The red thread

      Рим, Замок Святого Ангела, ночь на 02 апреля 1501 года. - Скотина безмозглая! Если бы не деньги, я бы прирезал его прямо там! - ярился Чезаре, набрасывая на себя одеяло.       Микелетто лежал рядом, задумчиво глядя в потолок. Нагота его не смущала, как и прохлада, воцарившаяся в спальне, из-за потухшего камина. - Я так и знал, что ассассины будут там, - Чезаре вертелся и никак не мог устроиться удобнее. Нервное напряжение не давало расслабиться даже после долгого жесткого секса. - Если Аудиторе не собирается выполнять наши условия, то зачем нам нужен этот пленник? Его содержание тоже стоит денег! - Пока что благодаря Хуану он окупился, - спокойно отозвался Корелья. Ему тоже было не по себе. Он понимал, что мог бы не вернуться в замок сегодня, если бы в пути от Пантеона с ним не было отряда личной охраны Чезаре. - К тому же чего ты хочешь? Повесить графа, который поддерживает твоего союзника? Когда я говорил с Октавианом де Валуа, он рассказал, что Фабретти изрядно потрудился, обеспечивая неприкосновенность своих земель от разгула французской армии. Суммы, которые он заплатил королю и торжества в честь их победы не оставили равнодушными Людовика и его приближенных. Да и налоги он платит. Если французская корона лишится такого источника дохода просто так, возникнут вопросы. - Не просто так. Ему найдется, что вменить. - Как ты объяснишь это Франции? То, что ему можно вменить, не посчитают достойным предлогом уменьшения дохода королевской казны. Да и друзья у него могут быть более высокопоставленные и влиятельные, чем ассассин. Знаешь, из-под кого я его вытащил? - М? - Забрал у любимчика короля, завоевавшего Милан и пленившего Лодовико Сфорца. Вполне возможно, что они знакомы и поддерживают какие-нибудь отношения. Не знаю, успели они о чем-то договориться или нет — Фабретти рыдал, как девственница под уродом. - И что? Теперь Фабретти стал неприкасаемым? Ерунда, - отмахнулся Чезаре, вскакивая с кровати. Наполнив кубок, стоящий на отдаленном столике, он жадно отпил вина и вытер ладонью губы. - Но отсюда надо его убрать. Увезти из Рима? - размышлял он. - Лишние сложности, - Микелетто сел. - Среди напавших на нас ассассинов Аудиторе не было, я бы узнал. Да и так просто уйти у меня бы не получилось. Я думаю, миланец бесполезен: сдавать ассассина он не будет, а тот не собирается сдаваться сам. Если он что и планирует, так это очередную бойню. Отправь Фабретти в Мамметинскую тюрьму. Это будет проще: меньше вероятности, что по пути мы лишимся еще части воинов, да и заморачиваться с пленным не придется. А если от французов появятся какие-нибудь вопросы, мы сможем сказать, что Фабретти задержан, проводится какое-нибудь расследование...Да мало ли, что можно будет придумать. Главное, что он будет жив, и его можно будет на что-то выгодно обменять. - Хорошая мысль! Ведь даже если с ним что-то там и произойдет, я смогу свалить все на козни ассассинов, которым несчастный граф имел неосторожность перейти дорогу, - улыбнувшись, Чезаре допил вино. Ему стало немного спокойнее. - А может ты просто убьешь его и сбросишь тело в Тибр? - Не хочу мараться, - поморщился Микелетто, поднимаясь. Борджиа так вкусно пил вино, что и ему захотелось. - Кто спрашивает, чего ты хочешь?! - резко сменив тон, вспыхнул Чезаре.       Рука Корельи, подошедшего к нему, взмыла вверх, зарылась в черные волосы командующего и, сильно сжимая их, запрокинула его голову так, чтобы открылась белая шея с проступившими венами. Другой рукой убийца заблокировал руку Чезаре с кубком, отчего тот выпал и со звоном прокатился по каменному полу. Микелетто больно прикусил кожу в основании шеи и, проведя губами вверх к уху, жестко шепнул: - Сейчас ты спросишь.       Это же время, один из непримечательных домов Рима. - Салаи, ангел мой, принеси еще бинтов, пожалуйста. - Лео, скоро Эцио станет похож на мумию. Хватит его заматывать. - Ты думаешь? С тем, как он носится по улицам и влезает в неприятности, я боюсь, вокруг него надо выстроить опалубку! А если швы разойдутся? Потом он будет всем рассказывать, что из да Винчи никудышный лекарь!       Аудиторе невольно улыбнулся. Этой ночью, раздавленный провалом миссией, он не хотел видеть никого, но нуждался в помощи. Поэтому, несмотря на опасность разоблачения, он нашел дом художника и убедил Леонардо принять его. - Ладно. Что случилось на этот раз? - отстранившись, изобретатель двумя пальцами подал ассассину сорочку, брезгуя касаться мест, запачканных кровью. - Все то же. - Столкновение с солдатами Борджиа. Опять. И после этого ты пришел ко мне? А если они тебя выследят? Эцио, это крайне неблагоразумно! Я не хочу подвергать себя и Салаи такой опасности! Несмотря на то, что, конечно, я безусловно рад тебя видеть. Почему ты пришел ко мне, а не к кому-нибудь другому? Ваша компания вполне дружна и с другими лекарями в Риме. - Ты меня не бесишь, - одевшись, Аудиторе прислушался к самочувствию, как услышал скепсис художника в ответ: - Только и всего? Эцио, честное слово, ты идиот! - всплеснул руками да Винчи. - Твоя самоуверенность когда-нибудь подведет тебя под монастырь. И не только тебя!.. Ну да что уж… Рассказывай, как идут дела. Ты уничтожил все мои орудия, которые я построил для Борджиа? - Нет. Остались еще два. - Тебе стоит поторопиться. - Я понимаю. Но пока не могу отлучиться из Рима. - Поищи время. К слову, мог бы проведать Фабретти, а по пути лишить Чезаре части его военной мощи. Не знаешь, как там Мариус? Я давно не получал от него писем. Вроде бы он собирался приехать в Рим, - мельком поглядывая на Салаи и не желая вызвать его ревность, Леонардо говорил как можно более беззаботно. - Он хотел проконсультироваться у меня по каким-то вопросам, но я был вынужден отказать в нашей встрече по понятным причинам...Эцио? - Леонардо не сразу заметил, как помрачнело лицо ассассина. Отвернувшись, тот неспешно стал одеваться, лишь тихо бряцали застежки доспеха. - Эцио, друг мой, не молчи. Вы разругались? Ну, этого стоило ожидать, зная ваши характеры. Ничего, Мариус отходчив, хоть иногда и позволяет себе капризы. - Я потерял его, - нехотя произнес ассассин, не глядя на Леонардо. Ему не хотелось сейчас говорить об этом, но Эцио задумался, для чего же еще тогда он пришел к художнику. - То есть? Объясни-ка, - да Винчи сложил руки на груди и нахмурился. Он более не испытывал романтических чувств к Фабретти, отдавая свою любовь Салаи, но они остались друзьями, как учитель и ученик. А об их связи с Аудиторе Леонардо догадался сам еще в первую после долгой разлуки встречу с ассассином. - Ты имеешь в виду...как? В плане...он куда-то уехал?       Эцио отрицательно качнул головой. - Салаи, радость моя, дай нам с Эцио немножечко времени побыть наедине? Видишь, он смущается, - улыбаясь своей музе, не испытавшей восторга от просьбы, Леонардо проводил его из комнаты и запер дверь, прежде чем снова заговорить с Аудиторе. - Он жив? - Надеюсь, что так, - ассассин не с первой попытки попал ремешком в кольцо застежки и резко дернул, затянув нагрудник туже, чем необходимо, отчего сморщился от боли. - Merda! - Ты можешь не отмалчиваться?! Что произошло?       