Карусель

      Пробуждение было медленным. Сквозь сон он слышал бормотание, девчачий тонкий голосок шептал что-то на ухо, изредка подрагивая.       — Не смей умирать, слышишь? Даже не думай над этим!       А стоило ему открыть глаза, как перед ним появилась она — самое светлое создание, которое он когда-либо видел в своей жизни. Стояла в двух шагах от кровати, прижимая к груди мокрую тряпку, которую минуту назад убрала с его лба, в длиной рубашке не по размеру и черных лосинах.       — Эй, малая, — ему по-прежнему было тяжело говорить, а потому голос получился хриплым, — сколько я тут уже?       Девчушка вздрогнула, тряхнула головой, от чего длинная белокурая коса скользнула с плеча на спину, и сделала шаг вперед.       — Два дня уже.       — Два дня меня выхаживала? — нахмурился Дима, вспоминая, как она представилась, и оглядывая ее с головы до пят — только сейчас заметил ее немного подрагивающие плечи и покрасневшие глаза. — Плакала что ли? Поди думала, как с ментами объясняться, когда я копыта отброшу? Не дрейфь, — хохотнул он, кряхтя поднимаясь на постели. — Не отброшу.       Она несколько раз кивнула и протянула ему влажное холодное полотенце. С виду девочка была не на шутку испугана — в больших светлых глазах отразился страх, так что Дмитрию на мгновение даже самому стало не по себе.       — Зовут-то тебя как, ангел ты мой?       — Аня, — пожала та плечами.       — Точно, — улыбнулся он. — Анюта. Ну что, Анюта, плохи мои дела?       Та лишь только опять плечами своими худыми пожала да руки протянула за стаканом воды, чтобы Диме дать.       — Трубка есть?       — Нет, конечно, — улыбнулась сконфуженно Аня. — У соседки домашний, но ты не дойдешь, — она и сама не заметила, как перешла на «ты».       Пришлось Диме написать номер на клочке газеты:       — Позвони вот орлам моим, — протянул он ей листочек с номером. — Ситуацию объясни, скажи, что от Медведя. Адрес назови, пусть приезжают да шмотье привезут, — и спустя минуту Аня уже ускакала к соседке, а он тем временем попытался оглядеться.       Маленькая комнатушка с единственным грязным, перекошенным окном, обклеенной белым скотчем рамой, из которого невероятно сильно дуло — это чувствовалось даже на кровати у противоположной стены; кровать полуторка — жесткие пружины впивались в спину и наверняка оставляли на хрупкой девичьей спине большие синяки; старое скрипучее кресло с наброшенным на него красным покрывалом; шкаф платяной местами облупился, а стол, стоящий в углу, покосился под тяжестью практически невесомой стопки с чистым бельем.       Сама Аня, как показалось Диме, совсем в эту картину не вписывалась — маленькая, тоненькая, руки-спички с длинными пальцами, но поистине женская толстая белокурая коса. Ненакрашенная, с натуральными прямыми волосами, овальным лицом, прямым носом и острым подбородком, она больше походила на воробушка, однако же для него самого оказалась ангелом-хранителем.       Вернулась она только минут через двадцать, принесла с собой не только клочок бумаги, но и тарелку супа с зачерствевшим куском черного хлеба.       — Поесть бы тебе и сил набраться, — она помогла ему сесть и подложила под спину еще одну подушку. — Позвонила я. Трубку мужчина снял, Костей представился. Сказал, через час приедет.       Дима облегченно вздохнул и принял из ее рук тарелку с жидким вермишелевым супом.       — Ты уж прости, — пробормотала она, поворачиваясь к нему спиной и складывая полотенца, что были разбросаны по кровати, — мяса нет. Последние деньги на лекарства ушли.       — Ничего, малая. Я тебе еще спасибо сказать должен — с того света вытащила.       Аня только несколько раз кивнула, так и не поворачиваясь, а затем уселась в кресло напротив и устремила свой взгляд на вытертый настенный ковер, который Дима спиной подпирал. Понятно было, что орнамент ей мало интересен — наверняка изучила уже его досконально, просто в глаза ему смотреть не хотела. Но оно и неудивительно — в такое время никогда не знаешь, чего ожидать, особенно от незнакомца.       И пока Аня старательно отводила взгляд, Дима опустошил тарелку. Хотел еще попросить, но слова поперек горла встали — неудобно стало этого воробушка объедать. Ему показалось, что она сама голодает — уж слишком худая была.       — Давай последний раз повязку сменю, — прервала она их затянувшееся молчание, поднимаясь с кресла. — Тебе бы ко врачу потом к нормальному сходить, а то мало ли я что-то не так сделала.       — А ты не врач? — улыбнулся он.       — Да уж какой из меня врач? — потупилась Аня. — Учусь на третьем курсе только.       — А откуда знаешь, как пули доставать?       — Да кто ж этого сейчас не знает? — рассмеялась она. — Первым делом этому и учат.       Дима отбросил покрывало, пока Аня подготавливала все необходимое, а затем сам стянул повязку — картина открылась не очень приятная, но она даже не поморщилась. Стойко смочила вату в обеззараживающем средстве, а потом ловко, практически за две минуты, обработала рану и наложила новый бинт.       — У тебя температура была, я вот лекарства купила, — кивнула Аня на пакет на столе, пока собирала склянки в коробку. — Ты с собой возьми, а после врача уже нормальные купишь.       