The red thread

      Палаццо Фабретти, 20 июня 1500 года.       Темнота гостиной разбавлялась светом свечей и огнем камина. Ромео, вытянув ноги, отбросил трактат о военном деле, который мешали читать Эцио и Мариус. - Нет. - Да. - Я сказал, нет. - А я сказал, да. - Я тебе приказываю: нет! - Кто ты такой, чтобы приказывать мне? Сказал, поеду с тобой в Рим, значит поеду. - Не нужно тебе туда ехать! Там опасно. К тому же у меня совсем не будет времени тебя развлекать. - А меня не надо будет развлекать. Я хочу встретиться с Леонардо, спросить пару советов по краскам. Если повезет, то найму его для модернизации палаццо.       Аудиторе закатил глаза и махнул рукой, потеряв надежду образумить Фабретти. - А где ты собираешься там жить? - Если в твоей резиденции не найдется для меня места, то арендую домик или комнаты. В чем проблема? - Да так. Маленькая такая. По фамилии Борджиа. И вообще в Риме у меня нет никакой резиденции. Сам живу, где Бог послал. - Не плохо он тебе послал, скажу я, - издевательски вставил слово Ромео. - Рот закрой. - Я — свободный гражданин, могу и мнение выразить. - Ладно, Ромео, - примирительно заговорил Мариус. - Это не страшно. Найду я, где пожить. Да хоть в том же месте, где мы останавливались с Лео. - Уже просто Лео? - иронично хмыкнул Аудиторе. - С мастером Лео, - в тон ему отозвался граф. - Вот и езжай сам тогда, - сдался Эцио, мысленно сетовавший на то, что семейные споры хуже политических. - О, я тогда с синьором Фабретти поеду, - оживился Ромео. - Хоть не так тесно будет. Да и веселее, чем с тобой и тетей Клаудией. - Uffa (1)! - Эцио поднялся с дивана и направился прочь из гостиной. - Раз уж мое слово ничего не значит, делайте, что хотите.       Мариус выразительно взглянул на Ромео, подразумевая, что не стоило так говорить, и последовал за Эцио. - Постой. Ну постой же! - ему пришлось весьма ускорить шаг, чтобы догнать Аудиторе. - Вы уже все решили, зачем меня о чем-то спрашивать? - возмутился Эцио, взмахнув рукой. - Ну почему ты сердишься? - А почему не должен? Вы все делаете по-своему. - Не мы, а я. Говори обо мне, Ромео не при чем. - Хватит его защищать. Он тебя поддерживал. - И спасибо ему за это.       Аудиторе крепко взял Фабретти за локоть и впихнул в первую попавшуюся комнату. В ней было темно, даже лунный свет не пробивался внутрь из-за плотных штор. Прижав графа к стене, мужчина скользнул руками по его телу и остановился на талии. - Откажись от этой затеи, - тихо, но настойчиво попросил Эцио, прикусывая тонкую кожу на шее Мариуса. - Ты будешь меня отвлекать. - Я только на недельку, - упрашивая, Фабретти подставлял шею ласкам, и при этом на ощупь снимал жилет с любовника. - Обещаю тебе не мешать. Я сделаю свои дела, погуляю, и вернусь домой. А ты как сможешь, так зайдешь. Всегда буду рад тебя видеть, - расправившись с жилетом, он принялся за завязки штанов, но крепкая рука остановила его. - Как мне тебя переубедить? - Никак. Будь добр, смирись. Мне надоело сидеть дома.       Фабретти опустился на колени, нетерпеливо стянул штаны с Эцио, одновременно касаясь поцелуями его упругого живота и ниже, тем самым поставив в разговоре точку. Аудиторе не оставалось ничего иного, как одной рукой упереться в стену, другой коснуться вьющихся волос Мариуса, и, прикрыв глаза, податься бедрами навстречу влажным ласкам. Предчувствуя скорое свершение любви, ассассин отстранился, подтягивая одежду. - Хватит. Кто первый доберется до спальни — тот снизу, - подмигнув Фабретти, с дурманом желания во взгляде касавшегося пальцами своих губ, Эцио поторопился сбежать из темной комнаты. - Эй! Так нечестно!       