Коротко, торопясь уйти, ассассин рассказал ему о случившемся. - Единственное место, куда они могли его упрятать — это замок святого Ангела. Больше в том направлении нет ничего подходящего. Но как туда проникнуть, если внутри целая армия, а стены ровные, ни за что не ухватишься? Я в отчаянии, друг мой. Достоверной информации о том, где его держат, у меня нет. Ни мои люди, ни наемники, куртизанки или воры не могут мне помочь, как будто так сложно найти одного единственного пленного! И больше всего я переживаю из-за того, что сам виноват в случившемся. - Глупости! - махнул на него рукой да Винчи. - С каких пор ты стал жрецом Мельпомены? (1) - Я не сберег его, хотя должен был. - Прекращай. Если Мариус жив, то ничего страшного еще не случилось. Но надо поторопиться, - он ненадолго задумался о чем-то, поглаживая бородку. - Мне кажется, я знаю, чем могу помочь. Сейчас я работаю над перчатками, которые дадут тебе возможность не бояться ровных стен. Тогда ты и проверишь свою догадку. Встретимся через два дня. Постараюсь успеть их закончить. И Эцио, - коснувшись плеча друга, добавил художник. - Не кори себя. Уверен, терпения Мариуса хватит, чтобы дождаться твоей помощи. - А Борджиа наплевать на его терпение. Они убьют его. Удивительно, что до сих пор не убили.       Условившись о месте встречи, ассассин покинул дом друга. Как бы ни ободрял его Леонардо, на душе было тошно.       Рим, берег Тибра, вечер 02 апреля 1501 года.       Шум птичьих крыльев наполнял воздух вокруг голубятни. Небо окрасилось в пастельные тона, закат был нежен. Ромео понуро брел по дороге, намереваясь забрать почту перед тем, как вернуться в убежище. Весь день он слонялся по улицам города, слушая разговоры толпы: кто кому денег должен, кто у кого любовника увел, доколе будет разруха и нищета из-за правления Борджиа, в одном доме барона слуга надоел и его выгнали, а кому-то в замке наоборот нужен работяга для уборки. Ничего интересного.       Забрав несколько посланий с отчетами о завершенных миссиях, Ромео уже уходил к убежищу, когда заметил подозрительно озирающегося мальца, который пробежал мимо него и, спрятав что-то в деревянном сооружении, побежал прочь вдоль берега.       Этими голубятнями пользовались исключительно ассассины, но никак не простой люд. Повернув назад, Ромео достал помятый конверт, запечатанный сургучом. К его удивлению, адресатом был он сам: «Синьору Ромео Сфорца».       Ассассин хотел было догнать мальчишку, доставившего послание, но того уже и след простыл. Недовольно поджав губы, Ромео вскрыл конверт и развернул короткое письмо, пристально вглядевшись в размашистый почерк. Письмо было на французском. - Да ну ладно! Издеваетесь?! И как мне это прочитать? - Ромео не знал никого, кто мог бы адресовать ему это письмо, и тем не менее попробовал разобрать чужестранные слова, из которых одно понял наверняка: Фабретти.       Из всех знакомых, кто мог бы помочь ему с переводом, он знал лишь отца и тетю. Эцио он не видел с момента их расставания после боя с вооруженным эскортом Корельи, и потому решил отправиться в салон, где Клаудия раздавала своим девочкам указания. - Ромео! Рада видеть. Что случилось? - освободившись, глава куртизанок приветствовала племянника. - Ничего такого. Ты отца не видела? - Нет, он не заходил с момента, как похитили Мариуса. По его просьбе мои девочки охаживают сейчас двух стражников Борджиа, пытаются хоть что-нибудь узнать. Но те довольно крепки, слова лишнего не вытянешь. - Это ничего, - кивнул Ромео, извлекая конверт. - Слушай, как у тебя с французским? - С французским? - Клаудия улыбнулась. - Что-то еще помню. Эцио имеет больше разговорной практики, чем я, но у меня где-то был словарь. А что?       Ромео нерешительно протянул ей конверт. - Поможешь перевести? - О, любовное послание? - разулыбалась женщина, принимая письмо. - И насколько все серьезно? Может, хоть ты уже женишься? Хотела бы погулять на свадьбе. - Это не то. Но очень серьезно. И вообще, ты представляешь меня женатым? - хмыкнул Ромео, разведя руками. Клаудия уже с задумчивым выражением лица читала письмо и лишь мельком взглянула на него, все же ответив: - Я не хочу представлять. Я хочу видеть рядом с тобой прекрасную жену, - дочитав письмо, она вернула его племяннику. - Тут все просто. Автор представляется другом Мариуса и говорит, что на днях увиделся с ним совершенно случайно. Его держат в одной из башен замка Святого Ангела. По уверениям автора письма, Мариус беспокоится и крайне переживает за свою жизнь и желает свободы. Это и понятно, я бы на месте Мариуса желала того же. Ну и смерти некоторым причастным. - И все? - Автор убедительно просит оказать помощь «нашему общему знакомому». И все. - Странно, - Ромео нахмурился, проглядывая строчки. - Текста вроде больше. - Я сократила и рассказала тебе суть без всяких вежливых отступлений. - Но почему письмо адресовано мне? Об этом там что-нибудь говорится? - Нет. Может, граф не очень доверяет автору письма, и потому не решился говорить об Эцио? В любом случае тебе стоит рассказать об этом отцу. Он скажет, что делать. - Скажет, ну да… - Ромео был скептичен. - Где мне его сейчас искать? Нет. Тетя, будь добра, расскажи об этом Эцио сама. И письмо это ему отдай. А я попробую проникнуть в замок. - И как же ты собираешься это сделать? Насколько мне известно, замок — это хорошо вооруженная крепость. Просто так туда не попасть. Не глупи, оставь это Эцио. - У меня есть идея. Передай отцу, что я — на разведку. И… - воодушевленный тем, что он придумал, Ромео хотел скорее приступить к делу, радостный оттого, что слухи, которыми полнится городская толпа, могут принести пользу самым невероятным образом, но помедлил, считая важным передать: - И скажи, что я не подведу на этот раз. Пусть подождет меня.       Под покровом ночи Ромео неторопливо, походкой пьяненького нищего, шел к воротам замка Святого Ангела. Но не к парадным, для знати, которым он мог бы воспользоваться как, пусть и бастард, а все-таки дворянин, а для слуг. Он сменил одежду ассассина на драные, местами вытертые штаны, от которых заметно тянуло навозом, простую рубаху с несколькими жизненными дырами и потертостями, почти босиком — худые тапки не спасали от неровностей дороги, и Ромео невольно чертыхался, когда наступал на мелкие острые камешки. Часом ранее он попросил Шута, попавшегося ему в убежище, для убедительности своего вида извалять его в грязи и наставить несколько синяков. К настороженности Ромео, Шут даже обрадовался подобной просьбе. Он бы попросил кого-нибудь другого, да только никто другой ему не попался, а времени было в обрез: на добровольное избиение и так ушло его достаточно, потому что Ромео никак не мог перестать защищаться. Для большего антуража Аудиторе-Сфорца купил самое дешевое и мерзкое вино, которое и пил из горла. - Хэ-э-эй! Наро-о-ик!-о-д! - увидев двух стражей у нужных дверей, Ромео семенящим бегом стал приближаться к ним. - То исть...эти...уважаемые! Гссспада! - Пшел прочь, пьянь, - брезгливо приказал один. - Ну не гоните несчастного! - осторожно отставив бутыль с вином с краю дорожки так, как это бы сделал самый уважаемый пропоица, Ромео, неловко переминаясь и потирая руки, подобрался к воинам ближе. - Спасите. - От кого? - От жены.       Воины прыснули. - У нее послезавтра день рождения, и она просила у меня какое-то там платье. Даже денег дала, лишь бы — ик! — купил. А у меня… - он оглянулся на бутыль, любовно описав ладонью ее формы, - оказия вышла. Денег нет. - И что? Денег тебе дать? Пшел отсюда, отребье, - один из воинов оттолкнул его, на что Ромео даже сильно не обиделся, но запомнил. - Господи-и-ин! - продолжая изображать настырного пьяницу, Ромео подошел к ним еще ближе, стараясь как можно ниже припадать в поклонах, и поднимая голову, сильнее выдыхать винный дух. - Не гневайтесь раньше времени! Жена меня убьет! Ей-богу, вот вам крест! Порешит прямо на пороге, а я ж ее люблю! Жалко ведь меня будет, она потом и сама утопится с горя. Не погубите честную семью! Я не просто так выпрашиваю. Я слышал сегодня, что тут работка какая-то есть? Пусть грязная самая… За лошадьми убрать? Помои вынести? Не взыщите и не подумайте дурного — я в хозяйские залы не прошусь! Может, за пленными надо убрать? - Какие пленные? Ты о чем?! - Ну как жа! Здесь ведь есть какие-нибудь страшные подвалы? Для чего ж они еще нужны? Всяких вероломщиков держать да убивцев! Я ни-че-гошеньки не боюсь! Кроме жены. Все могу. - Ага, и пить — особенно. - Ну, это дело святое. Сам Бог придумал вино, и кто я такой, чтобы противиться воле Божьей? Сказал — вот вам вино, значит надо пить. Нельзя такими вещами пренебрегать. - Поди отсюда и подожди вон там, - махнул воин, который до этого хранил молчание. - Ох, надеюсь на вас, господа мои хорошие, ох надеюсь, - кланяясь, Ромео попятился назад, шаркая подошвами тапок, не забыл и бутылочку забрать.       