тусклой надеждой спросил Эцио, состроив кислую мину. - Не сбивай с мысли! Так вот, продолжая метафору. Мои родители, то есть, их брак был однозначно тем самым редким цветком. - Так себе метафора. - Какая есть! - Давай ближе к делу, а? - Погоди. И от них я определенно унаследовал хотя бы одну истинную христианскую черту — быть верным. - Ну да, - буркнул ассассин. - А с Бусель-как-его-там, ты мне писал о нем, что было? - А кому я должен был быть верным тогда? - воинственно вздернул бровь граф. - Ну, тоже верно… - Так вот. В сложившейся политической и экономической ситуации я вынужден снискать расположение новых правителей и стать им полезным настолько, чтобы это было для меня безопасно. С армией я не хочу иметь никакого дела, поэтому решил, что как бы серьезны ни были французы, а от хлеба и зрелищ еще никто не отказывался. - К чему ты так долго ведешь? - К тому, что в последнее время я стал устраивать праздники. Может, с большим размахом, чем нужно, и не так часто, как хотелось, но зато они пользуются спросом. В общем, и волки сыты, и овцы целы.       Аудиторе хотел поинтересоваться, к волкам или овцам причисляет себя Фабретти, но благоразумно смолчал. - Без определенных послаблений сейчас никуда. Не буду же я устанавливать всем аристократам правила… - Мариус, давай короче. Я понял, что у тебя в доме теперь периодически царят якобы вынужденные пьянство и разврат. Что дальше? - Но возвращаясь к благочестивому родительскому воспитанию, могу тебя уверить, что на данных мероприятиях я присутствую исключительно в роли организатора и хозяина дома. - То есть практически не пьешь и практически не развратничаешь? - То есть веду себя максимально в рамках светских христианских приличий, - кивнул Фабретти, который чувствовал в спокойном поведении ассассина какую-то таящуюся угрозу. - И? - Аудиторе иногда не рад был своим широким познаниям в том, как развлекается высшее общество во Флоренции, Венеции, Тоскане и Риме, не говоря о постыдных развлечениях простого люда. И он был вовсе не рад своей фантазии, которая сейчас услужливо рисовала в его представлении самые развратные картины этих праздников, отводя для Фабретти совсем не благочестивую роль. В задумчивости Эцио не следил за выражением своего лица, которое еще больше насторожило Мариуса. - Все в порядке? - осторожно спросил граф. - У кого? - Ну...у нас?       Ассассин доел буженину с хлебом и посмотрел на Фабретти, прогоняя из головы будоражащие картины. - Dolce, ты слишком долго ходишь вокруг да около. Мне стало немного скучно, - ласково отозвался мужчина. - Что тебя беспокоит? - Моя личная репутация, - недоверчиво глядя на него, Мариус вздохнул. - Кое-кто распускает слухи обо мне. И хотелось бы, чтобы это прекратилось. - Что за слухи? Может, они могут быть тебе на руку? - Нет. Определенно они мне могут только навредить. - Так что за слухи? - О господи, Эцио, это так важно? - Ты так не хочешь их озвучивать, что мне уже просто любопытно. Ну же. - Да пропади ты пропадом… плохие слухи, которые не имеют ничего общего с реальностью. - Ну какие конкретно? Что ты — женщина? - Еще таких не хватало. Нет… Слухи, что в моей постели — проходной двор, а я сам -безотказный ученик всех «добродетельных» учителей.       Эцио помолчал, прежде чем отозваться. Мариус покраснел, что выдавало его смущение, и ассассин невольно захотел придушить того, кто позорит имя графа. - А это неправда? - все-таки уточнил он.       Фабретти раздраженно выдохнул, отвернувшись. - Не спорю, у меня было несколько любовников, два из которых — с моего согласия и по взаимной симпатии, а один — по стечению обстоятельств. Ну, еще один, с которым ничего не вышло, потому что я не смог перебороть отвращение. Так что он — не в счет. Тем не менее, я думаю, это не повод считать меня...мальчиком для наслаждений. Беатриче говорила, что Адриано болтает это от обиды на меня. Но что мне с этим делать? Если он смог остаться у двора после очередного прихода к власти Людовика XII, это не значит, что он сможет остаться и в моем сердце. Потому что там место уже занято. - Адриано?..Что-то знакомое имечко, - припомнил Аудиторе. - Не казначей ли это часом? - Да, он. Только уже не казначей, а его помощник. Людовик поставил на этот пост своего человека, а Бонмарито, пусть и присягнул ему на верность, все же не получил нужного доверия.       