После разговора в мастерской, Мариус позаботился о том, чтобы у Эцио не было личной комнаты. Он и так давно собирался перебраться в более просторную спальню, поэтому распорядился подготовить для него ту, что раньше принадлежала его родителям. Она располагалась практически сразу у главной лестницы, ведущей на второй этаж. Эта комната была больше и светлее, её окна выходили на далекую дорогу, лужайки с клумбами и парадный подъезд к палаццо. Стены были оклеены шелковыми обоями цвета топленого молока и с мелким ненавязчивым цветочным рисунком. Мариус сделал перестановку, чтобы убрать из спальни почти все, что напоминало о родителях. Справа от входа, у окна, он поставил кровать из светлого дерева, заменив тяжелые портьеры балдахина легкими белыми и бежевыми занавесками. Сундук-кассоне раньше принадлежал Изабелле Фабретти, и так нравился Мариусу своим изящным убранством — тонкой резьбой, изображавшей переплетения растений с вписанными в них фигурами животных, птиц и нимф, украшенный полудрагоценными камнями, что он оставил его в изножье кровати. Платяные шкафы остались в дальней части комнаты. В левой же части он расположил ширму и за ней - бронзовую ванну на изогнутых коротких ножках и туалетный столик с баночками масел, благовоний и с сухими лепестками цветов.       Закончив переезд, он сообщил Эцио, что когда бы он ни оказался в палаццо, двери этой комнаты всегда будут для него открыты.       Нежась под теплым покрывалом, Мариус дремал на плече Аудиторе. Любовные игры истощили все запасы его сил. С порывом ночного ветра в комнату влетел запах цветов. - Может, закрыть окно? - спросил Эцио, которому было лень вставать. - Ммм, - невнятно отозвался Мариус и устроился поудобнее. - Я все хотел у тебя спросить одну вещь, - повернувшись на бок, мужчина провел согнутым пальцем по щеке любовника. - Поговоришь со мной? - Спрашивай, - Мариус лениво открыл глаза и потянулся. - Клаудия уехала в Льерну, чтобы основать там салон на территории графа Станга. Он показался мне весьма скупым человеком, чтобы просто так впускать кого-либо в свои владения. Никак не могу понять, откуда у нее деньги? Обустройство салона, аренда — все это стоит дорого. Клаудия говорила тебе что-нибудь об этом?       Мариус вздохнул, отвечая с неохотой. - Я дал ей денег. - С какой это радости? - ассассин удивленно поднял брови. Он совсем не ожидал подобного. - Мариус, деньги очень тяжело получить и невероятно легко тратить! Твое благосостояние — результат усилий нескольких поколений. Незачем его разбазаривать. - Я все это понимаю, - Фабретти лег на подушку, отстранившись от Эцио. Его упрек был уместным, но от этого не менее приятным. - Скажем, я был ей должен и решил уплатить этот долг.       От сказанного Эцио даже сел, потер лицо и выжидательно уставился на Мариуса, жестом потребовав продолжить рассказ. - Она была столь добра, что оказала мне...одну услугу, стоимость которой я усмотрел по-своему. Надеюсь, 600 флоринов (2) ей будет достаточно. - Сколько?! - опешил Аудиторе. - Позволь полюбопытствовать, - вкрадчиво продолжил он. - Какую же услугу за такие деньги могла оказать тебе моя сестра? Ладно бы клирика какого ублажила, но... Я считаю, она тебя просто ограбила. - Эцио, не горячись. Это было моим решением дать ей такую сумму. Я видел, что она хочет расширить сеть своих заведений, и потому помог ей. Разве она не является частью вашего Братства? - Клаудия, конечно, ассассин, но куртизанки — это лишь союзники нам. И то не всегда. Так ты мне не ответил, что она для тебя сделала? - Ты будешь злиться, поэтому не скажу, - Фабретти отвернулся, закусив губу. - Мариус, - тон ассассина был жёсток и требователен. - Она подкинула мне идею для праздника, - тут же отозвался граф, желая улизнуть с этой темы. - За 600 флоринов?! - Да! - Я еще раз спрошу, может, я что-то не так понял. Последний праздник или какой-нибудь предстоящий? - Последний, - нехотя выдавил Мариус, накрываясь покрывалом по уши. - Это когда мы с тобой разругались? - уточнил ассассин. - Мгм, - подтвердил граф, с замершим сердцем слушая повисшую тишину. - Так это она предложила тебе вести себя подобно шальной куртизанке? - Мариус не ответил, накрывшись одеялом с головой. Эцио верно расценил его действие за положительный ответ. - Ну конечно! - со спокойной усмешкой покивал он, сопоставляя в уме все произошедшие события, и, помолчав, улегся на подушку, вперившись взглядом в расписанный дивными птицами потолок. - Еще раз убеждаюсь, что все проблемы из-за женщин, - по-доброму усмехнувшись, он шутливо ткнул локтем Мариуса. - Эй. Вылезай из норки, - не дождавшись, когда Мариус сделает это сам, Эцио обнял его поверх одеяла. - Я уже не сержусь. И так и быть. Поедем в Рим вместе. Может, это и вправду неплохая затея. Но учти, что в Логове тебе находиться нельзя. Поэтому арендуем тебе какую-нибудь хибару, - он посмеялся, почувствовав ворчливый тычок графа.       