Далеко он не отходил, чтобы подслушать разговор стражи, но отвернулся, делая вид, что прикладывается к бутылке. - Ты чего? - А чего? Не помнишь? Нам же говорили, что некому убираться... в кухне что ли, и надо бы кого найти. - Ты этого пьяницу на кухню пустить хочешь? - Ну пусть не кухня, откуда я знаю, где что убирать надо? Давай его к Луке отведем, пусть сам решает. - Да он очень уж...нищий, что ли. Да и говорю, забулдыга — проспится и опять пить станет. Какой из него работник, какая уборка? - А ты думаешь, что уборкой ток герцоги могут заниматься? Ну, дурак, - усмехнулся воин, принимая решение. Он никому бы не признался, что ему знакома ситуация человека, ведь когда-то давно он и сам просился в солдаты, лишь бы избежать ругани с женой из-за очередного кубка вина. Исключительно поэтому он проявил мягкость характера и неблагоразумие стражника. - Эй! Пьяница! - он махнул рукой, подзывая Ромео. - Я тебя сейчас проведу к человеку, который за хозяйство все отвечает. Вот его и будешь упрашивать, чтобы работу дал. Да только не хами и веди себя прилично. Понял? - Ой, счастья тебе, добрый господин! Понял. Все понял!       Не меньше часа ушло у Ромео на то, чтобы убедить недовольного ночной побудкой старика Луку дать ему работу в замке. Унизительно припадая и выпрашивая ежедневную плату, Ромео боялся того, что он переборщит с игрой и его разоблачат. Однако, все прошло благополучно.       Еще несколько дней Ромео драил полы, выносил помои и убирал конюшни, прежде чем у него получилось незаметно пробраться в башни замка. В день, когда у его выдуманной супруги должен был состояться день рождения, он отпросился у Луки и наведался в убежище, чтобы доложить отцу о своих действиях.       К удивлению Ромео, Эцио был обеспокоен его отсутствием и опасной самодеятельностью, но, выслушав сына, он сдержанно похвалил его и поблагодарил за работу. - Если ты найдешь его там, не спеши выводить. Убедись, что путь безопасен. Помни, что Мариус — не ассассин, и преодолевать стены он не умеет. К тому же неизвестно, в каком он состоянии. Конечно, лучше будет, если ваш отход будем прикрывать мы, - имея в виду группу ассассинов, серьезно говорил Аудиторе. - Я знаю. Постараюсь предупредить заранее, но буду действовать по ситуации. - Хорошо. Держи меня в курсе.       Молодой ассассин не догадывался, каких трудов стоило Эцио удержать в секрете, что он получил от Леонардо специальные перчатки для более ловкого передвижения по стенам, и что он сам хотел найти Фабретти. После сложной внутренней борьбы, Эцио предпочел меньший риск: у Ромео был шанс узнать нужную информацию тихо и работать обстоятельно, сам же он мог поднять ненужную шумиху.       Прошла еще неделя, а за ней и другая. Ромео, пользуясь своим положением, сумел пробраться в самые захолустные места замка, но Мариуса нигде так и не нашел.       И вот в пятницу, сидя на соломе у амбара, он с ненавистью чистил большую сальную кастрюлю. Злясь на потраченное впустую время, он уже думал бросить работу и вернуться в убежище на Тибрском острове, как удача ему улыбнулась, и удалось подслушать разговор группы стражей, среди которых один вернулся на службу после непродолжительной болезни. - Значит, все тихо. Хорошо. - Ну да, уже тихо. Синьор Корелья такой разнос нам устроил на той неделе! Хорошо, что тебя не было. - Из-за чего на этот раз? Кто-то на построение не пришел? Или пил на посту? - Да нет. Из-за этого пленного, графа какого-то. Ну помнишь, в башне держали его? Молодой такой. - Что, неужто сбежал? - Не. Его Хуан вывез без спроса Чезаре, потом Корелья вернул. Хорошо, что начальник смены сохранил приказ кардинала, а не то всю смену бы порешили. Вот и орал на нас, чтобы мы ничьи приказы, кроме него и Чезаре Борджиа не исполняли, а если что-то будет странное, то за ними послать надо будет. - За ними обоими? - За кем-нибудь из них, дубина. - Сам дубина, говори яснее. Сколько пленных сейчас в замке? Один или еще кого привезли? - Ни одного. Этого дворянина перевели в тюрьму. - Какую тюрьму? В Риме их нет. - Я тебе говорю, в тюрьму. Сам слышал, как Корелья направил отряд к Капитолийскому холму. - Да ну. Если уж этот пленник — дворянин, его бы в каком-нибудь храме заперли. - Я тебе рассказываю, что слышал. Чего умничаешь?       Группа воинов прошла мимо сидевшего на соломе Ромео, ничем не выдавшего своей радости. Глянув в чистое высокое небо, где под лучами солнца парил орел, ассассин улыбнулся: «Терпеливому да воздастся».       Рим, окрестности Капитолийского холма, 25 мая 1501 года.       Маммертинская тюрьма, построенная столетия назад, считалась закрытой. После известного случая казни святых Петра и Павла, сюда стекались паломники. Во всяком случае, именно это знали жители Рима.       На деле же паломников не пускали дальше подножия холма, оставив скромное здание тюрьмы со строгими колоннами под треугольником нависающей крыши, недоступным чужим глазам. Борджиа она была необходима: где еще можно было держать убийц, воров, насильников и самых страшных преступников — тех, кто уклонялся от уплаты налогов? Здесь безродные соседствовали с дворянами, бастардами и прочими неугодными, ожидая смертной казни от рук палача или же от голода.       Эцио уже не первый раз обходил местность вокруг тюрьмы, приглядываясь к смене стражи, снова прислушиваясь к их разговорам и выискивая свою цель.       Попасть внутрь было сложно: всюду на постах были воины в тяжелых доспехах, и количеством своим они ставили под сомнение любое незаметное проникновение. Ему было неизвестно, что скрывается за стенами здания. Он слышал, что помимо обычных казематов на верхнем ярусе, где держат заключенных, существует туллианум — нижний ярус тюрьмы, в который попадали самые отъявленные преступники. По сведениям, которые нашла Клаудия в исторической литературе, пробраться туда можно только через специальные дыры в каменном полу, а вот выбраться вовсе невозможно — глубина туллианума превышала 6 метров.       Безрассудно соваться туда было смертельно опасно: даже оказавшись внутри, существовала вероятность не выбраться живым наружу. Но попыток найти способ освободить Фабретти Эцио не оставлял.       За долгие месяцы он пережил все — боль, страх, гнев, отчаяние, и теперь на смену всем разрушающим эмоциям пришло холодное смирение, почти граничащее с безразличием. Опасаясь поддаться унынию, Аудиторе старался не представлять, что делают с Мариусом в заключении, что он испытывает и на сколько еще хватит его сил.       Помимо личных проблем, ситуация в Братстве не вызывала его радости: ученики получали ранения и выбывали из строя, новых рекрутов набрать, как и обучить, было непросто; Макиавелли подозревался в измене, король воров Ла Вольпе и кондотьер Бартоломео д`Альвиано не хотели работать вместе. Только Клаудия по-сестрински поддерживала его, стараясь оказывать посильную помощь. Эцио нужен был крепкий союз всех гильдий, и для этого ему приходилось разрываться, отвлекаясь от того, чем он всем сердцем желал заниматься, на то, чтобы помогать отстаивать интересы то одной гильдии, то другой. Порой Аудиторе казалось, что все разваливается и выходит из-под контроля, но он не был бы главой Братства ассассинов, если бы не взял себя в руки.       