Эцио притянул к себе Мариуса, заставив сесть меж его ног и опереться спиной на его грудь, коснулся губами макушки, потом виска и щеки. В голове начал медленно созревать план решения проблемы, но ставить в известность Фабретти он не собирался. - Не расстраивайся зря. Думаю, что не стоит придавать этим слухам большое значение. Кто тебя знает, тот им не поверит, а кто поверит — того разубедит твое настоящее поведение. Со временем этому прохвосту надоест нести чушь, и он перестанет. - А как же моя репутация? Большая часть моего дохода зависит от того, смогу ли я найти покупателя на свои товары. А если со мной никто не захочет иметь дел? - Мариус, - мягко, как довольный кот, протянул с укором ассассин. - Ты сам говорил, что разврат нынче в моде. Поэтому можно даже считать, что Бонмарито обеспечил интерес к твоей персоне. Конечно, определенного толка, но… Посмотри на это с другой стороны. К тебе будут — или уже были ходоки? - приходить заинтересованные лица с разного рода предложениями. Твоя же задача — быть хитрым лисом и суметь в этот момент перевернуть ситуацию в свою пользу. Твои празднества будут хорошим местом для ведения дел. Разумеется, некоторым ходокам надо будет просто давать по морде, но это уж оставь мне.       Слушая Аудиторе, Мариус нежился в тепле его объятий и млел от звука его голоса. Граф даже поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы Эцио не прекращал говорить — не важно что, лишь бы так же спокойно и рассудительно, показывая свою силу одним звучанием. Однако он внимательно отнесся к совету, и почувствовал себя невероятно счастливым от слов, обещающих защиту. - Эцио? - Я. - Я люблю тебя. Палаццо Фабретти, Милан, 12 июня 1500 года.       Компания вернулась в палаццо ближе к вечеру. Поездка выдалась тяжелой — солнце нещадно палило, а ветра не было совсем. Уставшие, они отказались от ужина, и разошлись по спальням.       Эцио около двух часов провел в тишине небольшой комнаты, окна которой выходили в сад. Усталость, которую он ощущал всем телом, все-таки была приятной. Граф Станга не навязывал свое общение, довольствуясь совместными довольно скромными ужинами. Природа Льерны безусловно восхитила ассассина, в итоге переменившего свое мнение о поездке. Гладь огромного озера, казавшегося морем, успокаивала, отгоняя тяжелые раздумья о делах. Ассассин отвел душу и вдоволь порыбачил, подарив внушительный улов первому попавшемуся босоногому мальчишке.       Стараясь держать образ независимого и сильного дворянина, Аудиторе не мог, однако, справиться с позабытым чувством счастья. Услышав признание Мариуса, коснувшееся сердца, как легкий ветерок — молодой листвы, ассассин, заробел и смутился, с удивлением отметив, что еще способен на подобные переживания. Слова не шли на ум, и тело само ответило на признание самым простым и понятным способом, осыпав графа любовными ласками.       Сейчас же, спустя некоторое время, Эцио все еще ощущал сердечный трепет при воспоминании их прогулок, но при этом вернулся к трезвому взгляду на происходящее. Без сомнения, Фабретти был ему приятен как в общении, так и в постели. Граф радовал глаз своим видом, а слух — речью и смехом. Но Аудиторе не мог позволить себе предать дело своей жизни и, кроме прочего, честь ассассина, оставшись в Милане рядом с графом. «Чувства мимолетны и скоротечны, - убеждал себя Эцио. - Рано или поздно молодость возьмет свое. Да и граф он все-таки. А на мне все Братство и месть Борджиа. У меня нет права сейчас отойти в сторону.»       Его отдых прервал короткий безапелляционный стук в закрытую дверь и попытка тут же ее открыть. - Отец, я вернулся. Впустишь, или мне через дверь доклад держать?       Голос Ромео заставил Эцио деловито подняться и впустить сына. - Приветствую. Как все прошло? - Тринадцать монахов во всем монастыре, - Ромео выложил из кармана пачку писем на стол. - Вот переписка и планы действий французского ордена тамплиеров. Девять монахов оказали сопротивление, четверых я оставил в живых. Они поклялись, что не имеют к делам тамплиеров никакого отношения. Доказательств обратного я не нашел. Если возникнут проблемы — я закончу начатое. - С чего это ты проявил милосердие? - Аудиторе усмехнулся, складывая руки на груди. - Настроение такое было, - буркнул молодой ассассин. - А как вы съездили? Хорошо отдохнули? - Весьма. Надеюсь, ты тоже не скучал. - Ага, - хмыкнул Ромео. - Еще какие-нибудь развлечения для меня лично есть? - Есть. Слушай внимательно.       