Они позволили себе шутливое барахтанье, прежде чем снова предаться утехам. Эцио, отпустивший тяготы нравственности, чувствовал себя юнцом, кровь которого мгновенно закипала от прикосновений удивительно нежного тела. И он был счастлив от того, что мрак жизненных тревог отступил под гнетом радостного удовлетворения.       Рим, Замок Святого Ангела, 05 марта 1501 года.       Микелетто Корелья отпустил попрошайку Бьянку, которая принесла ему порцию свежих и очень интересных новостей. «Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки, - подумал убийца. - Прошло столько времени, а у меня так ничего ценного и не нашлось. Представляю себе ярость Чезаре...простыми отговорками было бы не обойтись. Что ж, теперь мой черед.»       Дав себе команду, Корелья облачился в удобный костюм и покинул свои покои. Сегодня, в преддверии кратковременного возвращения Чезаре в Рим, он должен был заполучить что-то ценное для ассассинов.       Рим, одна из улиц близ Пьяцца Навона, тот же день.       Мариус беззаботно прогуливался по Риму, наконец-то вернувшись на его улочки после длительного пребывания в Милане. Его воодушевляли многочисленные стройки, толпы людей, мерное течение Тибра и разворачивающиеся на площадях мистерии. Летом прошлого года, когда он получил согласие Эцио на поездку, отправиться с ним в Рим так и не получилось.       Уже прямо перед отъездом его остановили люди короля. Причиной такого неожиданного визита стало разбирательство обстоятельств чудовищной смерти помощника казначея синьора Бонмарито, которому выкололи глаза, отрезали язык, переломали пальцы на руках и после этого проткнули кинжалом несколько раз в переулке неподалеку от его собственного дома. Все это в красках расписали Мариусу, Ромео и Эцио, ожидавшим погрузки багажа в экипаж. - Ну хоть кожу не сняли, - безразлично отозвался тогда Ромео, и Мариус заметил, как он что-то шепнул отцу на ухо. Как показалось графу, Аудиторе услышанное рассердило, хотя он ничем это не выразил. - Мы вынуждены просить Ваше сиятельство не отлучаться из Милана, пока преступник не найден. И, если Вы соблаговолите, то не могли бы ответить на несколько вопросов? То же касается и Ваших гостей, - человек короля по имени Бенедикт Алто был настойчиво вежлив.       Эцио жестко приказал Ромео сесть в экипаж и составлять компанию Клаудии до его возвращения. Сам же сопроводил Фабретти и Алто в кабинет графа, где они беседовали некоторое время. В ходе разговора Эцио позволил высказаться эмоциональному графу, не имеющему никакого представления о случившемся и сожалеющему о гибели Бонмарито. После чего взял инициативу в свои руки, доказательно обосновав свою непричастность к случившемуся, предложив Алто проверить сказанное и поискать преступника среди пьяниц, с которыми Бонмарито подрался в недавнем времени. Бенедикт молча выслушал Аудиторе и спустя некоторое время раздумий позволил семье вернуться в Рим, но настоял на том, чтобы граф всё же остался дома до завершения дела.       После ухода Алто, Мариус с тревогой допытывался у Эцио, имеет ли он к произошедшему хоть какое-нибудь отношение И только получив убедительный ответ, что у него и времени-то на подобное не было, граф отпустил ассассинов в долгий путь домой. Он был разочарован и обижен на судьбу из-за того, что ему пришлось остаться.       Прошли месяцы, и после двух заседаний сената, на котором разбиралось дело о гибели Адриано, вину или причастность Фабретти не установили, поэтому и позволили ему ненадолго покинуть Милан.       