Чтобы не вызвать подозрений стражи тюрьмы, Эцио ежедневно по нескольку раз менял наблюдателей.       Только благодаря этой непрерывной разведке удалось выяснить, что ежедневно войти и выйти могли лишь три человека, отвечавшие за чистоту помещений и обслуживавшие заключенных, в то время как охрана тюрьмы полностью состояла из вооруженных воинов Борджиа, сменявших друг друга по четкому регламенту раз в три дня.       Один из посвященных ассассинов, Северино Бартольди, однажды смог подслушать разговор двух работников, ушедших домой. Один жаловался другому на то, что ему не позволили на один день прислать вместо себя сына, тогда как ему необходимо было отвезти больную жену к матери. Вместо этого предложили вовсе не выходить на работу и потерять весь дневной заработок.       Получив информацию, Эцио в беседе с Ромео задумался о том, как ее можно использовать. Более жестокий в решениях, Ромео предложил убить одного из рабочих, а сам он попробует заполучить эту работу вместо несчастного.       Ранее отец не позволил Ромео завершить работу в замке Борджиа, оставив его там своими глазами и ушами, и теперь видел, что это было не зря: сейчас Ромео мог просить о другой работе и получить рекомендацию двора Борджиа, которая могла бы поспособствовать в решении их проблемы.       Аудиторе согласился с предложением сына лишь частично, запретив ему убивать невинных мирных граждан Рима. В то же время он договорился с наемниками Бартоломео о том, что они придержат на недельку-другую рабочего тюрьмы в своих казармах, а Эцио позаботится о том, чтобы пропажу этого человека сочли за смерть.       Он выбирал свою жертву придирчиво, находя слабые стороны каждого работника. Наметив цель в этот день Аудиторе поджидал, когда он покинет стены тюрьмы и направится в сторону дома. Ассассин внимательно следил, как по его сигналу мужчину незаметно окружают намеренно подвыпившие наемники и за разговором уводят в сторону своей крепости.       Двумя часами позже Эцио сообщил сварливой супруге работника о кончине бедняги, бросившегося в Тибр.       А через несколько дней Лука нехотя сообщил Ромео, что его возьмут на более оплачиваемую работу в место, о котором он не должен никому рассказывать. Ромео даже с первого раза ушам своим не поверил. - Серьезно? - Да. Там один работник представился пред Господом… Теперь ему замену ищут. Но смотри, чтоб также как здесь: не пил, не буянил, поручения выполнял исправно. Жена твоя, небось, не нарадуется, что непутевый муженек за голову взялся, да? - хохотнул старик, с прищуром глядя на Ромео. - Я только все в толк взять не могу: на кой черт ты так рано женился? Молодой еще, мог бы гулять! По себе ведь сужу — тоже рано семейством обзавелся, потом рано вдовцом стал, а детей уже — валом! Как их бросить? - У нас с детьми как-то не сложилось. Слава Богу, - ассассин потер нос кулаком. - Так и чего за монетой бежишь тогда? Неужто на двоих не хватает того, что в замке получаешь? Работник из тебя хороший, проворный, я бы не хотел тебя отпускать. - Так я-то что, мне-то все равно, где работать. И тут хорошо, не спорю. Но там-то платят больше. А жене моей надо что? - Что? - Денег побольше, естественно. Она уже мебель какую-то дома обновить захотела, и туфельки себе нашла. А у нее же еще и мать есть — ей тоже подавай и развлечения, и наряды… А кто работать кроме меня будет?       Лука махнул рукой, поняв, что убедить юнца остаться в замке не получится. - Ладно. Пойдешь завтра на рассвете к Капитолийскому холму. Оттуда вверх по дороге. Тебя встретит стража. Так скажи, что от меня пришел, взамен утопленника Приапа. Да смотри, не запаздывай, там работа тяжелая, и люди тяжелые — нянчиться не будут.       Убежище ассассинов, 01 июня 1501 года.       Орсо Гведоли протер лицо после тяжелого сна. Накануне он прибыл в Рим вместе с Биаджо — Аудиторе отозвал всех ассассинов, которые могли вступить в бой, со своих постов в ближайших городах. Намечалось серьезное противостояние с воинами Борджиа, а людей, по словам Эцио, было недостаточно.       Смутная тревога поселилась в нем, день ото дня расправляя свои серые крылья. Гведоли это чувство было неприятно, но прогнать его не получалось даже за написанием своих трудов, пересчетом денег или тренировками.       Собравшись, он взял со стола стопку исписанных листов, перевязал их веревкой и отнес главе Братства. - Что это? - спросил Эцио, впуская друга. - Небольшие заметки, рекомендации, как работать с нестабильными членами Братства. Я тут на досуге записывал свои мысли и некоторый опыт на примере Шута, Мясника и еще некоторых ребят. Может, кода-нибудь пригодятся.       Эцио оглядел внушительную кипу бумаг. - Досуга у тебя было, кажется, многовато. Но спасибо. Почитаю как-нибудь, - отложив записи на стол, он потянулся. За окном сгущалась ночь, и усталость брала свое. - Как дела в Милане? - Неплохо. Оставил вместо себя одного толкового юношу, Вергилия. Отличный кандидат на мое место. Все схватывает на лету. Незадолго до отъезда приходил Сальви. Он был обеспокоен длительным отсутствием своего хозяина и неожиданным приездом генерала французской армии. - Могу себе представить. Что за генерал? - Победитель битвы при Новаре, я однажды видел его в поместье графа. Он сообщил Роберто, что Мариус в заключении. И потому Роберто интересовался, как ему быть дальше. Я постарался его успокоить, посоветовал заниматься делами поместья и дождаться от тебя вестей. Не думаю, что его это устроило... А потом ты меня вызвал в Рим. Все так плохо? - Нет, Орсо, не плохо. Можно даже сказать, что стало значительно лучше. Вроде бы мне удалось заставить все гильдии работать вместе. - Хорошо. - Я отбил часть Рима у Борджиа. Теперь слежу за тем, чтобы там был порядок, нанимаю строителей, занимаюсь восстановлением руин. - Очень хорошо, но очень дорого. - Что поделать? Мне нужен город, а не груда камней. Чем больше я вкладываюсь в районы, тем проще мне живется. Скоро закончим реконструкцию подземелья, почти все тоннели теперь пригодны для переходов.       Гведоли кивал, разглядывая успехи Аудиторе на карте города. Эцио еще некоторое время рассказывал ему, как вел борьбу с солдатами, как и где защищал некоторых мирных граждан. А потом вздохнул, налив себе воды. Подумав над кубком, он вылил воду обратно в кувшин, и наполнил кубок красным вином. - Но есть трудности. - Куда без них? - Орсо постучал пальцами по столу и сделал жест, сообщая Аудиторе, что он тоже не прочь испить вина. - Клаудия сообщила, что на этой неделе в Рим должны привезти Катерину, и держать ее будут в замке Святого Ангела. Нужно будет сразу же ее оттуда освободить, благо, что мы теперь все знаем об этом месте. Клаудия — не боец против солдат папской армии, поэтому она участвовать в миссии не будет. Ла Вольпе и его воры тоже не будут участвовать, это не их профиль. Бартоломео не даст всех своих наемников, ему надо отражать нападения французов под командованием Октавиана Валуа. А у нас всего шесть посвященных ассассинов, тринадцать учеников и мы с тобой. - Ты думаешь, таким составом мы не справимся с одной задачей? - Гведоли осушил кубок, захотел еще, но доливать не стал. - Не с одной, Орсо. В том-то и проблема. Смотри.       