Мастер ассассин поведал сыну о проказах местного помощника казначея, портящего репутацию Фабретти. Ромео отказываться от такого мелочного задания не стал, чем снова удивил своего отца. - Что мне с ним сделать? Повесить или зарезать? - Запугать. До дрожи в коленках и ночного недержания. Хотелось бы, конечно, чтобы он публично извинился, признав свои действия...недопустимыми. Кстати, граф говорил, что завтра планирует ужин, где должна будет присутствовать местная знать. Думаю, это было бы отличной площадкой для извинений. - Сделаю. Всё? - Аудиторе-Сфорца засобирался на выход. Ему не хотелось затягивать с исполнением порученного. Настроение — весьма переменчивая штука, а вдруг он снова захочет поиграть в добрячка? Этого Ромео допускать не хотел. - Всё. Хотя подожди. Ничего не рассказывай Мариусу, ему незачем это знать.       Покинув комнату отца, Ромео задержался в палаццо лишь затем, чтобы совершить туалет, после чего отправился в Миланское Логово Ассассинов, чтобы приготовиться. Милан, ночь на 13 июня 1500 года.       Адриано Бонмарито выбрался из постели, оставив жену мирно спать под мягким одеялом. Телесные потребности настойчиво требовали посещения хозяином дома ночного горшка. Шоркая домашними туфлями и потирая заспанное лицо, помощник казначея пересек длинный коридор и вошел в заветную комнату, не обратив внимания на то, что узкое окно под потолком приоткрыто, впуская ночной свежий воздух. Только он удобно устроился, подобрав ночную рубаху, и расслабился, как всякий долготерпеливый человек, как ощутил стремительно затягивающуюся удавку на своей шее.       Сон слетел, и Бонмарито обуяла паника. Пытаясь пальцами зацепиться за тонкую нить, врезающуюся в горло под кадыком, теряя воздух, он сучил ногами, пока его с силой не впечатали лицом в стену напротив и, методично, крепко ухватив за волосы, раз за разом били об нее. Потом его вновь усадили на горшок, притянув за удавку, и чья-то рука в черной кожаной перчатке крепко закрыла ему рот. - Доброй ночи. Слушай и запоминай, - прошипел ему на ухо незнакомый злой голос. - Ты достаточно натрепался о молодом Фабретти. Не дергайся, я знаю, что это ты. Так вот тебе надо извиниться. Сегодня он устраивает ужин. Самое время высказать сожаления о том, как ты был неправ. Не вздумай это сделать с ним наедине. Если же ты, - удавка сильнее впилась в горло, - этого не сделаешь, то я вернусь, выпотрошу твою женушку, зарежу двух твоих сопляков, а потом медленно сниму с тебя шкуру, переломаю пальцы и выколю глаза после того, как ты на все вдоволь насмотришься. А теперь ответь мне, ты все понял? - удавка немного ослабла, но зажимающая рот ладонь никуда не исчезла. - Кивни, что ли.       Бонмарито кивал так усердно, что могло показаться, будто его бьет очень крупная дрожь. - Молодец. Ах да. Наверняка он, по доброте душевной поинтересуется, что с твоим прекрасным личиком… Что же ты ответишь? Не вздумай кричать, - на этот раз ладонь немного ослабила хватку. - У-у-упал… - Кто ж так падает… Будь честен. Перебрал, подрался в таверне с заезжими бродягами, ведь правда?       Бонмарито снова неистово закивал. - Вот и славно. Теперь иди, переоденься. А то от тебя смердит.       Адриано рывком вытолкнули в коридор и он упал, а когда нашел в себе силы подняться и трусливо осмотреться, то в отхожем месте уже никого не было, только прохладный ветерок залетал в открытое окно. Примечания: 1) Маркезино Станга — интересный исторический персонаж, о котором мне попалось всего три строчки о том, что он был посредником в отношениях между Лодовико Сфорца и его женщиной, а также, что в начале 16 века он владел Льерной и Белладжо. Возможно, он же у Лодовико Сфорца занимался сбором и хранением зерна, но это не точно. Может, мною было недостаточно приложено усилий для поиска. Но на что нам фантазия, друзья? 2) Речь идет об острове Сан-Паоло на озере Изео, где, как говорят, однажды в начале 16 века произошла страшная история: 9 из 13 монахов в закрытом монастыре были убиты неизвестным и по неведомым причинам.