Несмотря на довольно теплую погоду, ветер был по-весеннему прохладным и влажным. В завершение своей прогулки Мариус закупил на рынке, располагавшемся на площади Навона, продукты и сладости, и теперь нес увесистый мешок домой. Он арендовал небольшой двухэтажный домик неподалеку от сплетения тесных улиц, где, казалось, так давно они с Эцио убегали от преследовавшего их швейцарского наемника. Из прислуги граф нанял только приходящую служанку, чтобы она убиралась в доме раз в неделю и меняла белье. Больше Фабретти никого не звал, не желая, чтобы посторонние были свидетелями его встреч с кем бы то ни было.       Этим вечером он планировал устроить Аудиторе сюрприз, самостоятельно приготовив ужин. С момента приезда Мариуса в Рим прошло чуть больше недели, за которую они встречались дважды, и то ненадолго. Эцио пообещал прийти сегодня вечером и остаться на ночь, и Фабретти хотел, чтобы все прошло хорошо.       Когда уже смеркалось, а Аудиторе все еще не было, Мариус, оглядывал стол, на котором стояло запеченое по рецепту Матильды мясо, отварной картофель и неумело нарубленные овощи и фрукты. Чего-то не доставало. Не сразу он понял, что не купил достаточно вина, а из оставшегося была лишь початая бутылка белого. - Опять будет ворчать, что я его водой поить собираюсь… Схожу к торговцам, пока еще есть время.       Когда он вернулся с корзинкой, в которой лежали бутылки с вином, в темноте сгустившейся ночи с трудом подобрал на связке ключ от входной двери. Как только же ключ с тихим лязгом проник в замочную скважину, его неожиданно схватили за талию, и родной голос зазвучал у самого уха. - Привет, dolce. Я соскучился и жутко голоден. Накормишь? - Все, что есть — для тебя.       Повернувшись, Фабретти поцеловал ассассина, запустив свободную руку под капюшон и коснувшись его волос и лица. Не отрываясь друг от друга, они вошли в дом, где все было готово к их встрече.       А из окна дома напротив, уставший от дневного непрерывного наблюдения, с добродушной усмешкой на них смотрел Корелья. Он уважал мастерство ассассина и считал его опасным достойным противником. Однако его веселило, что даже таким ассассинам, как Аудиторе, не чуждо плотское. Вместе с тем его настигло разочарование: он надеялся, что в этом доме, на который его навела Бьянка, ассассины хранят могущественные артефакты или секретную информацию. Пределом мечтаний, конечно, было само их логово, но увидев пустой дом, который сдавали в аренду едва ли не каждый месяц, он распрощался с этой идеей. Однако подумал, что и мальчишку можно будет как-то использовать.       Микелетто не был сторонником поспешных решений. Вступать сейчас в бой с ассассином он считал делом преждевременным. Не имея твердой уверенности в своей победе, он не хотел испортить возможность достигнуть цели Чезаре иным способом. Покидая свой пост, Корелья приказал небольшой группе воинов затаиться и не сводить глаз с дома, а как только его маленькая златовласая цель останется в одиночестве — послать за ним и продолжать наблюдение.       Двумя часами позже Ромео, довольный выполнением заданий, неспешно прогуливался по крышам домов. Он знал, что Фабретти приехал в Рим, и думал, что отец намеренно поставил перед ним много задач, чтобы не дать им встретиться. Поэтому ему еще сильнее хотелось увидеться с Мариусом. Вместе с тем испытывал некое весьма странное чувство, будто он виноват в том, что Фабретти не смог отправиться в Рим еще восемь месяцев назад. «Может, и вправду не надо было убивать этого Бонмарито? - позволил себе задуматься ассассин, стоя на краю очередной крыши. Луна холодом высвечивала воду Тибра, контрастируя с теплыми отблесками мерцавших факелов и фонарей. - Вот еще! А чего он трепется, о чем не просили? - пожав плечами в ответ на свои мысли, Ромео спрыгнул вниз и пошел по дороге. - Но все равно с ним надо встретиться. А вдруг он передумает и променяет старика на меня?» - с усмешкой ассассин позволил себе пофантазировать, совершенно не веря в подобный исход. Ноги уже несли его к дому, о котором ему на днях проговорился Эцио.       