Аудиторе развернул ему карту и уткнулся пальцами в две точки — замок Борджиа и Капитолий, находившиеся на приличном расстоянии друг от друга. - По информации, которую нам удалось добыть, к моменту прибытия в Рим Лукреции Борджиа с Катериной, часть солдат, охраняющих Маммертинскую тюрьму, будет переброшена на охрану замка. Видимо безопасность сестры для Чезаре важнее, чем охрана заключенных. Охрана тюрьмы осуществляется не только легкими воинами, с ними проблем бы не было, но и тяжело вооруженными. Я опасаюсь, что тяжелых будет значительно больше, а чем их ковырять? Против тяжелого доспеха мало что есть в нашем арсенале. - Главное не оружие, а умение им пользоваться. - Это мы с тобой можем так рассуждать. А птенцы?       Орсо помолчал, обдумывая ситуацию. - Я правильно понял, что ты хочешь устроить нападение на тюрьму и замок в одно время? - Правильно. - А ты уверен, что Фабретти там? - Почти уверен. Ромео еще не докладывал. Он уже пять дней работает в тюрьме, но его еще не пускали в казематы. Проверяют, видимо. Мне докладывали, что его несколько раз воины Борджиа провожали до дома, следили. Хорошо, что на время я уговорил его пожить в доме Лючии. - Эцио вздохнул. - А времени у нас все меньше. Завтра потороплю его, если ничто не изменится. - Это правильно. Если все так, как предполагаем, то нужно будет разделиться. И совсем неподготовленных птенцов не брать — высок риск потерять их, или хуже того — если их возьмут в плен. - Да. Поэтому ты возглавишь группу, которая будет прикрывать отход Ромео и Мариуса из Капитолия. Возьмешь Шута, Мясника, Лючию, Джованни, и человек пять учеников, чтобы они помогали вам с крыш, в открытый бой им вступать я запрещаю. - А ты? За Катериной? - Орсо не сильно удивился, но представлял, что подобное решение далось Эцио не просто. - Макиавелли требует смерти Борджиа. Родриго и Чезаре в первую очередь. И я обещал ему, что они умрут. Поэтому мне придется идти за ними в замок. О Катерине Макиавелли не беспокоится, жестко расставляя приоритеты. Но мне что прикажешь? Она — сильный союзник. Такими не разбрасываются. - А личное мы как всегда не учитываем, - усмехнулся Гведоли, подразумевая, что Эцио не рассматривает личные отношения с Катериной, как причину его желания ее освободить. - Личное я доверяю тебе, Орсо. - Вот как. - И Ромео. Вы двое ответственны за то, чтобы Фабретти остался жив. - Любой ценой? - Можете перебить хоть всех воинов Борджиа, мне до них дела нет.       Их беседу прервал стук в дверь. После требования Эцио войти, к ним присоединился Ромео. Он был мрачен, и от этого вида даже Орсо почуял неладное, а у Эцио слова застряли в горле. - Я нашел Мариуса.       Несколькими часами ранее, Маммертинская тюрьма       После нескольких дней грязной работы, в которую входили уборка конюшен и выгребных ям, вынос помоев исключительно охраны тюрьмы, Ромео разрешили помогать в казематах верхнего яруса. Старший работник по имени Тит, сухой мужичонка в возрасте под пятьдесят, проводил его по коридорам, объясняя, что нужно будет делать. - Ни с кем из них не разговаривай. Они мать родную продадут, ироды эти. Ничему не верь. И ничего им не давай. Вот, воды плесканул в миску и пошел дальше. Там, где камера свободна — надо посмотреть и убрать, если много дерьма накопилось.       Кисловато-сладкий запах пота, испражнений, грязи, гнилой соломы и страха смешивался воедино. Света от факелов в стенах казематов было мало. Длинный каменный коридор был мрачен.       Ромео, слушая Тита, отметил, что половина камер была свободна, заключенные не сидели в соседних камерах и между ними была одна или две свободных. Кроме того здесь не было охраны, и Ромео решил поинтересоваться, почему. - А на кой они тут сдались? Все снаружи дежурят, что им на эти унылые морды смотреть? Так, заходят, проверяют, берут кого, если допросить надо.       Когда они проходили мимо одной из камер, сквозь решетку просунулась рука, и в темноте ассассин разобрал очертания заросшего бородой изможденного старика. - Еды...дай пожрать! - Обойдешься, хрыч, ты свою пайку сегодня уже сожрал. - Дай пожрать! Дай пожрать, скряга! - пытаясь ухватить Тита за ногу, повторял заключенный. - Не обращай на подобное внимания, - подтолкнув Ромео, Тит, казалось не слышал хриплые проклятия в свой адрес.       Коридор заворачивал влево, и в конце к нему примыкал другой, ярко освещенный коридор, в начале которого Ромео увидел тяжелую железную дверь, по обеим сторонам которой ярко пламенели факелы. Тит не стал вести его туда, остановившись чуть дальше, чем на середине всего яруса. - В общем, ты понял, да? Все, кто в камерах — это преступники. Не ведись на их мольбы. Твоя задача дать еду, воду, убрать дерьмо и свалить отсюда, понятно?       Пока работник говорил, послышались тяжелые шаги. Со стороны железной двери вышли двое: начальник охраны в нагрудном доспехе поверх алой одежды и лысый верзила в кожаном фартуке на голый торс.       Отперев одну из крайних камер, они выволокли еле упирающегося человека, скребущего по полу ногами и будто в тихом помешательстве твердившего: - Не надо. Я ничего не знаю. Пожалуйста. Не надо. - Вот мы и убедимся в этом еще разок. Тебе же нравится нырять, верно? - с ласковой издевкой пробасил верзила, перехвативший пленника за волосы. - Иди сам, я тебе не телега, везти не буду.       Ромео узнал голос того, кого протащили по каменному полу и втолкнули за железную дверь. Только осознание собственной безоружности заставило его не поддаться жажде убийства и стремлению освободить Фабретти. - Ну, чего встал? - Тит нетерпеливо дернул его за рукав. - Нечего глазеть, пошли. - А этого куда повели? - глухим голосом спросил Ромео. - Куда-куда, ясно куда… В пыточную. Сейчас еще орать начнет… Да ну его, пошли. Не люблю я это дело.       Ромео позволил себя увести, чтобы, успокоив мысли и чувства, а также выполнив часть порученной работы, он смог вернуться обратно: походя кинул кусок хлеба сумасшедшему старику, чтобы тот не поднимал шум, раздал воды, кому нужно, и с замиранием сердца подошел к предпоследней камере на этом ярусе.       На каменном полу прямо у решетки, весь мокрый, лежал Мариус. В свете факелов он казался болезненно бледным, темные круги залегли под глазами, черты лица заострились и руки будто высохли.       Оглядевшись и прислушавшись, Ромео присел на корточки и через решетку коснулся графа — достать он смог лишь до его ноги. - Мариус! - тихо позвал он. - Синьор Фабретти!       Пытаясь потрясти графа за ногу, он не сразу заметил, что Фабретти бьет крупная дрожь. - Мариус, очнись, ну же! - Я ничего не знаю, - не открывая глаз жалобно протянул тот и попытался сжаться, потянув ноги к груди и закрывая лицо руками. - Уйдите. Не трогайте меня. - Мариус, очнись. Посмотри на меня, - не дав Фабретти вырваться из пальцев, Ромео сильнее потряс его за ногу.       Нехотя и с трудом Фабретти приоткрыл глаза, пытаясь понять, где он находится, и кто его зовет. На это ушло несколько долгих секунд, прежде чем он приподнялся на дрожащих руках и, щурясь, вгляделся в лицо ассассина. - Ромео? - не веря своим глазам, Фабретти подполз к решетке и, схватившись за нее одной рукой, другой коснулся знакомого лица. - Или мне это все снится? - Не снится, Мариус, это я, - Ромео прижал высохшую горячую ладонь к своей щеке, бережно погладив тонкие пальцы. - Я ничего не сказал, Ромео. Ничего. Хоть и не знал ничего толком, все равно ничего не рассказал, - отчаянно хватаясь за его руки поспешно уверял граф. Он старался говорить тихо, и шепот свистяще срывался с его губ. - Вы сможете меня вытащить отсюда? Пожалуйста! Я тут больше не могу! - он громко закашлялся и так, что его согнуло пополам. - Ты болен, - с сочувствием, Ромео наблюдал за исхудавшим графом. Опомнившись, он снова огляделся, не пропустил ли кого. - Дорогой мой, милый Мариус, - когда кашель отпустил Фабретти, Ромео жестом подозвал его ближе, и, касаясь лица, гладил по волосам, ощущая в себе неведомое ранее чувство жалости. - Мы вытащим тебя. Потерпи немножко. Совсем чуть-чуть, хорошо?       