Диме показалось, что под «нормальными» она имела в виду «дорогие», но он не стал переспрашивать — невероятно клонило в сон, вот только отключаться ему было нельзя. Аня, видя его состояние, приложила холодную ладошку к его лбу.       — Все еще температура, — прошептала она, прилипшие волосы со лба убирая, — перед уходом еще таблеток дам. Но ты ко врачу сходи обязательно.       — Не спросишь даже, как я на улице оказался?       — А чего спрашивать? — поджала она губы, встречая его прямой взгляд — вот только страха в ее глазах уже не было, скорее даже удивление. — Как будто я вчера родилась. На дворе девяносто шестой — сейчас опасно такие вопросы задавать.       — Сама откуда?       — Не отсюда, если так интересно, — и вдруг ни с того ни с сего ощетинилась. — Из деревни я. Сюда поступать приехала.       — Запомни, малая, этот город — одна большая деревня.       Аня какое-то время удивленно на него смотрела, а затем, начав краснеть, отвернулась. По лицу было заметно, как ей стало стыдно за свой необоснованный выпад, но Дима слишком устал, а потому закрыл глаза и откинулся на подушку. Ногу дергало, в висках стучало, а легкие будто копотью покрылись — дышать было тяжело.       Аня чем-то тихо гремела в другой стороне комнаты, а когда из коридора послышался сильный стук в дверь, то тут же замерла. Дима приоткрыл глаза — знал, что так стучать может только один человек.       — Это за мной.       Аня бросила на него быстрый взгляд, а затем осторожно кивнула и вышла в коридор, однако первым к двери подскочил какой-то мальчуган лет пяти. Не успела она его одернуть, как он распахнул дверь, а потом сразу же попятился — Дима наблюдал за этим действием через приоткрытую дверь. Стоило только гостю переступить порог дома, как Аня быстрым движением задвинула мальчика себе за спину и вскинула голову — Костя по сравнению с крохотной девчушкой казался высоченной шпалой.       — Ну, где тут наш герой-любовник? — пробасил он на всю квартиру, заставляя, видимо, выглянуть из своих комнат соседей — старые двери заскрипели, открываясь.       — Хорош людей пугать, Костян, — прохрипел, улыбаясь, Дима. — Тут я.       Аня настороженно, все еще закрывая своей спиной мальчика, следила за тем, как в квартиру заходит Костя — его лучший друг — в таких же, как у него, кожаных лакированных ботинках, брюках и длинном пальто.       — Слушай, много раз мне приходилось вытаскивать тебя из всяких переделок, но чтобы из бабской кровати — никогда, — усмехнулся Костя. — Что стряслось-то? Я уж забеспокоился, где ты — не звонишь, не пишешь. Олю набрал, а она мне — не был. Хорошо, девчонка эта позвонила.       Дима бросил быстрый взгляд на Аню, которая, подтолкнув мальчика дальше по коридору, зашла в комнату и прикрыла за собой дверь.       — Потом расскажу, — Дима попытался подняться, и она тут же подскочила, подставляя свое плечо. — Шмотки привез?       На то, чтобы переодеться, у него ушло минут двадцать. Аня тактично вышла из комнаты, и, как только дверь за ней захлопнулась, Костя повернулся к Диме, продолжая поддерживать того за руку, пока он надевал брюки.       — Как ты вообще тут оказался?       — Пошло все не так, как рассчитывал, — прокряхтел Дима, влезая в свитер. — Девчонка меня полуживого на улице нашла. Не представляю даже, как в квартиру затащила.       — Ага, — хмыкнул Костя. — Тощая, как сельдь — ни сисек, ни жопы.       — Прекрати, — поморщился от ноющей боли в боку Дима, — она мне жизнь спасла можно сказать, а ты тут о сиськах философствуешь.       — Да как же не пофилософствовать? — рассмеялся Костя. — Баба сочная должна быть, как ватрушка. Уверен, была бы она посимпатичнее, ты бы не так сразу спохватился и отправил ее мне звонить.       Дима ничего не ответил, недовольно косясь на друга.       Аня появилась еще минут через десять с пакетом в руках — принесла и бинты, и стрептоцид, и таблетки какие-то. Помялась немного около входа, пока Дима пальто набрасывал, а затем все же шагнула к Косте:       — Вы только проследите за тем, чтобы он ко врачу обратился, не дай Бог заражение будет. И пусть вот обработает рану, как только домой приедет. Я там еще таблеток положила, у него температура два дня была. Антибиотики пить три раза в день, а еще можно уколы…       — Спасибо, Анюта, — прервал ее Дима, видя, как подрагивают тощие плечи. Ну точно — воробушек. — Ко врачу обращусь. Спасибо, что на ноги поставила.       Костя принял из тонких пальчиков полупрозрачный пакет со склянками, а затем, подхватив друга под локоть, двинулся к выходу. Проходя мимо Ани, Дима задержал на ней взгляд и не смог скрыть улыбки.       Он никогда не верил в ангелов. Нет, он верил в Бога, потому что на войне без веры пропадешь, а после Афгана, когда вернулся в Петербург, часто посещал церковь. Друзья смеялись, говорили, что Дима грешки свои замолить никогда не сможет, но он ходил туда вовсе не ради отпущения грехов. Ему надо было верить во что-то светлое в этом темном и гнилом мире. Но Дима никогда не встречал ангелов. До этого момента.       Уже садясь в автомобиль Кости, Дима поднял голову, оглядывая все окна в попытке найти то самое, и нашел — Аня вглядывалась в него сквозь белые разводы на стекле и, кажется, улыбалась.