Тишина переулков и внутренних дворов заставляла Ромео быть осторожным. Оглядевшись, он подошел к двери, обнаружив, что она заперта. Большинство окон было закрыто ставнями, а в остальных свет не мерцал. «Может, спит?» - подумал он и обошел дом, по привычке даже ночью держась в тени. Одно из окон на последнем этаже было открыто, и до уха Ромео долетел обрывистый стон. Надеясь, что ему показалось, ассассин проворно вскарабкался на крышу дома напротив, откуда было удобно заглянуть внутрь интересующего его окна — благо, внутренние дворы были маленькими, а застройка Рима позволяла с легкостью перепрыгивать с дома на дом.       Он почти не удивился, рассмотрев в свете свечей обнаженную белую спину под водопадом золотых волос, которую обнимали крепкие загорелые руки. Мгновение — и Фабретти опрокинули на постель, заставляя перевернуться, а взору Ромео предстал его отец, расправивший плечи и властно возвысившийся над хрупким телом, устремив взгляд во тьму ночи. Немного склонившись, Эцио рукой прижал шею любовника к постели, продолжив жадными и сильными движениями высекать стоны с его губ. Ромео мог поклясться, что отец видит его, смотрит неотрывно прямо в глаза, безжалостно показывая, что Фабретти целиком и полностью принадлежит ему одному.       Аудиторе-Сфорца не был дураком. Он еще в Милане видел, как Мариус смотрит на его отца, и завидовал Эцио, потому что на него никто и никогда так не смотрел. Он почти свыкся с мыслью, что Фабретти останется для него лишь запретной фантазией и глупой мечтой, перерастающей в шутку. Однако сейчас он почувствовал себя униженным этой, возможно, лишь ему одному привидевшейся, демонстрацией власти. И он ушел стремительно, не стараясь успокоить глупое сердце, требующее мести.       Рим, 06 марта 1501 года.       Мариус проснулся поздним утром. Счастливо потягиваясь в постели, он с улыбкой вспоминал прошедшую ночь. Эцио ушел на рассвете, обещав вернуться, как только выдастся минута. На ином Мариус и не настаивал.       В дверь тяжело и требовательно постучали, когда он едва успел одеться. - Кого там черт принес? - буркнул граф, спускаясь по лестнице вниз и открывая дверь. На пороге стоял рыжеволосый мужчина со шрамом на неприятном лице, а за ним выстроились воины папской армии. - Приветствую. Меня зовут Микелетто Корелья, и нам с Вами нужно о многом поговорить, - его губы резанула холодная улыбка. Убийца вошел в дом, не дав Фабретти сказать и слова. Следом прошли и воины, закрыв за собой дверь. - Простите, но мы не знакомы. И я Вас не приглашал, - настороженно проговорил Мариус ему в спину, оглядываясь на оставшихся у дверей солдат. - Вот досада. Меня никто не приглашает. Я прихожу сам. И чаще всего, - Микелетто остановился в коридоре, не проходя далеко, и развернулся к Фабретти. - И чаще всего мой приход людей не радует. К этому я привык. Что ж, не будем долго ходить вокруг да около, - Корелья сложил руки на груди. - Знаком ли Вам ассассин по имени Эцио Аудиторе да Фиренце?       Приподнятые брови, насмешливый взгляд Корельи и опущенные уголки губ не сулили Мариусу ничего хорошего. Он снова огляделся, но понял, что окружен — позади и с боков стояли солдаты. - В принципе, можете не отвечать. Знаю, что вы знакомы, сам видел. А так как он является опасным преступником, подрывающим основы государственности, то я вынужден сообщить Вам, что, являясь его пособником, Вы также становитесь преступником. Поэтому, - Корелья сделал знак солдатам, крепко схватившим Фабретти за руки. - Именем Его Святейшества и волей Господа Вы обвиняетесь в совершенном преступлении и будете немедленно отправлены в Замок Святого Ангела для проведения расследования.       Мариус был как в тумане. Он не понимал, что происходит и насколько все происходящее реально. От отдаленного осознания, ему стало страшно настолько, что подкашивались ноги. Дернувшись, он выкрикнул, что никаких преступлений не совершал, что он является подданным французского короля и не потерпит беспочвенных обвинений, но Микелетто это вовсе не интересовало. Он хотел тихо сделать дело и убраться отсюда. Поэтому по его сигналу солдаты оглушили Фабретти и двое, удерживавшие его за руки, вынесли тело и бесцеремонно закинули внутрь экипажа.       