Мариус кивнул. Ромео коснулся лбом его лба. - Давно лихорадка началась? - Несколько дней назад. Я вытерплю. Сколько надо вытерплю, но, пожалуйста, не долго. Иначе я умру здесь. - Не умрешь, - улыбнулся Ромео и позволил себе поцеловать его лоб. - Ромео, как отец? С ним все в порядке? - Мариус был так счастлив видеть Ромео, что без разбору гладил его по волосам и плечам. - Что ему сделается? - отстранившись, Ромео подержал его ладони в руках. - Я вернусь завтра. Крепись, ладно? Не вздумай болеть. Терпеть осталось недолго. Мне пора.       Мариус все цеплялся за его руки, и Ромео пришлось вырываться из его пальцев. - Мне пора, - еще раз шепнул он, прежде чем, накинув маску безразличия, не оборачиваясь поторопиться на выход.       Убежище ассассинов, ночь на 02 июня 1501 года. - Я нашел Мариуса, - закрыв за собой дверь, Аудиторе-Сфорца кивнул Орсо в знак приветствия. - Он в каземате верхнего яруса. Народу там немного, внутри охраны нет. Но выйти из тюрьмы будет проблематично. Я еще не нашел подходящего пути. К тому же нужен ключ от решетки, и я постараюсь украсть его у охраны. - Как он? - Эцио было сложно пошевелиться. От радостной вести сердце забилось чаще, но недоброе предчувствие сковывало движения. Он не хотел показывать Гведоли и Ромео малодушное чувство облегчения, которое испытал, узнав, что Фабретти жив. - Сильно болен. В таком состоянии ему бежать будет...сложно. Лихорадка, кашель. Руки, ноги целы, но общий упадок сил налицо. - Ничего. Есть несколько дней, - спохватившись, Аудиторе порылся в сундучках около стола, и извлек несколько узких склянок с мутной жидкостью. - Ты сможешь передать ему? Это лекарство. Надо, чтобы он пил его трижды в день. - Смогу. - Он...что-нибудь спрашивал? - не удержался от вопроса Аудиторе. - У нас не было времени поболтать, но он просил поторопиться. Ему нелегко там.       Молодой ассассин взвешивал свои слова, стараясь придать голосу побольше спокойствия. Ромео не стал рассказывать отцу, что тот и в заключении интересовался его благополучием, равно как умолчал и о пытках, не желая провоцировать Эцио на необдуманные поступки. - Передай ему завтра, что...-Эцио запнулся, не зная, что можно сказать Мариусу в такой ситуации. - Я ему скажу, что ты ждешь любого удобного случая его вытащить, - кивнул Ромео, и Эцио был благодарен ему за найденные слова. - Спасибо.       В кабинете повисла густая тишина, сотканная из невысказанных вопросов. Всем стало неуютно, и Гведоли поднялся, шумно отодвигая тяжелый стул. - Что ж, раз все стало известно, осталось дело за малым. Ждем перевода Катерины и готовимся к миссии. И я советую вам обоим отдохнуть, как следует. Эцио, ты выглядишь ужасно. Послушай доброго друга, поешь и поспи, нечего вино одно хлестать. Ромео, помойся. Запах тюрьмы въедается в саму кожу. Это тебе ни к чему, - улыбнувшись обоим ассассинам, Гведоли пошел на выход. - И я пойду вздремну. Силы нам всем понадобятся.       Там же, утро 02 июня 1501 года       Гведоли дождался, когда на рассвете его ученики вернутся с ночной разведки. В общей гостиной, куда с шумом болтовни и перезвона колокольчиков вошли Шут и Мясник, не было никого, кроме Орсо, коротавшего ночь за чтением исторического романа у огня. Пламя множества свечей озаряло каменную залу, скупо украшенную редкими картинами, коврами и обставленную минимумом мебели. - Медвежонок! - заметив учителя, Шут взвился в радостном прыжке и бегом бросившись к нему, запрыгнул на диван, обнимая мужчину. - Я так рад! Ты давно приехал? А мы и не знали! Да, братик? Я не ждал тебя! Почему ты не предупредил? Я бы никуда не пошел, я бы встречал!       Гведоли улыбнулся, похлопав Шута по спине и махнул Мяснику, который ответил ему молчаливым вежливым поклоном. - У меня не было времени. Как задание? - Нашли несколько заначек тамплиеров. Они стали на пару тысяч флоринов беднее, но да какая разница?! Ты надолго приехал? Тут страсти кипят — ей-ей! Я тебе столько всего хочу рассказать! А братишка вот мой влюбился в швею! Представляешь? Помогает ей там, таскает всякое. - Я не влюбился, - тихо отозвался Мясник, усаживаясь на стул поближе к огню. - Я просто помогаю. Она хорошая. - Я и говорю! - Ну хватит, не смущай брата. - Орсо присмотрелся к младшему из учеников. - У тебя все в порядке? - Да, учитель.       Мясника больше занимал танец пламени в очаге, чем что-либо другое, и Орсо не стал навязывать ему свое общение. - Пойдем? - поднявшись, Гведоли протянул руку Шуту, который и без нее ловко вскочил с дивана, и, пританцовывая, направился к лестнице, ведущей на второй этаж. - Я тебе столько всего расскажу сейчас! Представляешь, в Риме есть ненормальные! Они поклоняются Ромулу, надевают волчьи шкуры и даже воют, как волки! - Ужас какой, - спокойно улыбаясь, Орсо шел следом за Шутом, который замер в коридоре второго этажа, раскинув руки в стороны. - Где твоя комната? Ты же не в общей спальне расположился?! - Шут достал из-за пояса свой скипетр и потряс им. - Я ее найду! - В конце коридора, - подсказал Орсо, остерегаясь того, что своей колотушкой Шут перебудит всех. - Справа.       Шут живо и в красках рассказывал обо всем, что Орсо и так знал, но все-таки терпеливо слушал его. Он был рад тому, что Шут весел и в последнее время не был подвержен приступам ярости. Вместе с тем Гведоли тяготила его привязанность к ученику. Чаще всего он испытывал стыд, пользуясь тем, что Шут не осознает неправильность их отношений. Ему определенно льстила одержимость им Шута, и Орсо плыл по течению, не стараясь прекратить это, позволяя себе физическую близость с ним, подспудно опасаясь, что разорви он их связь — и Шут станет неуправляемым. В таком случае его придется убить, так как это будет меньшим из зол, но смерти Шута Орсо не хотел. Отчасти он был ему как сын, отчасти — как прирученный зверь. Гведоли давно запутался в том, что он испытывает к этому разукрашенному краской притворно веселому человеку.       Промочив тряпицу, Орсо усадил Шута на кровать рядом с собой, принявшись стирать белый с черным грим. - Что ты делаешь? - остановив его руку, Шут чуть склонил голову, не моргая уставившись на него своими бледными голубыми глазами. В такие моменты Орсо становилось немного жутко, но он не давал страху шанса. - Хочу увидеть тебя настоящего. - Так я перед тобой. Никуда не прячусь.       Орсо высвободил руку и продолжил стирать краску. - Я знаю. Грим вреден. Не порть лицо. - Сейчас его портишь ты, - Шут нахмурился, позволяя Гведоли продолжать.       Когда от краски осталось лишь несколько влажных разводов на белом лице, Орсо убрал тряпку, не сводя с него взгляда. Шуту было не комфортно: он чувствовал, будто саму его душу обнажили и выставили на посмешище. Ему хотелось бы остановить учителя, но он не смел ему перечить. - Ты еще помнишь свое имя? - дотронувшись до его подбородка, спросил Орсо. - Конечно, глупый. Меня зовут Шут, - рвано улыбнувшись, сумасшедший взглянул на учителя исподлобья и, резко подавшись вперед, завалил Гведоли на спину, усевшись на него сверху. - Тебя зовут Пьетро, - спокойно отозвался Орсо, касаясь ладонью чужой шероховатой щеки. - Нет-нет-нет, - за улыбкой, в которой растянулись губы Шута, Гведоли заметил опасно стекленеющий взгляд. - Пьетро давно нет. Он умер на карнавале, - словно напоминая ему, Шут поцеловал кончик его носа, поднимая руки Орсо и удерживая их над его головой. - И он больше не вернется. Или ты по нему скучаешь? Я перестал тебе нравиться?       Орсо щурился, следя за изменениями в голосе любовника. Из беззаботно веселого он стал ломким, как весенний лед. Того и гляди — проломится и утянет в бездну. Он сам не знал, для чего спросил об имени и на что надеялся. - Напротив. Просто любопытствовал.       