Перед уходом Корелья оставил послание для ассассина, приколов его ножом к стене у входа так, чтобы оно тут же бросалось в глаза вошедшему. А в дверях, поразмыслив, он приказал оставшимся воинам: - Разнесите тут все. Что найдете ценного — забирайте, пусть будет вашим.       Рим, 08 марта 1501 года.       Ромео бездельничал в общей гостиной убежища ассассинов, вытянувшись на жестком узком диване. Каменные стены, облагороженные картинами, ковры на полу создавали скупой мужской уют, но иногда молодому ассассину хотелось проводить время в более комфортной обстановке. С отцом он видеться не желал, голубей с заданиями не получал, а прочее ему опостылело. Хотелось чего-нибудь эдакого, но чего именно — никак не шло на ум.       Мимо прошли две дамы — даже под мешковатым одеянием ассассинов Ромео отмечал их прелестные формы. Одна другой рассказывала о каком-то подарке, который сделал ее благосклонной к дарителю.       «Может, мне тоже кому-нибудь что-нибудь подарить?.. Не-е-е. Смысл? - ассассин трагично вздохнул, натянув капюшон сильнее к носу. Ромео был высок, жилист, светел кожей и волосами, как мать, а имея внешнее сходство с отцом, получил и его обаяние. Характер Сфорца, однако, делал его более жестким убийцей и любовником. - Кого не надо, я и так поимею. А вот кого надо — к тому пока не подобраться. Кстати о подарках! День рождения мой уже давно прошел, а коня я так и не увидел!» - воодушевленный выдуманным предлогом заявиться к Фабретти на порог, Ромео сел и услышал приближающийся звон колокольчиков. В гостиную завернули Мясник и Шут, с трудом удерживая небольшой тяжелый сундук. - Что приперли? - полюбопытствовал он, но парочка молча прошла мимо него. Лишь опустив ношу у стены, Шут, облаченный в костюм из бело-зеленых ромбов, шумно выдохнул. - Это для Мастера Аудиторе, любопытный ты нос. Откуда нам знать? Велено втащить, мы и тащим, - пожав плечами, он проследил за братом, устало опустившимся на софу. - А где Мастер? - на всякий случай поинтересовался Ромео, прорабатывая план действий. - К себе пошел. Думаю, скоро сюда спустится. Малыш, ты как? Сильно голова болит? - встав перед братом на колени, Шут осмотрел едва заметную рану на его виске. - Мелочи. Пройдет. Только теперь тебе надо отдохнуть. Не ходи никуда.       Ромео, как и многие, не любил эту парочку. Но если бы его спросили, кого бы он взял в команду для выполнения зачистки — они были бы первыми в списке.       В последнее время Шут стал спокойнее, а Мясник смог говорить «спасибо» и «пожалуйста» значительно чаще. Это радовало Гведоли, судя по письмам к отцу, но было безразлично всем окружающим.       Не говоря ни слова Аудиторе-Сфорца покинул убежище, избегая любой возможности встретиться с отцом. Осматривая окрестности, залитые утренним светом сквозь дымку тумана, и раздумывая чем заняться, он все же решил не тратить времени и снова отправиться к Фабретти. Как бы ни было, а отношения с ним Ромео хотел сохранить.       Его насторожил шум толпы. Не тот обычный шум, когда все говорят, идут, шоркаются одеждами и ношей, а тот, который восклицаниями, как сполохами, предупреждает о событии. Что-то случилось, и это ассассин понял почти у самого дома, который арендовал граф. И ему совсем не понравилось, как толпа проходящих зевак показывает на выломанные ставни и выбитые стекла дома, где должен был отдыхать Мариус.       Огибая шумную толпу, Ромео проник в дом со двора, оставшись никем не замеченным. Забрался в то самое окно, где была спальня Фабретти. Разум ассассина не давал шанса эмоциям, холодно и расчетливо собирая информацию о помещениях, которые он исследовал быстро и внимательно. Фабретти здесь точно не было уже несколько дней. В холодном посеревшем доме Ромео окружали разбитая мебель, рваные шторы и занавески, грубо распоротые сумки и гниющие остатки продуктов. Ценностей и денег не было. Ассассин тихо спустился на первый этаж, и позволил себе отметить положительное в сложившейся ситуации: следов крови видно не было. «Лишь бы не придушили» - расчетливо хмыкнул Ромео, при том испытывая искреннюю надежду, что Фабретти жив.       Крадучись, он заглянул во все комнаты, обнаруживая погром. В коридоре у выхода он нашел оставленное на стене послание.

«Синьор Аудиторе! Ваш приятель временно будет располагаться у нас. Вынуждены настаивать: прекратите свою беззаконную деятельность и сдайтесь. Приходите безоружным в Замок Святого Ангела, и Вашему приятелю будут дарованы прощение и свобода. Наше терпение не безгранично.»

- Che palle! (3) — злобно выдохнул Ромео и со всех ног побежал в Убежище, меняя маршруты, держась теней на случай, если за ним следят, и надеясь, что отец никуда не ушел.       Рим, Замок Святого Ангела, 15 марта 1501 года.       Несколько дней назад Мариус очнулся в маленькой сырой комнатушке. Влажные каменные стены, простая узкая кровать и в шаге от нее - маленький стол со стулом — вот и все, что окружало Фабретти. О том, что находится в каком-то замке, он догадался по кладке стен и высокому узкому зарешеченному окну, из которого пробивался свет. Под ним располагалось ведро для справления нужды. Тяжелая деревянная дверь имела внизу маленькое закрывающееся снаружи оконце, в которое ему раз в день швыряли миску с непотребной едой и кружку воды.       Страх снова и снова накатывал на него, и, бессильный что-либо сделать, он больше спал, а когда бодрствовал — молился, вспоминая давно заученные слова и добавляя свои, идущие от самого сердца.       Ничего не происходило, и это пугало графа больше всего. Тревожился он не только за свою жизнь, которая могла оборваться одним повелением сильных мира сего, но и за жизнь Эцио. Малодушно он рассчитывал, что в скором времени ассассин сможет освободить его, наивно полагая Аудиторе всемогущим.       Но день сменялся ночью, одна поганая похлебка — другой, а к нему так никто и не пришел. Невольно безысходность пришла на смену всякой надежде.       Но в этот день дверь в его камеру отворилась. На пороге стоял тот самый мужчина, обвинивший его в страшном преступлении. Корелья осмотрел помещение и поморщился. - У Вас что, не убирают?       Несмело поднявшись с кровати, Мариус потупил взгляд и покачал головой. Микелетто вошел, теперь осматривая пленника. В его взгляде не было неприязни или вражды, он просто выполнял свою работу. - Прошу прощения, что не заходил раньше, был занят. Пойдемте. С Вами хотят поговорить.       Сделав приглашающий жест рукой, он подождал, пока Фабретти осмелится сделать несколько шагов наружу. - Смелее. Я ничего пока Вам не сделаю. Только не пытайтесь бежать, иначе придется надеть на Вас кандалы. Вы же не хотите этого?       Мариусу было достаточно и заточения. Кивнув, он следовал рядом с Микелетто по темным коридорам и лестницам, пока они не добрались до какой-то комнаты. Корелья пропустил пленника вперед, затем вошел сам и запер дверь.       За тяжелым столом сидел черноволосый худощавый мужчина с бледным злым лицом, облаченный в дорогие доспехи. Рядом с ним стоял обрюзгший толстяк в не менее дорогом, чем доспехи, одеянии. Именно он первым обратил внимание на вошедших, и его скользкий масляный взгляд сощуренных и заплывших глаз совсем не понравился Фабретти. Микелетто тоже это заметил, мысленно сделав пометку приглядеть за поведением банкира. - Хуан, денег надо больше. Не знаю, где ты их возьмешь, мне наплевать. Устрой праздники, оббери знать — все равно. Мне нужно еще несколько месяцев войны. Всё, - Чезаре подписал бумаги, нервно собрал их со стола и презрительно отдал банкиру. Тот, поклонившись и снова взглянув на пришедших, поспешно покинул кабинет главнокомандующего через вторую дверь в углу кабинета. - Теперь ты, - Чезаре вздохнул, налил себе вина, откинулся на спинку резного кресла и сделал несколько неторопливых глотков, смакуя напиток. - Любовник ассассина...