После работы в Инсбруке и Милане Шут стал более нежным любовником. Его поцелуи стерли последнюю преграду, которую Орсо удерживал на протяжении нескольких лет. И Гведоли, осознавая ненормальность Шута, не единожды задавался вопросом, нормален ли он сам. Однако ответ затерялся где-то в череде ночей, проведенных вместе с паяцем.       Солнце грело их, проникая в узкое зарешеченное окно. Птицы давно проснулись и переговаривались снаружи, перелетая с ветви на ветвь цветущих деревьев. Орсо вспомнил, как во Флоренции после театрализованного представления, Шут впервые поцеловал его, оставляя привкус меда и печеного яблока. Сейчас ему казалось это воспоминание самым интимным и очень дорогим. - Орсо, забери меня с собой, - Шут, доверчиво прижимаясь к нему всем длинным сухощавым и жилистым телом, прервал утреннее молчание, выдохнув просьбу ему в шею. - В Милан? - Да. - Я поговорю с Эцио. Думаю, он будет не против.       Маммертинская тюрьма, 06 июня 1501 года.       Мариус чувствовал себя лучше. После того, как он увидел Ромео, он вдруг обрел новые силы и надежду на скорое освобождение. Несмотря на то, что за последние несколько дней его дважды топили в бочке с ледяной водой, он не сдался, продолжая твердить своим мучителям все тот же ответ на неизменные вопросы: где ассассин, кто еще состоит в братстве, где находится их логово, и кто им помогает.       Лекарство, которое Ромео передавал ему ежедневно, сняло лихорадку и пробудило аппетит. Он был готов бежать из казематов сразу, как только его позовут, и расстраивался, слыша от Ромео «еще не время».       Ему было тоскливо от того, что Эцио ничего не передал ему. Ромео почти не общался с ним из опасений, что их подслушают, но обещал, что скоро Эцио заберет его отсюда. И Мариус верил ему, довольствуясь лишь краткими ободряющими прикосновениями рук молодого ассассина.       Все, что он мог — это сидеть за решеткой, накручивая на палец счастливую ленточку Просперо, которую совсем случайно нашел в потайном кармане колета, и ждать, даже не представляя, что сейчас происходит за толстыми каменными стенами тюрьмы.       Когда наблюдатели из наемников и воров сообщили Эцио, что повозка с пленной Сфорца и Лукрецией Борджиа приближается к городу, Аудиторе дал сигнал ассассинам занять свои позиции, которые он сообщил им накануне вечером.       Чуть позже, в одно и то же время, как Эцио с Макиавелли стояли у моста, ведущего к замку Святого Ангела, и спорили, что помимо необходимой смерти Чезаре и Родриго Борджиа, стоит освободить Катерину Сфорца, Ромео, поглядывая в тюремное окно на дорогу, увидел, что Шут начал во все горло распевать позорные песни, привлекая к себе внимание стражи. Это был сигнал для него, чтобы он поторопился с вызволением Фабретти. Крикнув в окно, чтобы он проваливал, тем самым подразумевая, что сигнал им получен, Ромео бросил в ведро швабру и, надев на обе руки спрятанные заранее наручни со скрытыми клинками, постучал в комнату, где отдыхали в обеденный перерыв четверо стражников, что приглядывали за заключенными. - Чего тебе? - грубо поинтересовался один, поднимаясь навстречу Ромео. - Добрый день. Да решил поинтересоваться, не дадите ли ключ от камер? - Ромео запер дверь на засов, быстрым взглядом оценивая обстановку и, пока воины задохнулись возмущением от наглости работника, ассассин атаковал.       Ромео не любил бой в тесных помещениях, но благодаря свой верткости, отмечал плюс того, что противники никуда не разбегаются и, не ожидавшие нападения, не зовут подмогу.       Обыскав трупы, Ромео нашел ключ. С удовольствием посмотрев на свои окровавленные руки, Ромео вытер их об себя и подобрал один легкий меч на перевязи, приспособил на себя и, закрыв за собой дверь в комнату — преждевременная шумиха была ни к чему, — тихой тенью пробрался в отсек с казематами. - Мариус, - шепотом позвал он, открывая замок. - Пора! Ты готов? - Готов, - подскочив с гнилой соломы, служившей ему постелью, Фабретти пошатнулся, но устоял на ногах. - Что с тобой? - нахмурился ассассин, испугавшийся того, что не доглядел за его невредимостью. - Все в порядке. Я могу бежать. - Уходить надо быстро. Ты уверен, что осилишь? Могу взять тебя на руки. - Я владею своими ногами, - насколько смог твердо ответил Мариус. - К тому же не собираюсь быть тебе обузой. Где Эцио?       Отвлеченный тем, что прислушивался к шуму приближавшейся стражи, он ответил, не подумав. - Он не придет. Быстрее. Нас ищут.       Если бы не спешка и сильное желание жить, Фабретти позволил бы дрогнувшим ногам подкоситься, как пошатнулось все внутри него. Он ничего не сказал в ответ, устремившись за ассассином, но думал не только о побеге, но и о том, как несправедлива к нему бывает судьба. В глубине души он понимал, что Эцио может быть занят более серьезными делами, но эгоистичное желание увидеть его здесь и сейчас, как награду за все мучения, рухнуло, разбиваясь на миллиарды осколков, и позволило липкому океану обиды заполнить сердце.       Ромео провел его по тому коридору, который начинался от камеры пыток. Они свернули вниз и ассассин, втолкнув Мариуса в нишу в стене, отбил атаку группы настигших их воинов. - Так. Хорошо, что большая часть тяжелых отправилась в замок, - проворчал он, выдирая клинок из сочленения металлических пластин на груди павшего солдата. - С этими попроще. Мариус, идем!       Фабретти обошел трупы, стараясь не смотреть на них. Как и прежде внутри все холодело при виде разливающейся крови, но теперь граф не ощущал брезгливости. Спустившись по лестнице вниз, они свернули на предместье нижнего яруса тюрьмы, где короткими перебежками пробрались мимо поста стражи, не привлекая их внимания, и завернули в небольшой уголок, откуда вела дверь в просторную подсобку, а из нее — на улицу.       В подсобке две группы солдат прятались от полуденной жары. Ромео почувствовал себя, наконец, в своей стихии — кружась в пространстве, он наносил воинам короткие удары клинками, как мастер трактирной поножовщины, опрокидывая их и добивая мечом.       Но их было больше, и они успели позвать подмогу. То же сделал и Ромео — и, казалось, лишь мгновение спустя рядом с ним скакал Шут, звеня колокольцами на своей шапке и ловко орудуя саблей и кинжалом, при том продолжая, хоть и с запинками, петь хулительные песни, вплетая их в общий гвалт с хрипами, чавканьем, треском и лязгом. - Уводи Мари-Мари! Мы закончим! - когда к ним присоединился еще один ассассин, которого Мариус не знал, Шут вытянул его из укрытия и проводил через тела павших солдат к Ромео, ожидающего у выхода на улицу.       Схватив его за руку, чтобы не отставал, Ромео побежал прямо, не обращая внимания на всполошившиеся отряды стражи. Он радовался тому, что почти всех воинов в тяжелых доспехах перевели на охрану замка, и их побег проходил в более легких условиях. Следом за ними, завязывая точечные сражения, следовали Шут и Лючия, целью которых было не ранить и замедлить погоню.       Миновав территорию тюрьмы, они выбежали за пределы Капитолия, оказавшись на городских улицах. Стража следовала за ними, и пока Шут с Лючией бились в тылу, их хотели перехватить с флангов.       Мариус задыхался от бега и старался не отставать, но физически ему было очень тяжело поспевать за тренированным ассассином. Отклонившись от запланированного маршрута, Ромео провел его между домов, надеясь, что короткой передышки ему хватит, чтобы восстановить силы. На выходе из переулка их встретил Мясник, один на один бившийся со стражником в тяжелом доспехе. Его удары длинным двуручным мечом не приносили противнику большего вреда, чем вмятины в панцире и шлеме, но он наносил их с молчаливой методичностью, пока птенцы с арбалетами и луками прикрывали его с крыш от набежавших солдат подмоги.       