Ты знаешь, что еще столетие назад за подобное казнили весьма изощренным способом. (4) Сейчас же за содомию можно просто сжечь на костре. А вот за попытки свержения существующей власти принято морить голодом или вешать. Что же мне делать с тобой? - взгляд Чезаре был пронизывающе колким. Мариус молчал, понимая, что его запугивают, и не знал, что из сказанного им может спасти его от гибели. - Или в Милане так принято? Мы навели справки о Вас, граф Фабретти. Печально, что потомок высокородного члена Ордена тамплиеров позволил себе спутаться со швалью. Нам известно, что Вы пользуетесь благосклонностью короля Людовика XII, с которым мы пока в союзе. Вероятно, именно поэтому я еще не решился отправить вас на виселицу. Кроме того. - Чезаре поднялся и неторопливо приблизился к пленнику, резко схватил его за подбородок и, повернув его голову в стороны, скептично осмотрел его. - Может, вы побудете полезным и нам…- брезгливо убрав руку, Чезаре отвернулся и, отходя, вытер пальцы белоснежным платком. - Что Вы молчите, граф?! - рявкнул Борджиа, и Мариус вздрогнул от резкой перемены тона. - Я не знаю, что сказать, - глядя в пол, негромко и с дрожью в голосе отозвался Фабретти. - О! Вот как! Что ж, давайте я попробую Вам помочь, - Чезаре осклабился, опираясь спиной на свой стол. - Скажите мне, где находится убежище ассассинов, и я отпущу Вас. Конечно, с условием, что Вы вернетесь в Ломбардию, и больше носа казать оттуда не будете.       Мариус понимал, что от него потребуют невозможного. Даже если бы он и владел нужной Борджиа информацией, то не позволил бы себе ее выдать. - К сожалению, - медленно начал он, принимая свою дальнейшую участь. - Я не знаю ничего об этом. Мне не доводилось встречаться с другими ассассинами или же бывать в их расположении. - Жаль, - покивал головой главнокомандующий, но разочарован этим ответом он не был, изначально его предполагая. - Тогда быть может, мы сможем найти другое решение проблемы?.. Что Вы скажете, если я прямо сейчас отпущу Вас?       Мариус недоверчиво взглянул на Чезаре, ожидая подвоха. - Живите в Риме сколько угодно. Я даже подарю Вам дом, введу в общество, познакомлю с нужными людьми. Но взамен Вы должны будете выдать мне Эцио Аудиторе. Сообщите, когда он соберется к вам наведаться, а дальше — это будет моим делом. Согласитесь, это весьма щедрое предложение. Ваша жизнь, устроенная с комфортом, в обмен на жизнь ассассина.       Чезаре следил за лицом Фабретти, и как страх и недоверие сменяются тягостными раздумьями. - Я думаю, у Вас есть немного времени на размышления. Хотя зачем? Даже если вдруг в вас зародилось греховное чувство привязанности к этому человеку, преступнику… Взвесьте все хорошенько и примите рациональное решение. Ведь на кону Ваша жизнь.       Чезаре позвал стражу и велел сопроводить пленного обратно, а Микелетто приказал остаться. - Что думаешь? - поинтересовался главнокомандующий у своего убийцы. - Пока рано делать выводы. Твое предложение было весьма щедрым. Но что, если там замешана любовь? Тебе знакомо это чувство?       Чезаре фыркнул и рассмеялся. - Микелетто, друг мой, зачем мне любить, если весь мир и так должен принадлежать мне? Любовь — удел несчастных глупцов. Сила и власть — вот что имеет значение. Именно это я и предложил графу. Надеюсь, он не продешевит. Примечания: 1) Uffa (ит.) - безобидное восклицание, которое используют в значениях «Черт!», «Проклятье!», «Уф!», «Ух!», «Что ж такое!», если ситуация складывается не в вашу пользу, и как досадное «Фу!», и как сигнал окружающим о том, что у вас заканчивается терпение (источник: https://lingvister.ru/blog/italyanskie-vosklitsaniya-i-mezhdometiya-esclamazioni-interiezioni ). 2) Это довольно внушительная сумма, если иметь в виду, что в то время за 300 флоринов можно было приобрести трехэтажный дом во Флоренции. Еще можно сравнить с годовым жалованием трудящихся граждан: венецианский дож получал около 5250 флоринов, посол – 3125. Профессор – 625, инженер – 175, управляющий банком 150, а рядовой солдат – 38 флоринов в Венеции. О высших церковных деятелях умолчу — там очень крупные суммы, около 18000. Любопытно, что самым прибыльным считалось заключение долгосрочных контрактов. Так, например, в 1482 году Леонардо да Винчи получил в Милане 2000 флоринов, что считалось невероятно крупной суммой дохода. 3) Che palle! (ит.) - пиздец. В той самой негативной окраске, в которой мы его употребляем. 4) Здесь имеется в виду история о том, как в 1365 году обвиненного в содомии подростка казнили путем заливания расплавленного железа в задний проход.