Ромео, увидев, что на подмогу к противнику Мясника бегут еще двое тяжеловесов, не позволил Мариусу затормозить, утянув вновь на дорогу, ведущую к спуску в подземный тоннель, по которому они планировали добраться до убежища на острове. Но до него было еще четыре квартала, а стража, неумолимо преследовавшая их, все пополнялась новыми группами воинов взамен павших.       Звон и лязг наполнил сам воздух залитых ярким солнцем и кровью римских улиц. Мариус, сквозь тяжелое сиплое дыхание и громкий стук сердца, распиравшего грудь, слышал, как смеется Шут, подбадривая брата и сквернословит в адрес воинов. - Еще немного! - ободряюще крикнул Ромео, завидев, что через квартал на перекрестке выступил Орсо, вооруженный двуручным мечом и с клевцом (2) за плечами. Им надо было добежать до него и свернуть налево, чтобы через паутину разрушенных построек выбежать в предместья колизея, где и был вход в подземку. Но Орсо, оглядевшись, махнул Ромео, не дав приблизиться, потому что с двух сторон на него армейским строем шли две группы воинов, закованных в дорогие тяжелые доспехи, с пиками, алебардами и мечами в руках.       Ромео затормозил, спиной оттесняя Фабретти к стене ближайшего дома, и успел подать сигнал ассассинам, чтобы те устремились на выручку, прежде чем Гведоли, сорвав с пояса глиняный сосуд с фонарным маслом и промоченной им же тряпицей, поджег ее и с силой метнул в дальний строй. Пламя охватило нескольких воинов, другие бросились врасспную, но быстро сориентировались и устремились к Орсо, который в это время уже использовал дымовые бомбы против второго строя, дезориентировав противников, и отступал на середину квартала.       Ромео слышал, что позади них идут сражения, и несмотря на это, их снова догоняют — с двух сторон к ним стремительно приближались отряды стражи. Между Орсо, начавшего трудный бой с несколькими воинами, и Ромео с Мариусом оставался лишь один доступный просвет между домами, через который можно было проскочить на соседнюю улочку, сплошь заставленную торговыми лавками. Не тратя времени, ассассин, снова схватив графа за руку, рванул через дорогу, слыша, как за их спинами свистят стрелы птенцов, насмерть бьющих тех, кто почти настиг их.       Протискиваясь между стенами зданий, Ромео поторапливал Мариуса, которого пустил вперед себя, и слышал, как по крышам раздался топот бегущих ног. Он успел вытолкнуть Фабретти в толпу торговцев и горожан и увернулся от метательных ножей, пущенных в него ловкими бойцами стражи.       Быстро пробираться через полуденную праздную толпу было непросто. Мариус дал тащить себя за руку, почти не разбирая пути. Миновав путь вдоль одного дома, он услышал истеричный крик Шута, растаявший в шуме разговоров горожан. - Орсо!       Ромео быстро оглянулся, увидев, как по крышам, перемазанный кровью, бежит сумасшедший ассассин, преследуемый приспешницей Борджиа, одетой в черно-алый арлекинский костюм. Прибавив шаг, он, как и Мариус, успел увидеть, что в тесном дворе, двое оставшихся из пяти тяжеловооруженных воинов одолели Орсо, проткнув его мечами, и устало откинули тело на землю.       Больше они не оглядывались, пробравшись сквозь народ на дорогу к руинам жилых домов. И они не видели, как в яростной попытке отомстить за гибель учителя, мечущийся по внутреннему двору Шут был убит клинком арлекина.       Ноги несли их все дальше от затихающего шума резни. Лишь в середине подземного тоннеля, Фабретти споткнулся и, пропахав собой землю, не смог подняться. - Не могу, - шепотом, сквозь подступающие от страха и пережитого ужаса побега слезы шепнул он, продолжая повторять все громче. - Не могу больше, не могу!       Ромео и сам с трудом восстановил дыхание, с пониманием отнесясь к бессилию Фабретти. Ему было жаль погибшего друга отца, но осознание этого еще не пришло к нему. - Мариус, надо идти дальше, - дав ему успокоиться, Ромео помог Мариусу подняться. - Ты уже в безопасности, но здесь все равно нельзя оставаться. - А как же Орсо? Ты видел? Ему надо помочь! - Если ему можно помочь, ему помогут. Возьми себя в руки.       Не сдержавшись, ассассин крепко обнял Фабретти. - Мы почти у цели. Пойдем.       Остаток пути они шли молча. Миновав почти весь город в темноте и сырости подземелья, освещая себе путь факелами, они с облегчением дошли до лестницы, ведущей наверх, к выходу в убежище.       Каменные коридоры и залы встретили их угнетающей пустотой. Ромео проводил Мариуса на самый верх, где располагался кабинет отца. - Думаю, тебе лучше побыть здесь. Эцио должен скоро вернуться. - Почему его не было с нами? - решился спросить граф, удержав Ромео за руку. - Он не мог. Он - глава Братства, и от него требуют решения многих задач. О тебе не рассказывали его союзникам, чтобы не подумали, что он поставит решение личных проблем превыше долга. Сегодня он должен положить конец правлению Борджиа. Поэтому...не сердись на него, - Ромео и сам не ожидал, что когда-нибудь скажет подобное, а сказав, почувствовал, что сделал правильно. - Отдохни. Тебе досталось.       Открыв ему дверь, ассассин не стал дожидаться, когда Мариус что-то ответит, и ушел. Ему хотелось встретить всех, кто помогал ему при отступлении из тюрьмы, и он надеялся увидеть всех пусть и ранеными, но живыми.       Убежище ассассинов, ночь на 07 июня 1501 года.       Эцио устало вошел в главный зал, проводив трех уличных лекарей, одетых в черное. Он помог каждому из них и платил им значительно щедрее Борджиа, потому не опасался, что они при случае сдадут их укрытие. Лекари приносили тела погибших ассассинов. За один сегодняшний день их было слишком много. Троих учеников принесли лекари, Орсо и Шута принес Мясник.       Катерина Сфорца была свободна. Чезаре ускользнул из его рук, сбежав из замка, как только Эцио проник внутрь, а Родриго там не было и вовсе. Все это испортило планы Макиавелли, но не Аудиторе, и Эцио был даже рад этому. Катерина теперь отдыхала в одной из комнат убежища, и Эцио не собирался беспокоить ее до утра, когда была назначена встреча всех глав союзных гильдий.       Тела павших были уложены в главном зале на грубых тканях. Рядом со своим учителем, сжимая губы, плакал Биаджо, остервенело растирая самовольно катящиеся по щекам слезы. Мясник сидел у ног Шута, обхватив свои колени руками и молчаливо, едва заметно покачивался взад-вперед.       Эцио чувствовал уныние и тоску, разлившиеся в пространстве зала. Он и сам испытывал печаль от потери друга и членов Братства.       Подойдя к Биаджо, он крепко сжал его плечо. - Ассассины не боятся смерти. Но страх потери близких и горечь их утраты позволены каждому из нас. Не стыдись своих чувств.       К Мяснику он подошел после того, как Биаджо кивнул. Опустившись рядом, Аудиторе не стал касаться его, но взглянул в отрешенное лицо. - Ты не останешься один. Отпусти брата и Орсо. Пусть пламя вознесет их к небесам, где они всегда смогут быть вместе. Думаю, Шут хотел бы этого.       В эту ночь на Тибрском острове пылал яркий костер, вздымая к чернеющим небесам искры и прах ушедших ассассинов.       Далеко за полночь Аудиторе вошел в свой кабинет, на ходу снимая нагрудный доспех. Он с томящим сердце счастьем увидел на своей постели спутанные золотые, пусть и покрытые грязью, кудри. Фабретти крепко спал и не заметил вошедшего, равно как и того, что его осторожно, боясь потревожить, обняли, прижав к груди. - Теперь все позади, dolce. Ты в безопасности.

Примечания:

1) Мельпомена — муза трагедии. 2) Клевец — смесь топора и кирки, применяющаяся для того, чтобы пробивать металл тяжелого доспеха.